Я смотрю на свои часы в десятый раз – до посадки еще три часа пятнадцать минут. Время вылета приближается беспощадно. Неумолимо. Как только мы с Сережкой переступим через линию контрольно-пропускного пункта международного аэропорта Шереметьево, наша жизнь изменится навсегда. Дрожь пробегает по моему телу, и я несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки. Месяц, проведенный в больнице после полостного кровотечения, не прибавил сил мне и успокоения моим нервам.
– Инна, ты слушаешь? – спрашивает меня мама.
– Что? Что ты спросила? – отвечаю я вопросом на вопрос.
– Ты позвонишь мне, когда вы, хорошие мои, доберетесь до Солт-Лейк-Сити?
– Да, конечно, позвоню. Как только я узнаю, есть ли у них домашний или сотовый телефон в наличии, выясню разницу во времени с Россией, тарифы на междугородние звонки и как долго я могу говорить по телефону.
Мама пытается улыбнуться, но вместо этого вытирает глаза.
Люди говорят, что в первой половине пути каждый думает о том, что осталось позади, а во второй – о том, что его ждет впереди. 26 марта 2003 года доказывает мне, что все русские суеверия ошибочны. Все, о чем я могла думать – это о том, как нам, мне и моему 11-летнему сыну, добраться в наше новое место проживания в городе Солт-Лейк-Сити, штат Юта, США. О том, что я оставлю позади, я буду беспокоиться позже.
Я никогда не была за границей и понятия не имею, как ориентироваться в Шереметьеве, самом большом аэропорту, в котором я когда-либо была. А ведь предстоит еще и нью-йоркский аэропорт имени Джона Кеннеди. Я начинаю заикаться каждый раз, когда мне приходится открывать рот и говорить с кем-то по-английски. У меня нет опыта прохождения через службу безопасности и общения с пограничниками. Да, язык до Киева доведет, но боюсь, что от моей дежурной английской фразы «Пожалуйста, говорите помедленнее» толку будет не много. Все, что у меня есть с собой – это русско-английский карманный словарь, толстая папка с документами, несколько долларовых купюр и визы США в наших паспортах. Наш нехитрый багаж, состоящий из одежды и книг, помещается в огромном красочном чемодане. Его тащит мой сын, поскольку мне нельзя поднимать тяжести. Еще у меня есть надежда. Надежда, что мы обретем семью, друзей и дом в той новой далекой стране.
– Инна, дорогая, мы снова увидимся, – говорит моя сестра и сжимает мою руку в своей.
Я киваю. Сдерживая слезы в горле, я шепчу: «Да, конечно», не веря в то, что это когда-нибудь произойдет. Рыдать в полный голос – это непозволительная роскошь. Уж слишком очевидна решимость в глазах моей мамы порвать наши авиабилеты в клочья и тем самым расторгнуть мой международный брак.
– Мама, пятнадцать минут уже прошло. Нам пора.
Сережка возвращается после осмотра близлежащих магазинов. Он волнуется, как любой ребенок, которому предстоит лететь на самолете в первый раз.
Пытаясь скрыть дрожь, я встаю. Все слова уже сказаны. Все объятия закончены. Довольно тянуть. Я беру свою дорожную сумку правой рукой, в левой сжимаю Сережкину ладонь, и делаю свой первый шаг в новую жизнь.