Иван Московский. Том 4. Большая игра - читать онлайн

Глава 1

Темнота.

Одна сплошная темнота.

Иоанн находился в ней и не ощущал себя. От слова вообще. Ни ног, ни рук, ни даже отдалённого намёка на тело.

– Я мёртв? – попытался сказать он. Но не было звуков. Ничего не было. Ощущалась лишь пустота, темнота и какая-то лёгкость, что ли.

Но вдруг впереди едва заметно проступил силуэт тропинки чуть заметным мерцанием. Он потянулся к ней и стал приближаться. Словно бы полетел. Всё быстрее, быстрее и быстрее, разгоняясь до совершенно безумной скорости. Во всяком случае, так ему казалось.

И вместе с этим движением пришло ощущение, что ему нужно как можно скорее добраться до конца этого пути. Ибо сзади как будто что-то преследовало его. Ведь он, по сути, нарушитель. Умер. Но вместо смерти забрался в чужое тело в чужом времени. И это вряд ли укладывалось в норму мироздания. Как это произошло – бог весть. Но Иоанну показалось, что если его догонят, то спросят сполна…

Тем временем в Москве стремительно разворачивался кризис.

Малый возраст наследника[6] и его неопределённый статус привели к тому, что общество раскололось на четыре фракции. Ведь все посчитали, что король доживает свои последние дни, если не часы. И поэтому нужно думать о том, кто станет править дальше.

Первая партия стояла за малолетнего Владимира. Ему ещё не исполнилось пяти лет, поэтому аббатиса Элеонора, бывшая по совместительству экс-королевой, развила активную деятельность по его поддержке. Ясное дело, с собой в качестве регента.

И её в этом деле немало поддерживали те, кто был завязан на итальянскую торговлю. Иными словами, представители Милана, Генуи и, разумеется, Неаполя. За эту же партию стояли католические иерархи, присутствовавшие в Москве. Но осторожно, опасаясь нарваться.

Эта была партия денег. Больших денег. Нет. БОЛЬШИХ денег. Что поставило на сторону Элеоноры купцов и ту часть родовой аристократии, которая «грела лапки» на этой торговлишке. Так что, несмотря на статус бастарда[7], Владимир имел весьма непризрачные шансы занять престол.

Ей противостояла партия Андрея Васильевича – дяди Иоанна, за которым стояла Степь и практически вся родовая аристократия.

Степь держалась герцога Боспорского по вполне понятной причине. Он ведь был женат на дочери главы Белого ханства. Да и вообще имел со степными аристократами много тесных рабочих контактов. Например, втихую помогал приторговывать рабами. Понятно, на Русь они не ходили, опасаясь «отцовских лещей» от Иоанна. Но деньги как-то зарабатывать нужно было. Вот они и ловили кого могли найти и тащили в Крым, откуда на генуэзских кораблях вывозили в Константинополь.

Прежде всего они совершали набеги на всякие народы Севера, которые не могли противостоять степнякам. Да, ценились сильно дешевле выходцев с Руси, но на безрыбье и рак за колбасу сойдёт. Ну и жители северного Кавказа страдали немало. Они буквально взвыли от эпидемии малых набегов. И ладно бы просто набегов. Так ведь ещё хорошо вооружённых бандитов. Степные дружины-то немало укрепились от сотрудничества с королём Руси и теперь могли похвастаться и хорошим доспехом, и добрым оружием, что делало их намного опаснее прежнего…

Родовая же аристократия видела в Андрее Васильевиче надежду и опору их попранных прав. Иоанн правил самостийно и самодержавно. Опираясь на армию, он игнорировал интересы старых аристократов, и те молчали в тряпочку. Очень уж показательными были первые годы правления короля, когда он буквально растерзал крупных игроков, посмевших ему перечить. А тут свой человек на престоле. Он-то традиции предков не забудет.

Третьей партией были сторонники Евы – королевы Руси. Ведь до покушения их с Иоанном успели обвенчать. А потом статус дочери Казимира IV был вполне легальный. За неё стояла Польша с Литвой и та часть купцов, которая сотрудничала с Бургундией и Фландрией. Это была тоже партия денег, но куда меньших. Ведь торговля с этими регионами хоть и приносила Руси большую выгоду, но не шла ни в какое сравнение с итальянскими прибылями.

Позиция Евы была проста. Она хотела стать регентом при малолетнем Владимире, ибо Элеонора – лицо духовное и прав никаких светских иметь не может, так как при постриге отреклась от своей старой жизни.

Кроме того, за Евой стояли православные иерархи. Твёрдо стояли. Потому что она приняла православие и сможет воспитать наследника в правильной вере. Во всяком случае, через неё получался надёжный доступ к воспитанию Владимира.

Четвёртой партией была армия, которую возглавлял негласный её лидер – Даниил Холмский. Он имел абсолютный авторитет в войсках, уступающий только Иоанну. И Даниил стоял на простой позиции:

– Не спеши!

Ибо король был ещё жив. И рано делить шкуру неубитого медведя. А учитывая его везение – не факт, что он вообще умрёт. Нет, конечно, когда-то он обязательно умрёт. Но это будет когда-то. А вот сейчас – не факт.

Именно армия и Даниил выступали в роли этакого лесника, который не позволял противоборствующим партиям развязать гражданскую войну. Только угроза физического уничтожения со стороны верных королю войск заставляла их ограничиваться словесным перепалками. Мерзкими. Грязными. И весьма многообещающими. Но не переходящими к делу…

– Меня снова угрожали убить, – тихо прошептала Ева, сидя у постели с Иоанном.

Смахнула одинокую слезу.

Женщине было страшно.

Очень страшно.

Ей было двадцать два года. Для той поры вполне зрелый возраст. Только провела она его при дворе отца, который оберегал свою дочь от любых невзгод. И даже в самые мрачные дни никто и никогда не смел говорить Еве гадости такого пошиба.

Да, умом она понимала, что, скорее всего, её убивать не станут. Просто сошлют в монастырь. Но её это совсем не грело. Она мечтала о семье и тихом семейном счастье. Чтобы любящий муж, дети и покой. По сравнению с Элеонорой она была куда менее амбициозна. И не рвалась к власти. И если первая супруга вполне осознанно выбрала постриг вместо смерти, то она – Ева – почитала монастырскую судьбу хуже гибели.

За окном снова продолжали шуметь.

– Эй, тварь! – крикнул кто-то и кинул снежком в ставни.

Ева никак не отреагировала.

Это продолжалось уже целый день. Поначалу она выглядывала, пытаясь разглядеть тех, кто так хамил. Но не успевала, как правило. Потому как хулиганы сбегали. А в тех немногочисленных случаях, когда ей удавалось заметить злодеев, ими оказывались оборванцы. Их, видимо, нанимали политические противники, чтобы действовать ей на нервы. И тот факт, что в этом же помещении находился король, мерзавцев совсем не смущал. Он ведь находился без сознания. И скоро должен умереть. Так чего смущаться, считай, дохлого льва? Да, могуч, силён и опасен. Был. Сейчас же едва дышит.

– Пёсья кровь… – пробурчала она. Вздохнула. Встала. И подошла к иконам.

Иоанн не отличался особой набожностью, насколько она успела заметить. Но определённые приличия соблюдал.

Перекрестилась.

И тихонечко стала нашёптывать «Отче наш». На латыни. Как с детства и учили. На греческом или на русском она её ещё не знала. Эти языки она вообще не знала, владея только польским и латынью. Ну и немного германским.

Тихонько что-то постучало в ставни.

Тук-тук. Тук-тук. Словно ветка.

Это было совсем не похоже на проказников. Она несколько секунд помедлила. Ещё раз перекрестилась. Подошла к окну. И осторожно приоткрыла ставни.

Там на каменном выступе сидел ворон. Один из тех двух воронов, что все вокруг считали питомцами короля. Крупный такой. Он немного наклонил голову на бок, рассматривая королеву своим чёрным, казалось бы бездонным, глазом. И не улетал. Ева огляделась и увидела на ближайшей крыше второго ворона.

– Оба пришли? – спросила она на польском.

Тишина.

– Попрощаться с хозяином?

Опять ничего в ответ.

– Вот я дура… они же не разговаривают.

Тяжело вздохнула и отошла от окна, пропуская птицу внутрь. Она их побаивалась. Но раз пошло такое дело, то чего уж рядиться? Сколько лет, по слухам, эти две птицы живут с её мужем? Привыкли, видимо. И тоже переживают. Ведь если он умрёт, то кто их станет подкармливать? Прогонят. А то и вообще – прибьют из страха.

Ворон в два небольших прыжка пересёк широкий подоконник. Ещё раз прыгнул. Пару раз взмахнул крыльями. И оказался на постели с королём.

Запрыгнул тому на грудь.

– Ой! – воскликнула Ева, вспрыснув руками, которые тут же прижала к лицу. – Матерь Божья!

И, скосившись на икону, истово перекрестилась, потому что Иоанн открыл глаза и посмотрел на неё вполне осознанным взглядом. Чуть-чуть задрожал губами и едва заметно что-то не то прохрипел, не то просвистел. Говорить он, видимо, не мог. Пока, во всяком случае.

– Сейчас! Сейчас! – воскликнула она.

Выбежала в соседнюю комнату. Там спал дежурный офицер.

Она его потрепала за плечо, нервно что-то болтая по-польски. Тот ровным счётом ничего не понимал. Особенно спросонья. Но последовал за ней. Догадался.

Вошёл.

Встретился взглядом с Иоанном.

Ахнул.

И бегом вылетел из комнаты, направившись к Даниилу.

– Король очнулся! Король жив! – вопил он по пути.

Глава 2

Время шло своим чередом. Только очень медленно. Словно какая-то тянучка… жвачка… резинка…

Ева очень редко и ненадолго покидала мужа. Следила за всем. Сама кормила с ложечки бульоном. Маленькими такими глоточками. По чуть-чуть. Потому что нормально глотать Иоанн пока не мог. Он едва-едва справлялся сглатывать и эту питательную влагу. И за один подход не больше трёх-четырёх раз. Далее следовал перерыв.

А бульон, подогреваемый на специально поставленной жаровне, ждал своего часа. И медленно, чуть ли не по каплям употреблялся в пищу. Готовили его под присмотром адептов Сердца, чтобы ничего дурного не произошло.

Обмывать короля, понятное дело, Ева сама не обмывала. Но присутствовала, пока трудились служанки, также выполняя контролирующую функцию и в остальных делах.

И разговаривала.

Много разговаривала.

Рассказывала Иоанну, когда он не дремал, всё, что происходит вокруг. Ну насколько она вообще была в курсе дел. А ещё щебетали служанки. Вот уж кто-кто, а они представлялись настоящим кладезем слухов. За окном продолжали шалить хулиганы. Только теперь эти выкрики слышал ещё и король. Почему они так поступали? Бог весть. Возможно, во все эти сказки о том, что наш герой пошёл на поправку, никто не верил. Ведь перед смертью обычно наступает облегчение. Не всегда, но таких случаев хватает. Да и сведения о том, что короля не только ранили, но и сделали это ядовитым кинжалом, очевидно, гуляли среди народа. Причём ядом каким-то сильным. Ибо в глазах элит Северный Лев был уже трупом. Обычным трупом. Только он почему-то барахтался пока… хватался за жизнь. Но они-то знали – финиш близок, поэтому продолжали увлечённо бороться за власть и положение, которое утвердится после его окончательной смерти.

Но эта идиллия продолжалась недолго.

Не всем была по душе сама мысль о том, что король отойдёт в лучший мир. Те же иерархи, когда узнали о том, что Иоанн выжил, сразу же постарались навязать свою помощь. Уж что-что, а менять живую легенду на его бледную тень, то есть наследника, они пока были не готовы. Ведь под Северного Льва можно собрать по-настоящему мощный Крестовый поход. А под его сына – нет. Конечно, через десятки лет он, может быть, сумеет утвердиться в славе родителя. Но когда это ещё будет? Иоанна же знают и уважают. Кто-то, конечно, ненавидит и презирает, но как полководца именно что уважают… ну и боятся, куда уж без этого. Ведь он пока что не проиграл ни одну из битв. А провёл их он весьма изрядно.

Вот иерархи и постарались зацепиться за этот шанс. Вдруг получится? Вдруг Всевышний окажется на их стороне? Так или иначе, но узнав об улучшении самочувствия короля, они бросились ему помогать. Ну и, как следствие, «застряли в двери». Кому из них предоставлять своих лекарей? Ведь и у Патриарха, и у нунция имелся при себе хороший медик. По местным меркам, во всяком случае.

Закономерно начался срач, то есть долгий и сложный спор на повышенных тонах. А ведь лекари имелись и в других посольствах…

Анализируя эту ситуацию позже, Иоанн так в своём дневнике и записал, что выжил он только благодаря столь своевременной заминке. Ведь каждый день и даже каждый час их ругани позволял ему лучше отлежаться и восстановиться. Укрепить организм, так сказать, подготовив его к лечению.

Лишь к 10 марта доброжелателям удалось прийти к консенсусу. Решение оказалось простым и очевидным. Даже удивительно, что они потратили на его выработку столько времени. Впрочем, демократия… она всегда такая. Лишь бы поболтать да поспорить…

Эти деятели позволили медикам промеж себя определиться с тем, кто станет их лидером. Остальные же окажутся при нём. Советовать, наблюдать, помогать. И чтобы этот самый лидер любое решение принимал только после коллегиального обсуждения.

В принципе – выход.

Даже в XXI веке так нередко поступают. Ибо консилиум врачей – дело хорошее. Особенно если это специалисты разных направлений, что позволяет намного быстрее, лучше и точнее определить диагноз и выработать оптимальную стратегию лечения.

Беда была лишь в том, что здесь имелись врачи XV века. А это, надо сказать, очень специфическая братия. Именно про них можно в полной мере сказать: «Иных уже нет, других долечим» и «Коль не добил меня француз на поле боя, взялись за дело доктора». Конечно, бывало, что их методы могли удачно совпасть с заболеванием и помочь. Но чудеса случались нечасто…

Почему так происходило?

Не секрет.

Дело в том, что уровень развития медицины прямо пропорционален тому, насколько хорошо изучено человеческое тело. Да и биология в целом, ведь без понимания, что, зачем и почему в природе употребляется, не всегда можно понять принципы, на которых функционирует живой организм.

Юных натуралистов в XV веке ещё не имелось. Да и вообще каких-либо натуралистов или хотя бы ботаников. Впервые «этой фигнёй» начнут заниматься лишь иезуиты. А первые вскрытия трупов начали проводиться одиночками лишь в XIII веке. И к 1480 году знаний о внутреннем устройстве человека накопилось ещё очень скудно. Да, какие-то аналогии они могли провести с животными, имеющими сходное строение. Но беда в том, что у них не было и этого. В лучшем случае только какие-то догадки, из-за чего именно в этот период времени вполне себе бытовали мнения о том, что мозг – это железа для выделения соплей. Да чего там говорить, если в XVIII веке, когда китобойный промысел начал набирать обороты и стали промышлять кашалотами, посчитали жир в головном мешке спермой… из-за чего и назвали спермацетом…

У них вообще были крайне интересные теории.

Например, до XIX века в европейской медицине преобладала теория о гуморах или соках, восходящая ещё к Античности. Согласно ей считалось, что в организме выделяется четыре гумора, то есть четыре основные жидкости: чёрная желчь, жёлтая желчь, флегма или слизь и кровь. Их дисбаланс сулил болезни. Так, например, избыток флегмы вызывал проблемы с лёгкими, отчего кашлем организм пытался избавить от неё и восстановить баланс. Удержание баланса жидкостей достигалось соблюдением диеты, лечением, кровопусканием и прочими методами.

О кровотоке, о функциях органов, о природе болезней и многом-многом другом врачи XV и более ранних веков лишь догадывались. И частенько неверно. А если уж положить руку на сердце, то, как правило, неверно.

Например, купание считалось опасным для здоровья. И проходило по категории удовольствия. Ведь помытый человек ощущает себя более комфортно, чем грязный. Так что мытье воспринималось как метод поддержания статуса и услада для тела. Бедняки ходили грязными. Ничего плохого в том не видели. А вот богатым надлежало иметь чистую одежду и выглядеть опрятно. Не потому, что это полезно, а из-за того, что считалось излишеством. Да и мылись не просто водой, а старались добавить в неё каких-нибудь благовоний вроде мяты или ещё чего.

Причём, что примечательно, на Руси было то же самое. Да, ходят, конечно, всякого рода легенды об удивительной чистоплотности славянских земель. Ведь у них имелись бани! Но тут нужно пояснить, что бани эти были по-чёрному, то есть представляли из себя очень долгое время небольшие прокопчённые землянки, из-за чего из них выбирались нередко ещё более грязными, чем до того. Современная же русская баня – это продукт XVIII–XIX веков, разделившийся с той же финской сауной в отдельные направления только в XIX веке. Причём не в его начале.

Дрова же, даже если лес рядом, это не такое дешёвое удовольствие. Ведь их нужно нарубить, привезти, разделать… а той же пилы в крестьянском хозяйстве до XVIII века практически не было. Дорого, незачем, да и мистическая окраска специфическая[8]. А ты поди разделай сухой дуб топором[9]… никакой бани не захочешь, из-за чего простые люди заготавливали в основном сучья да хворост. А таким топливом и дом-то отопить тот ещё квест, не говоря уже о других задачах.

Это раз. А два – в том же Древнем Риме бани появились задолго до появления славян. Парильни имелись у древних эллинов. И даже у скифов. Причём неизменно с тем же самым смыслом[10]. Быть чистым было очень долгое время признаком статуса. Да и в средневековой Европе бань хватало. В том числе и общественных, которые имели штат не только обычных сотрудников, но и проституток. Ведь мытье считалось способом получить удовольствие. Так почему бы не совместить приятное с приятным?

Про гигиену, санитарию и прочие ужасные вещи ещё никто и слышать не слышал. Чего уж тут говорить? В 60-е годы XIX века венгерского акушера Земельсвайса в дурдом упекли за его предложение мыть руки перед приёмом родов. Причём не голословное. Он у себя в роддоме попробовал и сумел таким нехитрым приёмом резко снизить смертность рожениц от родильной горячки – заражения крови. У него была практическая проверка его теории. Статистика. Но разве это кого-то остановило? Ведь если практика противоречит идеи или идеологии, то к чёрту такую практику. Не так ли?

Инфекционная природа заболеваний средневековым врачам была также не ведома. Психические же заболевания трактовались не иначе как одержимость. А ведь имела место ещё и ритуальная медицина…

О! Это была вообще песня! Лидером данного направления был, конечно, Крестовый поход Людовика IX, который в XIII веке ему прописали от тяжёлого недуга. Но такие выходки, без всякого сомнения, являлись крайностью. Обычно поступали проще. Тяжело простудился? Добро пожаловать в часовенку, чтобы помолиться на холодном каменном полу всю ночь. На коленях. Занедужил чем ещё? А сходи-ка, мил друг, в паломничество. Километров этак за пятьсот или даже пару тысяч. Пешком, разумеется. Ну и так далее…

И вот эти весёлые доктора и завалились дружной гурьбой к королю. Чтобы его лечить.

И началось!

То клизму ему поставят, то кровь пустят. То священника поставят псалмы читать да с кадилом благовонять, от чего в помещении стало душно и как-то сально. Нет, запах от кадила был приятным. Но человек дышит всё-таки воздухом, поэтому хорошо воспринимает благовония только тогда, когда они оттеняют чистый и свежий воздух… а не замещают.

А потом пошли лекарства…

Иоанн с трудом мог разобрать то, чем его пытаются потчевать. И сопротивлялся их приёму как мог. Ибо жить очень хотелось. Особенно когда унюхал характерный чесночный аромат. Может, эти деятели и добавляли туда чеснок, но ведь мышьяк точно так же пахнет. А ты поди разбери, что в их «железе для выделения соплей» происходит?

И вот, улучив момент, когда эти деятели вышли из комнаты, оставив короля наедине с супругой, он попытался привлечь её внимание, начав издавать хоть какие-то звуки.

Это помогло.

И чудом Ева не за врачами побежала, а к мужу подошла, заглядывая ему в глаза.

Говорить ещё он пока не мог. Он и дышал-то еле-еле. Но губами более-менее шевелить мог. Вот он и начал пытаться говорить без звуков. На латыни, ибо для них это был единственный язык общения.

Королеву это заинтересовало.

Она внимательно всматривалась в то, что там пытался произнести Иоанн. Повторяла. И если всё верно, муж моргал два раза. Если нет – один раз.

Даже такой разговор дался нашему герою очень сложно. Однако он сумел донести до Евы, что врачей этих нужно гнать взашей. И что он не протянет ещё несколько дней такого лечения.

Супруга всё поняла и не мешкая отправилась к Даниилу Холмскому. Тот через пень-колоду, но уже говорил на латыни, поэтому вполне смог понять её слова.

– Не может такого быть! – раздражённо воскликнул он.

– А пойдём к Иоанну. Сам у него и спросишь.

– Он говорить начал?

– Пойдём.

Недовольный Даниил последовал за ней.

Ему не верилось, что такие уважаемые лекари, применяющие самые передовые, по его мнению, методы лечения, обыкновенные шарлатаны. Вон как мудрёно говорят.

Но пошёл, испытывая острое желание послать её к лешему. Однако проверить слова Евы он хотел. Ибо Холмский прекрасно видел, как суетились иерархи. Старались. Как пытались помочь, вполне искренне переживая. И тут такие слова. Вздор же! Как им не быть вздором?

Зашёл.

Ева быстро повторила при Иоанне то, что передала Даниилу. И попросила моргнуть два раза, если она передала его слова верно. И один раз, если нет.

– Матерь Божья! – воскликнул вспыхнувший Холмский, увидев, что его король моргнул дважды. Без всякого промедления он пригласил главу адептов Сердца, перед которым повторили это действо. И началось…

Врачей уже через четверть часа всех задержали и поместили в отдельные камеры. Тех, кто их направил, тоже. Но последних ненадолго и больше для банального опроса. Слишком уж уважаемые люди. Да и для сговора у этих людей основания не было. Иоанн им был нужен. Живым и здоровым. Во всяком случае, иерархам точно. А они в этом лечебном деле играли ключевую роль. Важнее виделся другой вопрос: кто им этих коновалов сосватал и зачем.

Территорию же, где находился король, оцепили и установили строгий режим. Никто не мог ничего сделать без санкции Иоанна. Во всяком случае, такого, что могло как-то повлиять на его здоровье. Ева же сидела рядышком и выполняла функции переводчика, потому что более-менее внятно по губам могла читать лишь она.

Глава 3

Дни шли свои чередом.

Ева сидела при короле, выступая переводчиком. Во всяком случае, по губам читала более-менее уверенно только она. Видимо, сказывалась придворная привычка, сформированная за столько лет обитания при дворе отца.

Король не желал никого видеть и хотел лишь одного – покоя. Чтобы его не дёргали. И уже точно не лечили кровопусканиями там всякими, клизмами и прочими аналогичными «прогрессивными» способами.

Он распорядился держать помещение свежим. И регулярно его проветривать. Его самого мыть и кормить. Нормально. Бульоном пока. Но крутым и с волокнами мяса да размоченным хлебом, из-за чего получалась такая жиденькая питательная кашица. Плюс молоко.

И такой режим давал результат. Иоанн медленно, но уверенно стал поправляться. С каждым днём ему становилось хоть чуть-чуть, но лучше. Но слабость… чёртова слабость… он даже говорить пока не мог нормально – только шевелил губами и пытался издавать звуки. Но лёгкие его подводили, так что в лучшем случае получался едва различимый шёпот. Да и то – он быстро уставал. Так что пока он больше просто беззвучно шевелил губами, тем более что этого вполне хватало для общения с женой и немногочисленным окружением.

В любом случае Иоанн выкарабкивался. Однако для окружающих это было неочевидно…

– Твари… – процедил Андрей Васильевич.

– Твари? – удивился нунций Святого Престола.

– А как их ещё назвать?

– Кого? Что случилось?

– А ты разве не знаешь ещё? А-а-а… – махнул рукой Андрей Васильевич. – Ты вот давно навещал племянничка моего?

– Так никого же не пускают.

– Вот! – назидательно поднял палец герцог Боспорский. – Именно что не пускают.

– Иоанн изволит отдыхать, – пожал плечами нунций. – Оправляется от отравления.

– А ты в этом уверен?

– А разве это не так?

– Конечно, нет! Вот я и говорю – твари! Ныне ведь как выходит всё? Это польская ш… – начал было говорить герцог, но замолчал. – Это полячка вроде как передаёт слова племянничка. А Данила-пёс их доводит до нас. Ничего не смущает?

– А что меня должно смущать?

– А то, что племянничек мой преставился! Оттого лекарей всех и арестовали! И, мню, замучают их в холодной. Ибо ведают они о смерти короля. А эти мерзавцы от его имени власть держат. Сколько так продлится? Месяц? Два? Три? Так разъедутся все, ибо дома дел хватает. А они так и останутся править, рассказывая всем о том, что это дескать племянничек мой им поведал.

– Долго они так просидеть не смогут. – чуть подумав, произнёс нунций. – Рано или поздно им придётся предъявить Иоанна.

– Так и предъявят. Найдут похожего на него человека. Посадят на престол.

– Откуда тебе это известно? – нахмурился Патриарх, внимательно слушавший беседу.

– Не все адепты верны этому прохвосту Даниле. Он ведь, злодей, вон что удумал. Самому встать во главе Руси.

– Ты сможешь нам его показать? Этого адепта.

– Он жить ещё хочет, чтобы так рисковать. Данила ведь не простит ему. Сказывал, что зарежет и его, и всех его близких, ежели болтать кто начнёт.

– Твари… – тихо произнесла Элеонора.

– Вот я и говорю – твари, – кивнул Андрей Васильевич. – Но за Данилой армия. С ним не поспорить.

– Армия на его стороне, пока он верен королю, – веско заметил нунций.

– А ты пойди докажи, что это не так? Умаешься.

Так и беседовали.

До людей, мало связанных с политикой, подобные разговоры тоже доходили. Они слушали. Мотали на ус. И делали своё дело.

Так, например, Аристотель Фьораванти как работал над собором, так и продолжал. Без какой-либо задней мысли. Умрёт Иоанн, умер или останется жив – его работа оплачивалась. А дело он делал большое и очень важное. Уже даже то, что удалось создать, обеспечивало не только ему карьеру в будущем, ежели придётся бежать из Руси, но и славу в веках.

Ему нравилось то, что он делал. Очень нравилось. Можно сказать, что он от своей работы тащился, пёрся и наслаждался ей. Ибо собор получался просто удивительный. Во всяком случае, достойный того, чтобы на него равнялись в будущем.

Строго говоря, от собора была готова только «коробка», над которой ещё трудиться и трудиться, но формально он был уже освящён, и в нём ежедневно проводилось богослужение.

Высота этой «коробки» в куполе достигала девяноста метров. Для Руси – заоблачная высота. Для остальной Европы – очень средний результат. Да, там ещё будет крест, а также по весне продолжатся работы над колокольней, и, возможно, тогда собор сможет побить все местные рекорды. Но это потом, в будущем.

А рекорды были ой какие внушительные.

Например, шпиль на соборе в Линкольне[11] достигал ста шестидесяти метров. А башня церкви Святого Олафа[12] дышала этому собору в затылок со своими ста пятьюдесятью девятью метрами.

Но это рекордсмены. Культовых сооружений пожиже было в избытке. Готическая архитектура, эпоха которой медленно отходила в прошлое, стремилась к максимальным высотам. С, надо сказать, удивительными результатами.

Казалось бы, XIV–XV века – и здания, имеющие высоты свыше полутора сотен метров. Дикость! Фантастика! Чудеса! Однако факт.

И не только культовые здания отличались высотой. В Италии тех лет имелся городок Сан-Джаминьяно, славный тем, что был сплошь утыкан башенками в сорок-пятьдесят метров. А местами и выше. Считай, Манхеттен тех лет[13].

В общем, собор и собор. Большой. Высокий. Возможно, когда его достроят, станет самым большим и высоким в мире. Но пока нет. Хотя и совершенное чудо для Руси, в которой такое монументальное строительство ранее не велось.

В какой-то мере читателя могла удивить скорость, с которой эту «коробку» возвели. Но и в ней не было ничего странного. В Средние века бывало разное. И долгострои, при которых хибарку не могли построить за сотню, а то и более лет. И стремительные чудо-стройки, когда за пару лет возводился мощный каменный замок с высоченными стенами.

От чего зависела скорость строительства в те годы?

Прежде всего от наличия строительных материалов под рукой. Ведь если тебе нужно построить весь храм целиком из каррарского мрамора где-нибудь в Тюмени, то быстро ничего не получится сделать. Материал-то в Италии. И везти его долго, далеко и дорого. А если камень под рукой, то в чём беда? Строй себе и строй.

Иоанн же постарался в этом плане и заранее подготовился. К 1478 году в интересах большой московской стройки уже действовали несколько каменоломен по Москве-реке и Оке. Там добывался известняк. Как строительный камень, так и известь, без которой, как известно, в те годы ничего нельзя было построить.

Ещё одна каменоломня была в Карелии, где работали приглашённые из Италии мастера, руководя местными трудягами, набранными в Новгороде и других северных городах. Там добывали гранит. Его требовалось намного меньше, чем известняка, ибо шёл он только для самых значимых зданий, да и то – частично. Именно поэтому больше одной каменоломни и не держали.

Кроме того, вокруг Москвы расположились несколько кирпичных заводов, выпускающих как керамический кирпич, включая клинкерный его вариант[14], так и римский[15]. Черепицу. И прочее.

Так или иначе, но король Руси заранее обеспечил поступление строительного материала в необходимых объёмах. Не только для храма, но и вообще – для масштабной перестройки столичного кремля. Понятное дело, что хватало не всем и не всегда. Но имелись приоритетные и второстепенные направления. И кафедральный собор был особенно важен для Иоанна, поэтому что-что, а для его строительства выделялось всё потребное вовремя и в нужном объёме.

Другим ключевым фактором являлось наличие работников.

Их должно быть в самый раз, то есть достаточно для того, чтобы шли все необходимые процессы. Разных работников подходящей квалификации. И каменщиков, и камнетёсов, и прочих, включая разнорабочих. Ну и, само собой, при подходящей тягловой силе.

Если рабочих рук будет слишком много – они станут друг другу мешать. Если слишком мало, то их не хватит на параллельное выполнение всех потребных операций, из-за чего, как несложно догадаться, в обоих случаях увеличится время строительства.

Обычно храмы строили силами одной-двух артелей с периодическим привлечением иных работников. При таком подходе работы шли долго, но ежемесячный ценник выглядел разумным. Как и расход строительного материала. Всё упиралось, по сути, в финансирование и возможность нанять рабочих подходящей квалификации.

Храмы, как правило, не являлись стратегическим сооружением, поэтому никто не спешил их строить, выделяя средства по мере необходимости. Но и тут Иоанн не сотворил чуда. Имея очень много денег, поднятых на военных кампаниях и торговле, он навербовал в Италии квалифицированных строителей. Прямо целыми артелями пригласил их, обеспечив на месте тягловым скотом и местными разнорабочими. Откуда и высокая производительность, типичная для экстренного строительства замков. Обычно так не поступали. Но обычно и гости из будущего во главе средневековых государств не становились…

Что ещё?

Да всё вроде. Из причин, которые могли как-то объективно затормозить дело, – всё. И если эти вопросы решить своевременно и в полном объёме, то скорость строительства достигнет одного-двух слоёв кирпича или камня в день из-за невысокой скорости фиксации кладки известковым раствором. А так бы и быстрее строили.

Но имелись и другие факторы, влияющие на ход строительства. Не настолько фундаментальные, но важные. Например, изменение планов. Такое происходит обычно в случае затяжного строительства. Ещё могли вмешаться в ход дела стихийные бедствия. Пожары там, землетрясения, наводнения и так далее. Что было по своей разрушительности вполне сопоставимо со сменой планов. Ибо в одном случае намеренно перестраивали, а тут – вынуждено. Иной раз из-за этих перестроек храм могли возводить по сотне и даже несколько сотен лет, тормозясь ещё и эпизодическим поступлением денег. Как ни крути, а сложно в течение пары столетий обеспечивать регулярное и своевременное финансирование таких долгостроев. Качества постройке это, конечно, не добавляло. Скорее, напротив. Но в жизни всякое бывало, и такие курьёзы тоже…

Ну и главное.

Строительство храма – это не только возведение его стен и крыши. Нет. Это ещё и отделка. И вот тут-то проблемы и начинались. Потому что, если сам собор можно довольно быстро возвести, даже большой, то отделку в таком темпе не выполнить. Ибо работа это художественная. Особенно это касается внутренних интерьеров. Там ведь роспись была по штукатурке. И роспись та делалась художниками. А дело это небыстрое. Считай, чудовищной площади картину нужно нарисовать – размером со стены и потолок храма.

Вот там-то можно и застрять. И на пять, и на десять, и даже на двадцать лет. А в отдельных случаях над внутренней отделкой трудились по два-три поколения художников. И в этом плане новый Успенский собор не исключение…

По большому счёту Аристотеля изначально смущало только идея железного перекрытия крыши. Но Иоанн взял всю ответственность на себя, и итальянец принялся за дело без оглядки на потери в репутации в случае провала. Да и, в конце концов, если бы ничего не вышло, пришлось бы делать по старинке – деревянными балками или каменными «звёздами». Дольше, но…

Он, конечно, переживал. Однако всё обошлось. Кованые железные пруты[16], профилированные в двутавр, оказались удивительным решением. Да, с их поковкой намучались. Но результат превзошёл все ожидания архитектора. Замена материала потребовала новых методов крепежа. Однако ничего принципиального нового, заклёпки – обычная вещь в Средние века[17].

Сами балки представляли собой пространственную форму прямоугольного сечения, склёпанную на земле из прутков. Наверх их поднимали уже собранными в единую конструкцию. И этот способ перекрытия был единственной по-настоящему необычной и новой технологией в опыте и знаниях Фьораванти. Всё остальное в той или иной форме либо было привычно, либо знакомо. Вопрос лишь в комбинации решений…

Дифференциация удельной массы материала между этажами? Обычное дело. В городах Европы так жилые дома строили. Первый этаж из камня, а верх – из дерева. Как вариант. Положить на тяжёлый камень более лёгкий? Ничего противного опыту и здравому смыслу в этой идее не было.

Мощная плита фундамента? Тоже ничего нового. Под любой относительно крупной церковью в Европе такая же лежит, если храм, конечно, стоит не на скале. Обычно её формировали навалом бутовых камней. А тут ещё решили известковым раствором скрепить. Почему нет? За ваши деньги любые изыски.

И так далее… И тому подобное…

Так что в этом соборе кто-то видел провидение Господне, Аристотель же – плод человеческого труда и грамотного планирования. И возвращался итальянец в собор каждое утро с особым чувством какого-то восторга, что ли. Ему ещё нужно построить колокольню и отлить для неё колокола. А потом долго и нудно руководить отделкой. Но факт остаётся фактом. В историю его Успенский собор уже вошёл. Как и он сам…

Антуан Великий Бастард Бургундии сидел на своём коне и с блуждающей улыбкой на лице наблюдал за манёврами новой армии своего брата – Карла Смелого. А там, в некотором удалении, маршировали аркебузиры и пикинёры…

Его поездка в Москву принесла свои плоды.

И вот теперь в Бургундию шли регулярные поставки дешёвого военного снаряжения. Да, оно уступало по своим защитным свойствам тем же полудоспехам и даже бригантинам. Но оно было дёшево и его было много. Настолько, что Карл смог позволить себе сформировать большую массу пехоты в надежде на то, что она сможет «затащить» в местных конфликтах.

Стёганый кафтан с пришитой к нему ламеллярной чешуёй. Широкий шлем дзингаса с надёжно держащим его подбородочным ремнём. В руках у них пики да аркебузы. Опять-таки московской выделки. Они оказались на голову лучше местных и дешевле.

Снаряжение само по себе – это просто железки, поэтому Антуан договорился о том, чтобы у Иоанна «дезертировало» необходимое количество вояк, дабы выступить инструкторами.

Ну как дезертировало?

Официально они ушли в отпуск без сохранения содержания. И уехали в Бургундию, где встали на довольствие Карла Смелого, начав обучать его людей. Само собой, пришлось хорошо заплатить и им, и их сюзерену. За одну только эту сделку король Руси получил сотню ремесленников-мастеров разных потребных ему специальностей.

Так сказать, обмен опытом.

Плюс четыре тысячи голов мериносов – тонкорунных овец. Да две сотни кобыл лучших пород и тысячу жеребцов, из которых три сотни – прекрасно обученных дестриэ. И это не считая звонкой монеты, которую отдавали за воинское снаряжение.

Немалая цена. Но она того стоила. Так что бургундская регулярная пехота, выросшая чуть ли не на пустом месте буквально за год, внушала. И в какой-то мере напоминала русскую. Разве что гербовые цвета другие. Вместо золотых восставших львов на красном фоне у этих ребят красовались чёрные на золотом.

Да, пока страдала выучка. Да, у этих рот ещё не имелось боевого опыта и традиций. Но эти ребята уже сейчас вызывали очень многозначительные взгляды у тех, кто был при Вильно или в других местах боевой славы Руси.

Луи XI в немалой степени испугался этих новостей. И тоже начал массово закупать военное снаряжение. Но, очевидно, что уже не успевал…

Антуан улыбнулся ещё шире.

Разговоры с королём Руси получились довольно интересными. Иоанн не был человеком эмоций или каких-то сиюминутных мелочей. Нет. Это политик, который мог проглотить любое личное оскорбление ради политических выгод. А значит, с ним всегда можно было договориться.

В своё время Карл с подачи Антуана пытался решить свои проблемы со швейцарцами с помощью Иоанна. И тот помог. Никто и никогда ТАК не громил этих гордых горных вояк. А он – смог. Другой вопрос, что сам Карл не сумел реализовать момента. Но так бывает. И обижаться на это не стоит. Удача – девица ветреная.

Сейчас же Иоанн пытался решить свои проблемы с помощью Карла. Иначе бы он не стал продавать военное снаряжение и отправлять инструкторов.

Иерархи втравливали его в Крестовый поход, вдумчиво расставляя ловушку. Он же всецело от этого «благого дела» отмахивался. Ибо он королю Руси был нужен как собаке пятая нога.

Нет, конечно, открыто отказаться он не мог. Разрушить свою репутацию таким глупым и примитивным способом было для столь разумного человека немыслимо. Ведь репутацию легко потерять и очень сложно заслужить. Он ведь не Луи, которому в приличном обществе никто руки не подаст. Он воин, полководец и политик. Да, со сложными отношениями с Церковью. Что, впрочем, совершенно обычно для любого активного и деятельного человека.

Ну так и вот.

Саму задумку Иоанн, конечно, же не рассказывал. Но Антуан – умный человек. И всё прекрасно понял.

Тут не нужно было иметь и семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем займётся любимый его братик Карлуша, получив таких интересных солдатиков. У него ведь вопросы много к кому накопились. И к Луи де Франс, и к Фридриху Габсбургу, и к кое-каким мордам из швейцарских кантонов. А уж сколько крови попили ему дельцы из Нидерландов, припоминая свои финансовые потери, не перечесть. И не нужно быть пророком, чтобы понять – он пойдёт им всем возвращать долги. Понятное дело, не сразу, а по очереди. Но в том, что в самой ближайшей перспективе бо́льшую часть Европы охватит война, не стоило даже сомневаться.

Антуан ничего не знал о цепной реакции. Но он догадывался о том, что это такое. Во всяком случае, применительно к политике.

Карл, скорее всего, пойдёт первым делом на Луи. Очень уж он его задел тем, как повредил репутацию. И постарается отомстить. После серии удачных побед, поняв, что у короля Франции нет сил противостоять Карлу Смелому, в дело встрянут другие игроки. Тот же Арагон, имеющий виды на Септиманию, Гасконь и Арманьяк, где недовольство Луи было весьма значительным. А там и Бретань вступит в дело, и, вероятно, Англия.

В общем, застарелая серия войн, которая, казалось, завершилась, грозила возобновиться[18]… При таком раскладе вся центральная и западная Европа могла оказаться так или иначе вовлечена в этот конфликт. Какой уж тут Крестовый поход? Тем более – Великий. Для полноты картины не хватало только какой-нибудь заварушки в Священной Римской Империи. И всё. Можно спокойно заниматься своими делами. Потому что лет через пять-десять либо ишак сдохнет, либо Папа, призывавший в поход. А новому может не до того оказаться. В таком деле медлить нельзя. Крестовый поход как пиво – хороший напиток, если употреблять без промедления. А оставил в подвале на несколько лет – и всё, прокисло, став никому не нужным пойлом…

Глава 4

– Что там за шум? – тихо спросил Иоанн у Евы.

– Не знаю. Сейчас… – ответила она и, поднявшись, вышла в соседнюю комнату, откуда спустя несколько минут вернулась совершенно бледная и в сопровождении немало озадаченного Даниила.

– Что?

– Толпа горожан идёт. С ними кое-кто из войск.

– И чего они хотят?

– Сказывают, что король мёртв. А ты, Государь, не настоящий. Подменыш.

– И кто их взбаламутил?

– Чёрт его знает… – почесал затылок Даниил.

– И что этот чёрт сообщил на допросе? – без тени улыбки поинтересовался Иоанн.

– Твоего дядю он называл. Андрея Васильевича. Хотя так ли это или обычный трёп доброжелателей, мне не известно.

– Дядя идёт с ними?

– А как же.

– Что адепты Сердца?

– Готовы умереть за тебя.

– А твои люди?

– Они готовы умереть за короля, – несколько напряжённо произнёс Даниил, явно давая понять, что всё не так однозначно с ними, как кажется.

– Помогите мне встать и одеться.

Шум усиливался, превращаясь в гул раздражённой толпы.

Иоанн со всей возможной спешкой облачался.

Выйти как есть?

Глупость.

Встречают по одёжке. В эти времена особенно. А беседа там будет непростая. Посему король должен выглядеть подобающе. Ведь если воду действительно мутит дядя, то наверняка разоделся в пух и прах. И как будет выглядеть их беседа? Публичная, надо заметить, беседа. Как переговоры представителя высшей аристократии и кого?

Если Иоанн выйдет по-простому, то и выглядеть в глазах толпы будет так. Как босяк. Как самозванец.

В этом плане очень показателен фильм «Викинг»[19], в котором князь позволяет себе публично бродить грязным в обыденной обстановке, да ещё в какой-то непонятной одежде простолюдина и так далее. Да, конечно, тот же Иоанн IV свет Васильевич, прозванный за миролюбие Грозным во времена первых Романовых, мог себе такое юродство позволить. Но это было именно что юродством. Не больше и не меньше. Да и то – грязным прилюдно даже он себе не позволял появляться. Если же дело касалось важных переговоров, то от того, как ты выглядел, зависело очень многое. Даже если тебя знали в лицо. Если же не знали, то и подавно…

Так что, несмотря на накал момента, Иоанн не позволял себе небрежности в таких делах, как выход в чём попало перед толпой. Прекрасно представляя, что в таком случае его шансы резко уменьшаются. Ведь любимый дядюшка в чём его обвиняет? Правильно. В том, что он самозванец. И любой повод, любая деталь будет играть ему на руку.

Облачился.

И осторожно выглянул из-за ставня, оценивая обстановку.

Так и есть. Вон дядюшка нагнетает обстановку. Сидит на коне и что-то вещает, помахивая булавой.

Очень неудачная диспозиция.

Если вот так выйти, то дядя будет визуально доминировать, находясь на коне. А он, Иоанн, окажется в подчинённом положении – ниже, у его ног.

– Пригласите дядю на крыльцо, – чуть помедлив, произнёс король, оценивая обстановку.

На крыльцо ведь не взойти верхом. Точнее, можно, но этого никто не поймёт. Крытое крыльцо довольно просторное. Там спокойно можно разместиться двум, а то и трём десяткам людям.

Андрей Васильевич не смог проигнорировать это приглашение. Было по лицу видно – не хочет, желая оставаться на коне. Но… слез со своего копытного животного и медленно, степенно поднялся на крыльцо, встав там и откровенно красуясь перед людьми. Благо, что одет он был действительно и богато, и эффектно.

Открылась дверь.

Вышли два адепта Сердца. Причём так, чтобы герцог вынужденно отступил на шаг назад. Потом ещё два. И ещё. Достаточно дерзко и неприятно вышли, надвигаясь. В результате Андрей Васильевич отошёл на несколько шагов назад, спустившись на ступеньку с площадки крыльца.

И только после этого появился Иоанн в своей знаменитой бордовой одежде, расшитой восставшими золотыми львами. За дни болезни он немало похудел, из-за чего одежда казалась ему велика. Но другой не было. И лучше было выйти в ней, чем как-то иначе.

– Ты кто такой?! – раздражённо воскликнул Андрей Васильевич, глядя на изнурённое болезнью, осунувшееся лицо короля.

– А ты ослеп, дядя?

– Дядя? Ты что несёшь?! Я тебе не дядя!

– А кто ты? Тётя?

– Я… я… – замялся герцог Боспорский, растерявшийся от такого поворота разговора.

Иоанн же выступил вперёд, надвигаясь на него.

– Ты, я вижу, власти захотел. Людей мутишь. На бунт подбиваешь.

– Кто ты такой?! Где мой племянник?!

– Где король?! Да! Куда вы короля дели?! – начали раздаваться голоса подпевал Андрея Васильевича.

– Значит, опыт твоего старшего брата тебя ничему не научил… – произнёс Иоанн, шагнув вперёд.

– Не тебе, убогий, меня братом попрекать! – рявкнул Андрей Васильевич, не желая отступать. – Проваливай по добру. По-хорошему тебя надо бы вздёрнуть, как самозванца. Но…

– Ах самозванца? – очень нехорошо улыбнулся Иоанн, доставая эспаду из ножен, а его глаза сверкнули. – Так ты, лукавый, презлым заплатил за предобрейшее? Сам захотел править и всем владеть?

Андрей Васильевич попятился, с некоторой тревогой поглядывая на острие эспады. Было видно, что рука Иоанна держит её не очень уверенно. Но клинок острый. Очень острый. Можно нечаянно и наколоться. Чего совсем не хотелось бы.

– Ах ты бродяга! Смертный прыщ! – воскликнул король и ещё шагнул вперёд. – Иди сюда! Пёсья кровь! Перед богом ответ держать!

– Вяжите его, ребятушки! – воскликнул герцог, отходя к своим людям.

Но никто на его слова не отреагировал. Хуже того – люди расступились.

– Вы чего? – опешил Андрей Васильевич. – Хватайте самозванца! Вяжите его!

– Божий суд. – гулко прогудел один из командиров.

– Какой божий суд?! Вы сдурели?! – заорал герцог.

– Он похож на короля. Похудевшего. Много болевшего. Но нашего короля, – заметил второй командир.

– Что? Но…

– Иди сюда, дядя. – прошипел Иоанн. – Иди сюда. И имей мужество предстать перед нашим великим пращуром.

– Что ты несёшь?! – воскликнул Андрей Васильевич, явно не рассчитывавший на то, что ему придётся свои слова отстаивать смертным боем.

Взмахнув крыльями, на парапет сел ворон, пролетев над головами людей. Крупный такой. Откормленный. Один из двух питомцев короля.

Андрей Васильевич поднял взгляд и скривился. Ворон сидел на парапете у окна, ставни которого были раскрыты. А в нём наблюдалась Ева. С мисочкой какой-то. Вот к мисочке ворон и подлетел. А потом, спустя пару секунд, и второй.

Умные птицы за эти дни привыкли к тому, что их кормит не только Иоанн, но и эта женщина, поэтому нормально и адекватно реагировали на неё.

– Когда же эта пернатая мерзость сдохнет. – процедил герцог.

– Тогда прилетят другие, – усмехнувшись, ответил Иоанн. – Пращур наш великий смотрит за нами.

– Опять ты про эти поганые бредни, – покачал головой Андрей Васильевич.

– Не опять, а снова. Хотя тебе, дядя, не понять. Ты ведь там, по ту сторону кромки, не был. И не ведаешь, что Архангел Михаил приходил к людям задолго до пришествия Иисуса. И остался в их памяти. Они ещё не знали о том, что Бог един. И что ангел, пусть даже и старший, это всего лишь ангел.

– Что ты несёшь… – покачал головой герцог, извлекая свою саблю. Да-да. Именно саблю. Он находился под очень сильным влиянием Степи, поэтому многие нововведения короля игнорировал.

– Только то, что древние германцы узнали Архангела Михаила под разными личинами. Когда он нёс смерть и разрушение, они именовали его Тор. Когда проявлял мудрость – звали Вотан или Один. И он наш далёкий пращур. И он наблюдает за нами. Всегда.

– Еретик! Ты не только самозванец, но ещё и еретик! – воскликнул дядя и сделал несколько быстрых ударов, от которых Иоанн легко уклонился, просто отскочив назад.

– Ты ведь знал, что бабушка и твой старший брат отравили мою мать. Не отрицай. Я, в отличие от тебя, челядь и прочих простых за людей держу. И слушаю, что они болтают. Так что легко выяснил, кто и зачем супругу Великого князя отравил. Или ты думаешь, что ваши дела были тайной? Вздор. Вы на виду. Вы все на виду у тех, кого презираете.

Андрей Васильевич от этих слов побледнел и отшатнулся.

– Вот мне и интересно было понаблюдать. Участвовал в заговоре против моего отца. Помог сгубить мою мать. Чуть меня в могилу не свёл. Но притих. Стал демонстрировать верность. Но ведь нутро-то не изменишь. А оно у тебя гнилое. Первый звоночек – Крым. Я ведь тебя туда не за тем посылал, чтобы ты себе вотчину новую прирезал. Нарушил ты моё слово. И сюда – в Москву – носа не совал. Боялся, не так ли?

– Дерись! – рявкнул герцог, недовольный этим разговором. Его ведь слушали все вокруг. Очень внимательно слушали.

– А потом приехал. Прямо на мою свадьбу. Мог бы и приболеть. Но нет – приехал. Я прямо чувствовал, что ты, любимый дядюшка, какое-нибудь паскудство задумал. Признайся – сам надумал или султан подсказал?

– Какой султан?! Что ты несёшь?! Юродивый!

– Это ведь ты притащил сюда убийцу. Ты. Не отпирайся. Только тебе это выгодно. И только ты, пёсья кровь, мог догадаться поднимать толпу. Ведь под толпу можно многое списать. И смерть Владимира тоже. А значит, ты и твои дети сумеют унаследовать созданную мною державу. Да? По лицу вижу, что угадал.

– Люди! – обратился герцог к толпе. – Вот вам крест! – воскликнул он, широко перекрестившись. – Не я притащил убийцу.

– Дерись! – рявкнул Иоанн, опасаясь того, что даст дяде перед толпой реабилитироваться. – Оправдываться перед пращуром будешь!

Андрей Васильевич обернулся.

Мгновение.

И Иоанн сделал выпад.

Герцог попытался его сбить. Но куда сабле против шпаги. Им в скорости удара не сравниться. И если в пешем поединке встретились два мастера: сабли и шпаги – то у первого шансы на успех будут настолько призрачными, что ими можно пренебречь.

Раз.

И сабля герцога звонко ударила обухом о клинок эспады… который торчал у него в груди.

– Отправляйся в пламя битвы! На наковальню войны! – прорычал Иоанн.

После чего выдернул клинок.

Герцог с округлившимися глазами приложил руку к груди, откуда вытекала кровь. Отнял её оттуда. И посмотрел на красные пальцы. Секунда. Вторая. Кровь выступила у него изо рта – вытекая из уголков сжатых губ.

Он покачнулся.

Переступил, пытаясь сохранить равновесие.

– На справедливый суд дороги все ведут, где обретут заслуженный финал: награда или кнут – последствия найдут того, что ты при жизни выбирал. Ты выбирал, – продекламировал король фрагмент из рок-оперы «Орфей». Многозначительно усмехнулся, вскинув брови.

Андрей Васильевич криво улыбнулся и рухнул на колени. Помедлил несколько секунд. И упал лицом в снег. Дёрнулся несколько раз и затих.

– Кто-то ещё? – пошатываясь от усталости, спросил Иоанн настолько громко, насколько мог в таком состоянии. Получилось чуть ли шёпотом. Но его услышали. Все, кому нужно было, – все услышали.

Тишина.

– Если больше желающих предстать пред Создателем нет, то расходитесь по домам. И подумайте на досуге, кто и зачем рассказывал вам все эти сказки о самозванце. Если бы я не успел поправиться настолько, чтобы стоять на ногах, то этот мерзавец убил бы меня. Вашими руками. Подумайте о том, кто и зачем вас хотел подставить перед ликом Всевышнего.

После чего развернулся и, сделав несколько шагов, едва не рухнул. Но адепты Сердца успели его подхватить.

Этот небольшой бой измотал короля больше, чем целый день, потраченный на разгрузку железнодорожных вагонов. Он едва дышал. А перед глазами плыли чёрные точки.

Начни Андрей Васильевич настоящий поединок – не вытянул бы. Просто не хватило бы ресурсов организма. А так… обработав его словами, он сумел улучить момент и прикончить любимого дядюшку.

Толпа же провожала короля во дворец в полной тишине. Можно сказать – гробовой. Они видели поединок. Они видели, как Иоанн едва держался на ногах. И всё одно – победил. И они видели, как король чуть не рухнул на землю от переутомления…

А потом, осознав, что чуть было не натворили, начали пускать кровь. Заводилы-то, понятное дело, попытались сбежать сразу, как Андрей Васильевич упал на снег. Но далеко им уйти не удалось…

Толпа – страшная вещь.

Толпа – чудовище, лишённое разума. Только эмоции. Причём примитивные. Собери в кучу даже самых образованных и интеллигентных людей – и всё равно получишь обыкновенную толпу. Ту же самую, что и из крестьян…

И эту толпу накручивали люди Андрея Васильевича и прочих его сторонников. Разогревали. Готовили к тому, чтобы она принесла герцогу корону. Но не вышло. И эту всю энергию требовалось куда-то девать. Вот они и канализировали её, направив на тех, кто их подначивал.

Иоанн же, едва удерживаясь на грани сознания, улыбался. Мысленно. Он понимал, что теперь его политическим противникам станет не до него. По крайней мере, в ближайшее время. Что позволит ему нормально поправиться и встать на ноги…

Да, в Москве будут резня и погромы. И чёрт с ними. Сейчас ему было не до того. Выжить бы…

Глава 5

Раннее утро.

Рассвет только-только проступал где-то у горизонта. Но жизнь в московском кремле уже била ключом. Газовым…

Иоанн привык рано вставать. И как следствие, все вокруг.

Да, пока он болел, спать приходилось много. Но теперь, относительно восстановившись, он вернулся в свой привычный график.

Сил пока было ещё очень мало.

Ранение, яд и последующее лечение немало его потрепали, поэтому король хоть и вставал рано, но позволял себе обеденный сон, без которого пока не мог обойтись. Из физической активности он мог себе позволить только растяжку. Осторожную. И пешие да конные прогулки. Притом недалеко.

И эта вот утренняя активность стала последним гвоздём в гроб сомнений среди москвичей. За минувшие годы они уже привыкли к тому, что их король вставал ни свет ни заря. Хотя мог бы и понежиться в постели. Но нет. Вставал рано и сразу за дела.

Вот и в этот день он зашёл в комнату, где собиралось совещание, уже часа два как бодрствуя, несмотря на ранний час. Проснулся. Сделал гимнастику для растяжки тела. Позавтракал. Поработал с документами. Подышал свежим воздухом. Попил чай. И теперь вот – явился на совещание до отвращения бодрым.

Люди же, что там собрались, такой свежести не являли. Отвыкли они быть ранними пташками. Пока король болел, позволяли и себе понежиться в постели подольше.

– Докладывай, – кивнул Иоанн Евдокиму, бывшему десятнику городской стражи Москвы, что дорос к этому времени до начальника контрразведки…

Тогда на площади, когда король сошёлся в открытом конфликте с дядей, нашему герою пришлось импровизировать. С тем умыслом, чтобы заставить Андрея Васильевича оправдываться. Ведь тот, кто оправдывается, всегда выглядит виновным в глазах окружающих. В таких делах публичное обвинение – важнейшее дело. Главное – начать первым и не сбавлять оборотов. Главное – не давать супостату перехватить инициативу. Так что король и давил как мог, разыграв эту комбинацию с конём, крыльцом и прочими компонентами.

Конечно же, у него не было никаких сведений, подтверждающих не то что злоумышление, но и даже участие Андрея Васильевича в заговоре. Как и его сопричастность с убийцей. Но разве его это остановило? Обвинения оказались в должной степени неожиданными, чтобы заставить дядю растеряться и начать оправдываться. А дальше? Дальше всё решил клинок.

Но на самом деле ему было неизвестно, кто на него покушался. И этот кто-то, скорее всего, остался безнаказанным, прикрывшись амбициями аристократа. Ведь, судя по всему, кто-то Андрея Васильевича сподобил на эти свершения. Сам-то он вряд ли решился бы. Кто-то на ушко нашептал нужные слова, когда понял, что удара кинжалом не хватило. И этот кто-то и был, скорее всего, связан с убийцами и заказчиком покушения.

Оставалось только выяснить – кто это всё сделал. Но увы. Докладывать Евдокиму особенно было и нечего.

Личность нападающего не удалось установить, даже несмотря на то, что Евдоким отреагировал оперативно. Сразу после смерти убийцы люди из контрразведки доставили его тело куда надо, раздели, тщательно всё обыскав. Потом привели в порядок и сняли гипсовую маску. Но не только с лица, а со всего тела. И в самые сжатые сроки её превратили в пустотелую гипсовую скульптуру, армированную тканью. А потом ещё обработали шпаклёвкой и раскрасили, отметив все раны, родинки и прочие отметины на теле. Ну и цвет глаз, само собой, не забыли. Волосы так же прицепили. Подходящие. Применив для крепления воск. И уложили нужным образом.

Благо, что в ведомстве Евдокима уже трудилась целая свора художников и скульпторов, без которых в его работе было не обойтись. «Фотопортреты» иной раз требовалось составить или вот так – «увековечить» внешность трупа для последующего расследования.

В общем, меньше чем через пару суток перед глазами следователей имелся визуально очень реалистичный манекен покойника. А тело отправили на вскрытие в Анатомический театр. И для обучения будущих медиков, и для попытки выяснить что-то о состоянии здоровья и старых ранах, что уточнит картину персонажа.

Однако это ничего не дало.

Вообще ничего.

Евдоким проработал, наверное, всех священников и более-менее уважаемых людей. Но никто этого парня лично не знал и тесно не общался.

Контрразведчики нашли место, где убийца остановился. Но там он жил нелюдимо, выдавая себя за грека-священника. Однако византийцы его не знали. Видели иногда, но не более того.

Составил карту мест, где этого персонажа видели люди. Где и что он покупал. Какими монетами расплачивался. И так далее, и тому подобное. Получилось очень подробное досье. Однако оно не отвечало на ключевые вопросы: кто он и откуда и – главное – кем являются его подельники.

По лекарям – тоже всё оказалось тухло и глухо.

Они все, как один, утверждали, что ничего не злоумышляли против короля. Что лечили его со всем радением, применяя лучшие из известных им методов. Даже пытки к ним применялись, но умеренные. Чтобы «не портить товар». Но они ничего не дали. Никто ни в чём не сознался.

– Скверно это слышать, – резюмировал доклад король.

– Государь… – попытался было оправдываться Евдоким, но Иоанн его остановил жестом руки.

– Хоть что-нибудь удалось выяснить?

– Удалось установить всех, кто участвовал в подбивании горожан к смуте. А также найти и задержать тех, кто кричал обидные слова вашей супруге.

– Всех?

– Почти, – немного смутился Евдоким. – Установить удалось всех. Но кто-то погиб. Кто-то сбежал из города. Кто-то прячется. На оставшихся живых мы со слов знающих их людей составили портреты со списком примет и раздали городской страже. На случай, если они вернутся или их кто заприметит.

– Хорошо.

– Что делать с теми, кто гадости кричал?

– Их уже опросили?

– Да. Через них вышли на людей покойного Андрея Васильевича. Но те из города уже сбежали. Скорее всего, они отправились в Тавриду, под крылышко его супруги.

– Направьте ей письмо с перечнем этих мерзавцев. И поставьте условие – или она их выдает, или я ввожу в Тавриде прямое управление, присоединяя её к королевскому домену. В силу малолетства наследников и участия их родителя в бунте против короля.

– Слушаюсь, – кивнул Евдоким.

– Тех же, что ты уже задержал, распорядись повесить. Прилюдно. Голышом. С табличкой «Разбойник» на груди. И руки не вязать. И шею не ломать, дабы поплясали в петле.

– Так там же бабы есть.

– Всё равно повесить. Всех. Вдоль дороги, идущей на Тулу соорудить виселицы одиночные. По числу виновных. И как всё будет готово – одним днём вздёрнуть. Раздеть. И гнать их толпой вдоль виселиц. Вешать. Ждать, пока издохнет очередной мерзавец на глазах своих подельников, и дальше двигаться. Под конец оставить самых зрелых и матерых. Поначалу вешать молодняк. Ясно?

– Ясно, – нахмурился Евдоким.

– Али не любо тебе такое решение?

– Там и случайные люди встречаются. Дядька твой ведь нанимал охочих. И детей ремесленников да прочих уважаемых горожан там хватает. Нехорошо их такой лютой смерти придавать.

– А бунтовать супротив меня хорошо?

– Так не ведали они, что творят. По всей Москве слухи ходили, что ты помер. А во дворце супруга твоя и Данила самозванца посадили. Народ же любит тебя. Вот и возмутился без всякой задней мысли. Они ведь шли тело твоё вызволять из плена, дабы похоронить по-людски. Встречались среди этих активистов и мерзавцы, что дяде твоему служили и знали, что творят. Но большинство смущено опасными разговорами.

– И что ты предлагаешь?

– У меня есть список тех, кто однозначно повинен смерти. Их и казнить, как ты сказывал. Но есть и другие. Как с ними быть – тебе решать. Но не лишать жизни и не увечить. Они ведь не со зла.

В зале воцарилась тишина.

Иоанн думал.

Его душа жаждала крови.

Но слова Евдокима были услышаны. И эти люди действительно не выглядели злодеями. Просто теми, кто поддался на провокации. По сути-то, их и наказывать было не за что. Они ведь шли его спасать. Ну ладно, не его, а всего лишь тело. Но дело всё равно благое…

– Хорошо, – после достаточно долгой паузы произнёс король. – Тех, кого считаешь виновным, – повесить. По остальным – подай мне список. С пояснениями. И свои предложения там изложи.

– Слушаюсь, Государь, – прямо расцвёл Евдоким.

Остальные тоже если не заулыбались, то посветлели лицами. Никто не хотелось, чтобы их король срывался в пучину кровожадности. Как с таким монархом дальше жить-то? Ведь в любой момент может случиться приступ, и, не разобравшись в вопросе, уступив своим эмоциям, он отдаст приказ о казни. Это ведь конец… просто конец.

По сути, уступив доводам Евдокима, Иоанн подписал себе путёвку в жизнь. Он показал своим людям, что всё ещё здоров на голову и не представляет угрозы для собственной стаи.

– А как ты с ними поступишь? – поинтересовался Даниил.

– Они деятельные натуры, что не желают делом своим прямым заниматься. Как мне с ними ещё поступить? Буду лепить из них приказ пропаганды.

– Что? Про-па-ган-да. Это что?

– Дословно переводится с латыни «подлежащая распространению». В чём была главная беда этого кризиса? Правильно. В том, что люди не ведали ничего. И это плохо. Этим-то злодеи и воспользовались. Вот нам и нужно это предупредить. Создать приказ, что станет доносить до горожан любые сведения.

– А они справятся?

– Пока не попробуем – не узнаем. М-да. Слушай, тебе удалось выяснить хоть что-то по делу о покушении? – вновь вернулся к нему Иоанн.

– Кое-что удалось. Совершенно точно я могу утверждать только одно – он не эллин. Во всяком случае, этот человек прибыл в Москву не с ними и почти никак с ними не общался. Случалось, конечно. Но редко. Он словно избегал их.

– Избегал?

– Именно. Люди, приехавшие с Патриархом, старались селиться рядом. Всё-таки чужая держава. Чужбина. Вокруг никого, кто по-ихнему говорит. Так что волей-неволей держались они своих. И до сих пор держатся. А этот поселился отдельно и особняком стоял. Это очень странно.

– Он мог бояться того, что его узнают?

– Мог. Но, по отзывам эллинов, говорил он на их языке хорошо, но с акцентом. Они сами его не считали своим.

– Каким акцентом?

– Итальянским, – произнёс Евдоким. Потом заглянул в бумажку и поправился: – Северо-итальянским.

– Час от часу не легче, – вздохнул король.

– И не говори, – покачал головой начальник контрразведки.

– Ты проверил этот след?

– С католиками я проработал вопрос настолько, насколько это вообще возможно. С ними он общался ещё меньше и вообще стороной обходил.

– Твои предположения?

– Никаких, Государь. Нужно отправлять в Италию людей с его портретами. И искать концы. Хоть какие-то.

– Нунций как отреагировал на это?

– Я ему ещё не говорил ничего.

– Наверняка уже знает, что ты опрашивал его людей по поводу этого персонажа. Ты думаешь, он не догадался о том, кто этот человек?

– Все догадываются, – пожав плечами, заметил Евдоким.

– И все начинают думать, что ты – и, как следствие, я – подозреваем их. Не так ли? И начинают оправдываться, оправдываться, оправдываться. Помощь предлагать. И всё такое. Предлагали ведь?

– Предлагали.

– И что?

– Нунций не предложил ничего конкретного. Он просто сказал, что я могу обращаться к нему за помощью в любое время. Потому что тот, кто совершил покушение на тебя, Государь, в разгар подготовки Крестового похода, однозначно враг Церкви. Ибо только враг может пытаться сорвать столь важное дело.

– Вот и обратись к нему. Обратись. Я уверен, что Святой Престол тут ни при чём. Ему это покушение попросту невыгодно. Мягко говоря, не выгодно. Рыть они будут носом – дай Боже. Передай ему пачку портретов и попроси задействовать ресурсы Рима, дабы найти – откуда этот мерзавец и кто его нанял.

– А если они станут вести свою игру? – резонно поинтересовался Даниил Холмский, который после событий весны стал особенно близок к королю. В том числе и в таких вот делах.

– Разумно, – кивнул Иоанн. – Тогда вот что. Пусть люди Вакулы туда едут. И ищут.

– Северная Италия большая, – заметил первый заместитель приказа разведки – Вакула. Он там отвечал за разведывательно-диверсионную деятельность и являлся командиром отряда спецназа.

– С Генуей мы тесно дружим. Там весь город солидно поднялся от торговли с нами. Никто из местных не возьмёт такой контракт. Хуже того – сдаст нанимателя. А уж Людовико, которому они, без всякого сомнения, сообщат, довольно быстро открутит голову злодеям. Другим городом, где всегда можно найти разного рода странных людей на самые безумные дела, является Венеция. Вот с неё и начни.

– Думаешь, работорговцы? – выгнув бровь, спросил Вакула.

– Вряд ли они. Одно дело рабами торговать, и совсем другое – покушаться на монарха. Хотя… чем чёрт не шутит? Проверьте и их. Но осторожно. Если это они, то вас, без всякого сомнения, там ждут.

– А если это султан? – спросил начальник разведки.

– Мехмед?

– Да. Для него этот Крестовый поход представляет смертельную опасность. А если ты, Государь, погибнешь, то и похода не будет. Больше нет людей в должной степени авторитетных, чтобы его возглавить.

– Разумно… но султан обычно так не поступает.

– Времена меняются, – произнёс Евдоким. – Ранее и на монархов покушений таких не устраивали. Во всяком случае, у нас.

– Действительно. Их тихо и мирно травили, – хохотнул Иоанн.

– Что ты имеешь в виду?

– А то и имею. Матушку мою как убили? Потравой. А сколько ещё супружниц великокняжеских так со свету сжили? А самих Великих князей? Ведь раньше никто тем делом не беспокоился. Преставился и преставился. Поди разбери от чего. А если потихоньку кормить мышьяком или ртутью, то сразу и не поймёшь, от чего человек умер. Он ведь начнёт болеть. Сначала потихоньку. Потом всё больше и больше, по мере накопления яда в организме. Отчего преставится он совершенно обыденно в глазах окружающих. Скажешь, что так не делали?

– Делали, Государь.

– Мехмеду выгодно меня убить. Но… для него это урон чести, если это всплывёт. Он же великий завоеватель, а не Луи Паук.

– И всё же…

– Как знаешь. Тогда проверь и этот след. В былые времена у магометан была организация, называемая обществом хашишитов или как-то так. Их ещё именовали ассасинами. Это были религиозные фанатики, одержимые убийством неверных или еретиков. Разумеется, не всех, а тех, на кого укажет их лидер – старец горы, получавший заказы на устранение тех или иных людей. Страшная организация. Но её уже давно нет. Уничтожена под корень. Хотя, возможно, какие-то концы остались.

– Понял, – кивнул начальник разведки.

И совещание довольно быстро свернулось, потому что основная тема была в целом исчерпана.

Евдоким выходил последним. У него было с собой много бумаг, которые он разложил, из-за чего потратил некоторое время на их сборку обратно в папку. И вот когда он уже почти прошёл дверь, Иоанн произнёс:

– Евдоким, а тебя я попрошу остаться…

Глава 6

Несмотря на довольно обширную и насыщенную по местным меркам жизнь, Иоанну казалось, что он бездельничает. Что и не удивительно. Ведь большинство людей, поживших в начале XXI века, получили «профессиональную деформацию», связанную с огромным потоком информации, в котором они живут. И оказываясь от него отрезанными, испытывают дискомфорт. Пусть хотя бы радио и телевизор, а вещают. Даже и какой-нибудь вздор вроде новостей или остросюжетных дебатов рептилоидов по РенТВ. Ну или на крайний случай на рынок сходить и поболтать с продавцами или во дворе посидеть да потрепаться.

Конечно, встречаются и такие люди, которым благодатно находиться в информационном вакууме, но в XXI веке это почти наверняка асоциальные личности. Как минимум. Потому что всякого рода любители «уединения на природе» стремятся к кратковременному отдыху в тишине, а не к постоянному «гулу пустоты».

Так вот Иоанн был полноценным продуктом своей эпохи. И буквально изнывал, когда ему не хватало информации. Он реально задыхался от её нехватки. А как её можно добыть?

Газет нет. Интернета нет. Ничего нет. Ну… книги-то есть. Но их мало, и они довольно специфические. Что совокупно и служило причиной гиперактивности Иоанна. И годы, проведённые в этой увлекательном времени, повлияли на него несильно. Личность-то сформировалась. Давно и основательно.

Как король, он нёс три основные функции.

Первая – функция молитвы. Для общества, насквозь пропитанного религиозно-мистическим субстратом, эта функция была приоритетна. По большому счёту она и сейчас, в XXI веке, находит своё отражение в мышлении масс. «Кошка бросила котят, это Путин виноват». Шутливое высказывание, не так ли? Скорее, даже глумливое. Все понимают, что это шутка. Но только потому, что слишком нарочито и вычурно обозначена ситуация. Однако во многих иных моментах, подчёркнутых не так явно, люди легче принимают на веру тезис, по своей природе ничем не отличимые от этого. Разве что нарочитостью высказывания.

Почему так происходит?

Потому что главный в ответе за всё. Это подсознательный фактор, который хочешь не хочешь, а будет постоянно довлеть над сознанием. Да, если ты должным образом образован и твой уровень осознанности высок, ты можешь контролировать эти подсознательные позывы. Но много ли таких людей?

В Средние века и Новое время ситуация была ничуть не лучше. Засуха? Так за грехи. А почему Бог не помиловал? Так царь-государь наш плохо молился…

Вот и приходилось Иоанну свет Иоанновичу посещать все службы, которые требовалось. Без прогулов. Причём делать это публично. Чтобы люди видели – старается. А даже если что-то пойдёт не так, то им легче будет осознать факт чрезвычайной тяжести их грехов. Что даже вот такое старание замечено не было.

Второй по значимости являлась представительская функция. Король должен «торговать лицом», являя его там, где надо. Присутствовать, участвовать, возглавлять, председательствовать и так далее. Даже банальное посещение стройки, и то – бонус. Просто потому, что в присутствии монарха никто не станет халтурить и бездельничать. Во всяком случае, в его поле зрения.

Третьей же функцией было управление. Как это ни смешно, но она даже сейчас для главы государства носит скорее факультативный характер. Ведь всегда есть те, кому можно поручить то или иное дело. Брат, сват, аристократ какой высокородный или ещё кто. Так уже повелось, что монархи редко много уделяли внимания этому направлению. Иоанн же поначалу наоборот – фокусировался на нём и в ручном режиме управлял государством. Сейчас же, получив к 1480 году более-менее вменяемое правительство, он оказался… не у дел, что ли.

До ранения и болезни он о том и не догадывался. Всё думал, что не справятся. Что ему нужно совать свой нос всюду. Однако более двух месяцев, на которые он вывалился из работы, показали – глупости всё это. Его приказы-министерства работают. Не как швейцарские часы, конечно. Но очень прилично. Во всяком случае, особенных вопросов у него они не вызвали.

И получилось так, что у Иоанна из обязанностей выпала эта функция. Не полностью, но преимущественно. А первые две занимали очень мало времени. В итоге он оказался после своей болезни в положении обычного монарха тех лет, которые традиционно проводили свою жизнь в праздности, развлечениях и прочих бессмысленных вещах. Например, в охоте, каковой они предавались страстно, много и спускали на неё весьма прилично ресурсов. Просто потому, что до черта свободного времени и куда ещё его тратить – не ясно.

Нашему герою это всё было не по душе.

Соваться обратно в ручное управление державой он не хотел. Понял – глупо это. Ему нужно выстроить государственный аппарат, который исправно работает без его участия. А как это сделать? Люди должны набить руку. Получить опыт.

Нельзя научиться плавать, если сидеть на берегу. Нужно плавать. Пытаться. Пробовать. Ошибаться. Нарабатывать опыт.

Да, контроль за этими ребятами нужен. Выборочный, произвольный, внезапный. Но в целом – пущай трудятся.

А что ему остаётся? По церквям ходить да торговать лицом?

Скучно. И масса времени пустует. Что для его деятельной натуры совершенно нестерпимо. Так что он сосредоточился на своих «хобби», насколько вообще эти вещи можно было так назвать. Их со времён появления в этой эпохе у Иоанна было два. А именно книги и производство. Вот ими он и занялся с размахом. Особенно теперь, когда у него под рукой появился чудовищный массив книжников разного толка из Константинопольского патриархата, из которых он и сформировал несколько рабочих групп.

Первая трудилась над Синхронными хрониками – большой работой, в которой сводились исторические сведения. Эти священники перекапывали все те ворохи рукописей и книг, которые он все эти годы покупал, грабил и иными способами приобретал. И сухую выжимку лаконичных сведений заносили в специальную таблицу. По годам и регионам. Известный мир был разбит на несколько условных регионов: Романия, Византия, Германия, Словения, Скандинавия, Татария, Сайберия, Либия, Персия, Индия, Аэрия и Мавритания[20]. Ну и иные земли, которые отмечались отдельной общей колонкой, появляющейся эпизодически.

Сам же Иоанн в этой работе выступал редактором-корректором, который раз за разом вычитывал то, что делала рабочая группа. Вносил правки. Писал им поручения, а также статьи на разные понятийные темы вроде: «Что такое феодализм?», «Периоды и эпохи» и так далее, которые планировал вставить между таблиц хроники.

Вторая рабочая группа трудилась над кодексом Юстиниана и другими юридическими актами.

Иоанну требовался судебник. Потому что вся страна его до сих пор жила по нормам Правды Ярослава. Ну с поправками и дополнениями. Не суть. Беда в том, что судебник этот устарел уже в момент написания. Сейчас же, спустя пять веков, и подавно. А без нормальной нормативной базы развитие государство может быть только хаотичным.

К судебнику король подошёл максимально вдумчиво. Сам Иоанн не был юристом, поэтому желал видеть текст предельно понятным для читателя. Настолько, чтобы разночтения не возникало, а трактовка требовалась минимальная. С другой стороны, он планировал охватить и структурно упорядочить всё так, чтобы этой книгой можно было удобно пользоваться. Вопрос земли интересует? Так иди в этот раздел. Наследства? В тот. Процессуальный? Сюда. И так далее.

Понятное дело, что кодекс Юстиниана к концу XV века «слегка» устарел, поэтому Иоанн и занимался тем, что с помощью рабочей группы агрегировал материалы по всему европейскому праву. Во всяком случае, по ключевым его направлениям и кодексам.

Священники-византийцы составляли выписки. Потом компилировали их после корректуры короля. Потом ещё раз переделывали после того, как Иоанн пройдётся по этим текстам пером – черкая и фиксируя всякие замечания да дополнения.

И так по кругу. Пока текст не утвердится и не отшлифуется.

Но дело это медленное.

Отсутствие компьютера и каких-либо библиотек немало тормозило процесс работы как над Синхронными хрониками, так и над Кодексом Иоанна. Всё вручную. Всё в бумажном виде. Да при остром дефиците информации. Так что, чтобы нормально себя загрузить, он сформировал третью команду из священников-ортодоксов, которые трудились над универсальной энциклопедией, в проекте которой он хотел повторить что-то в духе БЭС или Британики. И четвёртую группу, нацеленную на детальную проработку Истории Руси. И пятую, и шестую, и седьмую… и пятнадцатую.

И всё равно у него оставалось весьма прилично свободного времени. Охотой ведь он не увлекался, балов не давал, пьянки не пьянствовал… Да и вообще слыл до крайности скучным человеком среди аристократов этих лет.

Вот он и трудился над всякого рода пространными проектами вроде Табели о рангах и участвовал во втором своём хобби – промышленности. Но максимально опосредованно. На уровне дискуссий, бесед и ограниченного инженерно-технического сопровождения. Потому что горячая пора прошла, и теперь, как и в ситуации с управлением, люди должны получить навыки. Они должны научиться. Должен сформироваться коллектив, который может делать сам. А не тот, который в рот королю заглядывает по каждому вопросу. Но участвовал… всё равно участвовал…

Леонардо да Винчи любил посещать короля Руси. И ценил их беседы. Это было увлекательно, познавательно и полезно. Вот и сейчас – шёл к нему на приём с приподнятым настроением.

Зашёл.

Доложился.

Положил на стол короля папку со своими эскизами, а сам стал нервно раскачиваться, теребя руки.

– Да ты садись, – махнул Иоанн ему на стул у стола. – В ногах правды нет. Тем более что тебя они плохо держат. Вон как шатает. Не выспался, что ли?

– Да, мой король, – нервно улыбнувшись, произнёс Леонардо и сел.

– Это весьма неплохой эскиз корабля. Но для чего он?

– Как для чего? Ты же просил.

– Ты меня не так понял. Всё верно, я просил тебя попробовать спроектировать корабль. Но не указал задач, какие он станет решать. Вот я и спрашиваю – под какие цели ты его спроектировал.

– Хм… возможно для войны.

– Возможно?

– Признаться, я не задавался таким вопросом.

– А что ты ставил во главу угла?

– Чтобы этот корабль был самым быстрым.

– А зачем?

– Как зачем?

– Ну ложкой хлебают похлёбку. Кружкой чай пьют. Ножом режут хлеб. А какие практические задачи я смог бы решать с помощью такого корабля? Зачем вообще нужна скорость кораблю? Понятно, что быстро плавать. Но зачем ему быть самым быстрым?

– Чтобы быстро преодолевать большие расстояния. Ты ведь, Государь, торгуешь с Италией. Ганзейские пираты ныне кишат на Балтике и Северном море. И такой быстрый корабль сможет легко уходить от них.

– А много ли он увезёт груза?

– Не думаю.

– Тогда зачем ему плавать так далеко? Какой с этого прок? Письма возить? Или, может быть, послов?

– Может быть… – задумался Леонардо.

– Вот что, твой эскиз очень хорош. Но я думаю, что ты начал не с того конца. Понимаешь, любой корабль нужен для выполнения каких-то конкретных прикладных задач во вполне определённых условиях. Например, дальние перевозки грузов по морям, кишащим пиратами. Это очень важная и нужная задача. Но одной скорости для её решения явно недостаточно. Давай представим, что корабль попал в шторм и временно не может развивать своей скорости. Такое возможно? Конечно. Не станет ли предложенный тобой корабль лакомой добычей для пиратов? А если штиль?

– Всё верно, – кивнул да Винчи. – Значит, к парусам ему нужно поставить вёсла. Много вёсел. Чтобы он мог, как галера, разгоняться на них.

– Много вёсел требуют много гребцов. А дальние переходы требуют команду как можно меньшую. Ибо на каждого человека нужно везти еду и воду. Каждому человеку нужно выделять место для отдыха. Не так ли?

– Так. Но как тогда быть?

– Если в рамках выбранной стратегии не получается добиться результата, то стратегию нужно менять. Вот захотел ты сделать быстрый корабль. Хорошо. Но скорость корабля не только его сильная сторона, но и его слабость. Значит, что?

– Ты ведь уже знаешь правильный ответ.

– Я – знаю. Но я хочу, чтобы ты сам до него домыслил. Ведь это не единственная задача.

– Но откуда? Откуда ты его знаешь?

– Я дважды был по ту сторону кромки. Там нет времени. Там есть люди, которые давно умерли или ещё не родились. Ты думаешь, почему я тебя целенаправленно искал? Потому что ты лучший учёный-энциклопедист этой эпохи. И да, я знаю не правильный ответ. Я знаю решения, которые люди применяли для решения таких задач в будущем. Через сто, через двести лет и даже через пятьсот. Но, увы, далеко не все из них, мой друг, можно ныне применить. Впрочем, задача, которая лежит перед тобой, не требует никаких особенных знаний.

– Это ведь… – начал говорить Леонардо и захлебнулся в своих мыслях, зависнув.

– Не болтай о том, что я тебе сказал. Просто держи в уме. Но главное – не у меня спросить, как правильно, а самому попробовать догадаться. Ибо и я, и ты всего лишь смертные люди. И нужно не только сделать многое самим, но и создать школу, которая в силу подходящего характера мышления смогла бы действовать самостоятельно и дальше. Понимаешь?

– Понимаю… понимаю…

– Итак, давай вернёмся к кораблю. Какие качества для этого корабля ты видишь наиважнейшими? Скорость?

– О нет… не скорость. Я мыслю, что вместительность, возможность хода с помощью минимальной команды и достаточная грозность, дабы отбиваться от пиратов.

– И как ты эту грозность хочешь обеспечить?

– Думаю, что высотой борта. Пираты обычно используют лёгкие, быстрые судёнышки с невысоким бортом, из-за чего взбираться с них на высокие борта сложно. Эти борта станут словно стены крепости. Отчего и малый гарнизон сумеет от пиратов отбиваться.

– Я бы добавил, что не только высокие, но и крепкие борта. Но в целом верно. А что ещё?

– В речных баталиях, Государь, тебе победу приносили аркебузы, мушкеты, пищали да кулеврины. Полагаю, что их до́лжно на корабле иметь в достатке. Если можно будет безопасно их перезаряжать, то угрозу они станут нести невероятную. Особенно пищали фунтовые, что бьют картечью. Ими же с высокого борта можно просто выкашивать пиратов…

Беседа короля и его главного учёного затянулась.

Начав с общих вопросов, они стали продвигаться дальше.

Проговаривали всё… буквально всё. Леонардо высказывал предположения, а Иоанн как и где мог поправлял и направлял мысли да Винчи в нужную сторону. В силу своего разумения. И по возможности наводящими вопросами.

Так, потихоньку, они и пришли к концепции чего-то в духе галеона… скорее, даже манильского галеона[21].

Мощный силовой набор должен был обеспечивать кораблю прочность. Причём киль был составной, сформированный из пакета широких брусьев, собранных на болтах. Ведь дерево подходящего размера найти сложно, а качество его вряд ли станет отвечать хотя бы минимальным требованиям. Но на этом нововведения набора не заканчивались. Он имел теперь ещё и стрингеры, а также массу дополнительных силовых элементов, радикально повышающих жёсткость и прочность судна.

Борт от киля до ватерлинии имел большой развал, а выше – завал, что увеличивало грузоподъёмность, повышало прочность корпуса и затрудняло абордаж. Палуб всего было запланировано три: верхняя, боевая и грузовая. Плюс трюм. Носовая надстройка не нависала над форштевнем, как у карраки, но всё ещё оставалась, потому что где-то требовалось размещать экипаж. Там же располагалась кухня. Спереди, перед ней, находились крытые гальюны. Кормовая надстройка делалась высокой и узкой, завершаясь срезанной трапециевидной кормой. Она, как и носовая надстройка, предназначалась для размещения экипажа. И имела три яруса, что серьёзно повышало её вместимость.

Корпус же должен иметь обшивку в три слоя тонких досок с пропиткой каждого слоя горячим льняным маслом раз по пять-семь. Дорого, зато гнить не будет. Наружный же слой Иоанн предложил покрывать масляной краской, замешанной на мышьяке, чтобы морские черви и улитки не прилипали к этой ядовитой гадости, то есть для защиты корпуса от обрастания.

Основа рангоута – три вертикальные мачты и бушприт. Три яруса узких прямых парусов, как у грузового флейта[22], чтобы с ними было удобнее обращаться. Само собой, на составных, вязаных мачтах. В качестве вспомогательных парусов применялось по одному ярусу четырёхугольных триселей с треугольными топселями, плюс треугольные кливера да стаксели, растянутые между бушпритом и фок-мачтой.

Иоанн не был сведущ в морском деле. Но он, как и большинство людей XXI века, видел массу кораблей из золотого века парусников, поэтому он «слепил» тот образ парусного вооружения, которые ему просто привиделся. Леонардо же требовалось его проработать и продумать.

Но паруса – это паруса. Главным ноу-хау данного парусника должна была стать артиллерия, а точнее, способ её размещения. На специальной боевой палубе да Винчи надлежало расположить какое-то количество орудий одного калибра. Например, 24-фунтовых кулеврин. С возможностью выдвигать их через откидные порты. На верхней же, открытой палубе нужно было поставить вспомогательное вооружение: лёгкие бомбарды да фунтовые пищали.

Получалась изрядная махина.

Да, в XV веке встречались кораблики и крупнее[23]. Но тут добрая тысяч тонн водоизмещения должна получиться без всякого сомнения.

И получалась она не только большой, но и дорогой.

Экспериментировать с такими игрушками было чрезвычайно накладно, поэтому Иоанн предложил Леонардо сделать эскиз. После его утверждения он должен был пойти дальше и соорудить чертёж. Потом модель в масштабе один к пятидесяти. Поиграться с ним в бассейне. И только после этого приступать к строительству полноразмерного опытного корабля.

Небыстро.

Дорого.

Однако оно того стоило.

Да и инфраструктуру судостроительную потихоньку продолжать развивать.

Кое-что для речного флота Иоанн уже сделал. Но работ в этом направлении предстояло совершить ещё великое множество. Хотя бы потому, что большие морские корабли – это ни разу не одно и то же, что и речные. Масштаб другой. Совсем другой. Хуже того – требовалось придумать массу вещей, которых ещё не придумали. Например, те же артиллерийские лафеты корабельного типа…

Иоанн особенно и не надеялся на то, что получится быстро создать мощный флот. Если надо быстро, то проще было купить этот самый флот у Генуи, Арагона или Кастилии, предварительно заказав там большие корабли и навербовав на них экипажи. Но ему пока это не требовалось. Однако такие длинные проекты он не забывал, всегда держа в уме тот факт, что без флота у Руси только одна рука имеется. И без этих «водоплавающих» ему не добиться действительно значимого положения в мире.

Так уж сложилось, что традиционно у России был слабый флот. Этот довод часто приводится для обоснования того, будто бы этим вопросом и вовсе не нужно заниматься. Найти доброго партнёра и отдать ему всё на откуп.

Но Иоанн видел ситуацию иначе.

В здешних реалиях морская торговля была совершенно немыслимо дешевле и выгоднее, чем сухопутная. От Москвы до Урала товары подводами довезти выходило в четыре-пять и более сотен раз дороже, чем кораблём от Риги до Кубы. И такая ситуация длилась до появления железных дорог. Да и потом, даже поездам всё одно не удалось сравняться по стоимости перевозок, уступая кораблям в десять и более раз.