Древние греки из Милета в VI в. до н. э. основали свою торговую факторию на берегу прекрасной бухты и назвали поселение Феодосией, что значит «Дар богов». За много веков город познал периоды славы и богатства, в заливе кипела шумная торговля, привлекавшая сюда греков, турков, татар и армян, игравших заметную роль в его жизни и в жизни всего полуострова Крым. Однако к XIX веку Феодосия превратилась в небольшой провинциальный городок. Сюда-то и перебрался из Галиции (тогда территория Польши) торговец Геворг Гайвазян – потомок древнего армянского рода, уехавшего из родных мест (Турецкая Армения) еще в XVII веке, спасаясь от геноцида, развязанного турками.
Следует отметить, что в книге воспоминаний Николая Кузьмина о его друге Иване Айвазовском, которая была издана в 1901 г., приведены сведения о его турецких корнях, записанные со слов самого художника. Героико-романтическая история повествует, что дед великого мариниста был турком и погиб в жестоком бою с солдатами русской армии при взятии крепости Бендеры. «В числе жертв их находился и секретарь бендерского паши. Пораженный смертельно одним русским гренадером, он истекал кровью, сжимая в руках младенца, которому готовилась такая же участь. Уже русский штык был занесен над малолетним турком, когда один армянин удержал карающую руку возгласом: «Остановись! Это сын мой! Он христианин!» Благородная ложь послужила во спасение, и ребенок был пощажен. Ребенок этот был отец мой. Добрый армянин не покончил этим своего благодеяния, он сделался вторым отцом мусульманского сироты, окрестив его под именем Константина, и дал ему фамилию Гайвазовский, от слова Гайзов, что на турецком языке означает секретарь». А далее со своим армянским благодетелем мальчик переехал подо Львов, получил хорошее образование и занялся торговым делом.
Документальных подтверждений этим данным нет. Точно известно, что после переселения в Феодосию отец художника стал писать фамилию на польский манер: «Гайвазовский» (полонизированная форма армянской фамилии Айвазян), а его родственники владели крупной земельной собственностью в районе Львова; однако никаких документов, бросающих более яркий свет на происхождение Айвазовского, не сохранилось. Сам художник в своей автобиографии вспоминал об отце, что тот из-за ссоры со своими братьями в юности переселился из Галиции в Дунайские княжества (Молдавию, Валахию), где занялся торговлей, а оттуда в Крым. Обосновавшись в Феодосии, Константин Григорьевич Гайвазовский (1771–1841 гг.) женился на местной красавице армянке Репсиме (Аграфене) (1784–1860 гг.), и от этого брака родились три дочери и два сына, которым судьба уготовила великое будущее. Известность в мире братьев Айвазовских несопоставима, но оба они ценны для национальных культур.
Древняя Феодосия была сильно разрушена войной 1812 года и пришла в полный упадок из-за эпидемии чумы. На рисунках того времени можно увидеть на месте когда-то процветающего города груды развалин с едва различимыми следами пустынных улиц да отдельные уцелевшие дома. Осталось в прошлом и хорошо налаженное дело семейства Гайвазовских. Однако, свободно владея армянским, русским, польским, венгерским, турецким и греческим языками, разорившийся купец 3-й гильдии Гайвазовский стал помогать горожанам составлять судебные документы и жалобы и одновременно исполнять должность старосты на феодосийском базаре. Феодосийцы знали его как человека удивительной честности и доверяли вести различные тяжбы. Несмотря на купеческую деятельность, Гайвазовский тянулся к просвещению и искусствам, любил писать стихи и прозу на армянском языке, которые его жена проникновенно читала на семейных и общественных торжествах. К тому же Репсиме была искусной вышивальщицей, и ее мастерство не раз выручало семью в трудные времена. У большинства местных щеголих в гардеробе непременно были вещи, вышитые ее умелой рукой.
17 июля (29 июля по новому стилю) 1817 года священник Мкртич армянской церкви Феодосии сделал запись о том, что родился «Ованес, сын Геворга Айвазяна» – будущий художник с мировым именем Иван Константинович Айвазовский, который свои письма на армянском языке всегда подписывал «Ованес Айвазян».
И старшего сына Саргиса (1812–1880 гг.), и младшего Ованеса родители воспитывали в национальных патриархальных нормах, прививали им любовь и уважение к старшим и к окружающим людям. Семейные традиции сыграли огромную роль в становлении братьев, которые всю жизнь принимали активное участие в общественной жизни и занимались благотворительностью. Сначала они учились в армянской приходской школе Феодосии, но в 1826 году их пути разошлись. Многодетная семья находилась в настолько тяжелом материальном положении, что Геворг Айвазян отдал старшего сына Саргиса (впоследствии в монашестве – Габриэл) купцу-армянину для определения его в лицей Мурат-Рафаелян на острове Св. Лазаря в Венеции. Через несколько лет Саргис принял монашеский постриг и был причислен к братству мхитаристов (армянский католический монашеский орден). Уже в 22 года он получил сан священника и степень магистра богословия. Габриэл стал одним из лучших преподавателей лицея, не имея себе равных в лингвистике и филологии: он владел двадцатью европейскими и восточными языками, что позволило ему переводить и издавать на армянском языке французские, итальянские и русские сочинения. В 1836–1837 гг. Габриэл написал и выпустил в Венеции ряд своих сочинений, среди которых большой словарь армянского языка в двух томах, историческое описание к «Истории Армении» на итальянском языке, «История Османской империи» в двух частях. Казалось, дороги братьев разошлись далеко, но им еще предстояло встретиться…
И если у Габриэла были склонности к языкам, то Ованес еще маленьким мальчиком проявлял исключительные способности в рисовании и музыке – он довольно хорошо играл на скрипке, хотя был самоучкой. Ему на все хватало времени, несмотря на то что с 10 лет он работал «мальчиком» в городской кофейне – из дома уже были проданы все мало-мальски ценные вещи, и нужда все чаще стояла у двери. В кофейне часто играл на скрипке рапсод Хайдар, и у него Ованес научился множеству мелодий и песен и вместо музыканта сам развлекал посетителей. А однажды один из капитанов исполнил заветную мечту мальчика – он подарил ему скрипку.
Как и все ребята, Ованес много времени проводил на море, которое зачаровывало его постоянно меняющимся цветом волн и величественными кораблями. Да и с террасы скромного родительского дома, стоявшего на окраине Феодосии, представала взору роскошная панорама на Феодосийский залив и крымскую степь с древними курганами, Арабатскую стрелку и бесплодные Сиваши, дымкой мерцающие у горизонта.
Много времени проводил Ованес и у развалин средневековых крепостных стен с башнями и бойницами, которые двойным кольцом окружали город. Он часто находил древние черепки и позеленевшие от времени монеты. Своей красотой и живописностью его привлекали старинные постройки древних армянских и греческих церквей, караимские кенасы и еврейские синагоги, турецкие и татарские мечети, каменные фонтаны… Все это будоражило воображение мальчика, уносило его в мечтах в далекие морские походы и неизведанные страны. На феодосийском рейде помимо просмоленных рыбацких фелюг часто становились на якорь боевые корабли Черноморского флота. С замиранием сердца Ованес смотрел на великолепный красавец-бриг «Меркурий», команда которого победила в неравном бою, с упоением слушал рассказы повидавших виды моряков. Романтика побед, одержанных на море, суровые повествования о национально-освободительной борьбе греческого народа против османского ига (1821–1829 гг.) находили отзвук в его душе, ведь и родная ему Армения изнывала под властью турок. Все это рано пробудило у Ованеса стремление к творчеству и определило многие своеобразные черты его таланта, ярко выразившиеся в процессе формирования его дарования.
Когда мальчик видел, как в открытом море появляется медленно плывущий к берегу корабль и солнце – в зависимости от времени суток – меняет окраску его белых парусов от розового до алого – в нем росло острое желание нарисовать этот корабль, уверенно рассекающий волны. И однажды Ованес выбрал кусок самоварного угля и на белой стене домика начал рисовать корабль. Отец, застав сына за этим занятием, не стал бранить его, а дал листок пожелтевшей плотной бумаги и хорошо отточенный карандаш. Но как ни берег мальчик такой ценный подарок, бумага вскоре кончилась.
В те годы Ованес очень много и с увлечением рисовал: он писал людей, пейзажи феодосийского рейда, море и парусные корабли на рейде, копировал народные картинки и гравюры с эпизодами восстания и портреты героев греческого народа. На склоне лет знаменитый художник вспоминал: «Первые картины, виденные мною, когда во мне разгоралась искра пламенной любви к живописи, были литографии, изображающие подвиги героев в исходе двадцатых годов, сражающихся с турками за освобождение Греции. Впоследствии я узнал, что сочувствие грекам, свергающим турецкое иго, высказывали тогда все поэты Европы: Байрон, Пушкин, Гюго, Ламартин… Мысль об этой великой стране часто посещала меня в виде битв на суше и на море».
На всех подвернувшихся под руку листах бумаги (и даже на страницах книг, за что был бит) Ованес изображал и копировал виденное, а когда не хватало бумаги, самым подходящим местом для рисования снова оказывались побеленные стены родительского дома.