Вы когда-нибудь видели, как падает под откос поезд? Как состав начинает набирать скорость и катиться вниз все быстрее и быстрее, а потом срывается с рельс и летит в пропасть, чтобы погрести под железными обломками все живое внутри себя, сплавить в одно целое? Он видел. Его собственная жизнь была похожа на этот поезд. Она так же набирала скорость, а потом полетела вниз в черную бездну.
© Ульяна Соболева. Подонок
– Ты куда?
– Провожаю тебя.
– Не нужно. У меня нет топографического кретинизма, и я помню, где оставила свою машину.
Она очаровательно хромает, а я плетусь следом за ней. На ветру ее волосы развеваются и кажутся красивым светлым пшеничным облаком. И я все еще помню, как это облако пахнет. Она останавливается возле своей машины, достает ключи. Пока ищет их, зажимает щекой сотовый, который все же нашелся в недрах ее сумочки. Мне видно изгиб ее шеи, и я понимаю, что мне адски хочется облизать нежную кожу у мочки ушка, и когда я буду ее трахать, я сожму эту шейку одной ладонью и слегка придушу, чтоб ее оргазм был феерическим.
Открыла машину, пока я стою у своего байка и наблюдаю за ней. Кидает сумочку на второе сиденье. Садится за руль своей «тойоты камри». И опа…сюрприз – она не заводится. Пытается несколько раз. В отчаянии бьет кулачками по рулю.
А это второй раунд. И она его уже тоже проиграла. Ее сотовый сдох, «мой тоже». Так что такси она не вызовет.
Подхожу к ее тачке.
– Эй, психолог, помощь нужна?
– Нет…то есть, да. Представь себе, снова да. Кто-то сделал мою куклу вуду и явно забавляется с ней с самого утра.
– Открой капот.
Она щелкнула внизу рычажком, и я открыл капот, с деловым видом залез под него. Я-то знаю, что там происходит. И что она не заведется. Сам лично позаботился об этом. Кое-какие проводки разорвал.
– Черт его знает, что тут. Явно проблема с электрикой. Давай довезу домой.
– Нет!
Слишком резко и отчаянно. Хватает бутылку с водой и отпивает ее. Капли воды катятся по ее подбородку, и я понимаю, что ужасно хочу, чтобы вместо бутылки были мои губы или мой член. Сам не знаю, что со мной происходит. Никогда такой х*йни не было. Димон, это ты ее соблазняешь, а не она тебя. Это хромая Свободина. Дочка гребаного, е*учего Свободина, который оставил тебя без дома и без матери. Так что собери яйца в кулак и давай. Тебе ее трахнуть надо, а не любоваться капельками на ее подбородке. Трахнуть и кинуть. Просто как очередную шлюшку. Только эта девочка не шлюшка. Она чистая. Она кристальная, как эта капелька на ее остреньком подбородке, и черт меня раздери, если именно это не сводит сейчас с ума.
– То есть ты хочешь пешочком домой? Живешь за углом?
Домой ей пешком пару часов, а с ее проблемой и того дольше, если вообще сможет.
– Издеваешься?
– Нет. Предложил подвезти. Помочь хочу.
– Ты всегда такой добрый, или мне повезло?
– Тебе повезло. Так да или нет? Мне тоже здесь торчать не хочется.
– Хорошо, поехали.
Конечно, хорошо.
– Куртку надень.
– Я… я без куртки. В машине тепло. Я обычно печку включаю. Куртку не взяла.
Снимаю кардиган и накидываю ей на плечи. Он на нее ужасно большой, и она в нем буквально утонула. А мне почему-то кажется, что это дико сексуально, и я хотел бы увидеть ее голую в своем кардигане. Сука, на моем байке верхом. Точнее, я на байке, она сверху, и мы адски трахаемся и орем от кайфа.
– Поехали.
Заскакиваю на байк, она осторожно садится сзади, отодвигается как можно дальше. Смеюсь. Явно впервые села на мот.
– Придвинься ближе и держись.
По бокам от себя вижу ее коленки, юбку пришлось задрать, и от одной мысли о том, что она касается промежностью моей задницы, обжигает мошонку. Я готов поспорить, что на ней белые трусики. Робко держит за бока, я хватаю ее руки и кладу себе на грудь, буквально распластав ее по своей спине.
– Кажется, мы уже определились, что я не собираюсь тебя насиловать.
Рыкнул на нее и с ревом сорвал мот с места. Ощутил, как от испуга она впечаталась мне в спину, сжала мое тело, и от касания маленьких рук адреналин зашкалил с адской силой.
– Куда едем? – спросил, перекрикивая ветер.
– Антоновская, двадцать два.
– За Ривер Парком?
– Даааа.
– Крутой район!
Она ничего не ответила. Мчимся, а мне до безумия нравится чувствовать ее всем телом. Что там говорила Маман – трахнуть в первый же день. С ней не выйдет. Нужно поработать. Будет совсем непросто.
К дому доехали довольно быстро.
– Тормозни за углом. – крикнула она, и я резко остановился. Золотая девочка не хочет, чтоб ее увидали на байке с таким, как я. Слезла с байка, я следом. Снимает кардиган и протягивает мне.
– Спасибо…
Дернул за руку к себе.
– Не нравлюсь? – спросил нагло, приближая свое лицо к ее лицу.
– Что? – словно не поняла мой вопрос.
– Я тебе не нравлюсь, да, принцесса?
Молчит, только мягко прикрывает глаза своими длиннющими ресницами и снова открывает. В ее глазах удивление, они слегка блестят в свете фонарей, с неба срываются первые капли дождя.
Я перехватываю ее руки вместе со своим кардиганом и притягиваю девчонку к себе еще ближе. В воздухе начинает трещать электричество, от статики по коже ползут мурашки. Сука….никогда и ни на кого так не реагировал. Пробирает до костей.
– Ну так как? Не нравлюсь?
– Нет…, – отвечает тихо и очень неуверенно.
– Снова врешь, да?
– Нет…
Меня ведет от ее близости и запаха, от капель дождя на ее ресницах.
– Я хочу поцеловать тебя, психолог.
– Ннннет…
Звучит снова очень неуверенно, и я ее не целую. Я наклоняюсь к ее губам – в наномиллиметрах от них. Так, что чувствую, какие они горячие. Наш кипяток сливается в невидимую магму. Я склоняюсь так, будто сейчас поцелую ее. Мои губы приоткрываются. Я то приближаюсь, то отдаляюсь. Вот-вот коснусь. Ее рот приоткрылся, глаза полупьяные. Она готова. Она хочет, чтоб поцеловал. Я знаю. Я ощущаю всем своим телом. Тут же назад хриплым выдохом.
– Иди домой, психолог. Спокойной ночи.
***
Я никогда не знала и не понимала, что значит удар током. Было смешно, когда кто-то говорит об этом в ракурсе отношений с мужчинами.
Меня не било током. Ни разу за все девятнадцать лет, ни разу до сегодняшнего вечера. Пока не увидела его там. В плохо освещенной аудитории. Вошел, и все. Вот он, этот удар. По позвоночнику искрами, острыми шипами куда-то слева.
Там, кажется, живет сердце у людей.
Я посмотрела на него и…уже не смогла отвести взгляд. Заставила себя. Как будто меня физически что-то удерживало. Как будто какая-то невидимая сила, как огромный магнит с сильнейшим полем воздействия. И по всему телу прошла короткая волна дрожи.
Он идет какой-то невероятной пружинистой походкой. Как хищник, вальяжно и чинно. И у меня непониманием в голове «что он здесь делает?». Ты ведь не с ними, ты не такой, как они. Я их знаю и чувствую, а тебя нет. Ты не из этого мира.
Дима. Он сказал, что его зовут Дима. Самое обычное имя. Конечно, я слыхала его миллионы раз, конечно, никогда раньше мне не приходило в голову произнести его про себя еще и еще. А сейчас произношу. Уже несколько часов прошло после нашей встречи. Я не знаю, увижу ли его снова, и произношу его имя.
А там, при первом взгляде и при его первых словах в пропасть провалилась.
Я, как обычно, игнорирую. Спокойна, равнодушна. Эта тактика всегда работает. Ни капли раздражения, злости. Потому что злость заводит, она заставляет подумать, что внутри тебя родился страх, а хищники чуют его за версту. Так же, как такие девочки, как я, чуют очень плохих мальчиков. Нет, не отчаявшихся наркоманов, не заблудших и умирающих от одиночества подростков, которые рассказывают мне о своей жизни. А по-настоящему плохих…и нет в них ни в чем раскаяния. Не знаю, что он делает здесь среди этих ребят, но ему не место в этой группе.
И в моей жизни не место, а мне кажется, что он ее разодрал и втиснулся, ворвался в нее нагло. Это не вспышка. Нет. Это ядерное бесконечное освещение с дикой радиацией, впитывающейся в мои нервы.
А еще он почему-то все свое внимание обратил на меня. Нет, мне не лестно. Я знаю, что он разочаруется и очень скоро. Поэтому я разочарована еще задолго до него. Я никогда не отвечу на этот флирт, я никогда не стану строить глазки. Зачем? Как только пройдусь, весь азарт исчезнет, и герой-любовник сольется. Так бывало даже с теми, с кем я знакомилась по интернету и даже говорила о своем недостатке. ДА! Недостатке! И не надо мне говорить об особенности, изюминке и остальной подобной хрени, которую так любят втирать те, на кого я учусь.
Не изюминка это и не особенность. Это то, чего нет у других, это то, что всегда оттолкнет, рассмешит, обратит на себя нездоровое внимание, и в нашей стране пока не научились относиться толерантно и никогда не научатся. А я к этому привыкла.
Я хромая. У меня одна нога короче другой. Намного короче. Это не исправит ничего, даже самая дорогая ортопедическая обувь, ни один врач даже при нашем уровне медицины. С атрофией нервных окончаний не в силах бороться никто. Не зря говорят «нервные клетки не восстанавливаются».
Когда иду к двери, почти злорадно усмехаюсь. Потому что точно знаю – он смотрит. Что? Все? Сдулся? А теперь давай иди на хер, парень. Беги на хер. Ты ведь сделаешь именно это.
И…впервые ошибаюсь, потому что он идет за мной. В лифт. В проклятый лифт, который застревает на черт знает каком этаже, без света… рядом с ним.
А потом начинается сюр. Это осознание, что я знаю человека всего лишь час. ЧАС! Но внутри нарастает ощущение, что знала всю жизнь, и мне оно не нравится, меня оно пугает до паники, заставляет покрыться мелкими мурашками.
Когда его красивое, можно сказать, идеальное лицо приближается к моему, я уже не умею дышать и моргать. Потому что никогда не видела таких красивых лиц. Он похож на актера, на Элвиса Пресли. За исключением волос. Они короткие и модно пострижены. Почти под ноль по бокам и с длинноватой челкой, падающей на гладкий красивый лоб. У него невероятные голубые глаза, невероятные ресницы, ровный нос и настолько красивые губы, что от них кружится голова.
Мы так близко, что я чувствую его дыхание. Мне пахнет никотином, пахнет его парфюмом и мужским терпким запахом, от которого подгибаются колени.
Что происходит с моим сердцем, я не знаю. Оно больше не сердце. Оно бьется так сильно, словно внутри меня колокола, и они гремят набатом. Я хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу перестать так дрожать.
И это выражение его лица. Никогда раньше такого не видела. Он напоминает мне голодного зверя. И добыча, к которой он испытывает голод – это я. Со мной такого никогда не было. Мужчины на меня ТАК не смотрели. Освещение в лифте тусклое, и мне видно, как сверкают его глаза, как они сосредоточены на мне. Он же видел…он знает. Почему он смотрит так, будто не заметил. Что с ним не так?
Дышит часто, громко. Как будто мы пробежались вместе, потому что я тоже дышу беспокойно, и мне становится страшно…Страшно, что он набросится на меня, и еще страшнее, что я не смогу его остановить. Хуже. Я не захочу его остановить.
Божееее! Он ведь, и правда, ничего со мной не делает. И с ним рядом не просто тепло, а горячо, и меня всю обдает жаром. Господи, неужели я позволяю ему себя обнимать. Что скажет папа? Если бы он знал, что меня вот так кто-то трогал.
Я понимаю, что я в опасности, что сейчас происходит нечто порочное, и словно сам Сатана искушает меня. Слышу, как потрескивает вокруг воздух. Я реально это слышу, и удар током уже совсем ни о чем. Я совершенно подключена к нему, вся, полностью. Меня этим током уже пронизывает насквозь. Я сама и есть ток.
Ко мне еще вот так не прикасались, я не сидела на коленях у мужчины, меня не трогали, мои волосы не вдыхали и…меня даже не целовали. Когда вы ходите, как утка, без одной ноги, никто не испытывает желания восхититься вашими глазами или глубоким и богатым внутренним миром.
В школе меня называли Хромая. Никто даже не помнил моего имени. Да, это была частная, крутая школа, где учились дети власть имущих. Надо мной не издевались, но и не торопились общаться, заводить дружбу и приглашать куда-то. Чуть позже в старших классах меня начали называть Хромая святоша. Все знали о религиозности моей матери и о том, что отец отстроил все церкви в нашем городе. А по воскресеньям я хожу на службу. Это вызывало смех. Кто в наше время ходит в церковь.
Пока ехала с ним сзади на моте, чувствуя всем своим телом мощную спину, прижимаясь ладонями к его груди, мне казалось, что я и не я вовсе. Что мы оба в виртуальной реальности. Не в этой. Со мной ведь такого не может происходить. Я – Свободина, хромоножка. Дочка мэра. Тихоня, святоша.
Я не могу вот так сжимать ладонями мужской торс и прижиматься щекой к спине. Мои бедра касаются его ног, юбка неприлично задралась, и видны колени.
Сейчас я проснусь. Мне все это снится. Это не я…
Наклоняется ко мне, и сейчас произойдет прикосновение. Ведь я знаю, что он хочет сделать. Я знаю, и сама не могу удержаться и смотрю на его невероятные губы, смотрю на его глаза и снова на манящий и приоткрытый рот. Меня никогда не целовали…святоша не знает, что такое поцелуи, святоша вообще ничего не знает и… как же это ужасно, но она хочет, чтоб ее поцеловали. Впервые. Этот Элвис Пресли по имени Дима. От которого пахнет ветром, пороком и искушением. От него пахнет самим дьяволом.