10 февраляЧерез девять месяцев после обнаружения вируса НОЗК
Доктор Лорен Скотт
Врач-исследователь Центра по контролю за заболеваниями
Я услышала тихий стук по стеклу закрытого окна, а потом жужжание в наушнике – это означало, что кто-то вошел в лабораторию. Я положила пробирки обратно в контейнер для хранения биоматериалов и расстегнула пневмокуртку. Побрызгала дезинфицирующим средством на руки в перчатках, после чего обработала костюм в специальном душевом отсеке: обрызгала костюм химикатами, а затем высушила. Я изучала старые образцы крови с НОЗК, которые не подверглись распаду, сравнивала их с компьютерными моделями на предмет реакции разложения, лейкоцентарной формулы, уровня содержания тромбоцитов в пробах на коагуляцию, и в особенности меня интересовал протромбиновый индекс. Обычно образцы крови отправлялись для анализа в Центр комплексных исследований в Форте Деррик, что в штате Мэриленд, или в Национальный институт здоровья в Бетесде, но я получила разрешение самой провести исследования в штабе Центра профилактики и контроля заболеваемости.
По сигналу центрального компьютера дверь в шлюзовую камеру открылась, и я вошла в буферный коридор, где на меня была направлена струя фильтрованного воздуха. На компьютерной системе замигала зеленая лампочка, это служило сигналом к тому, что я могу покинуть буферную зону. В штабе Центра ПКЗ в Атланте, как всегда, зуб на зуб не попадал, а я оставила свитер в машине и теперь чувствовала, как холодок пробегает у меня по спине.
Майкл Спенс – представитель по связям с конгрессом от Центра ПКЗ – стоял около книжного шкафа: как всегда с неизменным галстуком-бабочкой и счастливым выражением лица. Я сразу поняла, что ничего хорошего эта встреча не сулит.
– Привет, Лорен, – поздоровался Майкл, по привычке раскачиваясь взад-вперед.
– Майкл, надеюсь, ты здесь по важному делу? Я знаю, как ты не любишь этот этаж – еще с тех пор, когда заподозрил, будто заразился ботулизмом, только потому, что посидел на стуле.
Майкл поморщился.
– Спасибо, что напомнила – воспоминания, кстати, не из самых приятных. Я до сих пор уверен, что в моей крови остаются латентные клетки ботулизма, но Центр ПКЗ отказывается брать у меня анализы.
Я отвернулась от экрана и посмотрела на него:
– Чем черт не шутит…
– Вижу, ты хочешь, чтобы мне по ночам снились кошмары? – улыбнулся Майкл. – Что ж, я здесь действительно по очень важной причине. Комитет Конгресса хочет, чтобы представитель Центра ПКЗ явился к ним перед слушаниями по поводу вируса НОЗК.
Я кивнула и потянула спину – до этого я целый час провела в сгорбленном состоянии.
– Хорошо. И кто же будет давать показания? Я вкратце расскажу им обо всем, что имеет отношение к вирусу.
Майкл смерил меня долгим взглядом, затем снова улыбнулся.
– Хочешь знать, кого выбрал директор?
– Разумеется.
Он расправил плечи и приготовился сделать заявление:
– Лорен Скотт будет давать показания перед представителями Комитета по национальной безопасности Палаты представителей Конгресса США.
Я почувствовала, как краснеют щеки.
– О нет. Это невозможно. У меня недостаточно квалификации или опыта, чтобы…
Майкл сел рядом со мной, хотя, судя по выражению его лица, он тут же пожалел об этом, вспомнив свои прошлые страхи заболеть ботулизмом.
– Извините, мисс Скотт, но директор назначил вас. Вы больше всех в теме. Это станет для вас отличным опытом.
Я только кивнула, в животе у меня заурчало. Я всегда боялась выступать на публике, особенно перед камерами и журналистами. Слушания были запланированы на четверг – еще достаточно времени на подготовку.
Со мной связались представители комитетов партий большинства и меньшинства, они помогли мне советами по поводу вопросов, которые могли бы прозвучать от членов комитета. В Центре ПКЗ коллеги из отдела по связям с государственными структурами также внесли свою лепту в мою подготовку.
Перед отъездом из Атланты я звонила отцу каждый вечер. Он, как мог, пытался успокоить меня, но я чувствовала себя не в своей тарелке, как если бы пыталась навязаться на его встречу с друзьями по баскетбольной команде из колледжа. Когда я напомнила ему, что буду давать показания в Вашингтоне, он сказал:
– Если там у тебя все получится, перед тобой, девочка моя, откроются все пути!
– Пап, кажется, это из песни про Нью-Йорк.
– Ну да. Верно, – отозвался он.
В Вашингтоне я провела беспокойную ночь в роскошном до нелепости номере отеля, который оплачивался за государственный счет. Я встала рано и начала ходить по комнате, пытаясь успокоиться. «Черт!» Я поднялась на носки и глубоко вздохнула. Моя попытка помедитировать длилась, примерно, десять секунд, затем в голову снова полезли тревожные мысли. Вот-вот надо было выходить. Как всегда в последний момент я стала лихорадочно собирать бумаги, зная, что через несколько минут к отелю подъедет такси. Тут же раздался стук – кто-то стучал в мою дверь. «Почему так рано?» – подумала я, отпирая.
На пороге стояла моя сестра. Она широко улыбалась.
– О Господи… Дженни! Что ты здесь делаешь? То есть я, конечно, рада, что ты здесь… – Я в замешательстве отошла в сторону, пропуская ее в номер. А потом крепко обняла. Я уже почти год не видела никого из семьи. Мне хотелось усадить ее, расспросить о жизни, об учебе, о ее парне, но времени не было. Она появилась в самый неподходящий момент, и мне стало очень грустно.
– Папа сказал, что ты будешь выступать в Конгрессе… уму непостижимо, в Конгрессе! А я была в Филадельфии, гостила у Ханны и Элеоноры – у них небольшое турне по северо-востоку страны. Вот я и решила поехать проведать тебя.
Мы сели на кровать.
– У меня всего несколько минут, пока за мной не приехал водитель, – сказала я. – Так что…
– Почему ты ненавидишь Сумеречных? – спросила Дженнифер, отводя взгляд. Когда же она подняла глаза, ее лицо словно перекосило от боли.
Я не знала, что и подумать. Дженни наклонилась ко мне с мрачным и сосредоточенным видом.
– Что… почему ты меня об этом спрашиваешь? – сказала я.
– Потому что это очень грустно. Ты испытываешь предубеждение против полноценной группы нашего общества.
Я встала.
– Почему ты решила заговорить об этом именно сейчас? Мы не виделись уже несколько месяцев.
– В последнее время я много думала об этом. Я читала все эти твои статьи. В них столько ненависти! Я встречала некоторых Сумеречных, они замечательные люди. – Выражение лица Дженни немного смягчилось.
Что-то в ее словах показалось мне странным.
– Кто-то надоумил тебя спросить об этом? Это были они?
Дженни буквально выросла у меня на руках, и я безошибочно могла понять, когда она лжет, замечала малейшие неконтролируемые движения мускулов ее лица. И сейчас мимика выдала ее.
– Нет, – ответила она. – Я… Кое-кто из них, мои друзья, попросили узнать, почему ты их ненавидишь. Вот и все. Я знаю, на самом деле ты не такая.
Я снова обняла ее. У меня не было времени сердиться.
– Дженни, ты должна быть осторожной. Они опасны. Я своими глазами видела, какими жестокими они бывают. А ты – нет. Они преследуют исключительно свои интересы. Они могут использовать тебя…
– Нет, не могут, Лорен! Они заслужили право на жизнь, как и все остальные… как и все люди! – Она вырвалась из моих объятий и подошла к окну, указывая на видневшийся вдали купол Капитолия. – Те люди должны защищать их, а не пытаться уничтожить. Мы не должны быть такими. Ты знаешь об этом.
Дженни была расстроена, взволнована. Я не стала давить на нее. Просто положила руку на плечо и сказала:
– Знаю. Но все равно будь осторожна.
Я поцеловала ее на прощание. Мы расстались по-хорошему. Я села в такси, стараясь сосредоточиться на предстоящем выступлении. Но в тот момент мне хотелось лишь одного: вернуться, найти сестру и никогда больше не отпускать ее.
Я все еще была взволнована после встречи с Дженни, когда около девяти утра подъехала к Капитолию. Один из многочисленных сотрудников у входа поздоровался со мной и отвел в маленькую, но изысканно обставленную комнату ожидания.
– Располагайтесь поудобнее, – сказал он и исчез.
В комнате были закуски и напитки. Я налила себе кофе, но не смогла выпить больше одного глотка. А вдруг я описаюсь во время слушаний? Только об этом мне еще не хватало переживать! Я пыталась утешить себя мыслью, что это будет не так трудно и опасно, как преследовать Сумеречную убийцу на юго-востоке страны. Но мне это не помогло.
Через пару минут дверь открылась, и в комнату вошел высокий импозантный мужчина с коротко стриженными седыми волосами. Его поведение свидетельствовало о том, что ему часто приходилось бывать здесь. Одернув пиджак, я протянула ему руку…
Я обратила внимание на исходивший от него цветочный запах. Он показался мне знакомым, но я не могла понять откуда. Странно, но в тот момент я сама ощущала себя словно цветок, который этот мужчина должен был опылить.
– Здравствуйте, – сказала я. – Меня зовут Лорен Скотт.
Мужчина не пожал мне руки. Он указал на стул и сел напротив. У него были холодные, словно выточенные из безупречного зеленого камня глаза. Неужели все сотрудники Конгресса такие невежи?
Я села и сделала глубокий вдох, но от этого моя голова закружилась еще сильнее.
– Я могу поговорить с вами, доктор Скотт?
– Да, – ответила я. – Позвольте поинтересоваться, кто вы?
Он проигнорировал мой вопрос.
– Я хочу обсудить ваше сегодняшнее выступление.
– А что именно?
– Я хочу, чтобы вы пересмотрели некоторые ваши выводы. Я читал ваш отчет и конспект вашего выступления и…
Я вскочила со стула.
– Извините, но как вам попал в руки мой конспект?
Мужчина поднял руку, жестом приказывая мне замолчать. Он снова проигнорировал мой вопрос.
– Я представляю интересы тех, кто не желает, чтобы неоправданные подозрения и клевета высказывались по поводу вируса НОЗК и его носителей. Полагаю, это разумная просьба. – С этими словами он положил на пустой стул папку. – Я внес некоторые поправки в текст вашего выступления и хочу, чтобы вы воспользовались ими, когда будете отвечать на вопросы.
Я не могла поверить, что это происходит на самом деле. Он что, сумасшедший?
– Вы в своем уме? Кого вы представляете?
Мужчина встал и поправил свой дорогой галстук.
– Так будет лучше. Возьмите папку.
Когда он открыл дверь, в комнату вошел один из сотрудников Конгресса.
– Ой, доброе утро, сенатор, – произнес он с дежурной улыбкой на лице. – Рад снова видеть вас.
Сенатор ничего не ответил, только кивнул и удалился.
Ассистент повернулся ко мне и с улыбкой хлопнул в ладоши.
– Итак, через пять минут начинаем! Вы готовы?
– Да, – ответила я, хотя чувствовала себя неуверенно. – А кто этот человек, который вышел из комнаты?
– А, это сенатор Гай Бэйл – он был сенатором от штата Висконсин два срока подряд. Сейчас он – влиятельный лоббист.
Мне оставалось только кивнуть в ответ. Вскоре я вышла из комнаты, и меня повели в зал для слушаний. До начала оставалось всего несколько минут, но я твердо знала, что ничего не изменю в своем заявлении. Однако чувство тревоги не покидало меня.
В тот день я во второй раз встретилась с Сумеречными.