Люди во многом стали рассудительней и благоразумней, в отличие как раньше при царе: не стали деньги копить и беречь их на «чёрный день». Наученные горьким опытом, когда в революцию деньги, заложенные в банк, «лопнули», вечную землю и лес просто-напросто отобрали. Теперь же при новой жизни на деньги стали покупать товары, приобретать для своего хозяйства инвентарь, сбрую, одежду, обувь, улучшили своё питание, стали заново строиться, в общем, стали полнее удовлетворять свои бытовые запросы, стали грамотнее, стали поднимать свой культурный уровень. Деньжонки же у некоторых появились в достаточном количестве, особенно у тех, у которых токарня работала бесперебойно и в ней трудилось три или четыре человека. Некоторых не покидала мысль, что старинные деньги, лежащие в сундуках в качестве ценных бумаг должны «пойти» в ход. Даже Василия Ефимовича Савельева радовала эта мысль. Вынув из сундука красивые, художественно оформленные зелёные сотенные «Катеньки» с двуглавым орлом, невзрачные «керенки» и советские дореформенные бесценные «миллионки» – уже с серпом и молотом, деньги первых годов нового режима, он, любуясь, приговаривал:
– Какие всё же красивые эти самые «Катеньки»! Неужели они не пойдут? – делился он мнением с Любовью Михайловной. – Не может быть, чтобы такие красивые деньги «не пошли», а особенно вот эти – они ведь с серпом и молотком и вовсе должны снова пойти, ведь их выпустила Советская власть. Как ты всё же думаешь, пойдут, ан нет? – допытывался он у жены.
– Да вроде как, по-моему, они должны пойти, – участливо успокаивала советом она его и предлагала: – А ты спрячь их опять в сундук и пусть лежат до поры, до времени.
И он с деловитой бережливостью клал старинные «неходячие» деньги снова в сундук рядом с новыми «ходячими» – червонцами, которых у него уже скопилось немало.
– Вон, слышь, Лабин-то «триер» купил, сортировку, которая, бают, больно хороша для хозяйства: любой хлеб в зерне очищает от всяких негодных примесей, от лебеды, куколя и головки.
– А нам бы хотя веялкой обзавестись, тоже ведь неплохо. Лопатой не вей и по людям не ходи, веялки не добивайся, – внесла предложение от себя Любовь Михайловна.
– Ну что ж, возьмём и купим! – согласился Василий Ефимович. – Завтра же с Ванькой в город за веялкой и поедем. Кстати, завтра пятница, как раз азартный день.
За последние три года Савельев стал заметно разживаться, как говорится, «стал жить-поживать, добра наживать»! Его хозяйство стало из году в год крепнуть и развиваться. В своё время он начал с перестройки и расширения своих построек.
Перво-наперво, перебрал у дома верх, сменил охлупные брёвна, покрыл дом новым тёсом. Построил новый широченный и высоченный, не имеющий себе равного во всем селе, по высоте своей уступающий только колокольне, двор, расширил мазанку, подрубил амбар, перестроил сарай, перебрал баню. Справил новую сбрую, купил добротную крашенную телегу на железном ходу, обновил инвентарь, а теперь решил купить веялку. Обеспечив семью хорошим питанием и добротной одеждой и обувью, у него «зашевелились» в кармане и свободные деньги, которые он решил не скапливать на «чёрный день», а пускать их в дело, посредством их приобретая в хозяйстве нововведения, которыми он дивил некоторых односельчан. Через здравый ум, трудолюбие, заботливость и рационализацию в своём хозяйстве он вошёл в первый ранг людей села.
Решив завтра же поехать в Арзамас для покупки веялки, он предупредил сына:
– Ваньк, завтра спозаранку мы с тобой в город поедем, так что с вечера ложись спать в телегу, я там вики тебе под бока положил.
Не успело стемнеть, а обрадованный известием, Ванька уже улёгся на мякоти свеженакошенной вики, оделся чапаном и вскоре заснул. Среди ночи его не раз будил горланисто певший петух, тягостный коровий дых, шлёпающиеся её же лепёшки и комариный над ухом писк, долго не давали ему снова забыться и заснуть.
Утром, чем свет, Василий, подмазав телегу и запрягши лошадь, вошёл в избу, взяв из сундуку нужную сумму денег, сказал:
– Ну, мы поехали, благословляй! – сказал он Любови Михайловне, цедившей молоко в чулане.
– Ну, с Богом! – благословила она. – Это где ты так вымазался, погляди-ка, все штаны у тебя в дёгтю, ты, что, маслёнщиком был, что ли? – укоризненно заметила она ему.
– Телегу подмазывал, вот и нечаянно испачкался в дёгтю. Ну, не беда, хоть я и в город еду, а не на ярмарку, а за деловой покупкой, – отшутился он. – Ну, мы поехали!
В Арзамасе они долго не задержались, отец сам куда-то ушёл, а Ваньке приказал ждать на подворье, сидеть на телеге, караулить лошадь. Вскоре отец возвратился на подворье с какой-то важной бумажкой в руках.
– Вот документ, по которому нам выдадут веялку, я всё уже выхлопотал, деньги уплатил, давай поедим и поедем.
Поев белого хлеба с колбасой и мёдом, они выехали с подворья, направились к базару. На «Мытном дворе» из какого-то каменного сарая Василию Ефимовичу двое мужиков помогли вытащить новенькую, блестящую зелёной краской пузатую веялку, которую погрузили на телегу. Крепко-накрепко верёвкой укрепив веялку на телеге, они тронулись домой. Тарахтя колёсами по булыжной мостовой улиц города и гремя веялкой, они вскоре выехали за город.
Доехав до Соловейки, Василий Ефимович, выпряг лошадь и пустил её покормиться на сочной зелёной траве. Запрягши, отец сказал Ваньке:
– Бери в руки вожжи, понукай лошадь, а я прилягу на телеге-то, посплю малость, а ты так и дуй по дороге-то.
Выезжая из села Ломовки, видимо, заслышав громыхающий звук веялки, откуда ни возьмись, выбежала собака, она кубарем подкатилась лошади под ноги, остервенело скаля зубы и злобно брызжа слюной, залилась истошным лаем. Василий Ефимович, спрыгнув с телеги, подскочил к окрайному тыну, раскачивая, стал выдёргивать кол. Собака, заметив, что палка готовится для её, злобно урча отступила, поджав хвост, трусливо скрылась.
Едя по улицам своего села, многие мужики, заинтересовано крича с порядков, спрашивали Василия Ефимовича:
– Эт, что, новенькую купил?!
– Прямо с заводу! – горделиво отвечал он.
Подъехав к своему дому, Василий Ефимович, нарочно не ввёз веялку во двор, он дал возможность любоваться ею собравшимся около её мужикам и бабам.
– Видать, новенькая! – проговорил Иван Федотов с нескрываемой завистью, гладя рукой чёрное пузо веялки.
– Прямо с чеканчику, – улыбаясь ответил хозяин веялки.
– Вот бы мне прошлогодний горох провеять, уродился один куколь, а она бы, наверно, его отвеяла?
– Давай, неси пропустим, сейчас же и обновим, – охотно согласился Василий Ефимович.
– Да мы его уж весь съели! – признался Иван.
Мужики, расхваливая покупку, вынудили хозяина раздобриться, он сходил в погреб, принёс оттуда самогонки и покупку «взбрызнули».