Багровыми оттенками заката художник легким взмахом кисти окрасил остроконечные крыши худых высоких домишек, прощающихся с уходящим днем танцующими на ветру флюгерами. Ставни в унисон хлопали, скрывая все тайны жильцов, по мере того как громче и громче звучали тяжелые шаги отряда полиции. В тщетных попытках внести былое спокойствие в сердца жителей этого небольшого райончика тихо журчала речушка, но, казалось, уже и она торопится скрыться под каменным мостом.
Сидя за столом в просторной обедне типичного дома выходцев из интеллигенции, маленькая девочка в бархатном бордовом платьице со скучающим видом вертела в руках серебряную вилку и подкармливала снующую под ногами болонку. Ничего не подозревающие родители молча совершали интеллигентный ритуал семейного ужина: солидный мужчина средних лет с шикарными густыми усами и уложенными русыми волосами, уже слегка тронутыми сединой, в белоснежной рубашке и строгой жилетке аккуратно вонзал острые предметы в нежную сердцевину стейка, наслаждаясь в тишине едва уловимым тиканьем карманных золотых часов; его жена, еще совсем молоденькая стройная особа с острыми чертами лица, изредка поглядывала на мужа в надежде уловить мимолетный шанс привлечь его внимание накануне обновленной прической богатых черных волос, так ярко контрастирующих с роскошными украшениями из драгоценных камней. Лишь мальчонка в летней матроске с красным двухвостым галстуком смотрел озорными карими глазками за младшей сестрой, жемчужиной семейства. Она совсем не вписывалась в строгие апартаменты уважаемого ученого городской академии. Аристократичные интерьеры в приглушенных тонах с родословными портретами, изогнутыми канделябрами, искусными коврами меркли и тускнели, как неприметная ветошь, когда появлялось это маленькое создание пяти лет от роду. С белоснежной, почти прозрачной кожей, большими лазурными глазками, сияющими как два чистейших аквамарина, длинными красными косичками, такими красными, будто природа в каждый волосок вплела сотни маков и роз, не пожалев ни единого лепестка для милой нимфы. Она совсем не была похожа на мать, да и на отца, которого девочка вовсе не помнила. Презентабельный мужчина во главе обеденного стола появился в их с матерью жизни совсем недавно вместе со своим сыном. Девочка была будто и вовсе рождена нечеловеческими усилиями, будто соткана из света и заката, из лучей солнца и холода водной толщи, из нежности розы и твердой горной породы. Одновременно и благо, и проклятие для родной матери, она еще не понимала, зачем пришла в этот мир и что для нее уготовила судьба. Она лишь играла с глуповатой собачонкой и, совсем позабыв про ужин, увлеклась своей куклой, красивой инфантой с золотыми локонами.
Игривая болонка прыгала на задних лапках, пытаясь выпросить еще хоть кусочек желанного лакомства, но, оставшись без внимания, вырвала из рук девочки куклу и спряталась под стол. Раздосадованная юная барышня последовала за питомцем, приподнимая белую скатерть с кружевными краями и сползая с мягкого стула.
Семейную идиллию нарушил грубый настойчивый стук в дверь. Переглянувшись, взрослые отложили свои приборы и, как подобает, промокнули губы белыми столовыми салфетками, но не вышли из-за стола. В прихожей мелькнул силуэт дворецкого. Отворившаяся с неприметным скрипом дверь тут же пригласила с собой требовательный тон предводителя целой группы гостей. Глава семейства, не заставляя себя ждать, прошел ко входу, учтиво осведомляясь, чем он может помочь хранителям правопорядка. Шорох пергамента. Грубый армейский голос отчеканил приказ с точностью до буквы и завершился звоном наручников.
Отмеряя секунды, застучали каблучки молодой жены хозяина дома, поспешившей взять за руку пасынка и найти свою дочь. Отмеряя секунды до…
Громогласный протест ее мужа окончился глухим ударом и тишину дома нарушили густые шаги тяжелой подошвы черных сапог. Не слышно стало и дворецкого, едва он попытался вступиться за хозяина. Призыв к обыску продолжал встречать сопротивление. Крик молодой женщины пресек глухой удар и звон наручников, под рыдания увели и маленького мальчика, не делая ему поблажек даже в силу возраста. Резвую болонку тут же отправили пинком в угол, стоило ей наивно выпорхнуть из-под длинной скатерти.
Маленькая девочка с алыми, как закат, волосами застыла от страха, не смея произнести ни звука. Она прижимала к себе куклу, дрожа всем телом. Раздался громоподобный выстрел из мушкета, и напротив нее рухнула с застывшей маской вместо лица горничная. Глаза девочки распахнулись, но снова голос ее оставался запертым в хрупком скованном тельце.
Выстрелы звучали один за другим, на пол летело все, что занимало какую-либо поверхность, летели ящики с письменными принадлежностями и кучей пергамента. Хаос ворвался в двери этого дома.
Вокруг стола сновали сапоги полицейских, пока один из них не наклонился и не приподнял завесу, чтобы заглянуть в глаза собственной смерти. Встретившись взглядом с маленькой перепуганной девочкой, он было крикнул всем о найденыше и потянулся к ней своей массивной рукой, как с ужасом увидел едва различимые красные нити, до треска натянутые вокруг ребенка. Слишком поздно увидел. Лески затрещали из угла в угол каждой комнаты, бесшумно пронизывая тела неприятелей, как масло. Стихло совсем быстро, почти мгновенно. И только малышка во весь голос разрыдалась, пока деревянный дощатый пол ее дома застилал алый океан крови жандармов.