Это история о том, как мы искали сокровища. Думаю, когда вы ее прочтете, вы увидите, что мы не ленились, пробуя разные способы разбогатеть.
Прежде чем поведать о поисках сокровищ, я должен рассказать еще кое о чем, потому что сам читал книги и знаю, как некрасиво начинать историю так: «Увы! – с глубоким вздохом сказала Хильдегарда, – мы в последний раз глядим на отчий дом!» А потом еще кто-нибудь что-нибудь говорит, но ты еще много страниц понятия не имеешь, где находится отчий дом и кто такая Хильдегарда.
Наш отчий дом находится на Люишем-роуд и имеет общую стену с другим домом. Перед этими домами есть небольшой садик. Наша фамилия Бэстейбл, в семье нас шестеро, не считая отца. Наша мама умерла, и если вы думаете, что нас это не волнует, потому что я мало о ней рассказываю, значит, вы совсем не разбираетесь в людях.
Дора у нас самая старшая, старший из мальчиков – Освальд, чуть помладше его Дикки. Освальд получил премию за латинский язык в подготовительной школе, а Дикки хорошо знает арифметику. Элис и Ноэль – близнецы, им по десять лет, а наш самый младший брат – Гораций Октавиус.
Эту историю рассказывает один из нас, но я не выдам, кто именно; может, дам знать только в самом конце. Вот попробуйте сами угадать, кто из нас рассказчик! Держу пари, что не угадаете.
Освальд первый додумался искать сокровища. Освальд часто размышляет об очень интересных вещах. И как только ему пришла в голову такая мысль, он не стал держать ее при себе, как сделали бы некоторые другие мальчики, а поделился с остальными.
– Знаете, мы должны отправиться на поиски сокровищ, – предложил он. – Чтобы вернуть разорившемуся семейству былое богатство, всегда ищут сокровища.
Дора сказала:
– Да у нас все прекрасно.
Она часто так говорит. Но в это время она как раз пыталась заштопать большую дыру в чулке Ноэля, который зацепился за гвоздь, когда мы играли в потерпевших кораблекрушение моряков на крыше курятника. В тот день Эйч-Оу упал и порезал себе подбородок так, что у него до сих пор виден шрам.
Дора – единственная из нас, кто пытается чинить одежду. Элис иногда пробует мастерить что-нибудь и однажды связала Ноэлю, который часто простужается, красный шарф. Но Ноэль не захотел его носить, потому что шарф получится шире с одного конца, и мы сделали из него вымпел. С тех пор как умерла мама, большинство наших вещей черные или серые, и алый цвет стал приятным разнообразием.
Отцу не нравится, когда кто-нибудь из нас просит купить новую вещь – и это один из признаков, что древний дом Бэстейблов и впрямь разорен. Другой признак: нам перестали выдавать карманные деньги, разве что малышам иногда перепадал пенни-другой. К обеду больше не приезжали гости в красивых платьях, в коврах появлялись дыры, а когда у мебели ломались ножки, ее больше не отдавали в починку, и садовника нанимали только для того, чтобы навести порядок в палисаднике перед домом, и то нечасто.
Все столовое серебро из большого дубового ящика, обитого зеленым сукном, отослали в лавку, чтобы удалить вмятины и царапины, и оно так и не вернулось. Мы решили, что у отца не хватило денег, чтобы заплатить мастеру за приведение в порядок серебряных ложек и вилок. Новые ложки и вилки были желтовато-белыми, не такими тяжелыми, как старые, и спустя два дня потускнели.
Отец очень тяжело заболел после смерти нашей мамы, а пока он болел, его деловой партнер уехал в Испанию… И после этого у нас вечно не хватало денег. Не знаю, почему.
Потом уволились слуги, осталась только одна служанка, Главная. Бомльшая часть комфорта и счастья зависит от хорошей Главной служанки. Предпоследняя была очень милой: она делала для нас отличные смородиновые пудинги и позволяла ставить блюдо на пол и делать вид, будто мы убиваем вилками дикого кабана. Но нынешняя почти всегда делает саговые пудинги, такие водянистые, что их нельзя вообразить даже островами, как можно сделать с овсяной кашей.
Потом мы перестали ходить в школу, и отец объяснил, что мы пойдем в хорошую школу, как только он сможет нас туда устроить. Он сказал, что каникулы пойдут нам всем на пользу. Мы считали, что он прав, только зря он умолчал, что не может позволить себе платить за наше образование, ведь мы все равно догадались.
В ту пору к нашей двери приходило очень много людей с конвертами без марок; иногда они очень сердились и говорили, что являются в последний раз, а потом этим делом займутся другие. Я спросил Элизу, что это значит, она любезно объяснила, и мне стало ужасно жаль папу.
А однажды пришла какая-то длинная синяя бумага. Ее принес полицейский, так что мы даже перепугались. Но отец сказал, что все в порядке… Только сестры сказали, что когда он подошел поцеловать их перед сном, он плакал, хотя я уверен – они соврали. Потому что плачут только трусы и сопляки, а мой отец самый храбрый человек на свете.
Теперь вы понимаете, почему нам пора было искать сокровища. Освальд так и сказал, а Дора заявила, что у нас все прекрасно. Но остальные согласились с Освальдом.
Итак, мы созвали совет. Дора сидела в кресле – большом кресле из столовой. Мы запускали с него фейерверк пятого ноября, в День Гая Фокса,[1] когда у нас была корь и мы не могли веселиться в саду. Прожженную в обивке дыру так и не починили, поэтому теперь у нас в детской есть кресло. Я думаю, оно еще дешево нам досталось, учитывая нагоняй, который мы, мальчики, получили из-за дыры.
– Мы должны что-то предпринять, – сказала Элис, – потому что казна пуста.
Говоря это, она гремела копилкой… Копилка действительно гремела, потому что мы всегда держим в ней фальшивые шесть пенсов на счастье.
– Да, но что именно предпринять? – спросил Дикки. – Легче легкого сказать просто «что-то».
Дикки всегда и во всем хочет точности и определенности. Отец прозвал его Определенным Артиклем.
– Давайте еще раз перечитаем все книги, – предложил Ноэль, но мы шикнули на него, потому что прекрасно знали: он всего лишь хочет вернуться к чтению своих книжек.
Ноэль у нас – поэт. Однажды несколько его стихов даже напечатали и выдали ему гонорар, но это уже другая история.
– Послушайте, давайте спокойно посидим ровно десять минут, – сказал Дикки, – и пусть каждый думает о том, как найти сокровище. А после испробуем все способы один за другим, начиная с того, который придумает старший.
– Я не смогу ничего придумать за десять минут, лучше посидим полчаса, – возразил Эйч-Оу.
Его настоящее имя – Гораций Октавиус, но мы называем его Эйч-Оу из-за рекламного щита, мимо которого он еще недавно боялся ходить. На рекламе было большими буквами написано: «Ешьте Эйч-Оу». Вообще-то «Эйч-Оу» – это горячие пончики, но Гораций Октавиус решил, что заглавные буквы означают его инициалы, и его могут съесть. Он заверяет, что это было давным-давно, когда он был совсем маленьким мальчиком, но я-то помню, как в прошлое Рождество он разбудил нас всех посреди ночи плачем и воем. Взрослые сказали, что у него разболелся живот из-за пудинга, но мне Эйч-Оу признался, что ему приснилось, будто его пришли съесть, так что пудинг здесь ни при чем.
Что ж, мы уговорились помолчать полчаса. И вот мы сидели тихо и всё думали, думали, думали. Не прошло и двух минут, как я принял решение и понял, что остальные тоже всё решили, кроме Доры, которая ужасная копуша. От долгого неподвижного сидения у меня закололо в ноге, а через семь минут Эйч-Оу воскликнул:
– Ой, наверное, прошло уже больше получаса!
Эйч-Оу восемь, но он до сих пор не умеет узнавать время по часам. Освальд умел это с шести лет.
Мы разом зашевелились и заговорили, но Дора зажала уши руками и сказала:
– По одному, пожалуйста. Мы же не играем в Вавилонское столпотворение!
Кстати, «Вавилонское столпотворение» – очень хорошая игра. Вы когда-нибудь в нее играли?
Итак, Дора заставила нас всех сесть в ряд на полу, а потом начала по очереди показывать на нас пальцем с медным наперстком. Ее серебряный наперсток пропал, когда уволилась предпоследняя служанка. Наверное, служанка забыла, что наперсток принадлежит Доре, и по ошибке положила его в свою коробку. Она была очень забывчивой девушкой: часто забывала, на что потратила деньги, поэтому сдачи вечно не хватало.
Освальд заговорил первым:
– Я думаю, мы могли бы надеть черные маски, взять пистолеты и останавливать людей на дороге на Блэкхит со словами: «Кошелек или жизнь! Сопротивление бесполезно, мы вооружены до зубов!» Ну, как делали Дик Терпин[2] и Клод Дюваль[3]. Неважно, что у нас нет лошадей, потому что карет теперь тоже больше нет.
Дора сморщила нос: она всегда так делает, собираясь сказать что-нибудь поучительное, как правильная старшая сестра в книгах.
– Так поступать очень скверно, – заявила она. – Это все равно что воровать или вынимать пенни из карманов папиного пальто, которое висит в прихожей.
По-моему, зря она напомнила про пенни, особенно при малышах, потому что когда я стащил у папы деньги, мне было всего четыре года. Но Освальд не стал показывать, что задет. Вместо этого он сказал:
– Могу придумать много других способов. Например, спасти старого джентльмена от угрожающих ему смертью разбойников с большой дороги.
– Нет больше никаких разбойников с большой дороги, – сказала Дора.
– Ну все равно… Спасти джентльмена от смертельной опасности. Опасностей и сейчас предостаточно. А старый джентльмен окажется принцем Уэльским и скажет: «Мой благородный, драгоценный спаситель! Назначаю вам ренту в миллион фунтов в год. Встаньте, сэр Освальд Бэстейбл!»
Остальные, похоже, сомневались, что из этого выйдет что-то путное.
Тут настала очередь Элис.
– Думаю, мы могли бы попробовать волшебную лозу. Я уверена, что у меня получится. Я часто об этом читала: просто держишь лозу в руках, а когда подходишь к тому месту, где есть золото, она начинает вздрагивать. Тогда ты понимаешь, что здесь закопано золото – и выкапываешь его.
– О, – вдруг сказала Дора, – у меня идея! Но я выскажусь последней. Надеюсь, в волшебной лозе нет ничего дурного. Библия не одобряет волшебство.
– Библия не одобряет свинину и утятину, – напомнил Дикки.
– Во всяком случае, сперва попробуем другие способы, – сказала Дора. – Теперь говори ты, Эйч-Оу.
– Давайте станем бандитами! – предложил Эйч-Оу. – Вообще-то я знаю, что бандитствовать нехорошо, но будет забавно в такое поиграть.
– Я уверена, что это неправильно, – заявила Дора.
Дикки сказал, что ее послушать – так всё неправильно. Дора ответила, что не всё, но Дикки продолжал ворчать, и Освальд, чтобы их помирить, сказал:
– Доре незачем играть, если она не хочет. Ее никто не просит. А ты, Дикки, не будь идиотом: вытри слезы и давай послушаем, что придумал Ноэль.
Дора и Дикки не выглядели умиротворенными. Я пнул Ноэля под столом, чтобы тот поторопился, а он сказал, что больше не хочет играть. Хуже не придумаешь. Остальные вообще готовы были поссориться. Я велел Ноэлю вести себя как мужчина, а не как хнычущий поросенок, и тогда он сказал, что еще не решил, что сделает: может, напечатает сборник своих стихов и продаст, а может, найдет принцессу и женится на ней.
– В любом случае вы все ни в чем не будете нуждаться, – пообещал он, – хотя Освальд меня пнул и обозвал хнычущим поросенком.
– Я не обзывал тебя поросенком, я велел тебе им не быть!
Элис тоже объяснила Ноэлю, что это совсем другое дело. Тогда он согласился больше не обижаться.
Потом заговорил Дикки:
– Вы, наверное, обращали внимание на объявления в газетах, где сказано, что леди и джентльмены могут легко заработать два фунта в неделю в свободное время. Надо только перечислить два шиллинга, и нам пришлют тщательно упакованные образцы и инструкции. Теперь, когда мы не ходим в школу, у нас все время – свободное, поэтому мы легко могли бы зарабатывать по двадцать фунтов в неделю каждый. Неплохо, правда? Сначала попробуем что-нибудь другое, а как только накопим деньги, пошлем за образцами и инструкциями. И у меня есть еще одна идея, но я сперва должен ее обдумать.
Мы сказали:
– Выкладывай, что за идея?
Но Дики ответил:
– Нет.
Такой уж он человек, Дикки. Никогда не покажет, над чем трудится, пока не доделает всё до конца, и свои сокровенные мысли ни за что не выдаст. Но ему нравится, когда ими интересуются, поэтому Освальд бросил:
– Ну и храни свой дурацкий секрет. Теперь говори ты, Дора.
Дора вскочила, уронила чулок и наперсток (наперсток откатился в сторону, и мы не могли отыскать его несколько дней) и сказала:
– Давайте действовать по-моему. Я ведь старшая, так что это справедливо. Будем искать сокровища, но без помощи какой-то там волшебной лозы, а просто копать. Люди, которые ищут сокровища, всегда их находят, значит, и мы найдем. А когда разбогатеем, нам не нужно будет пробовать остальные способы. Некоторые из них такие сложные, и я уверена, что некоторые неправильные… А мы всегда должны помнить, что поступать неправильно – это неправильно…
Но мы велели ей заткнуться и пошевеливаться, что она и сделала.
Когда мы вышли в сад, я невольно удивился, почему отец не подумал о том, чтобы поискать там клад – вместо того чтобы каждый день ходить в свой отвратительный офис.