Жан-дурачок
– Тетушка, ну, пожалуйста, сыграй с нами в прятки!
– Вот придумали! Где мне старухе бегать да выискивать шустрых девчонок? От чего вы не пригласите в игру Франсуа?
– Да ну его, тетушка. Он вечно сидит с книгой.
– Да-да, или уставится на оконную изморозь.
– Должно быть он глупый, тетя.
– Нельзя назвать глупцом человека от того лишь, что он не похож на вас. Пожалуй, и Франсуа может считать вас глупышками, если целый день вы только скачете, словно заводные куклы. И кто знает, может быть, Франсуа вырастет достойным и серьезным человеком, раз просиживает над книгами часами. Вот что, зовите-ка его сюда. Я расскажу одну историю. Должно быть, она понравится и вам, и Франсуа.
В маленьком рыбацком поселке жил мальчик Жан. Матушка его была прачкой, а отец рыбаком. Когда Жан был совсем маленьким, отец утонул, и бедной матери приходилось работать, не покладая рук, чтобы прокормиться. Ребятишки в поселке не дружили с Жаном, они смеялись над ним и дразнили. Им было непонятно, почему он часами сидит, уставившись на заходящее солнце, на кружившую над цветком стрекозу или на разведенный в очаге огонь.
Жан удивлялся. Разве они не видят, что солнце, словно раскаленный шар, медлен-но опускается в море, и вода окрашивается сначала в густо-малиновый, затем бордовый цвета. И вскоре рябь на воде становится кроваво-красной, словно жидкое пламя? А стрекоза? Ее легкие крылышки, словно хрустальные, она парит в воздухе и может превратиться в фею с большими таинственными глазами. Как же можно не видеть всего этого? Как ни замирать от счастья, зная, что тебя окружает такая красота! А маленькие пестрые птички с быстрыми хитрыми глазками… Соседская кошка, дремлющая на солнышке, словно богатая дама, одетая в переливающийся бархат и высокомерно поглядывающая на всех.
Но ребятишки ничего этого не замечали. Они носились с криками по прибрежному песку, дрались и играли, ссорились и мирились. Таскали у зазевавшихся рыбаков рыбу и единодушно считали, что Жан попросту дурачок.
За ними и многие взрослые в поселке стали поговаривать, что у прачки Клотильды сын дурачок. В услужение его не отдашь, кому нужен глупый, как пень, слуга? Учиться – тем более не сможет. А чтобы не помереть с голоду, надо найти ему самое простое ремесло. Клотильда только тяжело вздыхала. Мало ей горя, что сын – глупец, так еще худой и слабый. Даже возить дрова не сможет. Хорошо хоть угольщик Коллен-Борода согласился взять Жана в подмастерье. Кому охота сидеть целый день в лесу у ямы, где горят поленья, и ходить вечно в угольной пыли? Но через месяц даже Коллен-Борода не выдержал и прогнал Жана.
Вот бестолковый парень! Вместо того, чтобы следить за обжигом, таращит глаза от восхищения. Он, видите ли, разглядел, что пламя словно танцует, меняя цвет. Уверяет, будто в некоторые дни танец – грустный и медленный, а в иные – веселый, перебегающий с места на место. Одно слово – дурачок.
А уж когда Жан с утра до поздней ночи начал рисовать на песке картины тонкой палочкой? прачка Клотильда, поплакав немного, собрала в узелок маленький хлебец, луковицу, медную монетку и выпроводила сына из дому. Пусть идет, куда глаза глядят. Авось найдет свое счастье. А она уж не в силах терпеть насмешки соседей. Может, сыну повезет в чужих краях заработать на кусок хлеба.
Жану было очень грустно оставлять мать, он стал обещать ей, что научится писать красивые картины и избавит ее от тяжелой работы.
Но Клотильда вытерла слезы и покачала головой. Так Жан пошел по свету счастья искать.
Однажды через маленький городишко проезжал богатый граф. Он ехал издалека, и ему захотелось выйти из кареты и немного размяться. Граф вместе со слугой вошли в трактир. Трактирщик, увидев такого знатного гостя, согнувшись и непрерывно кланяясь, начал уставлять стол лучшими блюдами. Граф неторопливо ел, рассматривая скромное убранство трактира. В дальнем углу он заметил худого, бедно одетого юношу. Перед ним на столе стояла кружка молока.
– При такой худобе вряд ли он будет сыт одним молоком, – хихикнул слуга графа.
– Видно, этот юноша очень беден и не может попросить другой еды, – ответил граф. – Эй, трактирщик, отнеси-ка этому человеку более подходящее блюдо, я заплачу за него.
– Господин граф очень добр, – заискивающе улыбнулся трактирщик, – но стоит ли, право, тратиться на такого никчемного человечишку?
– Да кто он? – спросил граф.
– Верно, какой-то дурачок. Пришел сюда дня два назад, попросил работы, а делать-то ничего не умеет. Еле-еле смог наколоть дров, да еще почистил очаг, вот и заработал только на кружку молока. Говорит, что он художник! А у самого даже кистей и красок нет.
Трактирщик и слуга графа захохотали. Юноша посмотрел на них большими грустными глазами и ничего не ответил.
– Подойди ко мне! – приказал граф. Юноша подошел и поклонился.
– Ты действительно можешь рисовать? Ты художник?
– Да, господин.
– А где же твои краски и кисти?
– Мне не на что их купить, господин.
– Послушай-ка, мне срочно нужен человек, который сможет нарисовать портрет. Моя матушка серьезно больна, и дни ее сочтены. У меня должно быть не хватит времени дожидаться приезда королевского художника. Когда Господь призовет ее, картина будет мне утешением. Если ты хорошо выполнишь работу, я дам тебе денег. Если ты меня обманываешь и только зря потратишь краски и время, я велю заточить тебя в самую высокую башню.
– Думаю, у меня получится, господин.
Граф увез юношу, а был это никто иной, как несчастный скитающийся Жан.
В замке графа Жана покормили, дали холст, кисти и краски и отвели к старой графине. Старушка была так слаба, что все время лежала в кровати. Жан закрепил холст и спросил:
– Матушка, вы, верно, не хотели бы, чтобы я нарисовал вас лежащей в кровати, обложенной со всех сторон подушками? Не расскажите ли мне о месте, где вам нравилось бывать?
Старушка улыбнулась и ответила:
– Мне было приятно гулять в нашей тисовой аллее, за замком. Там всегда стояла тень, и солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, словно через вуаль. Когда ветер шелестел листвой, мне казалось, что мои друзья говорят со мной, что покойная мать шепчет ласковые слова, как в детстве. – По щеке старушки скатилась слеза.
– Не плачьте, матушка! Я нарисую вас, гуляющую в тисовой аллее, и блики солнца через листву, и даже шепот листвы!
– Ты добрый и милый юноша. – Лицо старушки на миг озарилось слабой улыбкой.
Жан принялся за работу. Три дня он прилежно трудился над холстом. Наконец, он аккуратно снял картину и поднес ее к старой графине. Служанки помогли ей приподняться и подложили под спину подушки. Граф вошел в комнату и напряженно ждал, понравится ли матери картина.
Старушка развернула холст, и по щекам ее побежали слезы.
– Негодяй! – вскричал граф. – Ты, видно, написал такую мазню, что расстроил мою матушку!
– Ах, сынок! Не смей кричать на этого юношу. Он подарил мне счастье.
Старушка прижала холст к себе, глаза ее закрылись, и на губах застыла улыбка.
Граф был так расстроен смертью матери, что даже не посмотрел картину. Про Жана все забыли, до того ли? Только через несколько дней граф велел принести ему холст, чтобы увидеть, наконец, портрет. Когда он развернул полотно, то просто онемел. На картине была изображена тисовая аллея, по ней шла женщина в белом платье, ветер шевелил верхушки деревьев, и солнечные блики вспыхивали в листве. Граф услышал шелест листвы и пение птиц. Женщина на полотне подходила все ближе и, наконец, граф увидел свою матушку, молодую и красивую, такой она была в его детстве. Она улыбалась ему доброй и нежной улыбкой.
Граф был потрясен. Он велел разыскать Жана и одеть его в богатую одежду. Дать столько денег, сколько он захочет, и купить ему самые лучшие и дорогие кисти и краски. Жан от души поблагодарил графа и сказал, что ему не нужно богатство. Вот если господин граф разрешит ему остаться в замке, он будет очень рад, потому что идти ему совершенно некуда.
Граф очень обрадовался, поселил Жана в хорошей светлой комнате и разрешил в любое время прогуливаться по замку и владениям графа.
Жан прожил в замке графа несколько лет. Он рисовал и рисовал. Если на картине было море, то люди слышали шум прибоя, и многие уверяли, что чувствуют, как соленые брызги воды попадают в лицо. Если он рисовал лес, то можно было часами разглядывать, как среди деревьев промелькнет лисица, как с ветки вспорхнет испуганная птичка. Люди слышали журчание лесного ручейка и шелест ветра.
Вскоре весть о чудесном художнике дошла и до самого короля. Он приказал немедленно доставить Жана во дворец. Король захотел, чтобы Жан нарисовал что-нибудь для королевы. Она была родом из далекой страны и так тосковала по дому, что постоянно грустила. Из-за этого король отменял балы и праздники. Что это за праздничный бал, когда у королевы глаза блестят от слез?
И Жан рисовал для королевы ее родной город и улицы, по которым она проезжала в карете, и замок, где она жила до замужества.
– Ах, милый Жан! Я словно могу в любое время, как только начинаю тосковать, оказаться дома! Я чувствую запах цветов, которые росли в нашем саду. Я даже вижу моего старого слугу, подающего мне веер. Как я благодарна тебе, милый Жан! Наверное, я совсем бы зачахла от тоски без твоих картин.
Король был очень доволен Жаном и осыпал его подарками. Но Жану ничего было не нужно. Только были бы краски и холст, да возможность рисовать.
Однажды к нему подошел старый садовник и, поклонившись, спросил:
– Господин Жан, не возьмете ли вы моего внука Шарля в ученики? Мальчишка не ест и не пьет, а ходит, как тень, за вами и часами смотрит, как вы работаете. Вы уж простите, что я вас побеспокоил.
– Это мне в пору просить прощения, когда я работаю, ничего не замечаю, вокруг, а бедный мальчик не решился обратиться сам.
И маленький Шарль стал учеником художника.
Прошли годы. Картин Жана было так много, и они были так хороши, что Король приказал выстроить галерею и разместить там картины. Теперь все жители могли прийти и полюбоваться ими. Богатые люди должны были заплатить за вход золотую монету, а бедных людей пропускали бесплатно. Так приказала королева. Она хотела, чтобы каждый человек мог увидеть эти волшебные картины.
Однажды из маленького рыбачьего поселка приехали рыбаки. Они привезли улов в город, чтобы продав рыбу, купить подарки своим домашним. А не зайти ли в королевскую галерею, поглазеть на волшебные картины? Ведь люди они не богатые, с них и плату не возьмут. И рыбаки отправились смотреть картины.
Они ходили уже целый час, охая и восхищаясь, пока не забрели в самый последний зал. И вдруг рыбак Мишлен вскрикнул:
– Эй, смотрите-ка, точь в точь наша деревня! – Рыбаки столпились перед картиной, подталкивая друг друга локтями.
– Вот это да! Да это же папаша Бежар сворачивает свою сеть!
– Гляди-ка! Прачка Клодильда полощет белье!
– Смотри-смотри, мальчишки столпились на берегу! Пьер, Анри, да это же мы, только в детстве, вон же толстяк Гринье!
– О! Мы кидаем песком, в какого-то тщедушного парнишку, а он прикрывает глаза руками. Да это же Жан дурачок!
– Откуда же художник смог так точно все нарисовать? Словно сам был вместе с нами.
И вдруг одна и та же мысль пронзила рыбаков. Самый смелый подошел к служителю и, поклонившись, спросил:
– Не скажет ли, господин служитель, как зовут художника?
– Вы, видно, издалека. Все знают, что его зовут господин Жан.
– Он, наверное, живет во дворце? Не подскажет ли, господин служитель, можно ли его повидать?
– Увы, к несчастью, господин Жан скончался в прошлом году. У нас есть только его портрет. Ученик господина художника Шарль написал его.
На портрете в кресле сидел худой человек с большими грустными глазами.
– Да, это он – Жан! Я узнал его!
– И я узнаю. Он так же грустно смотрел на нас, когда мы дразнили и насмехались над ним.
– Да-да, таким же взглядом он смотрел напоследок, уходя из поселка.
– А мы радовались, что избавились от него.
Молча, стояли они у портрета, понурив головы. Краска стыда заливала их лица, и по щекам катились слезы раскаяния.
– Ах, если бы он был жив, мы непременно выпросили бы у него прощения! – воскликнул один из рыбаков. И взглянув на картину последний раз, они увидели, как худощавый человек на портрете едва заметно улыбнулся.