История становления и развития высшего образования и научных исследований в СССР, тесно связанная с социокультурной и политико-идеологической обстановкой в государстве и обществе, и сейчас актуальная тема исследования.
Как известно, система исторического знания (образование, наука, подготовка кадров высшей квалификации, идеология, культура и т. п.) является специфической областью государственной политики и общественных отношений, благодаря которой осуществляется преемственность поколений, формируется сознание человеческой личности, ее гражданская и политическая идентичность и культура, мировоззренческие установки, нравственные ценности, чувство патриотизма и т. п.
Историческое знание в различных его проявлениях было одним из главных мировоззренческих ретрансляторов в российском обществе, обеспечивающих связь времен и преемственность поколений во всех «бифуркационных точках» развития общества и государства. Особенно ярко эта функция проявилась в кризисные периоды XX в.: после 1917 г., в первой половине 1930-х гг., во время Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы. Рельефно роль истории проявилась в один из самых неординарных, неоднозначных и интереснейших периодов российской истории – в годы сталинизма (вторая половина 1920-х – первая половина 1950-х гг.).
Сегодня в число новых исследовательских направлений входит также и изучение процессов регионализации высшего образования и науки. В связи с этим актуальным становится изучение макрорегионального, регионального, локального и даже микроуровневого опыта организации исторического образования и исторической науки в рамках научно-образовательных комплексов.
К числу особых макрорегионов России относится, несомненно, Сибирь с ее особым научно-образовательным комплексом, обусловленным специфическим социально-политическим и экономическим характером развития. Разнообразные феномены и институции социальной, экономической, культурной, политической сфер жизнедеятельности населения Сибири также имеют особенности своего развития. Зарождение и развитие сибирского научно-образовательного комплекса и отдельных его сегментов имеет ряд специфических черт. Сибирский научно-образовательный комплекс, транслируя общие, характерные для всей системы высшего образования и науки (в т. ч. и исторической) направления развития, проявляет уникальные, присущие только данному региону свойства.
Предметная область исследования настоящей монографии связана с изучением системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса периода сталинизма. Напомним, что данный период характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Цель исследования состоит в выявлении роли и значения сибирского научно-образовательного комплекса в общесоюзной системе подготовки кадров профессиональных историков и организации исторических исследований в условиях сталинизма.
Для достижения поставленной цели в данной работе был решен ряд задач. В частности, проведен ретроспективный анализ основных этапов организации, становления и развития исторического образовательного и научного процессов в высших учебных заведениях сибирского научно-образовательного комплекса в период сталинизма; на основе историко-правового анализа официальных партийно-государственных документов, центральных и ведомственных нормативно-правовых актов, региональных и локальных документов раскрыто содержание изменений, которые происходили в системе исторического образования и исторической науки в образовательных учреждениях СССР в целом и Сибири в частности в данный период; определена модель формирования у историков как у будущей региональной интеллектуальной и идеологической элиты «правильного» мировоззрения, «правильной картины мира», что было важнейшей задачей исторического образования и исторической науки, выявлен механизм выработки у самих историков этой «картины мира», как она менялась, как она передавалась студентам, через какие механизмы и практики.
Историография темы данного исследования, ввиду своей многоуровневой природы (общегосударственный, макрорегиональный, субрегиональный, межрегиональный, региональный, локальный и микроуровень) и существенной продолжительности хронологических рамок, имеет сложную структуру. Весь историографический массив научно-исследовательской и публицистической литературы систематизируется по трем основаниям: хронологическому, предметному и территориальному.
В хронологическом аспекте периодизация изучаемых процессов укладывается в три историографических периода, которые существенно отличаются друг от друга в подходах и теоретическом уровне осмысления предмета исследования.
Первый историографический период (вторая половина 1920-х – первая половина 1950-х гг.) относится, собственно, к самому периоду сталинизма и совпадает с хронологическими рамками предмета исследования. Таким образом, историография изучаемого вопроса формировалась параллельно со своим же предметом. Это сложное время с точки зрения внутриполитических процессов и социально-экономического развития страны, это период идеологического диктата, политических репрессий и идеологических кампаний, в которые в полной мере были вовлечены советские историки. При этом за короткий период система отечественного исторического знания прошла путь от радикальных экспериментов, трансформаций и своей фактической ликвидации в 1920-х гг. до возрождения и новой институционализации исторического образования и реабилитации самой исторической науки в начале 1930-х гг. и тем более в годы Великой Отечественной войны. За эти десятилетия были выработаны основные подходы государственно-партийных органов и самих ученых-историков к роли и месту исторического образования и исторической науки в системе советской высшей школы, к их значению для социокультурной и политико-идеологической жизни страны.
Второй историографический период советского времени, находящийся уже за пределами самого сталинизма, охватывает вторую половину 1950-х – начало 1990-х гг. В свою очередь, он подразделяется на два этапа: вторая половина 1950-х – середина 1980-х гг. и годы перестройки.
Первый этап начинается с оттепели, с появления новых возможностей и направлений исследований. У самих же историков появляется возможность взглянуть на развитие исторического образования и исторической науки в годы сталинизма с критической точки зрения. Продолжение данный этап получил в годы развитого социализма (со второй половины 1960-х гг.). Он характеризуется также появлением в зарубежной историографии (прежде всего, в англо язычных работах американских и английских советологов) исследований, связанных с предметным полем данного исследования.
На втором этапе в годы перестройки происходит политическая и идеологическая переориентация ряда историков, их подходов к исследованию самой истории, смена исследовательских парадигм.
В годы перестройки определяется круг новых историографических проблем и вопросов для отечественных историков. Вместе с переосмыслением исторического прошлого, поиском новых форм и методов исследований, новых тем и направлений, исследованием белых пятен появляются и новые историографические сюжеты, связанные с историей исторического образования и исторической науки в СССР, преимущественно на новой источниковой основе.
Политика перестройки позволила отечественным исследователям более критично подойти к рассмотрению традиционных сюжетов. Эти исследования выдержаны, как правило, в рамках традиционной советской историографии, но в них в то же время нашли отражение критика политики КПСС и плюрализм мнений. Региональные историки в меньшей степени были вовлечены в эти процессы, о чем свидетельствуют их публикации.
Работы отечественных исследователей советского периода, несмотря на их идеологическое наполнение, внесли существенный вклад в изучение истории высшего исторического образования и отечественной исторической науки в СССР, и частично на региональном уровне. За этот период в научный оборот были введены многие документы, накоплен значительный эмпирический материал, началось формирование целостной картины исторического образования и исторической науки в высшей школе.
Зарубежные исследователи-советологи в своих работах, основываясь на доступных им источниках и литературе, предпринимали попытки решения важнейших проблем существования в условиях тоталитарной и авторитарной моделей советского государства таких важных общественных институтов, как высшее образование и наука[1], в т. ч. исторического образования и исторической науки, особенностей их развития, их соотношения с идеологией, выявления степени и форм влияния на историческое образование и науку партийно-государственных механизмов и т. п.[2]
Третий (постсоветский) современный историографический период охватывает современную историю России. Это время нового подхода к предмету исследования, новых исследовательских парадигм, появления новых вопросов и постановки новых проблем, новых источников. По объему историографического материала и разнообразию направлений я считаю этот период самым насыщенным и результативным в отечественной и зарубежной историографии тематики настоящего исследования.
Период сталинизма стал наиболее интересен в современной историографии XX в. как общероссийского, так и регионального уровня.
Темами, связанными с историей государственной идеологии, стали вопросы по изучению идеологических кампаний, проводившихся в первое послевоенное десятилетие (период позднего сталинизма) в СССР, в которых историки были одними из основных участников (как со стороны пострадавших от этих кампаний, так и со стороны проводников репрессивной политики)[3]. Так, в монографии В. В. Тихонова и его докторской диссертации[4] рассматриваются направление, динамика и содержание идеологических «проработок», которые в значительной степени зависели от ситуации внутри самой локальной корпорации советских историков (групповых, институциональных и индивидуальных конфликтов, карьерных амбиций, социальной психологии поколений историков и т. д.). При этом в его работах обозначаются и относительно позитивные последствия идеологических кампаний (так, именно они дали мощный толчок развитию историографических исследований в СССР).
В работах современных историков (Л. И. Пыстиной, В. Н. Казарина, С. Г. Сизова, Е. С. Гениной и др.) комплексно были изучены проблемы, связанные с отношением власти и сибирской интеллигенции (как в общесибирском, так и в региональном и в локальном аспектах); вопросы реализации партийно-государственной идеологии в этих отношениях и влияния идеологических кампаний и политического климата (в т. ч. событий, последовавших после XX съезда КПСС – оттепели) на деятельность научно-педагогических работников, в т. ч. и на сибирских историков второй половины 1940-х – начала 1960-х гг.[5] Тесно связаны с вышеназванной тематикой исследовательские работы, посвященные проблемам интеллектуальной истории, проблеме «историк в контексте социума», взаимоотношениям историков с властью в условиях идеологических кампаний периода позднего сталинизма, написанных на материалах высшей школы сибирского макрорегиона[6].
Зарубежные работы исследователей-русистов на протяжении 1990–2000-х гг. традиционно были посвящены вопросам влияния советской идеологии и политики на культуру, образование и науку в СССР, но все больше они начинают концентрироваться на наиболее популярном в зарубежной историографии периоде сталинизма. Исследования зарубежных историков оценивают суть и содержание советской политики в отношении ученых, научно-образовательных институций СССР раннего периода, советской культуры и формирования новой советской идентичности[7]. Все больше появляется работ, посвященных положению истории и историков в переходные периоды общественно-политического развития страны, историческому ревизионизму и т. п.[8]
В своем предметном аспекте массив исследовательской литературы связан с работами, посвященными общим и специальным (частным) вопросам развития исторического образования и исторической науки в советский период. Общие вопросы включают в себя изучение системы исторического знания в структуре всей советской высшей школы; изучение организационной структуры самого исторического образования и исторической науки, направления деятельности, специальных вопросов и отдельных аспектов развития исторического знания и т. п. Специальные (частные) вопросы затрагивают отдельные аспекты развития исторического знания, корпорации историков, биографии ученых-историков и т. п.
Территориальный аспект историографии связан с проблематикой регионализации и локализации вышеобозначенных процессов, т. е. с изучением предмета настоящего исследования на следующих уровнях: общегосударственном (общесоюзном или в рамках РСФСР); макрорегиональном (Сибирь), субрегиональном (Западная Сибирь и Восточная Сибирь), межрегиональном (объединение нескольких регионов по единому признаку, основанию для классификации, например национальные регионы Сибири), региональном (конкретный сибирский регион как административный субъект), локальном (город и локальное сообщество историков), микроуровне (историческое структурное подразделение научно-образовательного учреждения).
Проанализировав общее состояние изучения вопроса, рассматриваемого в монографии, можно обнаружить, что в отечественной историографии изучению организации высшего образования и науки вообще и исторических в частности не уделялось должного внимания. Проблема заключалась в том, что эти сюжеты считались советской и до недавнего времени постсоветской историографией второстепенными и мало значащими для познания глобальных исторических процессов. Исключением являлись лишь специальные работы (историко-партийной направленности в советский период или юбилейной тематики в современный), связанные с историей крупнейших образовательных и научных учреждений (истории вузов, факультетов, кафедр, персоналий), и единичные работы, посвященные описанию отдельных отраслей или направлений высшего образования и науки.
Не были пока опубликованы обобщающие работы по истории высшего исторического образования и исторического знания в связи с социокультурным и политико-идеологическим развитием государства и общества. Вместе с тем долгое время оставался абсолютно вне сферы внимания вопрос об изучении опыта организации высшего образования и науки по отдельным региональным научно-образовательным комплексам влияния их развития на общероссийские процессы. Не приходится здесь говорить о большом числе обобщающих работ по отдельным отраслям знания в регионах, в т. ч. исторического характера. Сибирь в этом отношении не была исключением из общей ситуации, сложившейся в советской и современной историографии.
Проанализировав общие направления и состояние современной историографии исследуемого вопроса, можно констатировать, что означенная в монографии научная проблема не получила в историографии комплексной разработки. Имеющиеся на сегодняшний день работы, посвященные развитию исторического образования и исторической науки в советской высшей школе, касаются в основном общероссийской тематики или определенных ее аспектов (властеотношения, идеология, корпорация историков и т. п.). Другая крайность современной отечественной историографии связана с сугубо региональным, локальным уровнем или даже микроуровнем исследования (конкретных вузов, их структурных подразделений, персоналий и т. п.).
Необходимо остановиться на территориальных рамках предлагаемого исследования. Для большинства исследователей Сибирь, в соответствии с ее современным административным статусом, – это Сибирский федеральный округ, при этом к ней примыкает еще и Тюменская область, имеющая трансграничное положение, но в административном отношении исключенная из ареала Сибири, однако исторически, экономически и в социально-культурном отношении наиболее к ней близкая. Второе обстоятельство связано с тем, что исследователи не включают Якутию (Якутскую АССР) в территориальные границы Сибири в силу исторической специфики этого уникального региона в политическом, административном, экономическом, культурном и иных отношениях. Ее историческая обособленность как в советский период, так и на современном этапе дает основание говорить о том, что Якутия не входит ни в историко-географическое, ни в хозяйственно-экономическое, ни в социокультурное пространство Сибирского или Дальневосточного регионов, представляя собой особый, самобытный регион.
В данной монографии в конкретные территориальные рамки Сибири (как макрорегиона) входят субъекты РСФСР (в современном их состоянии), которые были связаны с организацией исторического образования, проведением исторических исследований в вузах (университетах и педагогических институтах). Автором выделяются и особые субрегионы, имеющие специфику в развитии на их территории исторического знания, – Западная Сибирь и Восточная Сибирь. Также определяются территории регионов как национально- или территориально-государственные образования и отдельные локации – города данных регионов (административные центры или наиболее крупные и значимые города). Для Западной Сибири это – Алтайский край (Барнаул), Кемеровская область (Кемерово и Сталинск-Новокузнецк), Новосибирская область (Новосибирск), Омская область (Омск), Республика Алтай (Горно-Алтайск), Томская область (Томск и Колпашево), Тюменская область (Тюмень). Для Восточной Сибири – Иркутская область (Иркутск), Красноярский край (Красноярск и Енисейск), Забайкальский край (Чита), Республика Бурятия (Улан-Удэ), Республика Хакасия (Абакан). Поскольку на всем протяжении советского периода в Кызыльском педагогическом институте не велась подготовка историков и не было систематических научных исследований (научная деятельность была сосредоточена в Тывинском НИИ языка, литературы, истории), данный регион здесь не рассматривается.
Исходя из обусловленных целью задач данного исследования, их решение было определено в соответствии с четырьмя методологическими уровнями: первым – метатеоретическим уровнем, определяющим историческое мировоззрение автора, основу его научного подхода к предмету исследования; общенаучными принципами исследования второго уровня; специальными методами исследования (в т. ч. историческими) третьего уровня; четвертым уровнем (теория среднего уровня), связанным напрямую с предметом данного исследования.
На первом методологическом уровне исследования в качестве исторического мировоззрения автор определил теорию модернизации.
Модернизация в России до сих пор зачастую трактуется в рамках традиции линейной модели, т. е. как переход от традиционного общества к современному. Лишь в самое последнее время в научном сообществе наблюдается отход от упрощенных схем, признается многовариантность модернизационных процессов, отказ от изображения модернизации в виде простой замены традиционной социальной организации новой.
Исходя из этого, исследовательский приоритет следует признать за идеей множественности модерностей. В нашем же случае наиболее перспективным путем видится не простое представление научно-образовательных институций результатом модернизационных процессов, но рассмотрение их в контексте уникального отечественного опыта преодоления традиции, самобытность которого заключается в причудливом сочетании элементов архаики и модерна, мера присутствия которых на разных этапах и определяет социально-историческую динамику.
Усилить эвристический потенциал данной теории и сгладить прямые углы ее европоцентричных положений способна концепция центр-периферийных отношений, которая позволяет, с одной стороны, более наглядно показать логику и механизмы трансплантации различного рода модерновых институций в странах, не относящихся к ядру европейской цивилизационной ойкумены, с другой же – детально продемонстрировать структурную и смысловую трансформацию их внутреннего пространства на региональном уровне.
Исключительность географической специфики североевразийского пространства, его трансграничный и кросскультурный характер обусловливают целесообразность привлечения к теории модернизации не только концепции центр-периферийных отношений, но также и концепта так называемой внутренней колонизации, дающего широкую ретроспективную панораму выстраивания центром структурных уровней внутренней периферии, раскрывая тем самым социокультурное содержание политико-административных практик по освоению собственной страны.
Основу источниковой базы исследования составили неопубликованные документы и материалы, абсолютное большинство которых впервые вводится в научный оборот. Она сформировалась в процессе изучения широкого круга архивных источников и материалов, выявленных автором в процессе работы в сибирских региональных архивах. Помимо неопубликованных архивных материалов, автором был привлечен ряд других важных для раскрытия предмета исследования источников (центральная и региональная периодическая печать, источники личного происхождения и т. п.).
Использованные письменные источники в исследовании разнообразны. Они представлены законодательными и подзаконными нормативно-правовыми актами общегосударственного уровня, документами и материалами организаций ВКП(б), материалами научных исторических дискуссий на страницах центральных изданий, делопроизводственной документацией и материалами ведомств и учреждений регионального и локального уровня, материалами центральной, общесибирской, региональной, местной и вузовской периодической печати, источниками личного происхождения (мемуары, письма, автобиографии), научными трудами, рецензиями и отзывами историков сибирских вузов.
К официальным документам и материалам общегосударственного уровня относятся законодательные и иные нормативно-правовые и подзаконные акты высших, центральных, отраслевых и иных органов государственной власти РСФСР и СССР по вопросам организации общего и высшего образования и науки, в т. ч. исторического образования и исторической науки. К ним относятся законы РСФСР и СССР[9]; совместные и специальные постановления [также совместные с ЦК ВКП(б) – ЦК КПСС] ЦИК и ВЦИК, Совета народных комиссаров и Советов министров РСФСР и СССР[10], в т. ч. связанные с преподаванием истории в школах, подготовкой кадров историков, историческим образованием и наукой[11]; профильных наркоматов, министерств, ведомств, управлений и иных учреждений (приказы, распоряжения, инструктивные письма и т. д.)[12], которые регламентировали организацию системы высшего образования и науки в стране, саму научную и учебную работу в вузах и т. п.; положения и типовые уставы высших учебных заведений СССР[13].
Законодательные и иные нормативно-правовые и подзаконные акты публиковались в сборниках советского законодательства и в ведомственных изданиях (собраниях, известиях, бюллетенях и т. п.), например, в Сборнике декретов и постановлений Рабоче-Крестьянского правительства по народному образованию; Известиях ЦИК СССР и ВЦИК; в Собрании законов и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства СССР (СЗ СССР) – с 1924 по 1937 г. [c 1938 по 1992 г. Собрание постановлений Правительства СССР (СП СССР)]; в Ведомостях Верховного Совета СССР (ВС СССР); Бюллетени Народного комиссариата по просвещению РСФСР и т. п. Часть их была опубликована в специальных сборниках основных постановлений, приказов и инструкций по высшей школе СССР[14].
Исходя из специфического предмета исследования и учитывая особый характер организации исторического образования и исторической науки, большую вовлеченность их в политико-идеологические процессы советского государства и общества, специальное внимание в исследовании было уделено директивным документам и иным материалам идеологического характера партийных органов ВКП(б) – КПСС по вопросам идейно-политического воспитания населения, организации высшего образования и науки в целом и исторического образования и исторической науки в частности. Партийные документы [постановления и решения съездов ВКП(б) – КПСС, постановления партийных пленумов ЦК ВКП(б) – ЦК КПСС и т. д.] всегда находили отражение в деле организации исторического образования, проведении научных исследований и т. д. Это напрямую относилось и к тематике исследований, и к содержанию образовательного процесса, и к структурным изменениям в системе организации научно-образовательного процесса, изменениям в политико-воспитательной работе и т. п.[15]
Политико-идеологические публикации представителей высшего партийно-государственного руководства[16] и программные материалы научного и политико-идеологического характера на страницах центральных идеологических изданий компартии и партийно-государственных органов, таких как журнал «Большевик» (с 1952 г. – «Коммунист») – теоретический и политический журнал ЦК ВКП(б) – КПСС, задачей которого было давать широкой партийной массе руководящий информационный материал: статьи, обзоры, критика, библиография и т. д., и специальных исторических изданий (журналы по отдельным отраслям исторического знания – история СССР, всеобщая история, история КПСС, этнография, археология и т. д.) были важным средством воздействия на высшую школу СССР и на историков – это были ретрансляторы официальной позиции политико-идеологического руководства для страны и регионов. Эти публикации имели программный характер для региональных историков, они были своего рода эталоном для построения учебного, научного и воспитательного процессов. В переходных условиях резко меняющейся политической обстановки эти работы становились важным инструментом воздействия на историков периферии при отсутствии новых учебных планов, программ, дисциплин, учебников и пособий и т. д.
Трансграничное положение между историческими источниками и историографическими работами занимают публикации в центральных отраслевых исторических журналах. Они были призваны проводить последовательную и целенаправленную идеологическую политику в отношении историков и идеологических работников. Появившиеся в довоенный период и получившие развитие в послевоенные годы центральные издания (специальные журналы по отдельным отраслям исторического знания) на своих страницах в передовых статьях публиковали материалы научных исторических дискуссий, которые являлись составляющей и органической частью государственно-партийной идеологии[17]. Эти статьи имеют важное значение для изучения предмета нашего исследования, т. к. эти материалы были положены в основу учебной, научной и политико-воспитательной работы с научно-педагогическими кадрами, студенческим контингентом и аспирантами советских вузов. Эти издания специально были направлены на то, чтобы через научные публикации сформировать определенные идеологические и политические модели и формы политико-воспитательной работы.
Так, на страницах журнала «Вопросы истории» проходили научные дискуссии, связанные с обсуждением вопросов периодизации истории СССР[18], периодизации истории капиталистических отношений в России[19], о формуле «наименьшее зло»[20] и т. д.
Основной массив источникового материала при работе над монографией был получен из неопубликованных документов и материалов сибирских региональных архивов. Они составили большую часть всех источников. В архивах были исследованы директивные документы, материалы, инструкции, протоколы заседаний, результаты проверок деятельности исторических структурных подразделений вузов на местах партийными органами ВКП(б) – КПСС (республиканских, краевых, областных, городских, районных, университетских, в т. ч. и первичных, и иных организаций и комитетов), а также организационно-распорядительная и делопроизводственная документация, регламентирующая и отражающая деятельность вузов и исторических структурных подразделений (факультетов, отделений, исторических кафедр и кафедр общественных наук, лабораторий, музеев и т. п.): планы, отчеты, протоколы заседаний, материалы проверок, справки и т. п.
Все архивные материалы, использованные при работе над монографией, по содержанию и по субъекту фондообразования, можно разделить на четыре основные группы. Первую группу составляет делопроизводственная документация территориальных (региональных и локальных) партийных организаций, органов власти и их отраслевых подразделений. В эту группу входят документы и материалы, относящиеся к деятельности партийных комитетов и органов советской власти общесибирского и субрегионального уровня [например, Исполнительный комитет Западно-Сибирского краевого Совета депутатов трудящихся, Восточно-Сибирский краевой комитет партии, Сибирский краевой комитет ВКП(б), Западно-Сибирский краевой комитет ВКП(б) и др.], регионального уровня [губернские, областные и краевые комитеты ВКП(б) – КПСС) и местного, локального уровня (городские и районные комитеты ВКП(б) – КПСС]. Сюда же относятся и разного уровня специализированные ведомства по управлению народным образованием и наукой в Сибири, регионах и на местах (например, отдел народного образования Запсибкрайисполкома, отделы народного образования, науки и учебных заведений, культуры и тому подобные структуры исполнительных комитетов краевых и областных комитетов КПСС и проч.).
Территориальные партийные комитеты и органы государственной власти разных уровней призваны были, с одной стороны, проводить политику высших и центральных органов (партийных и государственных) во вверенных им регионах, городах, районах и т. д., а с другой стороны, они осуществляли «обратную связь» между учреждениями и организациями своих регионов и локаций с центром. В этой тесной связке они и осуществляли свои полномочия, управляя и организуя работу научно-образовательных учреждений. В силу особого значения исторического образования и науки в системе высшей школы, особой роли истории и историков в политико-идеологической жизни советского общества, партийно-государственные органы держали под особым контролем деятельность региональных исторических структур. Благодаря большому количеству отчетов по итогам проверок, справок, докладных записок и иных материалов, связанных с контролем за деятельностью исторических институций и историков, аккумулировавшихся в этих органах и учреждениях, сегодня исследователь имеет возможность взглянуть на положение провинциального исторического образования и исторической науки с точки зрения их взаимоотношений с властями (как с региональными, так и с центральными), актуализируя проблему «историк и власть», выявить их позицию по отношению друг к другу, определить наиболее проблемные аспекты в этих взаимоотношениях. Благодаря этой группе источников появляется возможность реконструкции системы приемов и методов руководства, воздействия и влияния партийно-государственных органов власти на региональных историков и развитие научно-образовательных процессов в этом сегменте высшей школы.
Вторую группу составляет делопроизводственная документация научно-образовательных учреждений Сибири и их структурных подразделений, а также их партийных комитетов и первичных партийных организаций ВКП(б) – КПСС. К этим учреждениям относятся сибирские вузы (университеты, педагогические и учительские институты), научные учреждения (общесибирские и региональные институты, такие как Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, Западно-Сибирский и Восточно-Сибирский отделы Русского географического общества, комплексные научно-исследовательские институты языка, литературы, истории национальных субъектов Сибири) и их структурные подразделения (факультеты, кафедры, отделения, проблемные лаборатории, отделы, музеи и т. д.).
Это наиболее крупная по объему и по фактическому информативному потенциалу группа из всех представленных архивных документов и материалов. В нее входит массив делопроизводственной документации, которая сопровождает весь образовательный и научный процесс в вузах и научных учреждениях. Сюда же включены протоколы общих и закрытых собраний, отчеты, справки, характеристики на членов ВКП(б) – КПСС и прочая документация, связанная с деятельностью партийных комитетов и первичных партийных организаций, которые действовали в непосредственном контакте с самими историками (профессорско-преподавательским составом, научными сотрудниками и студентами).
Эта группа источников представляет собой существенный массив фактологического материала, привлеченного исследователем для восстановления содержательной картины большинства основных процессов, происходивших в высшей школе и научных учреждениях Сибири. Документы этой группы источников характеризуются подробностью изложения и повествования, позволяют восстановить многие события вплоть до мельчайших деталей. Особенно ценны материалы партийных организаций, которые, неся, разумеется, идеологический и политический подтекст, тем не менее досконально раскрывают суть происходящих явлений в образовательной и научной жизни, разбирают персональные дела с точки зрения не только личностных качеств, но и профессиональных. Наиболее насыщены подробностями, оценочными характеристиками и иными важными и интереснейшими аспектами внутренней жизни вузов и их структурных подразделений документы наиболее острых и трагических периодов (вторая половина 1930-х гг. и первое послевоенное десятилетие периода идеологических кампаний).
Третью группу составляют материалы и документы общественных организаций, объединений и школ партийного просвещения сибирских регионов. Напрямую эти структуры не относились к научно-образовательному комплексу регионов, однако выполняли важные социальные и политико-идеологические функции. В их деятельности самое активное участие принимали историки, зачастую входя в руководящие органы этих структур. К ним относятся, к примеру, Томский комитет ученых по содействию промышленности, транспорту и сельскому хозяйству в военное время, действовавший в годы Великой Отечественной войны, областные и краевые высшие партийные школы и университеты марксизма-ленинизма при региональных партийных комитетах и др.
Материалы данной группы источников открывают для исследователя возможность взглянуть на деятельность историков вне их академической и педагогической среды. С одной стороны, это общественная составляющая жизни провинциальных историков, а с другой – именно историки формировали значительную часть этих организаций и учреждений. В большинстве своем они определяли научно-просветительскую повестку и направления деятельности. Благодаря анализу этих документов выстраивается картина их взаимоотношений с региональным и локальным социумом.
Четвертую группу документальных источников составляют личные фонды сибирских историков – виднейших представителей научно-педагогического сообщества региона, организаторов высшего исторического образования и исторической науки Сибири. Например, фонды З. Я. Бояршиновой (ГАТО. Ф. Р-1863), И. М. Разгона (ГАТО. Ф. Р-1838); Ф. А. Кудрявцева (ГАИО. Ф. Р-2698), М. А. Гудошникова (ГАИО. Ф. Р-2703); М. И. Рижского (ГАНО. Ф. Р-2124), З. Г. Карпенко (ГАКО. Ф. Р-1261); В. А. Данилова (ГАТюмО. Ф. Р-2334); М. Б. Шейнфельда (ГАКК. Ф. Р-2378) и др.
Эти фонды представляют большой интерес для исследования обозначенной в монографии проблемы с двух позиций. Во-первых, материалы этих фондов позволяют проследить развитие «научной лаборатории» провинциального историка, генезис его как ученого и педагога. Они дают представление о путях формирования его научного направления и школы в разные периоды истории нашей страны и при разных условиях. С другой стороны, некоторые материалы личных архивов (неопубликованные письма, записки, в целом переписка с другими историками Сибири и иных регионов СССР) позволяют получить представление о профессиональных контактах сибирских историков, установить тот круг вопросов, которые объединяли или, наоборот, разъединяли сообщество сибирских историков, определить формы коммуникации и сотрудничества внутри корпорации и т. п.
Газетные материалы были выявлены автором в архивах, региональных библиотеках и библиотеках сибирских вузов и информационных центрах сибирских субъектов, а также большая часть газетного материала в настоящее время размещена в открытом доступе в сети Интернет: материалы центральной[21], ведомственной[22], общесибирской (в т. ч. межрегиональной)[23], региональной и локальной печати[24], а также университетских и институтских многотиражных газет[25].
Периодическая печать стала ценным источником в ходе работы над монографией. В этих материалах, освещающих, например, процесс складывания новой научно-образовательной системы начала 1930-х гг., откладывалась важная фактологическая, содержательная, иногда оценочная информация о некоторых аспектах развития исторического образования и исторической науки в Сибири, что не находило порой отражения в других видах источников, таких как делопроизводственная документация или тем более официальные материалы и нормативно-правовые акты. На страницах региональных и местных изданий, которые являлись, в первую очередь, средствами идеологического воздействия общесибирских, региональных и местных партийно-государственных органов власти, размещались статьи, материалы, заметки, касавшиеся политико-идеологического состояния высшей школы, научных, просветительных и культурных учреждений, особенно в период политических репрессий конца 1930-х гг. и во время идеологических кампаний второй половины 1940-х – начала 1950-х гг.
В газетах публиковалась информация о наиболее общественно значимых, резонансных событиях из жизни конкретного региона или Сибири в целом – обзоры научно-исследовательской и образовательной деятельности историков того или иного вуза, информация о наиболее важных научно-образовательных мероприятиях (конференции, симпозиумы и т. п.).
Специальный вид источников, использованный при написании данной работы, составили источники личного происхождения (мемуары и автобиографии). В этот комплекс источников вошли воспоминания студентов, аспирантов и историков, учившихся и работавших в исторических подразделениях сибирских вузов в разные периоды. Мемуары посвящены двум аспектам. Первый связан с личными воспоминаниями и переживаниями авторов о событиях, которые случились в прошлом с ними лично[26], второй аспект мемуаров связан с воспоминанием авторов о выдающихся историках – ученых и педагогах[27].
Важную роль в освещении профессиональной деятельности историков, общего политического и идеологического контекста играют и немногочисленные мемуары историков столичных и центральных городов страны[28]. Они позволяют оценить обстановку в определенных периодах, значимых для развития исторического образования и исторической науки (идеологические кампании позднего сталинизма).
Отметим, что советский период не оставил после себя сколько бы то ни было значительного массива мемуаристики как самих сибирских историков, посвященной вопросам, связанным с развитием исторического образования и исторической науки в этом регионе, так и воспоминаний о выдающихся сибирских историках их соратников, коллег, учеников. Лишь со второй половины 1980-х гг., но особенно в 1990-е и 2000-е гг. стало появляться большое количество мемуарных работ (в основном это были отдельные статьи и очерки) сибирских историков о себе и о коллегах-сибиряках. Огромное количество воспоминаний опубликовано в сети Интернет на сайтах исторических подразделений сибирских вузов, научных институтов, специализированных исторических порталах и т. д.
Такое количество работ мемуарного жанра в последний период объясняется тем обстоятельством, что к этому времени во всех сибирских вузах сформировались и развились собственные крупные исторические научные школы и направления, заслуженным авторитетом в научном сообществе (сибирском и российском) стали пользоваться крупнейшие сибирские историки послевоенного периода, некоторые к этому времени уже скончавшиеся. В 1990–2000-е гг. стали уходить из жизни представители первых генераций сибирских историков, наиболее яркие ее представители, которые сформировали сибирскую научно-педагогическую школу. Все это подвигало их коллег и учеников к написанию собственных мемуаров о пройденном периоде, о наиболее ярких и насыщенных страницах истории высшего исторического образования и исторической науки, о людях, о своих учителях.
Структура монографии обусловлена поставленными задачами и построена по проблемно-хронологическому принципу.
Монография издана при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации в рамках реализации Программы «господдержка социально значимой литературы».