Что-то происходит там, снаружи. Я сажусь на своей койке и потираю воспаленные запястья, когда слышу грохот. Вчера меня наконец-то развязали, и хотя я благодарен за свободу передвижения, веревки и наручники оставили на моей коже красные рубцы. Плюс разбитая губа и несколько синяков, которые, в принципе, даже не стоят упоминания. Теперь я почти уверен, что нахожусь где-то в окрестностях Осло, я до сих пор в Норвегии, это точно. В последний раз, когда заказывали пиццу, курьер говорил по-норвежски. Из моей крошечной унылой каморки с маленьким зарешеченным потолочным плафоном я не могу видеть того, что происходит снаружи, но хотя бы слышу, что делается в верхних комнатах или перед входной дверью.
Грохот раздается вновь. Медленно встаю с койки, вынужденный на миг слегка опереться на стену. Последние несколько дней я мало ел, к тому же уверен, что одно из моих ребер повреждено, так что сейчас мое кровообращение оставляет желать лучшего. Дышу, борясь с головокружением, затем выпрямляюсь. Не знаю, что там происходит. Я даже понятия не имею, сколько людей в доме. С тех пор как потерял сознание на причале в Калинойе, я видел только Уилла и Джозефа. Само собой, сюда приходят и уходят и другие люди, но пока я их не видел. Однако здесь точно не штаб-квартира этой повстанческой группировки, для этого тут слишком тихо.
Невольно задерживаю дыхание, когда воцаряется неестественная тишина. Обычно я все время слышу приглушенные шаги или тихие голоса: с изоляцией в этом доме из рук вон плохо. Но сейчас – ничего. Никакого грохота, никаких признаков жизни.
Возможно, на них напали. Члены Зимнего Двора или представители других сезонов. Что ж, повстанцев, конечно, жаль, но если это так, меня, надеюсь, здесь, внизу, не найдут. Я совершенно уверен, что Зимние меня, так скажем, недолюбливают. Однако, если они убьют повстанцев в доме и оставят меня здесь, внизу, я, вероятно, умру с голода. Из двух зол, как говорится…
Я так стараюсь услышать хоть что-нибудь, что у меня почти болит голова. Нахмурившись, подхожу к маленькому окошку и пытаюсь разглядеть что-то снаружи, но ничего не выходит. Все, что я вижу, – это серое небо и снег, который не прекращается неделями.
Внезапно за дверью слышен какой-то скрежет, и я вздрагиваю. Не проходит и двух секунд, как раздается такой оглушительный грохот, что мне кажется, будто стены дома дрожат. Тяжелая железная дверь, запирающая мою маленькую темницу, с громким скрипом отваливается от дверной рамы, будто это не дверь, а простая игральная карта.
Совершенно сбитый с толку, пялюсь на дверной проем. Облако пыли заполняет все пространство помещения, затем кто-то проходит и бросает на меня такой заинтересованный взгляд, что это кажется почти комичным.
– Шевелись, парень, – говорит Анатолий, не тратя времени на приветствие. Я едва узнаю его: на нем респиратор. Когда я несколько раз моргаю – и, вероятно, выгляжу совершенно растерянным, – в уголках его глаз появляются веселые морщинки. – Вопросы потом. Понятия не имею, как долго они будут валяться там без сознания. Так что нам лучше убираться отсюда. Прикрой рубашкой рот и нос и лучше задержи дыхание, пока мы не окажемся снаружи.
Я не заставляю его повторять дважды. Беру себя в руки, отбрасываю до поры до времени все вопросы, делаю, что мне говорят, а затем бегу за Анатолием. Поскольку из подвала я никогда не выходил, остается надеяться, что он знает, куда идти. Мы бежим вверх по обветшалой каменной лестнице, ведущей в жилую зону. На мгновение мое внимание отвлекается, когда мы пробегаем мимо двух повстанцев, валяющихся на диване без малейших признаков движения.
Ух ты. Что бы Анатолий ни сделал, это было весьма эффективно.
Адреналин бурлит в моем теле, когда мы, миновав неухоженный внутренний дворик, наконец выбегаем на улицу. Торопливо оглядываюсь по сторонам, но не замечаю поблизости ничего знакомого. Пока через несколько метров от нас не вижу красный автомобиль, припаркованный у обочины дороги с работающим двигателем и распахнутой пассажирской дверью.
– Кэт, – выдыхаю я и на миг замираю. Я не видел сестру и не слышал о ней с того самого времени, как повстанцы напали на нас в Гетеборге. Я намеренно избегал Кэт, чтобы не привлекать к ней внимание Джозефа и его людей. Часть меня была уверена, что с ней все в порядке, но другая… другая часть чертовски волновалась.
– Идем! – зовет Анатолий, распахивая заднюю дверь машины и запрыгивая внутрь. Я иду последние несколько метров, падаю на пассажирское сиденье, разворачиваюсь к Кэт и притягиваю ее к себе.
– Уфф, – содрогаясь от смеха, произносит она, обнимая меня в ответ. – Я тоже рада тебя видеть.
– Давайте-ка оставим это на потом, – вклинивается Анатолий, снимая с лица защитную маску. – Хотелось бы убрать свою задницу подальше отсюда, пока они не очнулись. Что скажете?
Неохотно выпускаю Кэт из объятий и откидываюсь на спинку сиденья. Встряхиваю головой, пытаясь упорядочить мысли. Я снаружи. Я сбежал, вот так просто. Несколько минут назад я сидел в темной каморке, ломая голову над тем, как выбраться, а теперь я в машине рядом с Кэт, и мы уверенно удаляемся от этого проклятого дома.
– Что?.. – начинаю было я, но тут же прерываюсь, потому что в этот момент Кэт поворачивает так резко, что я уже вижу, как мы все лежим в кювете. – Как вам это удалось? И как вы меня нашли?
Анатолий на своем сиденье подается вперед и хватается руками за спинки наших кресел так, что его голова оказывается почти между нашими.
– Это была идея Зары. Усыпляющий газ.
Я пару раз моргаю:
– Что?
– В принципе, это что-то вроде того вещества, что используется при наркозе или типа того, – объясняет он, пожимая плечами. – Только этот газ более концентрированный и по-другому структурированный. Он почти не имеет запаха. Ты не замечаешь его до тех пор, пока не становится слишком поздно и ты валишься с ног.
– И это была идея Зары? – недоверчиво спрашиваю я.
Кэт переводит взгляд на меня, что, учитывая скорость, с которой она едет, и то, как она ведет машину, меня слегка беспокоит.
– Она вовсе не дура, Кево.
Я фыркаю:
– Как скажешь.
Я не фанат Зары, это не секрет. С Блум она вела себя как настоящая стерва. Я не могу игнорировать ее злобу, независимо от того, как к ней относится Кэт.
– Я не знаю, как долго они будут без сознания, – повторяет Анатолий прежде, чем я успеваю что-то сказать, и поворачивается на своем сиденье, оглядываясь назад. – Нам нужно торопиться.
– И куда мы едем? – Чувствую себя неспокойно. Все произошло так быстро, что у меня едва хватило времени призвать свою силу и осмыслить все это. Теперь же страх заливает мое нутро, и я слежу за взглядом Анатолия. – Где мы вообще находимся?
– В Крингсше, – кратко отвечает Кэт. – Примерно в полутора часах езды в глубь страны от Осло.
Ладно, по крайней мере мои оценки оказались не так уж ошибочны. Мы все еще в Норвегии.
– И куда мы едем?
– В один маленький городок. Ничего особенного, мы будем там через пятнадцать минут.
Я медленно киваю и снова опускаюсь на сиденье. В голове у меня долбаная каша, но я все равно пытаюсь хоть немного расслабиться. Даже если люди в доме уже пришли в сознание, они понятия не имеют, в каком направлении мы едем. Мне нужно привести в порядок свои мысли, свои приоритеты. Что на самом деле совсем не сложно.
– Вы можете высадить меня по дороге, – говорю я, глядя в окно. – Лучше всего где-нибудь в городе. Где-нибудь, где я могу угнать машину, которая еще в состоянии ездить.
– Сдурел, что ли? – Кэт смеется, хотя видно, что ей совсем не до смеха. Анатолий присвистывает сквозь зубы и ныряет обратно на заднее сиденье. – Мы только что тебя вытащили, а ты хочешь снова сбежать?
– Я не хочу убегать, – серьезно уточняю я. – Мне нужно в Осло. И ты это знаешь.
– Хочешь сказать, что должен отправиться к Блум.
Я киваю:
– Конечно, мне нужно к Блум. Она в таком же положении, что и я. Она предала свой народ, так же как я предал свой. Меня за это заперли в подвале и не сказать чтобы обращались слишком любезно. Как думаешь, что они сделали с ней?
Кэт наклоняет голову и смотрит на меня:
– Они заперли ее в собственной комнате. Как по мне, это гораздо удобнее, чем подвал.
– Ты понятия не имеешь, что ты… – Мой голос обрывается, когда я понимаю значение ее слов. Я смотрю на Кэт: – Откуда ты знаешь?
Она пожимает плечами:
– Мы поддерживаем с ней связь, Кево.
Я едва не падаю в обморок:
– Что?
– Чему ты так удивлен? – спрашивает Анатолий с заднего сиденья, и хотя я не вижу его лица, он, кажется, дуется. – Думаешь, пока ты штурмовал чертов Зимний Двор и сидел в плену, мы плевали в потолок?
В зеркало заднего вида Кэт бросает на него предупреждающий взгляд.
– Мы передали ей мобильный телефон. Поддерживать связь довольно сложно, и это не приносит особой пользы, пока у нас нет плана. Но по крайней мере мы знаем, что с ней все в порядке.
– Она знает?.. – Я прерываюсь, проглатывая ком в горле. Блум в порядке. Может быть, все не так хорошо, как хотелось бы, но по крайней мере она жива. – Знает, что повстанцы захватили меня, а вы отправились меня освобождать?
Кэт отрицательно качает головой, но это движение кажется каким-то неуверенным.
– Мы только вчера узнали, что тебя держат здесь, – медленно объясняет она. – До этого я спрашивала ее о тебе, но она не знала, где ты, и непохоже, чтобы это ее… да ладно. Ты и сам все знаешь. Я не хотела поднимать эту тему, а то она вообще перестала бы отвечать.
Непохоже, чтобы это ее интересовало, хотела сказать Кэт. По Блум не скажешь, будто ее волнует, что со мной случилось. Горькая пилюля, но меня это не особо удивляет.
– Дай мне свой мобильник, – говорю я, одновременно прокручивая в голове миллион планов, как увезти Блум с этого проклятого острова. – Я позвоню ей.
– Не думаю, что это хорошая…
Я поворачиваюсь, предупреждающе смотрю на Анатолия, и тот замолкает.
– Он прав, – раздраженно вставляет Кэт. – Сбавь обороты, Кево. Все сложно.
– Мне плевать, сложно ли это и считаете ли вы двое это хорошей идеей! – рычу я. – Если есть способ поговорить с ней, я это сделаю. Мне нужно убедиться, что… что с ней все в порядке.
– Знаю, – успокаивающе говорит Кэт. – Но она в трудном положении. Мы не разговариваем по телефону, чтобы никто не обнаружил мобильный и не отобрал его у нее. Она сама настояла на этом. У нас нет второго шанса, Кево, и мы не можем все испортить только потому, что проявим нетерпение и безрассудство.
Она права, я знаю это. Мой ум отчетливо понимает это, но сердце – нет. Может, Кэт и считает, что понимает меня, но она ошибается. Видеть Блум – это не просто потребность, не желание, которое я могу по своему усмотрению поместить на шкалу приоритетов. Мне необходимо увидеть Блум, увидеть своими глазами, что с ней все в порядке. Это так же жизненно важно, как кислород, который постоянно наполняет мои легкие. Последние несколько дней я провел, скрючившись в том проклятом подвале, думая только о ней. Если я и строил планы побега или искал решения, то только с целью найти ее. Быть свободным сейчас и не иметь возможности добраться до нее – это больнее, чем все те удары, которые мне нанес Уилл. Я бы с радостью выпрыгнул из этой чертовой машины и помчался в Осло, чтобы хотя бы просто быть рядом с ней. И совершенно неважно, хочет она меня видеть или нет.
Пытаюсь успокоиться, в то время как руки Кэт в нескольких дюймах от меня по-прежнему яростно сжимают руль. Я знаю, у нее свой взгляд на вещи и уж точно собственное мнение. Но в данный момент мне все равно. Если бы речь шла о Заре, запертой в Зимнем Дворе, уверен, она бы отнеслась ко всему этому совершенно иначе.
Тем временем Анатолий сообщает мне: после рейда в Гетеборге они установили контакт с другими мятежниками, которые не больше нас разделяют взгляды Джозефа. Что вполне уместно, поскольку последователи Джозефа в первую очередь стремятся к власти и мести, в то время как остальные борются за законное возвращение Ванитас в мировой цикл. Благодаря одному из этих новых контактов они наконец получили информацию о том, где меня найти, и вот мы здесь.
Несмотря на то что я рад нашим расширяющимся связям, Анатолия я слушаю лишь вполуха, потому что мысли мои постоянно крутятся вокруг Блум. Не могу представить, чтобы ее семья причинила ей вред. В конце концов, они нуждаются в ней так же сильно, как и мы. Зимний Дом хочет инициировать Весну и, таким образом, пропустить Ванитас, но для этого им нужна Хранительница Зимы – Блум. Ведь провести ритуал можно только с Хранителями обоих времен года – того, что только начинается, и того, что заканчивается.
Когда Анатолий произносит имя Блум, я целиком обращаюсь в слух.
– Мы связались с парнем, который дал Блум запрещенные вещества, – говорит он, отрывая зубами кусок сушеного мяса, довольно отвратительного на вид. Для меня загадка, как Анатолию вообще может нравиться что-то подобное. – Мы просто попробовали позвонить по номеру, по которому связывались с ним тогда, и нам повезло. У него в Зимнем Дворе остался друг, который смог передать телефон Блум.
Я хмурюсь:
– И он просто помог вам? Почему? – Вначале я не касался никаких переговоров. Это Элия разыскал телохранителя Блум и убедил его помочь нам. В то время я думал, что тогда это был всего лишь вопрос цены. – Вам пришлось подкупить его или что-то в этом роде?
Прожевав, Анатолий качает головой:
– Нет, он хотел нам помочь. Может, он просто знает, что правильно, а что нет.
– Да, возможно, – задумчиво говорю я. – Думаю, иметь друга со связями будет нелишним.
– Кеннет будет поддерживать с ним связь, на случай если он нам снова понадобится.
Кеннет – тот тип, что помог нам в Гетеборге. Он тоже из Ванитас, но я знаю его недостаточно хорошо, чтобы доверять. Тем не менее я киваю:
– Хорошо.
– В любом случае добраться до Блум будет чертовски сложно, – продолжает Анатолий, серьезно глядя на меня. – Она находится под постоянной охраной, и с тех пор, как вы устроили этот свой маленький штурм острова, он кишит членами всех сезонных домов, а не только людьми Зимнего Двора. Войти и выйти незамеченным практически невозможно. Фьорд полностью замерз, и пройти по льду так, чтобы тебя никто не увидел, не удастся. Бороться с ними как минимум также бесперспективно. Даже будь у нас армия – мы бы и то с ними не справились.
– А у Блум вы спрашивали? Может, у нее есть какая-то идея?
Кэт фыркает:
– Нет, до этого мы как-то не додумались. – В ее голосе звучит сарказм.
– Она говорит, что ничего не может сделать, – быстро вмешивается Анатолий. – Силы у нее, вероятно, недостаточно, чтобы отбиться от них всех. Судя по всему, она застряла посреди осиного гнезда.
Меня едва не тошнит. Будь я более сосредоточенным тогда, когда повстанцы вторглись на остров, я бы успел вытащить Блум оттуда до того, как они заперли ее в комнате и оцепили весь остров.
– Ее мать убили, – тихо говорю я, сглатывая ком в горле. – Элия убил. А Блум убила его.
Кэт ахает и испуганно смотрит на меня:
– Что?
– Вот черт, – бормочет Анатолий.
– Ага. – Я сажусь прямее и делаю глубокий вдох. – Понятия не имею, как она сейчас себя чувствует. Но мы должны исходить из того, что она полностью разбита и, возможно, не в состоянии сражаться.
Никто не знает, что на это ответить, поэтому в салоне автомобиля воцаряется молчание. Через несколько минут Анатолий молча протягивает мне бутылку воды и несколько заранее приготовленных, совершенно безвкусных бутербродов. Я прислоняюсь головой к окну и смотрю на проносящийся мимо пейзаж, медленно жуя, чтобы не перегружать желудок. Я свободен, но до сих пор ощущаю себя зверем в клетке. В груди тяжело, и я чувствую, что не смогу нормально дышать, пока мы не освободим Блум. Мне столько всего надо сделать, что я не представляю, как смогу со всем этим справиться. Конечно, в приоритете Блум, потом нужно получить амулет и кристаллы, вызвать Ванитас, а затем Весну и молиться, чтобы не оказалось слишком поздно. Что Земля восстановится.
Следующие двадцать минут проходят в молчании. Я чувствую отчаяние в своем сердце, но решительно отталкиваю его. Отчаяние ни к чему не приведет. Руки на коленях невольно сжимаются в кулаки. Я не позволю, чтобы с Блум что-то случилось. Я надеру задницу каждому, кто посмеет причинить ей боль.
Кэт бросает на меня взгляд, и когда я чувствую ее присутствие в своих мыслях, то позволяю этому случиться.
Мы справимся, Кево. Мы вытащим ее оттуда.
В ее голосе звучит та же решимость, что переполняет меня.