В мае 1991 года я позвонил в редакцию «Независимой Газеты».
– Добрый день, я младший научный сотрудник института Этнологии, съездил в командировку в Белоруссию и написал о ней статью. Можно я вам ее принесу?
– Конечно, приносите!
Статья понравилась, и меня сразу взяли на работу. Так я буквально с улицы стал сотрудником одной из ведущих газет страны.
Главный редактор Виталий Третьяков создал принципиально новую по своей сути газету. Вот как описывает кредо издания сам Виталий Товиевич.
«Назвав нашу газету «Независимая», мы ступили на банальный – по нынешним временам – путь. Вступили не первыми. Но наши амбиции не ограничиваются тем только, чтобы вписать это слово в первуа\ю полосу. Мы всерьез собираемся пройти путь независимости до конца, то есть до того предела, где независимость из цели превращается в привычку, в неотъемлемое качество профессии, в стиль жизни… Для нас не будет вопросов: а можно ли? а нужно ли? а вдруг эта информация возбудит кривотолки в обществе, вызовет нездоровую реакцию? Журналисты для того и существуют в обществе, чтобы собирать информацию и доносить ее до аудитории.
Вторая задача журналистики – комментирование случившегося. Казалось бы, здесь уже трудно найти что-нибудь новое. Все точки зрения отражены на страницах советских изданий. Это, конечно, так, но с одним существенным уточнением: для того, чтобы узнать о разных точках зрения на одно и то же событие, нужно прочесть разные газеты.
«НГ» собирается давать разные мнения по одному поводу не как исключение, а как правило.
Многие новые издания, возникшие в последнее время, печатают на своих полосах маленькую ремарку: «Редакция отмечает, что мнения автора статей могут не совпадать с мнением редакции. В «НГ» не может быть напечатано таких слов. Хотя бы потому, что сама редакция не может иметь всякий раз и по всякому поводу одного мнения».
И это заявление Виталия Третьякова отнюдь не было пустым звуком. Писать можно было, действительно, на любую тему, цензуры не существовало в принципе! В одном номере часто выходили статьи с прямо противоположными взглядами на произошедшее событие.
Лично у меня за 10 лет работы в «НГ» не было ни одного случая, когда бы моя статья была отклонена по идеологическим причинам. Так, например, хотя сам главный редактор поддерживал военную операцию российских войск в Чечне, он без проблем публиковал мои «просепаратистские» тексты.
С командировками в газете тоже не было проблем: езжай, куда хочешь и пиши!
Самое забавное, что хозяина у газеты реально не было – это была, действительно, независимая газета, существовавшая за счет пожертвований. Причем, мы никогда не платили за эксклюзивную информацию: политики самых разных взглядов выстраивались в очередь, чтобы слить компромат, именно, в нашу газету, считавшуюся беспристрастным арбитром.
Увы, скоро пожертвований стало не хватать. В 1995 году зарплату журналистам не платили, и, хотя были желающие купить газету, Третьяков категорически отказывался «продаваться».
Тогда журналисты, нашедшие потенциального инвестора, решились на «путч». На собрании редакции сотрудники проголосовали за увольнение Третьякова. Я тогда работал в «Известиях», но был на стороне «путчистов» и, по их просьбе, пришел в редакцию, чтобы поддержать их.
Лишившись власти, Третьяков «пошел на сделку с совестью», он согласился на предложение Бориса Березовского финансировать газету в обмен на влияние на редакционную политику. Охрана Березовского пришла в офис газеты (мне запомнился человек с помповым ружьем!) и силой заставила вернуть газету прежнему главному редактору.
Кстати, со мной Виталий Товиевич проявил просто удивительное благородство: когда я разругался с «Известиями», он меня, несмотря на «предательство», снова взял на работу.
Но уж такой был у Третьякова характер, формально «продавшись» Березовскому, просто чтобы доказать самому себе свою независимость, периодически публиковал статьи, не отвечающие интересам олигарха.
Помню, как-то главный редактор говорил мне, что никогда не опустится до унизительного клянченья денег и смеялся над финансовым директором «Коммерсанта», просившим у Березовского деньги даже в туалете.
Увы, кончилось все плохо. Березовский уволил Третьякова. Вот как описывал произошедшее сам главный редактор «Независимой Газеты»:
«Я покидаю стены и страницы «Независимой газеты». Это последний номер, за который я, как и за предшествующие 2412, несу полную ответственность, хотя и в нескольких последующих вы, возможно, найдете отголоски меня…
Об одном не могу не сказать. Я действительно глубоко благодарен Борису Березовскому за то, что в 1995 году (не важно, чем руководствуясь) он помог возродить «НГ», а главное, что не мешал делать ее такой, какой я хотел и какой мог в заданных рамках некоторых физических ограничений. И даже его неправильное, на мой взгляд, и неполезное для России, русской журналистики и его самого последнее решение и проистекшие из этого решения некоторые чудачества не меняют для меня величины этой благодарности.
Особое, эпитета даже не подберу, спасибо авторам (а их у нас были тысячи) «Независимой». Я всегда просил редакторов газеты руководствоваться только одним правилом: интересную статью ставь в номер, ничего не вычеркивая и тем более не вписывая, а неинтересную брось в корзинку.
О сотрудниках, о журналистах. Вы слишком хорошо знаете меня, а потому без лишних слов. Только то, что должен сказать.
Спасибо. Спасибо. Спасибо.
В одном не можете упрекнуть меня: я не заставлял вас писать то, что вы не думаете, и не писать то, что думаете. Не было в последние 10 с половиной лет в России газеты свободнее, чем «Независимая». И это ваша и моя свобода.
Строго говоря, «Независимая» жила и выживала вообще вопреки законам природы. Она давно бы должна была погибнуть, но жила, и это – чудо!»
Пусть и в меньшей степени, но похожая атмосфера в 90-х была и в других российских СМИ. Вспоминая то время, могу с ответственностью сказать, что такой свободы слова не было ни на Западе, ни, уж тем более, в нынешней России.
Кстати, при всем моем уважении к Виталию Товиевичу Третьякову, у него (впрочем, как и у всех людей) были свои слабости, недостатки.
Так, как-то в редакцию пришло письмо посла России в Таджикистане с резкой, но совершенно беспочвенной критикой моей статьи. Обычно, над подобными письмами мы лишь смеялись, но тут Третьяков просил ответить максимально вежливо и уважительно. Мы с моим начальником Аланом Касаевом все не могли понять, чем же вызвано столь трепетное отношение к мнению российского дипломата. Загадка разрешилась просто. Оказывается, посол и Третьяков случайно пересеклись в аэропорту, и российский дипломат сказал следующее: «Виталий Товиевич, я восхищаюсь вашей работой. Вы делаете лучшую газету страны!».
Как выяснилось такой лести оказалось достаточно, чтобы дипломат приобрел особое уважение главного редактора «Независимой Газеты».
Впрочем, у свободы слова 90-х были и свои исключения. Так, во время выборов практически все СМИ объединились, чтобы обеспечить победу Бориса Ельцина.
На деньги олигархов на базе «Коммерсанта» создается бесплатная газета «Не дай Бог!» (ее кидают в почтовые ящики избирателей), «рассказывающая о том, что может случиться в России», если победят коммунисты. Однако, конечно, главный ключ к успеху – это контролируемые олигархами телевизионные каналы. В результате произошло просто невероятное: хотя рейтинг доверия Ельцину был около 6 процентов, он победил в выборах.
Достаточно показателен и американский фильм «Раскрутка Бориса» (в российском прокате «Проект "Ельцин" «о том, как три молодых американских политехнолога были направлены в Россию на президентские выборы, чтобы обеспечить победу Бориса Ельцина, несмотря на его почти нулевой рейтинг. Кстати, политтехнологов мучила совесть: и «страна не их», и президент – ужасный, но, в конечном итоге, свою задачу они выполнили с честью.
В России многие считают этот фильм клюквой. Пусть так, но его создатели верят, что выборами можно манипулировать в любой стране и даже приводят многочисленные примеры, как это делается в США.
Как пишет в своей книге «Как стать знаменитым журналистом»[1] Виталий Третьяков, победа Ельцина была обеспечена главным образом за счет его поддержки телевидением. Как утверждает журналист, «общенациональное телевидение есть политическое ядерное оружие, радиус действия которого ограничен территорией только собственной страны».
Третьяков подчеркивает, что СМИ реально стали «четвертой властью» лишь в 60- годы двадцатого века, когда в США с помощью телевидения стали влиять на выборные предпочтения избирателей.
Виталий Третьяков считает, что телевидение сыграло решающую роль не только в победе Бориса Ельцина на выборах в 1996 году, но и в его решении расстрелять парламент.
Так, по мнению журналиста, если бы телевизионные каналы постоянно не говорили о необходимости «наказать» депутатов, Борис Ельцин, возможно бы, не решился на штурм Верховного Совета. Учитывая чрезвычайную важность телевидения, Виталий Третьяков не удивляется, что центральная власть приняла решение ввести режим нераспространения этого оружия и сосредоточить весь (или почти весь) его арсенал в собственных руках.
«Дальнейшее будет зависеть не от Путина (или президента страны с любой другой фамилией), а от общемировых и общероссийских политических тенденций. Если, как утверждают многие – и я с этим согласен – мы реально вступили в эпоху медиакратии и неоавторитаризма (демократического авторитаризма, или авторитарных демократий), то новой денационализации федеральных телеканалов в России мы не увидим. Скорее, сходные процессы, но с национальной спецификой, пойдут и в других демократических странах», – утверждает бывший главный редактор «Независимой Газеты»
Однако, свою книгу Виталий Третьяков написал в 2004 году. И с тех пор очень много переменилось. Телевидение все более вытесняется интернетом, и новое поколение «ящик» уже практически не смотрит. Взять же под контроль все основные сайты гораздо труднее, поэтому вполне закономерно, что в Госдуме регулярно рассматриваются законы о контроле над интернетом. По этому же пути уже давно идет и Китай, где заблокированы очень многие западные сайты.
При этом властям не следует опасаться обхода блокировки. Также как и телевидение, такая система будет рассчитана на массового обывателя, который не сможет, да и не захочет пытаться все же войти на заблокированные сайты.
Одним из способов управления людьми через интернет является создание так называемых фабрик троллей. Как утверждает бывший депутат петербургского парламента Ольга Литвиненко, в 2007 на базе молодежного общественного движения «Жизнь молодая» под наблюдением ФСБ была создана первая фабрика троллей в Ольгино. Вот, например, как описывает в «Радио Свобода» работу этой фабрики ее бывший сотрудник.
«На фабрике много отделов, в каждом кабинете сидят приблизительно по 15 человек. Один отдел занимается YouTube, другой – "ВКонтакте", третий фейсбуком и так далее.
У каждого отдела свой руководитель. В нашем отделе через рабочий телеграм-чат были указаны площадки, на которых стоит работать: RT, РЕН-ТВ, "Известия", а также оппозиционные: "Новая газета", Радио Свобода, даже "Сталингулаг", хотя там, как правило, банили быстро.
По этим площадкам начинали работать с разных аккаунтов. Для создания этих аккаунтов существует огромная стопка сим-карт, которая пополняется.
На фабрике существует и иностранный отдел, куда набирают людей с приличным знанием иностранного языка. Периодически у них проходят собрания, причем не только по рабочим вопросам, но и по разбору ошибок в английском».
У меня также есть личный опыт общения с ботами, правда, не с российскими, а с узбекистанскими.
После моего возвращения из Средней Азии, где я несколько лет работал корреспондентом западной-правозащитной организации, ко мне бы представлены узбекские проправительственные тролли, занудно критиковавшие в комментариях каждую мою заметку об Узбекистане. Почти точно, это были штатные сотрудники Службы Безопасности Узбекистана (СБУ).
Вот, например, некоторые их комментарии: «Да, ребята из СБУ по пятам за Ротарем ходили по Алайскому базару, а этот лох их и не замечал!». Обычно, тролли просто возражали на мои критические замечания, но это было неубедительно, так как реальных доводов у них просто не было.
Для настоящего эффекта им нужно было поймать меня на какой-то фактической ошибке. И однажды, один них решил, что ему это удалось. Я упомянул армянские и еврейские погромы в Ферганской долине. Это, действительно, был малоизвестный факт. Нападения, кстати очень редкие, на еврейские и армянские дома происходили одновременно с погромами турок-месхетинцев. Троль воспрял: «Где этот невежа Ротарь нашел еврейские и армянские погромы?!» В ответ на эту реплику он был просто завален ссылками из интернета от других читателей.
После этого провала этот человек перестал меня комментировать; думаю, что его уволили.
Помню как-то читал воспоминания какой-то журналистки «Известий» советских времен. Она потешалась над каким-то коллегой, не читавшим «Повести Белкина» и другую классику. С точки зрения дамы, это был явный признак профнепригодности. При всем своем уважении к классике я твердо убежден, что современный постперестроечный журналист вовсе не обязан быть гуманитарно образованным человеком. Можно писать великолепные аналитические статьи и репортажи и не знать ни одного стихотворения Пушкина.
Дело в том, что советская журналистика была скорей литературой. Впервые новый «англосаксонский» стиль журналистки ввел в российской журналистике тот же редактор «Независимой Газеты» Виталий Третьков.
В «Независимой» стилю придавали приблизительно такое же значение, как в научном журнале. Главное было донести новую информацию, уметь анализировать.
Как считал главред «НГ», такой стиль был характерен для англосаксонской журналистики.
Кстати, в своей книге «Как стать великим журналистом» Виталий Товиевич объясняет, почему англосаксонская журналистика отличается от российской. Дело в том, что в Великобритании журналистика появилась уже тогда, когда в стране существовала развитая литература, а в России литература и журналистика появились одновременно; от этого и произошло их смешение.
В общем, с началом перестройки в России появились как газеты англосаксонской школы (Коммерсантъ, Независимая, РБК, Ведомости), так и прежней российской («Новая Газета», «Общая Газета»).
«Известия» стали ближе к англосаксонской школе, а «Комсомолка» и «Московский Комсомолец» к российской. Хотя, конечно же, это деление отчасти условно; например, «Коммерсантъ» давал вполне эмоциональные репортажи.
Кстати, в советское время существовало полушуточное мнение, что «журналист – это плохой писатель». Сегодня это утверждение верно лишь для изданий российской школы, а в «англосаксонской» журналисты – скорее «плохие ученые», хотя, на мой взгляд, многие журналистские публикации ничуть не ниже по качеству, чем публикации профессиональных политологов, этнологов и даже экономистов.
В «НГ» к правилам англосаксонской школы относились достаточно жестко. Так, в газете не рекомендовалось писать местоимение «Я» (вместо него писали «корреспондент «НГ») и допускать какие-то эмоциональные высказывания.
Кстати, частично, я стал жертвой этой школы, причем, крайнего ее направления.
В «Независимую Газету» я пришел из науки, и мой тогдашний начальник Александр Гагуа (к которому я отношусь с огромным уважением) посоветовал мне писать в том же «научном» стиле, не гнаться за «красивостью» и «журнализмами». С точки зрения «НГ» Гагуа был прав, но мне не нужно было слепо следовать этому совету (тем более от меня никто этого и не требовал). Но я решил писать в «стиле разведчика – никаких эмоций, никаких личных впечатлений», только факты и их анализ.
В результате я сознательно опускал много ярких (часто ещё говорят вкусных) деталей (пианино на руинах дома в Грозном, как я стал тонуть при нелегальном переходе в Абхазию, и т. п.).
Для западных аналитических центров (моего основного в то время финансового работодателя) и российских ученных кругов – этого было вполне достаточно, а вот для массового читателя этого было маловато.
Сейчас думаю, что оптимально мне было писать все же «микс» аналитической статьи и живого репортажа. В этом бы я смог показать свой уникальный стиль (учитывая мои непрерывные поездки), а чистых аналитиков хватало среди тех, кто никогда не выезжал из Москвы.
В перестроечные годы появилось еще одно новое явление в российских СМИ, так называемая желтая пресса. По наиболее распространенной версии это название произошло от того, что в 19 веке американские бульварные газеты печатались на дешевой быстро желтеющей бумаге.
Как пишет Эдуард Лимонов, в России стиль ослепляющий «кислотной желтизной» внедрил в газете «Мегаполис-Экспресс» его старинный приятель еще со времен московского андерграунда 60-х годов Игорь Дудинский.
«Король московской богемы 60-х
Игорь Дудинский – фигура легендарная. Он участвовал в диссидентском движении и был женат 12 раз. Ходили слухи, что Дудинский сотрудничал с КГБ, да он этого и не отрицал:
«Дело в том, что, когда в 70–80-е годы я занимался авангардным искусством, это была игра на грани риска. Мы продавали картины за доллары за границу, устраивали подпольные выставки на квартирах в Москве, писали статьи о них в заграничные журналы. В этих условиях связь с КГБ была неизбежна… Нужно было заручиться поддержкой органов. Ты как бы затевал с ними свою игру.
На самом деле играть с ними было интересно, поскольку это были неглупые люди, понимавшие, что ты опережаешь на ступеньку общественное сознание и хочешь подтянуть до этого уровня остальное общество. Для меня это было счастливое время. Я катался во всем этом как сыр в масле… Я этим жил. К тому же много пил, все это делалось как бы в небольшом алкогольном угаре» – признается в интервью «Время – МН» Игорь Дудинский.
С началом перестройки бывший «король московской богемы» решает создать новый жанр российской журналистики.
«А заголовки, какие там заголовки, о этот стиль! Типа «Маньяк 16 лет изнасиловал сиамских близнецов!» или «Солдат на побывке домой съел бабушку!» – восхищался know-how своего друга Эдуард Лимонов.
Мегаполис-Экспресс печатал интервью с бумбарашками, вурдалаками и двухтысячелетними девочками из Иерусалима. Помню, что как-то один журналист спросил об этой девочке у Дудинского в интервью. Игорь возмутился: «Да у нас и документы есть!»
Так уж получилось, что я работал с Дудинским в скандально знаменитой газете «Московский корреспондент», закрытой после публикации статьи о браке Путина с Кабаевой. Оговорюсь, что я неплохо отношусь к Дудинскому и считаю его талантливым человеком, но мне, как представителю серьезной прессы, было работать с ним крайне нелегко. Приношу ему статью о том, что русские в Средней Азии бедствуют, а иногда (редко) и даже голодают. Игорь придумывает заголовок: «Миллионы русских в Средней Азии умирают от голода!».
Запомнилась мне и реакция Дудинского на то, что какой-то известный певец засунул свое брачное свидетельство в причинное место: «Как мы такое пропустили, вот какой материал надо было под газетной шапкой давать!»
В тот день, когда вышло злополучное интервью, в газете не было «настоящего сенсационного материала», а тут кто-то сказал, что есть слух о связи Путина с Кабаевой. Предложили эту идею главному редактору издания, человеку, вполне оправдывающему свою фамилию, Григорию Нехорошеву. Гриша в этом момент был в пьяно-добродушном настроении и дал добро.
Кстати, некоторые «либералы» возмущаются, что газету закрыли. A закрыли ее правильно. Путин на Кабаевой не женился, и даже, если у них и была связь (доказательств нет), то это ничего не меняет. В США с ними бы жестче обошлись, миллионные иски через суд были бы гарантированы.
Надо сказать, что Мегаполис-экспресс была неединственная газета, что пошла по «скользкой дорожке» Дудинского. Так, по желтизне с «Мегаполис – Экспресс» могли соперничать два крупнейших российских молодежных издания: «Комсомольская Правда» и «Московский Комсомолец».
Эти газеты рассматривали ценность новости, исходя из объема аудитории, которую эта новость привлечет. Журналистка «Комсомольской правды» Л.А. Васильева рекомендовала отбирать для публикации новости с потенциальной аудиторией не меньше нескольких миллионов человек.
Она же сформулировала критерии отбора новостей: броскость (наркоманы украли в парке лебедей и сделали из них шашлык), оригинальность (две бабки в деревне не могли поделить деда и одна подожгла принадлежащий другой бабке сарай с сеном), прикольность (конкурс на лучший обогреватель в условиях, когда в регионе среди зимы нарушилось отопление), оглушительность (испытание на журналистах газеты препаратов от импотенции).
Наиболее же предпочтительные темы в обеих комсомольских газетах: секс, еда и цены.
Помню, корреспондент «Комсомолки» жаловался мне, что как-то ему стало известно, что на приеме гинеколог случайно повредил девственную плевну девочки. После некоторых колебаний послал заметку об этом в редакцию. Вышла под шапкой!
Или мой личный опыт работы с «Комсомолкой». Начальник приносит мне фото из лагеря таджикских боевиков в Афганистане: «Напиши о них репортаж».
– Да я же там не был!
– A ты соври!
Как-то я написал для них репортаж из отдаленной деревеньки на Aляске.
Связывается со мной редактор: «Игорь, а в каких городах ты был на Аляске?». Честно отвечаю, что только в одной деревне. Выходит мой репортаж с подзаголовком: наш корреспондент на лодке проехал тысячи километров по Юкону. И карта городов, где я останавливался, прилагается.
Не менее печальным был мой опыт работы и с редактором школы «Московского Комсомольца» (он тогда уже работал в другом издании). Так, описываю, например, свой разговор с американским полицейским. Редактор добавляет от себя, что тот «широко по-американски улыбался».
Да не улыбался он! Но это еще цветочки. Написал репортаж из индейской резервации – добавляет от себя, что индейцы сидят на лавочках около своих домов и попивают пиво.
Да не пьют они пиво, так как в резервациях сухой закон! Я было, уже собирался жаловаться главному редактору, но по каким-то причинам (уже не помню) перестал писать в это издание, и дело прекратилось само собой.
В то же время между этими изданиями существовали и различия. «Московский Комсомолец» было рассчитан на москвичей, а «Комсомолка» на провинциалов.
В «MK» как-то вышел подшапочный материал с таким заголовком: «Говном были измазаны стол и диван в кабинете депутата». В «Комсомолке» такой заголовок был бы невозможен, так как оскорбил бы тонкие души провинциалов.
Кстати, в этом издании существовала практика, что собкоры, как правило, сильно пьющие, через несколько лет работы в провинции, получали квартиры в Москве и становились членами редколлегии. Так изданию удавалось ощущать «пульс» своего провинциального читателя.
Классификаций журналистов довольно много. Как отмечает в своей книге «Как стать знаменитым журналистом» Виталий Третьяков, наиболее часто журналистов делят на так называемых «аналитиков», то есть тех, кто работает в редакции, и репортеров, добывающих материал «в поле». При этом среди «аналитиков» могут быть как те, кто, действительно, анализирует события с разных точек зрения, так и «новостники», дающие в статье новость и короткий комментарий к ней эксперта.
Также часто выделяют журналистов-расследователей и интервьюеров, специализирующихся только на этом жанре.
Однако, все эти деления достаточно условны. В большинстве качественных серьезных газет у журналистов есть четкая специализация. В таких изданиях есть отделы политики, международной жизни, республик бывшего СССР, искусства, общества.