Глава 8. С Евой в раю

Твои бедра в сияньи луны

Так прекрасны и мне так нужны.

Кровь тяжелым напором ударит

Прямо в сердце мне.

Груди плавно качнутся в ночи.

Слышишь, как мое сердце стучит.

Два пылающих тела

Сольются в ночной тишине!

Ю-Хой. «Беседы о Свете и Темноте»

Я решил съездить развеяться, как и советовал мне Змей. Хотелось привести в порядок мысли, да и просто отдохнуть от всего. Для поездки на Байк-шоу я выбрал мотоцикл повышенной проходимости. Дутые колеса моей черной Тулы как нельзя лучше подходили для езды по бездорожью и лесным тропам.

Единственная проблема возникала с пассажиром. Вставала извечная дилемма, кого взять с собою в дорогу. С одной стороны, если взять друга, то в случае, если техника подведет, вдвоем нам будет легче катить сломанный мотоцикл или ремонтировать его на месте, если поломка незначительная. Но если, с другой стороны, взять с собою красивую девушку, можно вообще никуда не катить, ибо в одиночку далеко не укатишь. Зато с девушкой будет теплее коротать ночи на природе, ночи, пропитанные духом приключений, Свободы и Любви…

Я отправился в магазин закупить продуктов на три дня. Купив самую большую охлажденную индейку, я уже направлялся к кассе, как столкнулся лицом к лицу с Евой. Не заметить ее было трудно, молоденькая девушка была от природы награждена редкой красотой, и в качестве модели ее внешность использовал один глянцевый журнал.

Обычно девушка была холодна со мной, возможно, потому, что мы встречались в консервативной компании, а, может, она уже успела вкусить гламура красивой жизни, и мотоцикл не отвечал ее высоким критериям.

Ева заметила в моих руках индейку и посмотрела на меня вопросительно.

– Собрался на Байк-шоу… вот.

– Везет…, – ответила она и улыбнулась.

– Ехать только не с кем. Три дня в Раю… палатка… индейку зажарим.

– Не хочешь поехать? – на всякий случай спросил я.

– А когда? Я бы с удовольствием. Вдвоем?

Сердечко у меня забилось чаще.

– Завтра. Вдвоем.

– А… поехали!

Я не мог об этом и мечтать. На постере журнала она выглядела великолепно. Впрочем, как и в жизни.

Мы договорились, что я заеду за ней на следующее утро. Я вышел из магазина с чувством, что жизнь прекрасна и что ближайшие три дня обещают принести много хороших впечатлений. Главное, это было продумать все до мелочей заранее, чтоб на отдыхе ни о чем не беспокоиться. Палатку я решил не брать, по причине громоздкости багажа, вполне можно было обойтись двуспальным мешком. Оставалось выбрать достойное вино к индейке. Непрестало угощать даму пивом или водкой.

Единственная возникшая проблемка – автономная музыка. Под рукой ничего подходящего не нашлось, и я поехал на радиорынок. Заодно проверил готовность мотоцикла переносить длительные переезды. На радиорынке, увидев переносную стереомагнитолу, черный бумбокс, подумал:

– Гулять, так гулять…

И, примотав ее купленной тут же изолентой к рулю мотоцикла, отметил его грозный вид.

Все было готово, правда, покупать в дорогу вино в бутылке я не рискнул, его заменило «красное мускатное» в картонной коробке-пакете.

Наступило утро следующего дня. Выкатив мотоцикл на улицу и снарядив его всем необходимым, я натянул косуху, «вторую кожу байкера» и индейские мокасины. Мне нравилась их мягкость и бесшумность в лесу, и в них нежарко, в отличие от казаков. Не забыл и для девушки пристегнуть к сиденью второй шлем.

Подъезжая к ее дому, я был приятно удивлен. Ева уже ждала меня на улице. Высокая, стройная…

– Идеальная пассажирка, – подумал я. – С такой не стыдно ехать.

И я протянул ей шлем.

Мы мягко тронулись с места. Я затылком почувствовал сквозь пластик восхищенные взгляды ее родственников, провожавшие нас из окон ее дома. Едва мы въехали в столицу, как пристроились к группке байкеров, едущих к месту сбора на Сокол.

Остановились во дворе на подъезде. Сотни мотоциклов уже собирались стартовать за город. Сигналы на все лады, и вот многотысячная колонна уже вальяжно дымит, растянувшись по Дмитровскому шоссе на тридцать километров. Вдоль всего пути встречались у дороги группы девушек, которым тоже хотелось попасть на шоу. Мотоодиночки притормаживали, кто-то брал попутчиц.

Но я был счастлив, осознавая, как мне повезло, так как знал, что такой фотомодели, как у меня, у дороги не найти. Двигатель работал ровно, наполняя меня приятной вибрацией. Доехав до лагеря, спешились: слишком узкий въезд. То здесь, то там были слышны крики парней байкеров на своих девушек:

– Дура!… Сцепление плавно!

Въезд стоил денег, но, если за рулем девушка, въезд был то ли бесплатный, то ли со скидкой.

– Решили сэкономить, – прокомментировал я Еве. Неумелые попытки девушек заехать внутрь лагеря за рулем вызывали всеобщий восторг и безудержный смех. Одна протаранила дерево, другая забыла про тормоза…

Подъехали и мы к входу, но, прочтя у ворот правила, я понял: индейка пропадет. Жечь костры на территории лагеря строго запрещалось. Да и не об этом я мечтал…

Мы отъехали в сторонку обдумать наши дальнейшие действия. Ева была уже рада, что вообще поехала, и ей было все равно. Я задумался и включил бумбокс. На радиоволне играла Ария. Перебор гитары и песня, звучавшая из колонок, отпечатались в тот момент в моей душе.

Но он исчез, и никто не знал,

Куда теперь мчит его байк,

Один приятель нам сказал,

Что он отправился в Рай…

Это был «Беспечный Ангел» Арии. Услышав слова песни, я повернул ключ династартера.

Ты – летящий вдаль… вдаль Ангел…

Ты – летящий вдаль,

Беспечный Ангел…

Мы выехали опять на шоссе и, оставив позади толпу, «встали на крыло». Через час езды, когда закончились одинокие деревеньки и начался лес, мы свернули с дороги.



В лесу Тула чувствовала себя словно в родной стихии. Девушка приятно обнимала меня обеими руками, и, главное, на десятки километров вокруг не было ни души. Мы ехали по лесным тропинкам, переваливаясь толстыми колесами через корни вековых деревьев, пока не уперлись в лесное озеро. Тут решили и остановиться. Мотоцикл я прислонил к ели, по опыту зная, что мягкая лесная почва не даст поставить его на подставку.

Пока разводил костер, Ева достала индейку и вино, с недоумением взглянув на меня. Я же достал из бардачка мотоцикла пачку «Беломора». Ева едва это увидела, сразу все поняла и, улыбнувшись, не стала задавать лишних вопросов, лишь молча, вылила все вино в пакет с индейкой. Костер горел, индейка мариновалась в вине, а я, с любовью, забивал длиннющий косяк.

Неподалеку журчал впадавший в озеро ручей. Тихо играла музыка. Небесный купол над нами наполняло звенящее пение птиц, а жар костра приятно согревал душу, летящую ввысь вслед за дымом косяка. Прекрасная Евина грудь наполнялась этим дымом, и ее точеные губки уже не могли удержаться, расплываясь в широкой улыбке, обнажавшей ее белоснежные зубки.

Мы курили, выдыхая вверх, и созерцали, как Дым, наполнявший еще мгновение назад наши бренные тела, несется ввысь, где встречается с дымом костра, и, обретая Свободу, тает в Вечности… Сумерки опустились на нас так же незаметно, как и чувство голода. Из двух рогатин и сырой ветки я соорудил вертел для индейки. Предварительно натертое солью и перцем, мясо отлично промариновалось в терпком сухом вине.

– Схожу, искупаюсь…, – нарушила молчание Ева.

Я же устроился у костра поудобнее и, медленно покручивая вертел, задумался о том, как много в мире супермоделей с именем Ева, и, возможно, лишь Единственная из них так близка мне по духу.

Тихо играла музыка, индейка начинала подрумяниваться. Капельки жира, стекая, медленно падали на горящие угли, шипели и испарялись ароматным дымком. Для придания картине полного совершенства не хватало в одной моей руке бокала красного вина, чтоб сквозь рубин хрусталя созерцать переливы тающих углей и мимолетность искр в узорах костра. В другой руке уже занимался второй косяк.

Увлекшись приготовлением дичи, я не заметил, как Ночь накрыла Лес своим черным одеялом. Над верхушками сосен выплывала величавая Луна.

Я выдохнул в темноту. Человеческий мир, оставленный нами где-то позади, с каждой затяжкой становился все дальше, мельче и неважней. Он сжимался до тех пор, пока не сжался в точку. Еще затяжка, и эта точка стала лишь неважной иллюзией, затерянной где-то на периферии сознания. Тут меня озарило глубокое понимание Сущности Травы Дьявола. Оно сразу облеклось в мыслеформу.

СОЗДАТЕЛЬ ДАЛ ДЬЯВОЛУ ТРАВУ, ДАБЫ ПОСЛЕДНИЙ, НАСЛАЖДАЯСЬ В РАЮ НА ЗЕМЛЕ, НЕ ВСПОМИНАЛ, ЧТО ГДЕ-ТО НА ЭТОЙ ЖЕ ЗЕМЛЕ СУЩЕСТВУЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ АД.

В это мгновение из темноты к костру шагнула Она… Голая Ева. Совершенная красота ее мокрого тела наполняла сокральностью происходящее. Вдоволь накупавшись, девушка замерзла и присела на корточки у огня. На фоне жарящейся на вертеле дичи она напоминала первобытную Самку, пришедшую ночью погреться к первобытному огню. Я протянул ей тлеющий косяк. Она глубоко затянулась, и я заметил, как по нежной груди Самки пробежала волна мурашек.

Очевидно, Самка оказалась очень голодна, так как привстала и одним движением оторвала индейке ногу. Капли сока зашипели, упав на горящие угли. Ева вновь присела напротив меня. Я же не отрывал взгляд от ее великолепного тела, наслаждаясь первобытной красотой голой Евы. Мой завороженный взгляд от ее девичьей груди скользнул ниже и замер на самом сокровенном. Капли озерной воды искрились на ее девичьей промежности.

Не обращая на меня никакого внимания, голодная Самка грызла индюшачью ногу. По ее подбородку бежал ее кровавый сок.

Время остановилось. Я не заметил, как из одежды на мне остался лишь клык Азазело, висящий на шее на шнурке. Самка с упоением рвала белыми зубками мясо, затем обернулась ко мне, и я уловил в ее взгляде искры первобытной страсти. Она изящно изогнулась, словно дикая черная пума и на мгновение замерла, закрыв глаза, но, не отрываясь от добычи. Сжав ее узкую талию обеими руками, я вошел в нее сзади, по-звериному, сильно и жестко. Раздался протяжный стон…

Шум деревьев и Ветер ночной

Стон заглушат, твой и мой,

И биение Сердца

Пылающего адским огнем…

Упираясь о землю одной рукой, Самка грызла кость другой и рычала, словно у нее собирались отнять добычу. Она изгибалась в такт моим движениям, и мне показалось, что мы перенеслись в каменный век. Но как совершенны были изгибы ее юного тела, освещенного светом костра. Как Красива она была в эти мгновения! В какой-то момент Хищница открыла глаза. В ее вертикальных зрачках отразились языки пламени. Лишь костер да огромная Луна стали свидетелями нашего умопомрачительного соития.

Мы не стали одеваться. Журчанием ручья лесное озеро манило наши разгоряченные тела к омовению. Держась за руки, мгновенье мы стояли у самой кромки зеркальной глади, наслаждаясь видом. От наших ног убегала вдаль лунная дорожка. Царство тишины вокруг нарушало лишь пение цикад. Мы шагнули вперед. Дыхание перехватило то ли от прохлады воды, то ли от осознания происходящего. В воде Ева напоминала сказочную русалку. Из жесткой дикой самки она превратилась в нежнейшее создание. Обняв меня за шею, она неотрывно заглядывала мне в душу влюбленными глазами. Затем, прижалась ближе, обняв меня стройными бедрами, и поцеловала в губы.

Я лишь почувствовал, как медленно и нежно вновь вхожу в нее. Лунная дорожка едва колыхалась, наши плавные движения, напоминавшие медленный вальс, не нарушали незыблемой поверхности озерной глади. Освещенные светом полной Луны, два пылающих тела слились в ночной тишине. Закончив омовение, я взял уставшую Еву на руки и вынес ее из воды. Она нежно обнимала меня, положив мне голову на грудь.

Я донес ее к нашему костру и осторожно уложил в спальник. Ночной ветерок доносил песню из бумбокса.

Засыпай,

У меня на руках засыпай,

Засыпай,

Под пенье Дождя…

Далеко,

там, где Неба кончается край,

Ты найдешь

Потерянный Рай…

Подкинув в костер пару поленьев, я прилег рядом с Евой.

В мире снов…

В мире снов…

Все Надежды и Мечты…

В мире снов…

И во сне смеешься ты…

Я обнял ее, укрыв черным бархатом своих Крыльев.

Мне снились желтые пески Палестины. Солнце беспощадно палило с зенита. Раскаленный воздух пустыни, словно жидкая лава, заполнял собою все вокруг, не оставляя жизни никаких шансов.

На одном из барханов сидел путник. Его бедная одежда, растрепанные черные волосы и неухоженная борода говорили о том, что путник провел здесь ни один день.

Что делал он в этом негостеприимном месте? Пришел ли сюда осознанно или заблудился?

Я подошел ближе и узнал сына человеческого. Его глаза выдавали нечеловеческую усталость, казалось, он был на грани безумия. Думаю, мое внезапное появление он воспринял как начинавшуюся от жары галлюцинацию или мираж.

Я обратился к нему:

– Здравствуй, брат Иисус.

Очевидно, он не ожидал, что галлюцинация начнет разговаривать. Его глаза блуждали.

– Здравствуй, добрый человек, – после недолгой паузы ответил он.

– Ты кто?

– Я – брат твой.

Прочтя недоумение в его взгляде, я добавил:

– Не в смысле смертный земной, но по духу.

Он посмотрел на меня исподлобья.

– У меня нет братьев, и ты не брат мне. Не мог наш Отец…

Нет греха более тяжкого, чем ограничивать Создателя в Его проявлениях. Откуда тебе знать, что Он мог, а чего не мог? Нас сотворил один Отец, в нас Его Дух. Поэтому, кто мы друг другу, как не братья?

– Может и так… И как мне называть тебя?

У меня много имен. Вечное Имя должно выражать Вечную Суть. Ты можешь называть меня Туман.

– Что выражает твое имя?

– Мое Вечное Имя выражает с одной стороны Туман – воплощенный в тело Дух, а с другой, TWO MAN – Второе Человеческое воплощение. Ты, Иисус – суть Первое Воплощение, я, Ту Мэн-Второе. Ты – суть Начало, я – Конец. Так что, зови меня просто – Туман.

– Конец чего?

– Истории с твоим появлением в этом Мире, конечно…

Видишь ли, брат Иисус, без меня ты лишь скучный миф…

Недосказанное Начало, не имеющее завершенного Смысла, не более того.

Иисус молчал.

– Скажи, лучше, брат, что ты делаешь в этой жестокой пустыне?

– Я пришел сюда бороться с Искушением… Страдая, человек очищает душу…

– Может и так. Только зачем плодить во Вселенной страдания, ища их намеренно? Чего ради? Пойми, наш Отец мечтал не об этом. Знаешь ли ты, что для того, чтоб Сотворить Мир полный страданий, нужно не так много усилий? Вот только доблести в этом мало.

– В чем же тогда Смысл Творения?

– В Наслаждении. На райской планете, в Сотворенном Раю, где можно жить, не страдая, и Наслаждаться Вечно, наполняясь Любовью к Его творениям, восхищаясь и преклоняясь пред Его бесконечной Мудростью. Люди же, не зная об этом, своими поисками собственных страданий, сводят на «нет» всю Мудрость, Любовь и Заботу Творца. И, отчасти, виновны в том «Учителя», подобные тебе. Глядя на то, как ты ищешь страдания здесь, люди удовлетворяются, страдая каждый по-своему.



Им не обязательно идти в пустыню, они научились находить свои страдания прямо под рукой. И вот уже там, где должны были расцветать Райские Сады Наслаждений, уверенно пустили корявые корни Терний Ада Страданий. Благодаря вам, «Учителям» рода человеческого, вместо Рая на Земле Ад.

Так ведь Рай же на небе…

А ты ответь мне, брат Иисус, чего на Земле не хватает, чтоб Рай был здесь?

Он опустил голову и замолчал.

– Не ответишь, потому что для Рая на Земле есть все. А благодаря твоим обещаниям людям Рая на небе, после смерти, взгляни, во что превратили райскую планету! Скотный двор. Конечно, Рай будет после смерти, Иисус обещал, если будете каяться после того, как гадили и убивали жизнь на Земле. А тут то, что это временное жилище, делай что хочешь, хочешь, сливай ядерные отходы под землю, хочешь, вырубай леса, осушай реки, уничтожай Жизнь на планете, Рай-то на небе потом будет…

Иисус обещал. Только соборуйся два раза в год, грешки замаливай, да перед смертию батюшка тебя подготовит для входа в Небесный Рай, отпустит грехи…

Просто, вместо того, чтоб сидеть в пустыне и обещать людям то, о чем представления не имеешь, обойди Землю, посмотри, как она Прекрасна! Поверь мне, я обошел ее пешком, объездил и облетел, я не видел планеты более Совершенной во Вселенной, чем Земля. Подумай, если наш Отец, Создатель, сотворивший Вселенную, поселил на эту планету Своих Любимых Сыновей, то есть нас с тобой, это о чем-нибудь говорит?

Здесь есть все для того, чтоб живущие на Земле Наслаждались Вечно.

– Если все будут Наслаждаться, что станет тогда с Миром? – воскликнул Иисус в сердцах.

– Это будет тогда самая Счастливая планета во Вселенной.

Он замолчал и потупил взор.

Я продолжал.

– А то, к чему приведет в итоге твое «учение», достойно отдельного разговора.

– Скажи мне, Туман, раз знаешь.

– Хорошо, я попробую вкратце. Начнем с того, что люди, едва узнают, чьим сыном ты являешься, захотят убить тебя, дабы уничтожить единственного Наследника Земли и самим унаследовать, прибрать к рукам планету. Один из твоих учеников предаст тебя за небольшое вознаграждение, и тебя схватят люди. Не успеет дважды пропеть петух, как самый твой близкий друг трижды отречется от знакомства с тобой. Когда судья должен будет отпустить одного из приговоренных к казни преступников, люди будут кричать о тебе:

– Распни! Распни!

И отпустят вора, ведь он свой, родной, такой же, как они, посягнувшие на чужую планету воры. А ты представляешь для них реальную угрозу, ты можешь помешать им, творить на Земле беззакония и передел недр.

– И что люди сделают со мною? – спросил растерянно Иисус.

– Как что? Распнут тебя конечно!

Тяжело вздохнул сын человеческий.

– Они объявят тебя жертвой Создателя им, в знак Его Любви к людям и в знак того, что больше не будет никаких Наследников.

– Что ж, чему быть…, – Иисус совсем упал духом.

– Есть, правда, один выход…

– Какой же?

– Раз люди так жаждут крови и плоти твоей, предложи им, ненавязчиво так, заменить твою кровь вином, а плоть хлебом. И ты останешься цел, и люди сыты. Соберитесь с учениками как-нибудь вечерком, и намекни им, что жертва может быть чисто символическая. Правда, до сих пор понять не могу, кто первый предложил принять тебя не как Сына Создателя, Наследника Рая на Земле, а как жертву? Ты ведь никому не говорил, что ты жертва, которую наш Отец приносит людям в знак Любви?

– Не говорил…

– Отец наш, тем более, так сказать не мог.

Я помню Его слова: «Вот Сын Мой Единородный. В Нем Мое Благоволение». Но, чтоб: «Виноградари! Вы такие опупенные строители Рая на Земле, Я вас так сильно Люблю, что вот вам жертва сия в знак Моей Вечной Любви к вам, это Мой Единственный Любимый Сын, примите, поглумитесь, распните, пригубите, вкусите. Ни в чем себе не отказывайте, хотите, нарядите его в царя, а потом, как наглумитесь вдоволь, превратите его в кровавое месиво!» – таких слов я точно не помню…

– И ты думаешь, что если предложить им хлеб и вино вместо себя, они удовлетворятся?

Я выждал паузу.

– Конечно, нет! – воскликнул я.

– Поверь мне, твоя жертва, брат, будет напрасна. Они убьют тебя и тот – твой близкий друг, Иосиф, с которым ты делишь хлеб, будет держать чашу у ног твоих, собирая в нее стекающую с твоего тела кровь, чтоб первому вкусить ее, словно голодное зверье. Они назовут эту чашу Святым Граалем.

Иисус опять вздохнул.

– Ну, может, я погибну не зря… Ведь заповеди, которые я несу людям…

– Твои заповеди, брат, не стоят и выеденного яйца. Они противоречат Мироустройству Отца нашего и уводят от Истины и без того заблудившееся человечье стадо.

– Это как?

– Ну, вот, к примеру, твое «Не убий».

Прости, не убий что? Или кого? Не твоя ли собственная судьба призвана доказывать своим примером, что «Смерти нет»? Тогда причем тут «Не убий»? И ведь это твои слова, что «ни единого волоса на голове ты не сможешь, без ведома Создателя, сделать ни черным, ни белым»? Следовательно, на все Его Воля. А, исходя из заповеди «Не убий», Смерть, которой нет, не в Воле Создателя? Тогда в чьей воле? Людей, которым ты говоришь «Не убий»? Или Отец наш отвечает только за цвет волос, а люди за Жизнь и Смерть?

Не обижаешь ли ты Его такой своей заповедью?

Иисус молчал. Я продолжал.

– А заповедь «Не укради». Ты ведь сам говоришь людям, что все, что Создал Отец, принадлежит Ему, и Его детям, ибо в них Его Дух, Его Сущность, Его восприятие, Его Семя… Им принадлежит все во Вселенной, и люди в том числе, и то, что дает им Природа и сама Природа и жизни их и смерть. Верно?

– Верно…

– Так «не укради» у кого? Друг у друга они украсть ничего не способны. Им ничего не принадлежит. Так как можно украсть у тебя то, что тебе не принадлежит?

Про остальные твои заповеди я вообще молчу. Прелюбодеяние автоматически распространяется на всех людей без исключения… Хотя кругом все рабы Божьи, рабыни тоже не исключение, принадлежат своему Хозяину, а ты их всех в прелюбодеи…

Тут до меня начало помаленьку доходить.

– Ах, ты, Христос, ах, ты, хитрец… Так ты специально сделал поправку?! «Воры, пьяницы, прелюбодеи, убийцы, копрофаги, мужеложники, лесбиянки, скотоложники, рукоблуды, фарисеи, чернокнижники, клептоманы и другие… Рая на Небе не наследуют». Точка.

Правильно! Если на небе Рая нет, можно просто сделать вид, что он есть, но не про твою честь. И никого не пускать. Сказано же НЕ НАСЛЕДУЮТ. Каждый, подойдя к Вратам, заглянет в свою душу. А там… сколько украдено, сколько напрелюбодеено, сколько съедено икры, сколько выпито… И махнешь рукой, даже стучаться и спрашивать не будешь, развернешься и поковыляешь прочь.

Так вот, знаешь ли ты, что начнется после твоей смерти? Если б ты знал… За две тысячи лет столько вина утечет…

И две тысячи лет война,

Война без особых причин,

Война, дело молодых,

Лекарство против морщин…

Сначала начнутся крестовые походы, войны за владение чашей, в которую собирали твою кровь, за копье, которым тебя пронзали и просто за идею. Самые ярые последователи твоего учения начнут прививать так называемую «правильную» веру в ничем неповинные умы. Веру в то, что ты был жертвой. Они будут делать это огнем, крестом и мечом.

Сколько крови прольется невинной… Затем остановится развитие наук. Ибо начнется «Охота на ведьм». Сколько красивых девушек взойдет на костер… Знаешь, почему в Европе столь некрасивы женщины? Почему красота французских мужчин это толстый нелепый нос и нелепые, неправильные черты лица… почему немки мужеподобны? Да потому что благодаря религиозному рвению выжигались на кострах инквизиции гены истинной красоты человеческих дочерей… Наделена женской красотой? Мало-мальски… На костёр ведьму!!!Вот таким путём, в результате такого искусственного генетического отбора, везде, где властвовала святая инквизиция, именем Христа, уничтожалась этническая красота. Именем твоим люди долго будут наказываться за открытия в медицине, как за связь со мною. Хотя я тут ни при чем. Сколько деток умрет невинных, только потому, что могли спасти, но боялись гонений церкви… У церкви руки по локоть в крови. И всё совершается именем твоим. И войны, и всё зло на Земле-от религий… Так уж вышло, что то, что должно было наоборот человека вести к миру и Любви, к доброте и высшим ценностям, явилось самой страшной бедой человечества. И настала пора это признать.

– Но ведь если отнять у человека веру в Бога, то он станет в прямом смысле слова жрать людей и пить кровь младенцев… Его только страх перед страшным судом и адом способен удержать от последнего прыжка в духовную пропасть…, – попытался возразить мне брат.

Я рассмеялся.

– Ну что ты, право… Я вот не ем же младенцев. Не пью их кровь. И не потому, что кого-то боюсь. Никто никого есть не будет. И наоборот. Пьют кровь и едят людей именно те, кто переполнен религиозным бредом через край. Не из-за гастрономических же пристрастий приносятся кровавые жертвы в течение той части истории человечества, где боги что-то там от людей хотели своё и прививали «правильное» поведение. Прошёл Ангел господень, убил за ночь всех младенцев. Значит исполнен промысла божьего. Значит и пить кровь младенцев не возбраняется. Так получается? Человечество никогда не умело думать самостоятельно, поступать так, как будет по сердцу правильно, по совести. По справедливости. Не по божьей справедливости, где справедлива смерть невинных младенцев, а по истинной справедливости, на которую способен Человек.

– А человек способен на такую? На такую справедливость, пожалуй, способен только бог, – спросил Христос, подняв брови.

– Представь себе, способен. Я верю в людей. И боги, и страх пред адским скрежетом зубовным тут не причём. Человеческую внутреннюю меру понимания Добра и Зла не приучили развиваться самостоятельно. Изначально. Даже нельзя сказать, что эта мера у человека атрофировалась. Она никогда самостоятельно и не развивалась. Едва были «даны» свыше первые заповеди, и установки как следует жить, как появились следующие, следующие… И их смысл в итоге омаразмел, понятия оплешивели. Человек сам уже давно понял, что соблюдать все заповеди, когда-то свыше данные, живя в людском обществе, просто невозможно. Пришлось бы носить с собою камни, чтоб побивать тех кто им не следует. Не побьёшь грешника-грех утаишь, а значит сам грех совершишь, за что должен быть бит на месте. Полный бред. Вот и полыхают войны на планете. Именем Бога. Взрываются террористы-именем Бога. Но никто из них не задумывается даже на мгновение: а зачем тебе 40 девственниц в Раю, если своего обрезанного дружка ты разорвал поясом смертника на миллион частей? Да и не факт, что после сделанного ты будешь нужен такой в Раю… Может, пора тушить всех богов, заодно и войны на планете? Взгляни на результаты деятельности религии на Руси. Всего тысяча лет вместо двух, как в Европе. И не коснулась инквизиция наших девушек. И взгляни: генетически самые чистые и красивые. Не изуродованы религиозным стяжанием юродивости. Причём, будучи в язычестве, поклоняясь силам природы, купаясь в утренней росе, катаясь нагишом в траве, рожая в озерную или речную воду и выполняя другие подобные языческие ритуалы, русские девицы приобрели и женское здоровье, что могли рожать богатырей, и женскую красоту. А потому русские женщины-самые красивые на Земле. Причём, из-за того, что языческие боги славян не слишком жаловали свои народы заповедями и указаниями, как жить нужно, человеку приходилось самому решать, что правильно, а что нет. И заметь: никто людей не ел. И кровь младенцев не пил. Голышом через костёр сигали, хороводы девицы красные водили, на лугу в цветах любовью занимались, в росе утренней купалась женская Красота… И поступали правильно, по совести. И нуждающимся помогали безо всяких заповедей «свыше». И всё было замечательно, пока не пришла к Счастливому народу твоя религия страданий…

Что дальше произойдёт? В итоге появятся храмы, где святые отцы, облаченные в злато с головы до пят, с телами, далеко не изможденными страданиями, будут напрямую зависеть от мамоны и служить ей. А патриархи… О, это особая каста, мои любимцы… патриархи, их лидеры, облеченные властью, станут освящать несущее смерть оружие и станут просто политическими фигурами.

Рыба тухнет с головы, потому их деяния смердят и на Небе, и на Земле. После смерти этих отцов им будут поставлены большие памятники, в их честь открыты новые храмы и написаны иконы. И памятники сии станут новыми идолами для поклонения толпы, новыми золотыми тельцами. Идолопоклонничество уродливой, ипертрофированной формы.

Если же ты надеешься, что человечество, благодаря тебе, стало добрее или мудрее, то оставь надежду, брат Иисус. Твое самопожертвование ничему их не научило. Издеваясь, они распнут тебя, а пройдет две тысячи лет, они так же будут издеваться и над твоим братом. Такова наша Судьба, брат. История должна повториться. Также предадут, также отрекутся, также будут кричать «Распни!» И это мой Антикрест, но от этого он Крестом быть не перестает. Поэтому мы с тобою, прежде всего, Братья по Кресту – Крестос и Антикрест. И от твоего фурора на кресте будет зависеть и мой. Так что, завязывай со своими страданиями, брат. Я сейчас забочусь не о себе. Я воин и готов ко всему.

Я забочусь о тебе. Наш Отец уготовил тебе другое предназначение. Будь моим Любимым Братом, я заберу тебя с собою. Ты станешь свидетелем Рождения Рая на Земле. Вместе мы встретим Рассвет. Я покажу тебе Райские цветы такой красоты, что ты станешь Вечно благодарить Отца нашего за то, что Он Создал Женщину.

Загрузка...