Окрестности Барска. Коттеджный поселок Васильки. 16 июня
Забавно и страшно встречаться с собой глазами. Видеть в их чайной глубине тени несбывшихся надежд, миллионов «если бы», птицами присевших на веточку жизни, готовых в любой миг разлететься по небосводу мироздания. Лукавая усмешка судьбы, сбившиеся часы повелителя времени – и вот, на изнанке Земли-1 процветает ее копия: румяная, обласканная удачей и родительской заботой, что в этом возрасте часто одно и то же. Эта девочка домашняя, видно сразу. И самым яростным ее бунтом против родительской опеки, скорее всего, было позднее возвращение от подруг, яркий маникюр или сигарета, украдкой прикуренная на школьном дворе.
– Машка, я к тебе.
Дорофея приоткрыла дверь в комнату, застав «сестру» за подключением к компьютеру музыкального синтезатора.
– Ух ты! Играешь?
– Учусь.
Ответ прозвучал холодно. Но Дора твердо решила наладить контакт. Нарочито громко она захлопнула дверь и, подойдя к плюшевому медведю, потрогала его за лапу.
– У меня игрушек почти не было. Слишком дорого и тяжело достать. Экономия ресурсов и все такое прочее, – пожаловалась она. – Пара кукол и игровая приставка. И то, пока жила здесь до восьми лет. Когда переезжали в город, родители их не взяли. В первые два года после переезда жилплощадь была ограниченной.
– Сюда, значит, за пространством притащилась, – огрызнулась Машка. Она закончила возиться с проводами, отвернулась, склонилась над монитором.
Дора внимательно рассматривала ее джинсовые бриджи и бордовую кофточку с коротким рукавом. Сама она в подобной одежде чувствовала себя неловко. Оказалось, здесь все так примитивно! В ванной нужно крутить вентили, чтобы пошла вода. Одежда без терморегуляции, без возможности коррекции цвета и формы. Настоящая древность. Даже забавно.
– Квартира у меня была что надо. Просто жизнь так сложилась, – примирительно произнесла мигрантка.
– Сама говоришь – миров много. Почему к нам? – Машка стояла лицом к компьютеру, устанавливала программы.
Дора поймала себя на том, что пытается дозваться макросеть в поисках привычной поддержки. Когда коннект, то есть контакт не ладился, всегда можно было выяснить отношения в «личке», не при свидетелях, так сказать, подойти вплотную, взять за плечи аватару собеседника, посмотреть в глаза и высказать наболевшее. Или не высказать, но дать понять – ты, дружок, не прав. В конце концов, вызвать на поединок – игровой или боевой – без разницы. Дора участвовала и в тех и в других и не боялась.
«Как же здесь примитивно! Голый реал и никакой фантазии!» – разозлилась она на себя.
– Я не выбирала мир. Все претензии к Бете. Радуйся, что не в тебя переселилась.
– Да уж, самое время плясать. – Маша наконец обернулась и заглянула собственному двойнику в глаза. – Значит, минимум три года?
Дора кивнула, сама не до конца веря. Вспомнит ли про нее Бета? Дождется или отправится дальше исследовать миры? Но он молодой, ему нет смысла бежать, если, конечно, правительство не решится на репрессии. Три года – это вечность.
Но она, Дорофея, личность предусмотрительная. Письмо и копию контракта она сохранила на домашнем коммуникаторе и разослала на разные сервера, чтобы через неделю после ее миграции сообщения дошли до родителей и приятелей. Уж они-то напомнят Бете, она не сом невалась.
– Слушай, я просто хочу все прояснить между нами, – упорствовала Дора. – Если сдружиться пока не судьба, давай хотя бы не будем врагами.
– Это всегда пожалуйста, – проворковала Машка, приближаясь к ней и как бы невзначай отряхивая медведя в тех местах, где его касалась Дорофея. – Дверь как раз за твоей спиной.
Поговорили, называется! Местное зеркальце оказалось кривым.
– Могла бы хоть поинтересоваться, как там, в будущем, – проворчала уязвленная девушка.
– Не столь замечательно, раз ты оттуда сбежала.
– Твои родители мне посочувствовали, – не могла оставить слово за собеседницей Дора.
– Ты слышала, что мой отец социолог, – сладенько пропела Маша. – Он про тебя научную статью напишет. Исследует твое поведение в чужой обстановке, как биологи крыс исследуют. Вот откуда интерес.
– Какая ты…
Дора не договорила, выскочила из комнаты, чувствуя, как щеки заливает краска. Куда она попала? Зачем здесь?
Торопливым шагом она покинула дом, уселась на качели в садике среди молоденьких, в полтора ее роста, яблонек, вишен и разросшегося жасмина.
Качели чуть поскрипывали, но цепи, держащие сиденье, были блестящими, без единого пятнышка ржавчины, а само сиденье глянцевым, гладким, зелено-красным. Странное ощущение – вернуться в детство: минус десять лет. Нет, дом тогда был старым, качели – выцветшими, вытершимися, поцарапанными…
Какое же все знакомое и одновременно чужое! Неужели люди легко мигрируют? Бета прав: бегут от неизлечимых болезней, трений с законом, личных неурядиц. Отложенное самоубийство или безумная надежда на новую жизнь – все с чистого листа.
Усмешка судьбы – беглые души воспринимают только тела до десяти – двенадцати лет. А ее отправили в «сейчас» – в шестнадцать с половиной – клоном. Новые технологии? В макросети о них ни слова, как и о том, много ли мигрантов не сумели пересилить личность хозяина тела, безвозвратно растворились в ней, одарив смутными предчувствиями о грядущем, озарениями и новыми знаниями, пришедшими с изнанки мира…
Беглянка из будущего чувствовала ненавязчивое, невнятное внимание к своему появлению. Взгляд отовсюду и ниоткуда одновременно. Девушка даже засомневалась – вдруг там, в теле, глубоко-глубоко теплилась искорка чуждой души, мечтающей взять верх над незваной гостьей? Но она же клон – точная копия местной Маши, точная вплоть до нюансов генетического кода, не то что до рисунка на пальцах или узора сетчатки. Только душу клонировать нельзя. Даже в ее родном, гораздо более развитом мире до такого не додумались. И сейчас Доре казалось, с девочкой, поделившейся с ней генетическим материалом, ее ничего не связывает.
«Мне дали шанс быть принятой. Я могу превратиться в музейный экспонат, бактерию на стекле микроскопа, а могу доказать – я иная, достойная доверия и уважения!»
Она встала и возвратилась в дом. Александра Михайловна, так сильно напоминавшая ее родную мать, приветливо улыбнулась:
– Кушать хочешь?
– Нет, спасибо.
Дора застыла на первой ступеньке лестницы.
– Вам помочь разобрать вещи?
Женщина кивнула и поманила Дору за собой. Незваная гостья неуютно передернула плечами. Слишком внимательно смотрит на нее Александра Иванова, оценивающе, точно ожидая неприятностей.
«А чего ты хотела? Она не твоя мать. Ты и со своей-то отношения не наладила!» – одернула себя девушка, борясь с желанием сбежать, запереться в комнате, как это сделала Машка.
Но Александра Иванова прикрыла глаза, кажется, даже задержала дыхание, перестраиваясь, чтобы через минуту превратиться в домашнюю, уютную, почти родную.
– Девочка, – ее голос потеплел, – и нам, и тебе не просто. Давай попробуем сосуществовать вместе. Я ночей не спала, все боялась, что мы не успеем клон вырастить и ты займешь тело моей дочери. Поверь, тогда вас разделить было бы невероятно сложно.
Разделить? Такое осуществимо? И клон – не дело рук мудрого Беты? Как такое получается? Мучимая миллионом вопросов, Дора сделала шаг к Александре Михайловне, но та уже зашуршала оберточной бумагой, распаковывая первую коробку.
Вещи разбирали целый день. В разговоры не вдавались. Ближе к полудню к процессу подключилась Машка. Дору она игнорировала, на мать дулась, но весьма резво орудовала тряпкой, протирая новую мебель. К трем часам управились без проблем. Когда Александра Михайловна успела приготовить суп, Дорофея так и не поняла, но зауважала хозяйку. Домашняя пища – это не пакетированный концентрат.
Обедали тоже молча. Матери позвонили, она притащила на кухню ноутбук, не отрываясь от тарелки, одной рукой в спешке набирала текст. Маха демонстративно отсела на другой конец стола, обиженная на все человечество, непонятно с какого перепуга придумавшее ретросдвиг.
Дора терпеливо выжидала, вслушивалась в уютное мурчание песочно-желтой кошки, бесцеремонно улегшейся на ее тапки, мяла в пальцах кусочек хлеба – теплый, дышащий незнакомым ароматом, только из хлебопечки. Долго не решалась попробовать его, как и горячий фасолевый суп, налитый по золотистую полосочку глубокой миски.
Устав от переживаний, девушка неожиданно по-взрослому сообразила – приютившим ее людям все равно будет интересно, потянет поговорить, выведать подробности. Тем более взрослые уже не воспринимают ее как угрозу родной дочери. Просто нужно время, чтобы они свыклись с этой мыслью. До отправки в Барск она должна проявить максимум упорства, чтобы занять место в сердцах этих людей. Тогда в случае опасности они за нее вступятся.
Размышляя подобным образом, Дора неторопливо доедала фасолевый суп. Мм, вкуснотища!
Но времени, как оказалось, не было. Припозднившийся к обеду отец сообщил, что девочек заберут завтра утром. Обеих. Присев за стол рядышком с мигранткой, Леонид перевел задумчивый взгляд с гостьи на дочь и обратно.
– О твоем визите, Дора, мы узнали в начале зимы. Приборы засекли повышенное внимание к Маше. Чтобы не допустить подселения, мы в спешке обследовали дочь.
Маха кивнула, вспоминая нудные походы по поликлиникам, дикую кучу сданных анализов…
– На основе собранных материалов мы получили ее клон. – Леонид обернулся к жене. – Правда, Саша?
– Верно, – подтвердила мать, с тихим щелчком закрывая ноутбук и отодвигая его от себя вместе с тарелкой. – Помимо преподавания я занималась генетикой, – обратилась она к точной копии дочери, – и непосредственно контролировала процесс клонирования. Но как ты знаешь, Дора, взрослые клоны хоть и являются полной биологической копией человека, собственным разумом не обладают и обучению практически не поддаются. Грудной ребенок действует более осознанно, чем взрослая искусственно выращенная особь.
– Но я же хожу, говорю… – начала Дора.
– Именно. – Голос матери, до этого лишенный эмоций, дрогнул. – До сегодняшнего утра твое тело было подключено к системе жизнеобеспечения, бессмысленно смотрело в одну точку, пускало слюнявые пузыри, ело и избавлялось от пищи по расписанию. Мы вычислили с точностью до дня прибытие пилигрима. – Она обернулась к Маше. – Доча, чтобы все вышло, как задумано, мы усыпили тебя на время переезда. Рядом с клоном поместили прибор, имитирующий работу твоего мозга. Молились и ждали. Дорино «я» в пять сорок семь утра не промахнулось, одушевило заготовку, став полноценным человеком.
– Тебя высадили на окраине поселка и позволили прийти в себя, – закончил Леонид.
Так вот как все было на самом деле! «Мои бы не справились», – с грустью и некоторой завистью подумала Дорофея. Сколько сил и труда потратили эти люди для спасения дочери!
– Что дальше? – поторопилась она спросить, пока хитрые хозяева не сменили тему беседы. – Я подопытная крыска?
– Ты не первый подобный клон, – успокоила ее мать. – Ученых интересует отличие твоего поведения от Машиного. Ты не рядовой гражданин, должна понимать: она – твое местное зеркало, просто воспитана в иных условиях. Нам пришлось переехать в научный городок. Тебе и Маше выделили наставника. Так что завтра вы обе отправитесь на обучение в Барск. Это почетно, не кривитесь.
– Зачем? – возмутилась до этого изо всех сил гримасничавшая Маха. Она подскочила со стула, но отец ловко ухватил ее за руку и заставил сесть на место.
– Поедешь! – Голос Леонида резанул острыми льдинками. – Мы уже беседовали на эту тему! Тебе пора многому научиться. Прежде всего, терпимости к другим.
«А “сестричка” тоже не подарок! – Дора постаралась скрыть довольную улыбку. – Леонид Алексеевич, какой приятный сюрприз вы мне преподнесли! Может статься, Маха не так сильно от меня отличается. А вторую “себя” я укрощу в два счета!»
Вечер прошел на удивление мило и благообразно. Родители устроили чаепитие в саду. Недовольная Машка, проболтавшая до темноты по телефону с покинутыми подругами, жаловалась на глушь и всеобщее непонимание.
Дора с удовольствием пробовала мамину выпечку и папин шашлык, наслаждаясь вкусом натуральных продуктов. Смутные воспоминания детства наслаивались на нынешние картины, образуя причудливую реальность, от которой было неясно, чего ожидать. Город вдалеке расцветал огнями, в коттеджах поблизости загорались окна… И Доре вдруг подумалось: именно сейчас она находится на своем месте. И неважно, что было вчера, а что случится завтра. Она должна была оказаться здесь – в максимально комфортном для нее мире и времени. Вот и оказалась.
Воздух пах жасмином и клубничным пирогом, родители праздновали переезд и благополучное разрешение многомесячных тревог. В этот момент они были готовы признать Дору своей второй родной дочерью. Девушка слушала их разговоры, забавлялась видом ревнующей Машки и впервые за многие месяцы чувствовала себя счастливой.
А ночью Доре в собственной комнате привиделась большая белая кошка – полупрозрачная, гибкая, не ведающая преград. Она заглянула в окно, просочилась сквозь запертую балконную дверь и, бесшумно ступая мохнатыми лапами по густому ворсу ковра, исчезла в углу за шкафом. Через минуту ее силуэт мелькал в саду в погоне за ночными бабочками, сверчками и цикадами.
