Всю дорогу до дома они ехали молча.
– У третьего подъезда остановите, пожалуйста, – сказала Лида, когда в свете первых фонарей появился знакомый сталинский дом.
– Я хочу пойти с тобой, – неожиданно сказал Андерс.
– Зачем?
– Я мало о тебе знаю. Я хочу сам увидеть, в каких условиях ты живешь.
Лида пожала плечами.
– Как пожелаешь. Но я живу не одна.
– Родители? – спросил Андерс, захлопнув за собой желтую дверцу машины.
– Нет, – Лида поежилась от прохлады майского вечера. – Мои родители умерли, когда я была маленькой.
– Прости.
– Все нормально. Я их не помню.
Лида набрала код домофона и открыла пиликающую дверь. Лампа в подъезде опять мигала. Лиде было неудобно и стыдно перед Норбергом за окружающее убожество. Не так давно сталинские дома считались верхом роскоши, но время шло, и из могущественных гигантов они превратились в угрюмые устаревшие глыбы. В подъезде пахло сыростью, большие серые ступени от множества ног стали скользкими и покатыми. Но главным атавизмом оставался железный скрипучий лифт в сетчатом коробе. Он устало грохотнул, Лида распахнула серую дверь и пропустила Андерса в узкую кабину. Дверь была недавно покрашена, но от этого казалась только более старой, как старуха с алой помадой на сморщенных губах. Норберг оглядывался молча. Лицо его не выражало ни брезгливости, ни удивления. Если какие-то эмоции и вызвала в нем унылая обстановка, он держал их при себе.
– Это старый дом, он построен еще при Сталине, – Лида чувствовала потребность оправдаться.
– Интересно, – тактично ответил Норберг.
Наконец они вышли на просторную лестничную клетку четвертого этажа, и Лида повернула ключ в замке. На мгновение она замерла.
– Я живу с дедом, – предупредила она Андерса. – Он плохо слышит и не говорит по-английски. Ты сам напросился.
Андерс кивнул.
– Я дома, – привычно крикнула Лида. – Не одна!
Она включила свет в прихожей и попыталась оглядеть свое жилище со стороны. Она никогда не задумывалась, насколько презентабельно для иностранца выглядит квартира. В ней и русских-то гостей почти не водилось. В любом случае, главным кредо в жизни Лиды была аккуратность, поэтому за порядок она была спокойна.
Длинный и из-за высоты потолков казавшийся узким коридор тянулся к кухне. Клеить обои с такими потолками было настоящим испытанием, но год назад Лида прошла его. На светлых голубоватых обоях висели фотографии и маленькие акварельные рисунки: Лидина мама в юности увлекалась живописью. По правую руку шли двери: в дедову комнату, в бывшую мамину, где теперь почти никто не бывал, и в комнату Лиды. Паркет был старым, для его ремонта надо было нанимать мастеров, но, несмотря на потертости, выглядел прилично. Из комнаты деда звучало «Эхо Москвы».
– Я не говорила деду, кто отец ребенка, – сказала Лида вполголоса. – И пока ты ничего не решил, не скажу. Ты – коллега, знакомый по работе, что-то такое. Проходи прямо по коридору на кухню, а я его приведу.
Андерс кивнул, и Лида заглянула к дедушке.
– Кто пришел? – спросил Александр Борисович. – Виталик?
– Нет, это по работе, – Лида нагнулась и чмокнула деда в сухую щетинистую щеку. – Он из Швеции. Выйдешь познакомиться?
– Можно.
– Хорошо, мы будем на кухне. Ты обедал?
– Пил чай с бутербродами.
– Я же оставила суп! Тебе надо есть горячее.
– Я чай даже не разбавляю!
– Перестань. Я погрею тебе гуляш с гречкой.
– Я могу и сам. Тебя ведь тошнит.
– Ничего, вечером получше. И сам ты опять будешь есть одни бутерброды. Все, мы тебя ждем, – Лида улыбнулась. Дед был ее самым родным человеком на свете, и если ремонт или скромная обстановка заставляли ее стесняться, то за дедушку она чувствовала только гордость.
Андерс стоял у окна.
– Ты голоден? – спросила Лида. – Я сейчас буду греть деду ужин, тебе тоже хватит. Правда, еда простая.
– Кажется, мы уже обсуждали устрицы в прошлый раз. Я всеядный. И да, я бы поел. Ты живешь одна с дедом?
– Да. Когда родители погибли, дедушка и бабушка меня воспитали. Потом бабушка умерла от рака, и вот мы остались вдвоем.
Андерс повернулся к холодильнику и оглядел сувенирные магниты из разных стран.
– Это твои?
– Да, я вела колонку путешествий. До того, как мне поручили интервью.
– Жалеешь?
– Не знаю, – Лида пожала плечами. – Но если я буду беременеть после каждого интервью, мне придется менять работу.
Андерс расхохотался.
– Ты заставляешь меня смеяться даже тогда, когда мне этого совсем не хочется.
– Садись, я достану ужин.
– Ты справишься с тошнотой? – спросил Андерс.
– Вечером мне гораздо легче, – Лида поставила на плиту кастрюльку с водой и достала с полки гречку.
– Что это?
Лида задумалась.
– Слушай, я понятия не имею, как это будет по-английски. Традиционная русская крупа. Подожди, я посмотрю в телефоне, – Лида открыла сайт-переводчик. – Вот. Buckwheat. Столько лет учу английский, а этого слова не знала.
– Я слышал, что русские ее любят. Она продается в специальных магазинах для русских иммигрантов. Но я никогда не пробовал.
– Значит, у тебя будет экзотический ужин. Загадывай желание.
– Зачем?
– Меня бабушка так учила. Когда пробуешь что-то новое, надо загадывать желание.
Лида промыла крупу и засыпала в кипяток.
– Здравствуйте, – Александр Борисович, распрямив плечи, зашел на кухню. Он был при полном параде: брюки и рубашка на все пуговицы.
– Добри ден, – по-русски старательно выговорил Андерс, встал и протянул руку.
– Александр, – представился дед, принимая рукопожатие.
– Андерс, – ответил Норберг.
Мужчины сели. Дед был лишь немногим выше Андерса. Годы в баскетболе приучили Александра Борисовича ценить высоких людей, поэтому в его затянутых старческой пленкой глазах мелькнуло одобрение.
– Вы тоже играете? – спросил дед и кивнул Лиде, чтобы та переводила.
– Дедушка спрашивает, не играешь ли ты в баскетбол.
– Нет. Я в детстве увлекался футболом.
Лида перевела.
– Очень зря, – дед тренерским взглядом окинул собеседника. – В футболе длинные ноги только мешают. А вот у нас его бы оторвали со всеми конечностями.
– Дед, Андерс – актер. Он со спортом никак не связан.
– Тем более, зря, – Александр Борисович разочарованно вздохнул. – Такие данные пропадают.
– Дедушка всю жизнь играл в баскетбол за один из лучших клубов Советского Cоюза, – Лида перешла на английский. – Потом был тренером и учителем физкультуры. Его очень огорчает, что ты не баскетболист.
– А почему тогда ты не баскетболист? – с улыбкой спросил Лиду Андерс.
– Я была легким форвардом. Третий номер, если ты понимаешь, о чем я, – с гордостью сказала Лида.
– Понимаю, – отозвался Андерс, и лицо его отразило озадаченность. – Я смотрел баскетбол.
– Чего он так удивился? – спросил дед.
– Я сказала, что занималась баскетболом.
– А что, девочки должны заниматься танцами? – фыркнул Александр Борисович. – Принеси, покажи свой победный альбом.
– Не надо, он и так поверит, – Лида поставила на плиту вчерашний гуляш.
Когда команда Лиды одержала первую победу среди детских команд Москвы, Александр Борисович начал вести фотоальбом с победными снимками. Он ходил на все матчи Лиды с фотоаппаратом и был там главным болельщиком. Тренерскую работу он к тому времени забросил, но устроил Лиду к своему знакомому и старался держать руку на пульсе.
– Почему ты ушла из баскетбола? И что сказал твой дедушка?
– Я ушла, потому что нужна была профессия со стабильным заработком. Женский баскетбол к таким профессиям не относится. Дедушка просил, чтобы я принесла свой победный фотоальбом. Ерунда.
– Принеси.
– Это скучно.
– Ты что, стесняешься? – поддразнил ее Андерс.
– Как скажешь! Но учти, это надолго, – Лида вышла и через минуту вернулась, положив перед Андерсом красный кожаный альбом.
– Лида, ты собираешься кормить гостя только гречкой и мясом? – сердито осведомился дед.
– Он говорит, что неприхотлив, – Лида посмотрела, как Андерс переворачивает картонные страницы с блеклыми цветными фотографиями. – Сейчас нарежу свежий салат.
– Хозяйка ты или кто! Как мне сбыть тебя с рук, если ты не можешь принять гостя. Достань селедки, у нас была, брауншвейгской, грибов, которые я летом закрывал. И белые достань, и опята, они с красной крышкой. И клюковки моей самодельной принеси. Хоть бы предупредила!
– Я понятия не имела, что он придет! – сказала Лида.
– Для этого и нужны заготовки. И даже если некогда готовить, можешь показать, что ты хорошая хозяйка. Ты бабушкину тетрадь с рецептами не теряй, и мою записную книжку. Вот я помру, ты хоть мужа без моих наливок не оставишь.
– Он мне не муж.
– Я старый, а не слепой. Я вижу, что никакие вы не «просто коллеги».
– Но…
– Давай, накрывай все. Неси, неси. О! – дед увидел один из снимков в альбоме. – А это они заняли первое место в Нижнем Новгороде.
Лида перевела Андерсу реплику про фотографию, украдкой взглянула на него и вздохнула. Если бы только можно было завоевать голливудского актера солеными грибами и клюковкой!
– За встречу, – сказал дед, поднимая рюмку с ярким ароматным напитком, когда Лида накрыла на стол.
– На здоровиэ, – по-русски ответил Андерс, и они чокнулись.
– Никогда не понимала, почему иностранцы говорят «На здоровье» и думают, что это русский тост, – сказала Лида Андерсу. – Я никогда не видела русского, который бы так говорил.
– А как вы говорите? – хриплым после настойки голосом спросил Андерс.
– Самое простое – «будем».
– Бу-дим? – по слогам повторил Андерс.
– Да.
Норберг ел с аппетитом. Не понравились ему только маринованные грибы. Зато селедка вызвала волну ностальгии.
– На флоте мы солили рыбу сами, – рассказывал он, откинувшись на спинку стула. – Лидия, переведи. Я вообще готовлю рыбу лучше всех. Отец любит готовить, и я тоже люблю. Я делаю семгу с таким соусом, – он потер пальцами, подбирая слова, – очень вкусно! А моя бабушка маринует селедку в вине. В Америке селедка продается только в «Икее». Совсем не то. Лидия, переведи.
Лида перевела, и дед закивал. Клюковка сделала обстановку душевной.
– Настоящий мужчина должен уметь готовить, – сказал дед. – Ты лучше скажи, что ты собираешься делать с ребенком моей внучки.
– Дед! – Лида поперхнулась. – При чем здесь он!
– Что? – спросил Андерс.
– Подожди, – Лида снова повернулась к дедушке. – Ты о чем?
– Он видит, что ты не пьешь, но даже не предложил тебе. И не удивился. Значит, он знает о беременности. Ты не собиралась сообщать на работе и уж тем более не стала бы говорить случайному коллеге. А значит, ты соврала, и он не с работы. Просто так ты врать не будешь. К тому же ему было интересно смотреть твой детский альбом. Значит, между вами что-то было, но он не принял решение, и поэтому ты не хочешь его выдавать, – Александр Борисович улыбался с видом Эркюля Пуаро, который собрал всех действующих лиц и объявил, что убийца – садовник. – А ты думала, я не пойму? Ты бросаешь Виталика, потом вдруг беременность, окутанная тайной, и красавчик-актер? Так что давай, переводи ему: что ты будешь делать с ребенком?
– Я не думаю, что он станет отвечать. И вопрос неуместный.
– Я не в том возрасте, чтобы разводить китайские церемонии. Пусть отвечает.
Лида взглянула на Андерса, который удивленно наблюдал за эмоциональным выпадом Александра Борисовича.
– Дедушка просит меня задать тебе вопрос, – Лида перешла на английский. – Но я предупреждаю, что ничего ему не говорила. Честно! Он спрашивает, что ты собираешься делать с ребенком.
– Откуда он знает? – с лица Андерса исчез всякий намек на улыбку.
– Догадался! Я не вожу домой толпы мужчин, если хочешь знать!
– Ты решила пустить в ход тяжелое оружие? – холодно спросил Норберг.
– Ты о чем?
– Используешь пожилого человека, чтобы надавить на меня?
От возмущения у Лиды перехватило дыхание.
– Вчера я и понятия не имела, что еще хоть раз увижу тебя снова, – медленно и с расстановкой сказала она, – а теперь ты думаешь, что я разработала коварный план? И когда я, по-твоему, все успеваю? Это ты решил прийти ко мне домой, я тебя не звала! И зачем ты вообще пришел? Чтобы обвинять меня? Или чтобы проверить, нет ли у меня тут детей от других звезд? Хотел посмотреть, не мошенница ли я?
Андерс промолчал, но по выражению его лица Лида поняла, что попала в точку.
– А я-то подумала, что ты хочешь лучше узнать меня или посмотреть, в каких условиях будет расти твой ребенок!
– Я совсем тебя не знаю, – оправдываясь, сказал Норберг.
– Я дала тебе шанс все решить по-человечески. Ты не должен мне верить, хотя это очень неприятно, когда тебя считают проституткой или обманщицей. Но ты продолжаешь обвинять меня! – Лида встала. – Это все, Андерс. Мне от тебя ничего не нужно. Если ты хочешь, мы проведем анализ, решай все с юристами. Ты оскорбил меня, но моего деда я оскорблять не позволю. А теперь уходи.
Андерс тоже встал.
– Что происходит? – спросил Александр Борисович.
– Ему пора уходить, – сухо сказала Лида.
– Значит, вот как, – дед оперся о стол и тяжело поднялся. – Ты должен отвечать за свои поступки, – он смотрел Андерсу в глаза. – Я не знаю, что ты ей сказал и что между вами было. Но я вижу, что ты обидел ее, а она этого не заслуживает. Мой правнук не будет сиротой при живом отце. Можешь не жениться на ней, но это твой ребенок, и ты перед ним в ответе. Переводи, Лида.
– Я не буду унижаться.
– Я догадываюсь, что он сказал, – холодно сказал Андерс. – Но это его не касается.
– Уходи, пожалуйста, – тихо повторила Лида. – Я устала.
Еще мгновение мужчины стояли и, не мигая, смотрели друг на друга. Лиде показалось, что на Лице Андерса мелькнуло сожаление, но она не хотела себя обнадеживать. Наконец, Андерс развернулся и вышел, и она пошла проводить его до двери.
– Прости, если обидел, – шепнул он в коридоре. – Но ты должна понять меня.
– Я понимаю. У тебя есть мои контакты, скажи, когда надо будет подписать бумаги.
– Хорошо, – он стоял в дверях, словно собираясь что-то сказать.
– Пока, Андерс.
– Пока, Лидия.
И она захлопнула дверь.