Жарко. Что же так жарко? И твёрдо очень.
– Пить… – шиплю еле-еле.
От моего шипения приходит понимание: ну замечательно, простыла! Горло не в свою меру дерёт. Хочется закашляться, но от резкого движения наступает черёд боли.
Воспоминания лавиной начинают проноситься в горячей голове.
И у меня жар. Причём достаточно сильный!
Как же хочется пить! Ну услышьте меня кто-нибудь. Я же не могу орать. Просто дайте мне глоток воды.
– Пить… пож… – пытаюсь из себя выдавить «пожалуйста», но голос не слушается.
Во рту пустыня. Зачем было меня доставать из воды, если теперь так издеваются?
Пытаюсь открыть глаза, но снова открывается только один.
Лицо чем-то стянуто с той стороны, где была рана. Скорее всего, пластырь. Ну хоть что-то.
Фокусирую взгляд над собой, замечаю бревенчатый потолок. Точнее, обшитый досками. Красиво.
Но это максимум, который способна сейчас видеть, потому что буквально через полминутки глаза заволакивают слёзы от боли в ноге.
Чем-то она тоже обмотана. Что-то наподобие шины, не пойму?
Меня пробивает озноб. Да такой, что аж подкидывает на месте. Да зараза, только судороги мне не хватало! Значит, температура зашкаливает. И никого рядом!
Бах! Дверь, что ли, закрылась?
– Да твою мать! – опять этот злющий хрипловатый голос.
Слышу шорох пакета. Молния вжикает. Опять какие-то пакеты шуршат. Спустя минуту надо мной нависает хмурое огромное бородатое лицо! И только тёмные глаза смотрят как сканер, самые яркие, которые я когда-либо видела!
– Сейчас легче станет, потерпи, – говорит это бородатое лицо.
Чувствую укол, но даже пикнуть не могу. Просто смотрю в эти глаза и уплываю.
Меня приподнимают за шею и к губам прикладывают что-то холодное, явно металлическое.
– Ммм, – опять стон, потому что, оказывается, это такой кайф, дотронуться до чего-то холодного, когда так жарко.
– Пей! – рыкает на меня сверху это бородатое создание.
И мне в рот начинает вливаться спасительная влага. Боже, как же хорошо!
Только после нескольких глотков мне доходит, что жидкость с привкусом каких-то лекарств, но, как говорится, поздно, батенька, обосрались. Сознание опять машет мне рукой.
Вот только в этот раз понимаю, что не от боли оно мне машет. Меня просто заставили заснуть.
– Мама, а зачем тебе такой космический список лекарств? – спрашивает Сашка.
– Сынок, этот список прислали из агентства, – показываю ему файл в телефоне. – А вот это, – теперь показываю на второй пакет из аптеки, – то, что я считаю дополнительным, и что ещё должно быть в походной аптечке.
– Мам, а ты понимаешь, что эта аптечка займёт у тебя полрюкзака? – сын начинает посмеиваться над «глупой» мамой.
– Эх, сынок, ты что, маму не знаешь? – треплю его по голове, хотя уже и тяжело доставать до волос сына. Он в свои пятнадцать уже на голову выше меня. – Главное – правильно всё упаковать.
– Всё, мам, спорить не буду, только прекрати меня за волосы трогать. Я не маленький! – грозно говорит мне мой ребёнок, а я только и могу, что улыбнуться ему.
– Конечно, не маленький. Вот только когда же ты, сынок, успел вырасти?
Мы с сыном уже почти неделю собираем меня в поход. И мне очень приятно, что этот взрослый ребёнок постоянно проверяет за мной список всего. Контролируя всё, что мне нужно взять с собой.
Я смотрю на сына и каждый раз умиляюсь: хороший вырастет мужчина. Всё-таки правильные приоритеты мы заложили в ребёнка.
Саша родился, когда мне исполнилось двадцать два. И вот вроде прошло уже пятнадцать лет, а помню всё до мелочей. И как рожала, и как на руки первый раз взяла, и как после первого переодевания потеряла сознание рядом с сыночком, потому что перенервничала от страха сделать что-то не так, и первые его шаги.
А сейчас рядом со мной идёт высокий, худощавый парень с модной стрижкой, с ещё немного угловатым по-детски лицом, но с таким умным видом проговаривает список покупок, уточняя, все ли мы взяли.
– Сынок, не переживай – если не всё, то я тебя попрошу, и ты сбе́гаешь, – улыбаюсь сыну и вижу, как он начинает злиться.
– Мам, ну ты опять?
А я не выдерживаю и начинаю смеяться. Такой он сейчас серьёзный!
– Ладно, не злись, – успокаиваю сына. – Садись давай, и поехали домой.
Показываю на нашу машину, параллельно запихивая пакеты с покупками в багажник.
А уже в машине замечаю, что что-то гложет моего ребёнка. Вижу, как он хочет что-то сказать, но каждый раз останавливает себя.
– Говори, Саш, – решаю помочь сыну в нелёгком решении.
– Мам, ты только не обижайся, – как-то напряжённо говорит сынок, – Но ты уверена, что хочешь пойти в этот поход? – и голос у сына в этот момент такой взволнованный, что у меня даже мурашки бегут по коже.
– Сынок, ну ты чего? – улыбаюсь сыну, – Я, конечно, немолодая уже, но силы свои могу оценить.
– Да не в этом дело, мам, – тяжело вздыхает сынок. – Я просто много почитал о походах, что там и как. Мам, тайга – это не развлечение. Тем более тот тур, в который тебя тащит тётя Катя. – Я вижу, что мой мальчик хочет донести до меня то, что его тревожит. – Ты знаешь, что сказал один из тех туристов, кто записывал видео после такого похода? Тайга не терпит слабых. Это не развлечение, а выживание, мам. Я просто волнуюсь за тебя.
– Сашунь, сыночек, – умиляюсь заботе своего ребёнка. – тыТЫ большой молодец, и для меня это очень ценно, что ты решил изучить всё о моём походе. И да, я понимаю, что это не развлечение. Это проверка себя на прочность, – говорю спокойно, чтобы постараться убедить своего сына не волноваться. – И да, я хочу себя проверить. Хоть и понимаю, что последние мои походы и такой труд были в далёком подростковом возрасте. Но, как говорит твой дед, если раз научился, то уже не забудешь.
– Мам, дедушка много чего говорит, – вздыхает мой ребенок. – И истории твоего детства мы с Машей знаем из первоисточника, но я всё равно волнуюсь.
А я только улыбнулась сыну. И такое щемящее чувство нежности появилось во мне в этот момент. Мой мальчик!
– Саша… – прошептала, выныривая из сна.
Как же ты был прав, сынок. Если бы ты знал.
Воспоминания, из которых вынырнула в этот раз, перекрыли физическую боль. Но добавили другой… Душевной.
Попыталась оглядеться одним глазом, но вокруг была темнота. Значит – ночь.
Рядом чиркнули спички, и запах серы сразу достал до носа. Всегда любила, как пахнут сгоревшие спички.
Возле лица мелькнул огонёк свечи. И опять это огромное бородатое лицо.
На лоб легла огромная ручища! И если учитывать, что я не современная утончённая «леди», то тогда каких же размеров этот Лесник? Или, может, Леший? Как в сказках да былинах. Хах!
– Жар ещё есть, но уже не такой сильный, – прогрохотал этот мужик. – Тебе бы поесть.
– Пить, – попросила осипшим голосом.
– Сейчас дам.
Он отошёл от меня, а спустя минуту вернулся с кружкой чего-то тёплого и сладкого. Что-то травяное и явно с мёдом. Я выпила отвар за пару минут, и даже настроение поднялось, насколько это возможно в моей ситуации.
Теперь можно лучше оценить обстановку. И этот запах! Пахнет так необычно, но очень приятно: что-то хвойное, мох, берёзовые веники и что-то ещё такое интересное, но не могу понять, что это.
Но это всё отступление, а вот реальность совсем не радует.
– Кто такой Саша? – задал вопрос мужчина, а меня прошиб озноб, что не осталось незамеченным. – Ты звала несколько раз его, пока спала.
– Сын. – решила ответить, чтобы никого не смущать, да и толку что-то скрывать, если я даже не знаю, смогу ли выжить.
– Он был с тобой? – ну, судя по вопросам, человек волнуется.
– Нет, – на большие ответы не хватает сил, потому что горло дерёт всё-таки.
– Как ты оказалась в реке?
О-о-о, вот мы и подошли к самому интересному. Но отвечать на этот вопрос нет никакого желания. Злость, обида, ярость, непонимание – всё это начало подниматься во мне после такого вроде бы простого вопроса.
Нужно успокоиться. Нужно просто переварить эту ситуацию. Только как?
Как принять то, что человек, с которым ты работал больше двух лет, который был вхож в твой дом, ел и пил за твоим столом, просто решил избавиться от тебя, потому что: «Ты, Алина, мешаешь мне. И да, я тебя ненавижу. И всё, что у тебя есть, ты не заслуживаешь. Так что без обид, но так будет лучше».
И всё, что мне осталось из последних воспоминаний – это улыбка человека, который называл себя моей подругой. Улыбка превосходства. Мерзкая гримаса на лице женщины, которая вдруг решила, что она лучше меня.
Я зажмурилась, стараясь отогнать от себя ЕЁ лицо, но не вышло. И нужно же было тебе спросить, как я оказалась в этой реке?
– Я понял, ответа не будет, – голос со злой интонацией решил ответить за меня. И что злится-то? – Имя у тебя хоть есть? – Ты глянь, рычит уже. Хотя у него, скорее всего, и есть такой тембр.
– Алина, – ответила я.
Что уж скрывать, когда, можно сказать, жизнью обязана мужчине. И вроде бы спасибо нужно сказать, да только никакого желания нет.
Может, когда у меня перестанет всё болеть… кстати, болеть. А почему я сейчас не испытываю боли?
Ну, точнее, она есть, как отголоски, но не такая, что теряешь сознание от малейшего движения. У меня не было в аптечке ТАКИХ обезболивающих. Антибиотики были, и достаточно сильные, а вот такого – нет.
Я попыталась повернуть голову набок, чтобы посмотреть на мужчину, но меня остановили, причём довольно грубо.
– Лучше не шевелись пока так сильно. Тем более не поворачивай голову на правый бок, может слезть повязка со щеки. – Значит, всё-таки будет шрам. – Или ты в отхожую хочешь?
Боже, что за слова. «Отхожая». Ты откуда такой взялся, блин? Вояка, что ли?
Хотя вопрос, конечно, резонный. Прислушавшись к себе, я поняла, что действительно хочу писать.
И как быть? Да будь что будет. И слова бабушки пришли сейчас как никогда кстати: «Пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь».
– Хочу. – ответила всё-таки спустя пару минут.
И да будет свет, как говорится. Только в моём случае… ведро! Да и понимание пришло ко мне. Скорее всего, меня «накачали» чем-то достаточно сильным, что я даже не покраснела, когда этот Лесник поднял меня на руки, а после подошёл к ведру.
– Сильно шевелиться тебе нельзя пару дней, – прогрохотал этот бородач, – так что придётся тебе пока так ходить по нужде.
А когда он мне ещё и штаны снял, так я даже опешила. Так, стоп, я в штанах? И на мне футболка? О, как интересно.
«А когда же это я переодевалась?» – начала язвить внутренняя «я».
Но природа звала, и я, запихнув свою противную натуру куда поглубже, сделала свои дела. А после дала возможность одеть себя назад и отнести к… та-да-дам… ЛЕЖАНКЕ!
Это была самая настоящая лежанка. На печи. У моей бабушки с дедушкой была такая же когда-то.
И сейчас мне было постелено на такой лежанке.
И вот можно было бы даже посмеяться от души, если бы всё не было так печально и тяжело. Если бы в груди не давила реальность, а мозг не отказывался анализировать всё как положено, потому что сейчас был под дурманом лекарств и перенесённой боли.
Ну да ладно. Выжила, значит, так было нужно, правильно? Только почему от этой нужности так паршиво.
Бородач уложил меня на лежанку и даже поправил ногу, которая действительно была затянута бинтами, а по бокам было примотано что-то, похожее на куски плотного картона, для фиксации.
Но моя беспомощность сейчас действовала на меня как депрессант. Я плотно сжала зубы, но от этого заболело лицо, там, где был пластырь. Поджала губы от этого, и во рту сразу разлился вкус крови. Лопнула губа. Да зашибись просто.
Всё тело ныло, но терпимо, а мне хотелось орать от злости на саму себя сейчас. Вот тебе и женская натура, которая меняется со скоростью ветра – то штиль, то шторм.
На глазах опять навернулись слёзы. Нет. Не буду я плакать при постороннем.
Хотя какой он мне посторонний, если уже даже на горшок носит, вашу мать.
И всё-таки слеза побежала по щеке. А когда затекла под пластырь, я не выдержала и зашипела.
– Сейчас сделаю укол, – сказал мужик, поднимая взгляд к моему лицу после моего шипения.
– Не нужно, – прохрипела я.
– А кто меня остановит? – рыкнул мне грубо. – И делаю я его для того, чтобы не слушать твой скулёж во сне.
«Мудак!» – так и крутилось на языке, и ещё куча всего, что хотелось выкрикнуть в лицо этому бородачу, но я промолчала.
Смысл сейчас пыль поднимать, если он всё равно сделает по-своему. Нужно расслабиться и получать удовольствие… от похода.