Лабиринты придумали греки. Разумеется, древние. А может, и кто-то до них – еще более древний. Но само слово точно пошло от эллинов, любивших предаваться размышлениям.
Мыш потерял счет времени. Пальцы, не чувствуя пластика клавиш, перепрыгивали с места на место, повинуясь странному, одним им известному ритму. Пляска рук порождала узор из символов на экране. Сами по себе знаки ничего не значили, смыслом их наделяла общность и особое расположение.
То, что писал Мыш, не было программой. Это была игра, развлечение. И вместе с тем машинист работал, создавая из небытия и бессмыслицы хаоса слабых электрических импульсов совершенное творение, указующее точку, где рождалась информация.
Мир Цифры – мир созидания. Только сотворив нечто новое, заставив жить и развиваться мертвую холодную Цифру, бегущую по безжизненному металлу проводов и контактов, можно приблизить эпоху, о которой писала Поэтесса. Только созиданием, а не уничтожением.
Лабиринт, разворачивающийся на биоорганическом экране, становился сложнее с каждым шагом. Нет, проблема крылась не в неправильном выборе пути. Лабиринт изменялся, он рос и запутывал бредущего внутри человека, он развивался, он оборонялся и нападал. Он жил – вот что он делал!
«Интересно, – подумал машинист, – стоит ли ожидать Минотавра? Или зверь в лабиринте лишь пережиток прошлого? Теперь зверем стал сам лабиринт».
Оторваться невозможно. Это словно начать с чистого листа, словно попытаться осознать... Вот что требовалось для того, чтобы найти правильный путь. И вот что следовало искать – путь, а не выход. Нет никакой нужды выходить отсюда, Мышу нравилось внутри, здесь было безопасно. И увлекательно.
Лабиринт, в который развернулся алгоритм Безликого Призрака, не был похож на привычные пересекающиеся круги или огороженные коридоры подземелья критского монстра. Маловероятно, что кто-нибудь, кроме хозяина «раллера», беззаботно расходующего сейчас емкую батарею, понимал, что происходит на экране. Все поле биоорганической матрицы устилали символы шестнадцатеричной системы счисления, которая использовалась машинами для кодирования программ.
Лабиринт рос и расширялся, подстегиваемый действиями Мыша. Где-то в самой глубине запутанных коридоров нулей и единиц, где-то среди хаоса плавающей технологии Копперфильда-Найденова рождалось нечто. Мыш не видел его, не ощущал, но он знал, был уверен, что оно существует. Об этом говорила Цифра – ожившее порождение самого Мыша, она изменялась, следуя каким-то неведомым приказам, идущим изнутри лабиринта.
Или там все-таки живет Минотавр? Кем бы ни был зверь, превращающий ничто в информацию, в полном соответствии с законами жанра, приближаться к нему опасно. Мышу казалось, он чувствует это всем телом, осязает подушечками пальцев, касающихся внешней оболочки обители Минотавра.
За формирующимся строчка за строчкой кодом, пытающимся вскрыть не-вскрываемый путь, тянулась нить Ариадны, отслеживающая все повороты программы. Почти такая же, как та, что Мыш посылал за Безликим Призраком в надежде обнаружить его след. Пока ни сам Минотавр, ни его сторожевые псы, вдруг появляющиеся на поворотах, нить не трогали. Они не замечали ее. Но как долго это продлится?
Мыш в очередной раз уперся в тупик. Дальше хода не было, нужно возвращаться и искать другой путь. Переписывать коды, оценить то, как изменилось уже написанное.
Созданные машинистом коды превращались в нечто совсем невообразимое. Скорее всего, бессмыслица, рожденная Минотавром лабиринта, – лишь начало трансформации. Можно, закрыв глаза, наугад жать клавиши, набирая на экране абракадабру, не имеющую абсолютно никакого смысла. Но можно, скитаясь по лабиринту, находить закономерности, а в закономерностях – статистическую значимость. И тогда любая бессмыслица обретет значение.
Главная проблема – вопрос времени. Можно разгадать любую загадку и пройти любой лабиринт, если бы время не было ограничено. Большой нужды в Минотавре нет, если сеть запутанных коридоров достаточно сложна. Существа, забредшие в лабиринт, просто подохнут от голода. Нетрудно сравнить статистическую вероятность нахождения верного поворота с вероятностью окончить дни голодной смертью. Если второе значение превышает первое – шансов выйти нет. Просто не хватит времени.
Время Цифры ограничено двумя параметрами: способностями машиниста создать рациональный алгоритм и быстродействием системы.
Система с предложенной задачей явно не справлялась. Справлялся ли Мыш? Трудно сказать – сердце стучало, готовое выпрыгнуть из груди, пальцы онемели от безостановочной работы. Но мозг, отдающий команды программным ассемблерам «раллера» через психопривод «балалайки», пока успевал. И лишь какой-то неприятный вой мешал сосредоточиться.
Только три минуты спустя Мыш наконец понял, что разрядился аккумулятор. Под клавишами светилось нутро верного «раллера», но пока потроха отзывались на команды хозяина, резерв еще был. До Минотавра далеко, но стоит миновать два-три витка программного лабиринта, и взбодренная возросшей статистической вероятностью система жизнерадостно спалит те два «поплавка», что стояли под черной титапластовой крышкой. Правда, не успеет – при такой нагрузке батарея накроется через пару минут.
Мыш, вздохнув, свернул окно лабиринта, оставив надежду отыскать Минотавра внутри переплетающихся информационных потоков. Да и стоило ли его искать? Ведь именно эту задачу Безликий Призрак хотел подбросить машинистам МагаСофта? Иначе для чего еще могло понадобиться загружать файл с алгоритмом на сервер крупнейшей софтверной корпорации?
Теперь нужно идти заряжать аккумулятор. Мыш выглянул в окно – дождь не утихал, барабаня крупными каплями по треснутому стеклу. Порывистый ветер, сотрясающий весь дом, в котором ютился ломщик, с завыванием бил в окно, продавливая влагу внутрь. Сырость здесь не страшна, электричества в домике все равно нет – ничего не замкнет.
Выходить под дождь не хотелось. Но хотелось узнать тайну Минотавра. Мыш вздохнул и, спрятав «раллер» в черную сумку из непромокаемой синтетики, открыл дверь. В лицо ударил дождь, брошенный ветром, заставив задохнуться на короткое мгновение. А в следующую секунду темное, укутанное свинцовыми тучами небо разорвала ярко-голубая вспышка, высветившая на мгновение всю округу.
Картинка открылась лишь на миг, Мыш не успел ничего рассмотреть. Но тени, острые, словно сколы хрупкого сланца, мерцающими пятнами все еще плясали перед глазами, выжженные на сетчатке слепящим светом молнии. Призрачного зрелища, угасающего с каждой секундой, Мышу хватило, чтобы понять, что сегодня в этот тихий уголок пришли проблемы.