На крыше особняка, стилизованного под старинный мавританский стиль – с башенками по углам, была оборудована летняя веранда. Впрочем, летней ее бы назвал только человек непросвещенный, уставший от долгой российской зимы, не представляющий, что есть такие страны, где солнечных дней в году не менее трехсот, а средняя температура не падает ниже восемнадцати градусов.
Так что эту веранду на крыше дома вполне можно было бы назвать круглогодичной. Посредине был установлен небольшой (метров пять на десять всего лишь) бассейн с морской водой. Вокруг него расположились пальмы в кадках, белоснежные шезлонги, столики из легкого светлого дерева и обширный бар с холодильником.
Фонари для вечернего и ночного освещения в данный момент не работали, и вокруг одного из них – как вокруг пилона – упражнялась в искусстве стриптиза одна из подружек Германа Тоцкого, миниатюрная брюнетка.
Сам Герман полулежал в шезлонге, полуприкрыв глаза. Рука его покоилась на обнаженном упругом бюсте другой подружки, которая примостилась рядом. Пальцы лениво мяли женскую грудь. Так же неспешно в буйной его голове ворочались мысли, не особенно приятные, надо сказать.
Его беспокоил московский звонок. Что это дражайшая мамочка решила побеспокоить его ни свет ни заря? Уж не отчета ли хочет потребовать? С нее станется – всю жизнь шагу спокойно ступить не дает. Как под колпаком у Мюллера…
Он вспомнил свое непростое детство. И не менее сложное отрочество. Достала его родная мамашка: когда он еще в песочнице ковырялся по воскресеньям – она у окна неотлучно была. Каждое его движение ловила.
А что поймать не могла – додумывала. Ему же оставалось только подчиняться, а когда не хотелось – то изворачиваться и лгать. Ведь и врать-то для родительского успокоения его сама мать же и принудила…
Германа аж передернуло, когда он вспомнил, как когда-то, лет в двенадцать, был вынужден признаться в том, чего не совершал: в краже старинного кольца из бабушкиного комода. Тогда драгоценность исчезла, а спустя три дня после обнаружения пропажи появилась вновь. Старший троюродный братец Вадька – говнюк – убедительно разыгрывал искренность, и его не заподозрили. Но зато Геру лишили сладкого, запретили гулять, каждые полчаса спрашивали, не решил ли он признаться. Говорили, что ничего не будет – скажи только, что это ты. Он понял, что ему так будет легче…
Так и вышло. Оговорил он себя: кольцо продать якобы хотел. Чтобы мороженого купить побольше. Да не вышло, мол.
Его, когда он наконец «сознался», нежно целовали и неделю кормили мороженым…
И доселе с тех самых пор вся его жизнь – особенно после того как папаша от такой же назойливой опеки удрал куда глаза глядят – будто бы в песочнице под окном. И приятели школьные были рентгеном просвечены, и девчонки все изучены и отвергнуты. Даже в ванную он дверь никогда не запирал, чтобы мамочка всегда проконтролировать могла – не занимается ли он непотребством каким.
Он ухмыльнулся, не открывая глаз. Знала бы она, чем занимается ее любимый сынок на испанском побережье! А кто виноват, что ее уши все в лапше? Сама же и виновата.
Да, впрочем, если и узнает – невелика печаль. Она, несмотря на всю стервозность, его по-своему любит. В этом он был убежден. Значит, простит. Хотя шуму будет…
Только надо подольше оттягивать их «приятную» встречу. Эх, век бы не встречаться…
Остальная компания, расположившись в шезлонгах под щедрым южным солнцем, отхлебывая сложносочиненные коктейли, лениво наблюдала за действом вокруг фонаря.
Стриптиз не особо занимал мысли и чувства молодых людей, и правда, кого тут удивишь голыми сиськами, все и так были топлес.
– Ритка, ты бы, что ли, музыку какую включила, позабойнее, а то тоска на тебя глядеть, – буркнул мрачный тип, мешающий коктейли у барной стойки, украшая их всевозможными зонтиками, листиками и вишенками.
Нравилось ему это дело – возиться с алкоголем, впрочем, по его испитому лицу это было заметно.
– Да я не для вас стараюсь! – огрызнулась Рита. – Не нравится – не смотри! Мы тут с фонариком сами развлекаемся.
Она начала карабкаться на фонарный столб, обхватив его босыми ногами, и отправлять воздушные поцелуи неблагодарной публике. Трусы с нее сползли, и все вдруг дружно заржали, ничего эротичного в доморощенном стриптизе не наблюдалось, скорее это было похоже на цирковое представление, а сама Рита, шоколадно-загорелая, напоминала дрессированную обезьянку, забирающуюся под самый купол цирка.
– Надоело ваше шапито! – заявила вдруг блондинка, загоравшая рядом с Германом. – И пойло ваше слабоалкогольное надоело!
Она зашвырнула бокал с остатками коктейля с крыши в сад, в гущу цветущих миндальных деревьев.
– Остренького хочется, Маруська? – осклабился Анатолий, исполняющий роль бармена. – Ну иди ко мне, для тебя тут найдется кое-что интересное.
На стойке бара появилась спиртовка. Анатолий зажег огонь и начал медленно прокаливать над ним серебряную ложечку с белым порошком.
Герман неожиданно ловко вскочил, подбежал к стойке бара и жадно заявил:
– Я первый в очереди!
– Уйдите, мужчина, вас тут не стояло, – попыталась пошутить Маруся, но Герман отпихнул ее всерьез и потянулся к шприцу.
– Тебя Герой в честь героина назвали? – раздался ленивый голос с дальнего угла веранды.
Обладатель этого голоса – изможденный, худой юноша – также направился к бару:
– И на меня, Толян, разбадяжь!
– Бадяжить водку с пивом будешь, – буркнул Анатолий, – а тут искусство тонкое.
Рита, раскачивающаяся на самой верхушке фонарного столба, оскорбленная тем, что на нее никто не обращает внимания, дико заверещала: «банзай!» – и прыгнула в самую середину бассейна, обдав всю компанию солеными брызгами.
– Сумасшедшая… – процедил взбешенный Герман, отряхиваясь. – Дозы на сегодня она лишается.
– Вот такие дела, Елисей! – вздохнул Иван Никифорович, рассказав своему давнему приятелю историю про то, как он обнаружил в лесу подозрительный ангар, и повторил: – Такие дела…
Утром с женщинами, выйдя из ангара, Силкин отправился прямиком к железной дороге, не задерживаясь более на поиски грибов, не захватив даже бадейку, оставленную под сок, – много ли сока там успело накапать, ерунда одна, а химикаты в бывшем военном ангаре требовали немедленного возвращения в город.
Дома, успев только скинуть сапоги да походную куртку, даже чаю не попив, Иван Никифорович быстренько облачился в городское и отправился к Голобродскому. Елисей Тимофеевич человек авторитетный, заслуженный и Силкина знает хорошо, поверит, что тот попусту молоть не будет и что ему не померещилось. К кому же идти, как не к нему? В ближайшее отделение милиции? Да кто там внимание обратит на жалобы пенсионера? Только и спросят, зачем старик по военным ангарам шарил, кто его туда пустил, да еще и пристыдят, скажут: сам воевал, а что такое «военная тайна», уже с возрастом и запамятовал. Посмеются над ним только да выгонят. А дело серьезное, по всему видно. Елисея наверняка должно заинтересовать.
Уже несколько лет Елисей Тимофеевич возглавлял Московский городской общественный комитет защиты прав пенсионеров в социальной сфере. О деятельности этого комитета Иван Никифорович знал не понаслышке, в прошлом году помог ему Голобродский, и помог сильно.
Еще до скандального закона о монетизации льгот пенсионеру и ветерану Силкину начали приходить счета за квартиру и коммунальные услуги, где полагающиеся ему льготы не учитывались. Помимо этого приходили счета и на его сына Александра, который, будучи военнослужащим (и девять месяцев в году проводивший буквально «в море»), был освобожден по закону от коммунальных платежей.
Все попытки выяснить проблему в местном ЖЭКе или отделении Сбербанка, где принимались платежи, ни к какому результату не привели – от Ивана Никифоровича попросту отмахивались: «Иди, мол, старик, мы такими вопросами не занимаемся, тебе счет пришел, значит, ты должен оплатить». Формуляр документа не позволял вычеркнуть ту или иную строку – исправленный счет не принимался вовсе к оплате. Супруга Ивана Никифоровича была обеспокоена угрожавшими им пенями – в случае, если они вовсе откажутся платить по счетам. Правды было не добиться, старики понимали, что отдают лишние деньги, которые им были вовсе не лишними.
Терпению пришел конец, когда в их доме с электрическими плитами и с центральным отоплением вдруг начали приходить счета за использование газа, которым тут никто никогда не пользовался. Причем, как выяснилось, счет на оплату коммунальных услуг со строкой «газ» пришел не только Силкиным, но и другим жителям их дома. Казалось бы, копейки… Обеспеченным людям скандалить и заниматься бумажной волокитой не хотелось – проще было заплатить.
Вот тогда Силкин и обратился к Голобродскому, просто по-товарищески посетовал на ситуацию. Елисей Тимофеевич, возмущенный таким мошенничеством (под прикрытием явной небрежности или халатности), взялся за это дело, дошел до самого верха, привлек внимание прессы – и вопрос действительно был решен.
Конечно, когда с начала 2005 года был принят закон о монетизации льгот, все эти старания оказались напрасны. Теперь все счета приходилось оплачивать полностью, утешало хотя бы то, что не приходилось платить лишнего.
Но самыми болезненными вопросами для пенсионеров, лишенных прежних льгот, были даже не коммунальные платежи и не проезд в городском транспорте (который в итоге московский мэр решил компенсировать), а проблемы, связанные со здоровьем. Действительно, за всю свою долгую трудовую жизнь во благо страны, которой были отданы все силы, лучшие годы и здоровье, нынешние пенсионеры, как оказалось, не заработали себе даже на нормальное медицинское обслуживание. Невозможно было ни найти дешевые «списочные» жизненно важные лекарства, ни оплатить зарубежные аналоги, за которые в аптеках драли втридорога. А откуда у стариков такие деньги?
Это еще вчера они были заслуженными льготниками, теперь же отношение страны к ним стало другим – теперь они сами ощущали себя «халявщиками». И даже просить то, что тебе полагалось по закону, было вроде бы стыдно – так лихо поставили дело медицинские чиновники.
Знакомый с творящимися безобразиями с распределением льготных лекарственных средств не понаслышке, вместе с группой активных пенсионеров полковник в отставке, орденоносец Голобродский, начитавшись постановлений правительства и внимательно изучив закон Госдумы под номером 122, решил навести порядок в фармацевтической системе Москвы и Подмосковья.
Начальника аптечного главка Афанасия Леонидовича Пахомова и Анастасию Тоцкую связывали чувства куда более прочные, чем любовь. Конечно, в свое время они весело покувыркались и в постели, но сегодня их намного сильнее объединяло общее увлечение, общий бизнес и общие взгляды на жизнь. Несколько лет назад судьба столкнула двоих этих энергичных деловых людей – случайно, как это и бывает, – но вышло так, что случайность эта была совершенно необходима для того, чтобы Пахомов и Тоцкая смогли наживаться на взаимовыгодной основе.
Пахомов имел неограниченную власть над столичными аптеками, заведующие трепетали перед ним и делали все, что он велел, лишь бы не лишиться теплого места и куска хлеба с маслом и икрой. Среди заведующих особой преданностью «большому боссу» отличались сорок бойцов фармацевтической армии – именно через подведомственные им аптеки Тоцкая и Пахомов с некоторых пор проворачивали крупные финансовые махинации. Автором идеи была, разумеется, женщина – с тех пор как Ева предложила Адаму отведать запретного яблочка, ее дочери никак не унимаются и придумывают все новые и новые «плоды», которые неплохо было бы сорвать. Феминизм и научно-технический прогресс позволяют современным Евам обходиться без научного консультанта вроде змея.
– Афанасий Леонидович, я тут узнала, сколько лекарств списывается только из-за того, что истек их срок хранения, и пришла в ужас! Тот самый кризис перепроизводства, которым нас всех пугали, похоже, наступил! – начала она издалека.
– Ну а что вы хотите? Мне это больше нравится, чем пустые аптечные полки, на которых, если внимательно присмотреться, можно найти пачку активированного угля, аскорбиновую кислоту и пузырек засохшего йода!
– Конечно, так гораздо лучше. Но ведь многие из этих лекарств могут храниться гораздо дольше – это я вам говорю как специалист! Просто сердце кровью обливается, когда представляешь, сколько живых денег уничтожается только из-за того, что каким-то бюрократам кажется, что лекарство превращается в яд через день после истечения какого-то из пальца высосанного промежутка времени!
– Вы это говорите, чтобы меня разжалобить, или у вас есть кое-какие идеи? Судя по опыту предыдущего общения, осмелюсь на секундочку предположить, что второй вариант вернее, – усмехнулся Пахомов.
– О, вы, как всегда, правы! – с улыбкой кивнула Тоцкая. – Я хочу предложить вам небольшую комбинацию…
«Комбинация» заключалась в том, что преданные Пахомову заведующие аптеками списывали просроченные лекарства, составляя акты и прочие документы по всем законам науки бюрократии – не придерешься! Не было других таких ревностных исполнителей инструкций Минздрава – если уж кто и нарушал их, навлекая на себя гнев проверяющих структур, так то были абсолютно честные, но слегка невнимательные люди. Списанные по всем правилам лекарства передавались на уничтожение фирме Анастасии Тоцкой «Параллакс». Вернее, так значилось в идеально заполненных бумагах. На самом же деле просроченные лекарства оставались преспокойно лежать на аптечных прилавках и продавались наравне с остальными.
Впрочем, «бизнесмены» быстро смекнули, что это довольно рискованно: до первой же серьезной проверки. И придумали новую – беспроигрышную – схему. Лекарства теперь действительно свозились «на уничтожение» в «Параллакс». Но вместо утилизации они переупаковывались в тару с новым сроком годности. И снова поступали в аптеки – уже по цене новых медикаментов.
Деньги, полученные таким элегантным способом, распределялись между подельниками Пахомова и Тоцкой. Небольшое дельце, которое они затеяли несколько лет назад, кормило уже не только их. Круг расширялся, к нему стали причастны многие сильные мира сего. А нежно любимый сын Тоцкой Герман, скупающий виллы на побережье Испании, был их казначеем, перед которым стояла задача легализовать общие доходы.
Сегодня Анастасия мчалась на встречу с Пахомовым не только для того, чтобы проверить общую бухгалтерию и обсудить дальнейшие планы по совместной работе. Кроме этого, старые знакомые сообщили ей, что фирме «Параллакс» грозит государственная инспекция. Такое уже бывало неоднократно, но всякий раз высокопоставленный покровитель помогал Тоцкой справиться с проблемами. Надеялась на него она и в этот раз.
Но было что-то еще, что заставляло Анастасию увеличивать скорость там, где это было возможно, и нервно барабанить пальцами по рулю, если впереди намечалась пробка. Каким-то неуловимым образом голос Афанасия Леонидовича изменился. Она несколько раз прокрутила в голове их самый последний телефонный разговор. Даже если принять во внимание тот факт, что у начальника аптечного главка помимо сотрудничества с нею существуют еще какие-то мелкие делишки, именуемые «государственной службой», он все равно не должен был разговаривать с нею так резко.
«Только попробуй сказать мне, что наворовал уже достаточно для того, чтобы стать честным человеком и жить на одну зарплату! – думала она, стоя в многочисленных пробках. – Я тебе организую такую честную жизнь, что закачаешься! Все-таки все мужики – тряпки, и этот парень не исключение!»
Мысли о мужиках-тряпках напомнили Тоцкой о ее собственном сыне. Вот уж кто был типичным представителем этого малопочтенного вида, населяющего нашу прекрасную Землю. Почему-то, вместо того чтобы стать решительным и смелым мужчиной, какие нравились Анастасии, собственный отпрыск, давно выросший из коротких штанишек, до недавних пор сидел на маминой шее и, похоже, так никогда бы и не слез с нее, если бы Настя сама не поручила ему ответственное дело на Пиренеях. А ведь, казалось, она все для него делала: собственным примером показывала, как надо жить, как работать, как принимать решения.
Даже когда они жили бедно, она выкручивалась как-то, всегда находила возможность обеспечить их небольшую семью. Рисковала, конечно, но не для себя же. Жила-то сама, во многом себе отказывая, почти впроголодь, но Герочка зато ни в чем не нуждался. Все у него было, все желания сына она старалась предвосхитить…
Правда, «слегка разбогатев», Анастасия Тоцкая немедленно завела себе автомобиль с личным шофером. Несмотря на всю свою разумность и расчетливость, не удержалась – наняла водителя-негра. Поездив с ним год, поняла, что лишние свидетели ей не нужны – с такой-то работой. Купила права, сменила подержанный, но вызывающий «линкольн-континенталь» на последнюю модель скромной, но оснащенной всеми возможными опциями «Хонды-цивик» – и разъезжает теперь по городу в собственном авто цвета «пьяная вишня», не привлекая лишние любопытные взгляды.
Афанасий Пахомов велел секретарше отвечать на звонки в том смысле, что шеф вышел, будет позднее, просил также провести к нему Тоцкую, как только она появится, а сам удалился в комнату отдыха, имевшуюся при его кабинете.
Такие комнаты есть в кабинетах многих чиновников и «больших боссов». За незаметной, не отличимой от обоев или замаскированной элементами декора дверью, может находиться все, что угодно, хоть коридор в другой мир!
Начальник аптечного главка выбрал скромный, но элегантный вариант: крошечный бассейн два на два метра, скорее напоминающий огромную ванну, бар с напитками вдоль всей стены, мягкий диван и кресла. Для начала ему требовалось как следует выпить. Пробежавшись глазами по рядам этикеток, он выбрал бразильскую кашасу, налил в бокал и выпил одним махом. Тучи на его личном горизонте немного разошлись, мысли стали яснее. Пахомов выпил еще – для закрепления результата. Потом аккуратно снял костюм, повесил его на плечики, переоделся в удобный спортивный костюм фирмы «Пума» – не такой, какие продают на рынках, а подлинный, настоящий, разумеется, – и лег на диван. Так его и застала Анастасия.
Она вошла в кабинет «аптечного бога» в сопровождении секретарши, тут же покинувшей помещение.
Кабинет был пуст. Тоцкая недоуменно огляделась по сторонам. «Если он ждет меня, по словам этой барышни, то почему не встречает? Она не говорила, что шеф куда-то вышел, – задумалась подозрительная Анастасия. – Если учесть его странный голос – выходит неприятная картина…»
Анастасия подобралась, как пантера перед прыжком, огляделась по сторонам – и тут только заметила дверцу, ведущую в «личный рай» Афанасия Леонидовича…
– Ну просто идиллия! – поморщилась она, пройдя к бару. Двумя пальцами Тоцкая приподняла бокал и поднесла его к носу. – Вот почему тебя так часто невозможно застать на месте!
Пахомов суетливо заворочался на диване, вскочил, пригладил волосы.
– Ни минуты покоя, – смущенно пояснил он, – с утра до ночи донимают. Тут еще и дочку пора пристраивать на учебу, а она капризничает, в Англию не хочет, требует Швейцарию! Говорит – либо так, либо уеду в Китай и вступлю в коммунистическую партию!
– Сколько лет дочке?
– Пятнадцать. Может, посоветуешь что?
– Отправь ее на год в Китай, – сказала Тоцкая, – и денег выдели по минимуму, только чтоб с голода не умерла, а там уже она сама к тебе прибежит и согласится в Англии учиться. Заодно взрослой жизни хлебнет.
– Твои родители, наверное, поступили в свое время именно так, – усмехнулся Пахомов. – Да, если бы ей предстояло начинать с нуля, я не задумываясь это бы и сделал. Но ей, слава богу, достанется по наследству немалый капитал, и я бы хотел, чтобы она получила достойное образование и не разбазарила его на китайских коммунистов. Вот ведь придумает тоже!
– Это она, наверное, в Интернете вычитала, – понимающе кивнула Тоцкая. – Там сплошные террористы и психически неуравновешенные подростки.
– А как твой там поживает в Испании? Коммунистом не заделался?
– Не волнуйся за него. Он уже большой мальчик. И он там не отдыхает, а занимается нашими делами. Лучше давай поговорим о них и побеседуем.
– Отличная идея! Приляжем в бассейн на секундочку или выпьем чего-нибудь?
– А, это у тебя такой бассейн? – насмешливо сказала Тоцкая. – А я думала – купил джакузи, но денег на техническое усовершенствование не хватило.
– Да я ведь скромный государственный чиновник, – подыграл ей Пахомов, – я же бедный! У потребительской корзины дно не прикрыто, какое уж там джакузи!
– Ну ладно, ладно, – одернула его Тоцкая, – не все у нас так весело, чтобы шутить.
– Что, и у тебя проблемы?
– Как обычно, дорогой, как обычно. Грядет традиционная ревизия, которая, если ты, конечно, не вмешаешься, грозит мне крупными неприятностями. Ну и тебе, разумеется, тоже.
– Сколько раз я тебе говорил, что ревизия для нас с тобой – это вообще не проблема! Да я ее одним пальцем улажу! Будь добра, подай мне телефон со стола.
Тоцкая процокала каблуками к рабочему столу Пахомова, взяла телефонную трубку и вернулась к своему компаньону, уютно устроившемуся в кресле и, видимо, решившему провести в нем остаток дня.
– Сиди, сиди, – насмешливо сказала Тоцкая, подавая ему телефон, – вон какой живот отрастил!
– Если бы ты знала, сколько долларов вложено в это прекрасное тело! – похлопал себя по пузу Пахомов и набрал какой-то четырехзначный, видимо местный, номер. – Алло! Сергей Олегович, это Пахомов. Узнали? Хорошо. Я тут слышал, что ваш департамент собирается проверить одну мою хорошую знакомую. Нашу с вами общую знакомую. Да, фирма называется «Параллакс», все верно. Ничего подобного? Ну вот и я ей сказал, что она, наверное, ошибается. Да, я помню – завтра в семь в «Кузьмиче», буду обязательно!
Тоцкая напряженно вслушивалась в переговоры.
– Вот и все, подруга, – успокоил ей покровитель. – Проверки не будет.
– Очень хорошо. Тогда давай обсудим текущие вопросы.
– Текущие пусть текут! – неуклюже скаламбурил Пахомов. – Обсудим их в рабочем порядке. Ты лучше вот на какой вопрос мне ответь: помимо наших проверок тебе ни о чем не сообщали? Ну, скажем, подозрительные личности вокруг твоих объектов шныряют или что-то типа того?
– Насколько подозрительные? Бомжей считать?
– А что за бомжи? – уточнил Пахомов.
– Ну, бомжи обычные. Сам понимаешь, паспортов при них не было. Ибрагим, мой представитель в Серпуховском филиале, – Тоцкая усмехнулась, вспомнив обшарпанный ангар, который она походя произвела в «филиалы», – рассказывал, что нашел двоих бомжей. Его молдаване совсем очумели и выкинули на улицу пакет с мусором – вместо того чтобы дождаться машины! Дескать, воняло очень, мешало работать. Ну Ибрагим с ними уже поговорил, такого больше не повторится, но мусор нашли два бомжа. Разворотили мешок, вытащили из него всю эту гадость, что уж там у них было, я не знаю, сожрали – и двинули кони!
– И что? Приходила комиссия разбираться? – встревожился Пахомов.
– Да какая комиссия, ты что! Ну бомжи же! Замерзли в сугробе, обычное дело ведь! – усмехнулась Тоцкая. – Вот такая подозрительная история.
– И больше ничего?
– Больше ничего. – Анастасия то ли нарочно позабыла о визите грибников-пенсионеров, то ли не придала этому инциденту вовсе никакого значения, хотя Ибрагим ей сообщал. Но все ведь живы-здоровы, да и вряд ли старики поняли, в чем там было дело. На всякий случай приняли решение производство временно свернуть, ангар заколотить, а сотрудников отправить в отпуск – на пару недель. Если кто сейчас и сунется – то на месте все тихо и чисто.
– А у меня, уважаемая, – ты только сразу не пугайся – несколько другая информация, – вкрадчивым голосом сказал Пахомов.
– Что значит – не пугайся? Ты мне угрожаешь?
– Что ты, зачем? Мы же в одной лодке. Тонуть при случае будем вместе. А информация действительно не слишком утешительная. До меня дошли сведения о том, что некий старичок-боровичок, бойкий пенсионер, от безделья создал «народную комиссию», ты подумай, выискался на нашу голову народный комиссар!