Все имена и события в рассказе выдуманы автором, а посему, совпадения с людьми реальными следует рассматривать как чистую случайность
Судьбе было угодно, чтобы я регулярно приезжал, прилетал или приплывал в этот неповторимый город, на Неве. Сколько о нём написано и сказано-не счесть. Каждая улица и двор запечатлены мастерами пера и кисти. И «куда мне, с пыльным, мельничным ры..! Лицом. Да в их калашный ряд».
Однако сегодня «вашему покорному слуге» надлежит прибыть в контору, расположившуюся на улице имени Пролетарской Диктатуры. До революции улица носила более конкретное название- Лафоновская. В честь той первой, в никогда не снимаемом чепце. И без которой наша культура, весьма вероятно, могла бы оказаться иной.
***
Август 1572 года. Франция. Париж
Герцог Генрих де Гиз снял с лица маску и передал расторопному слуге. Присутствующие мгновенно последовали его примеру.
– И так! Уже нынешней ночью. Более терпеть этих еретиков ни в городе, ни в стране мы не намерены!
– Захлебнутся в собственной крови! Смерть неверным! Святой с нами! – Кричали со всех сторон.– Не бывать браку! Не допустим богопротивного кровосмешения!
Герцог указал на господина, в чёрном.– Говори! Ты сделал, что велено?
– Мои люди взяли штурмом дом адмирала де Колиньи и наконец прикончили раненого. Считай, что пуля выпущенная из окон твоего замка попала несчастному не в плечо, а точно в голову. Кроме этого, чтобы гугеноты не вырвались из города, наши люди закрыли городские ворота. Стража предупреждена и без жалости расправится с любым, кто попытается вырваться из Парижа!
***
Осень 1572 года. Санкт-Петербург
После этой ночи выжившие гугеноты бежали из страны. Германия, Голландия, Бельгия и… Россия, получили новых грамотных, работящих и не бедных граждан.
Стали подданными Российской империи и члены семьи виноторговцев Дюбюиссоон.
Не откладывая дело в долгий ящик предприимчивый глава семейства открыл в Санкт-Петербурге гостиницу. В отличие от существующих, она состояла из ухоженных, (без вшей и клопов), светлых номеров. И главное, с клиентов не драли три шкуры, за постой. От желающих не было отбоя. Среди приезжих считалось шиком остановиться в апартаментах нового заведения.
Радость, как и горе, не приходит одна. Вскорости чета Дюбюиссоон нашла жениха, для пятнадцатилетней дочери, Софьи. Бывшего соотечественника, генерала русской армии, действительного статского советника Вилима Делафона.
***
– Не представляешь как невыносимо жить с женой, которая исповедует отличную религию. В конце концов когда ты, наконец, станешь праведной католичкой? И какой веры наши дочки? Как и кому они молятся, перед сном? Легче убить тебя и их, чем жить с гугенотками! – С каждым днём, некогда любимый, муж всё больше и больше терял рассудок. Софья пыталась его лечить. Бесполезно.
– Если не вернёмся во Францию я однажды убью тебя и детей. Мне ненавистен этот город, язык, эти люди.
– Но ведь Россия дала всё! Титул, почёт, уважение! Как ты можешь так говорить?
– Титул! Ты мне его на обед приготовишь? У нас денег осталось только на дорогу! Значит так! Или мы едем вместе, или я уеду один. Навсегда! А ты, не последовав за мужем, нарушишь клятву, данную перед алтарём.
– Хорошо. – Глотая слёзы молвила Софья. – Только дай слово, что во Франции во всём будешь меня слушаться и не станешь отказываться от тех настоек, которые пропишут доктора.
***
Франция. Париж
Обезумивший Вилим дважды пытался убить Софью и двух дочерей. Несмотря на это, и не обращая внимания на советы соседей, твердивших, что согласно закону, она имеет полное право развестись с умалишённым, верная жена продолжала возить супруга на приёмы, к самым знаменитым врачам Франции и Швейцарии. Делала это до тех пор пока не иссякли денежные средства, вывезенные четой Делафон из далёкой России.
Вскорости болезнь взяла своё. Бывший генерал и действительный статский советник скончался, оставив вдову и девочек без средств к существованию в, ставшей чужой, стране.
***
– Мадам позвольте помогать вам. Я буду стирать, готовить и делать что скажите. – Обратилась София к хозяйке гостиницы, в которой проживала с детьми.
– Но у меня уже имеется прислуга, да к тому же, если я буду платить за работу, то вы тут же вернёте эти деньги в уплату за жильё и питание.
– Вот и хорошо. Не платите ничего. Я согласна работать только за кров и еду для дочек.
***
Вдова понимала, что такое существование долго продолжаться не может. Искала выход и не находила. Тосковала по далёкой заснеженной Родине, где прошли лучшие годы. Не раз они всей семьёй бродили возле русского посольства. Смотрели на освещённые множеством свечей окна, стояли молча и так же молча возвращались в каморку.
***
И однажды, преодолев робость, решилась!
– Милостивый государь, умоляю. Не ради себя, ради моих малых девочек, выделите немного денег. Только для того, что бы доехать домой. До России. Хотите, напишу какую угодно расписку. Я отдам. До копеечки. Мы же подданные Российской империи, как и вы. Помогите соотечественникам- Софья в отчаянии ломала руки и пыталась достать из сумочки платок, чтобы вытереть слёзы.
Иван Иванович Бецкой слушал не перебивая. Хотел было попросить рассказать о злоключениях, но посетительница всё изложила сама. Ничего не утаивая и не драматизируя. Поднялся, взял Софью за руку и рядом с собой. Налил из графина воды.– Я знаю, что вам надо. Уверен, вы принесёте России не малую пользу.
***
1764 год. Санкт-Петербург
– Матушка императрица. Поверь. Битьё надо отменять! Ты погляди, в каждом указе телесные наказания, и в пребольшом количестве. Только воспитание! Ибо оно всемогуще!
– Иван Иванович продолжай. Екатерина вторая смотрела на секретаря, обмахивая себя дорогим веером. Каждое произнесённое им слово находило отклик в душе.
– Для начала следует создать несколько закрытых учебных заведений. В них мы и станем воспитывать родителей.
– Не поняла? Вразуми. Кого мы будем воспитывать?
– Пап и особливо мам, будущих твоих верноподданных. Способных вразумлять своих чад не розгами, а соловом, убеждением. А опосля, уж эти отпрыски создадут свои семьи. И вот уже из этих семей выйдет новое поколение истинных граждан. Не пьющих, образованных, трудолюбивых и главное, сплошь ответственных за порученное дело!
– Сладко глаголишь. Хоть представляешь сколь для этого понадобится? Почитай во всей Европе столько педагогов не сыщем.
– Матушка. Так мы же с малого. Давай, для начала бедных дворянок учить станем. Да так, чтобы за будущими невестами знатные женихи табунами ходили. И о приданном заикаться не смели.
– Ну что же. Будь по твоему. Ступай, готовь указ. Повелеваю создать закрытое учебно-воспитательное заведение, для особ женского полу. И начальницу подбери. Без замашек. Знаю я таких дамочек. Порой им разухабистый командир-держиморда и в подмётки не сгодится.
– Матушка. Так я того. Уже подобрал.
– И кто она? Я с ней знакома? Рода знатного?
– Софья Ивановна Делафон. Горя на своём веку хлебнула вдоволь. Однако при сём, человеколюбия не утратила. Начальница от бога, ибо добра, честна и толкова.
– Ой, заливаешь! Врёшь ведь. Поди уже глаз на кумушку положил.– Хозяйка великой страны смеялась в голос.– Смотри! Чтобы и строга была в меру. Без этого, сам понимаешь, нашу сестру не обуздать. Но главное, дело пусть хорошенько организует. Наставников поможешь ей сыскать, не мешкая. Ступай с богом. Ну, Бецкой! Рассмешил. Добра, честна да и к тому же ещё толкова!
***
Тот же год. Последний месяц весны. Санкт-Петербург
– Устав, говоришь, сподобился сочинить.– В этот день Екатерина Великая была не в духе. Придворные мастерицы принесли новые летние платья, а они оказались малы, в талии.
– Иван Иванович! Тебе должно быть ведомо, что мой великий предок Пётр создавал школы для девиц, однако, в отличие от других славных дел, с этой затеей у него не заладилось. Да и Дашкова, дама наиумнейшая, тож ничего путного не сотворила! Давай Бецкой, излагай, чего там нацарапал.
Матушка пунктом первым устава прописал заботу о водворении в оном заведении отношений исключительно дружеских, семейных промеж начальства и воспитанницами.
– Сей пункт необходимо дополнить.
– Чем государыня?
– А то ты не догадываешься. Мы же с тобой не богадельню создаём. Семья это конечно замечательно, но заведение всё же учебное. А по сему, записывай далее. Ни в коей мере не пренебрегать умственным образованием воспитанниц! Именно так, подчерки, или выдели иными буквицами. Под образованием следует разуметь не выучку или усвоение знания. Но всестороннее воспитание ума и душевных качеств девиц. Будем, с твоей лёгкой руки, растить образованных и благовоспитанных матерей новых семейств. На сиё богоугодное дело никаких денег жалеть не стану. Верую! Окупятся вложения! Всенепременно! И ещё расстарайся так, чтобы уровень образования был лучше, чем при домашнем обучении. Пусть вельможи не считают зазорным туда дочек отправлять!
***
Маленькие девочки-смолянки смущаясь и толкая другу друга вошли в кабинет наставницы.
– Софья Ивановна, а почему императрица Екатерина Алексеевна величает нас цыплятами. Обидно.
Делафон поднялась с кресла, грациозной походкой подошла к воспитанницам. Каждую погладила по головке.– Она ни в коей мере не желает оскорбить. Наоборот! Считает, что вы самые лучший сорт цыплят, в её огромном курятнике.
Выпроводив детей наставница велела, без промедления, собрать «педсовет».
– Дорогие мои. Не секрет, что вы лучшие из лучших. По заданию императрицы учителей собирали по всей Руси и за её пределами. Предметы знаете превосходно. Однако извольте входить в классы и иные помещения исключительно с улыбкой и благожелательностью. Чтобы дети почитали наставников как отцов и матерей, и даже больше. Учитель обязан иметь разум здравый, мыли вольные, сердце доброе и открытое. Ни грамма лжи или притворства. И оставьте за порогом этого заведения педантизм ибо это есть сущая пагуба воспитанию.
Девицы должны видеть в каждом из вас исключительно друга и защитника, способного разделить с ними трудности и волнения.
***
Весь курс обучения делился на четыре группы. Девочки принимались в заведение шести лет от роду и выпускались в восемнадцать. За время в Смольном, ученицам категорически запрещалась покинуть институт ни под каким предлогом. Оставались без внимания даже настоятельные просьбы высокопоставленных опекунов.
***
Каждой группе соответствовал свой цвет платья. Коричневый, голубой, серый и белый.
Жизнь в смольном институте была проста. Воспитаннице полагалась собственная кровать. Добротная, но не слишком мягкая, дабы не приучать к изнеженности. Вставали рано. Умывались холодной водой. В зимнее время девочкам вручали маленькие молоточки для колки льда в тазиках. Уроки больше похожие на беседы чередовались с занятиями на воздухе. Смолянок помимо различных наук, (три иностранных языка-обязательно) обучали танцам, шитью, кулинарии и поварскому делу, экономике домашнего хозяйства и даже основам токарного мастерства.
***
Порой воспитанницы специально сердили любимую директрису, но лишь затем, чтобы прийти к ней и просить прощения. Софья Ивановна могла прощать как никто другой, возвращая расположение виновницам-шалуньям.
Стайка воспитанниц почти всегда присутствовала в кабинете. Делафон занималась делами, а девочки, на ковре или диване тихонько играли или читали, лишь бы быть рядом. Ощущать маленькими телами тепло её души.
***
Однажды Софья Ивановна повела «цыпляток» в Зимний дворец. Показала залы украшенные картинами, в золочёных рамах, роскошную мебель и посуду. Однако наибольшее впечатление на воспитанниц произвела толпа горожан поджидавших их на выходе. Люди разных сословий не желали расходиться и шли следом рассматривая каждую девочку, как внеземное существо или на худой конец-чужестранку.
***
Выпускницы считали своим долгом привести и показать «матушке» – на одобрение женихов, а затем и первенцев. Бывало так, что семейная жизнь выпускницы «давала трещину» и тогда смолянка спешила не домой, под крыло родителей, а к Софье Ивановне. Под крышей института беглянку ждала постель и еда. А вердикт директрисы, по создавшейся проблеме, был не пререкаем.
– Софья Ивановна, дорогая, сделайте милость, посетите венчание. Мы с супругом будем бесконечно благодарны.– Обратилась к бывшей наставнице выпускница, носящая фамилию знатного рода. Но директрису бдительная прислуга не пустила далее порога.
– Ну что с того! Невеста пригласила лично! У вас же нет ни одного, даже самого малого придворного титула. Присутствием здесь можете ненароком оскорбить высокородных особ! Ступайте себе прочь, по добру, по здорову.
1796 год. Санкт-Петербург. Кабинет императора Павла первого
Новый властитель дёрнул шнурок колокольчика.
– Я таки прочитал, те письма с которыми не досуг было ознакомится моей покойной матушке. – Он протянул вошедшему, пухлую папку. – Соблаговолите, без задержки подготовить указ о жаловании директрисе Смольного института титул статс-дамы. Более того, в день моего коронования, она получит лично из моих рук орден Святой Екатерины меньшего креста. Это же надо! Сколько же знатных вельмож ходатайствовали и всё бестолку!
***
Делафон не раз просила назначить ей помощницу. Годы брали своё. Здоровье становилось хуже.
С большим трудом, но таковую сыскали. Госпожа Пальменбах была первой по всем дисциплинам, во втором выпуске смолянок. Преемственность соблюдена!
В тот же год любимица девочек тихо скончалась и обрела упокоение на Волковом кладбище, рядом с дочерью.