В советский период исследование иностранных формирований на территории СССР велось достаточно интенсивно, ведь именно от них отсчитывали свою историю национальные («народные») армии ряда социалистических стран Варшавского блока, а многие участники иностранных формирований заняли самые высокие руководящие посты в своих странах и армиях, вплоть до должностей президента и министра обороны. Однако именно в силу этого обстоятельства тема была зажата в идеологические тиски, а исторические исследования чаще всего оказывались выхолощенными, нацеленными лишь на иллюстрацию «братской боевой дружбы» между советским и восточноевропейскими народами. Исследований обобщающего характера, в которых бы предлагался общий анализ феномена иностранных формирований в СССР в годы Великой Отечественной войны, предпринято немного[2]. Среди них особо следует выделить диссертацию И.И. Шинкарева (1966 г.)[3], подготовленную в Институте военной истории МО СССР на основе изучения закрытых в тот период архивных источников. Диссертант не только проанализировал формирование иностранных войск, представлявших различные европейские государства, но и изучил организационные усилия советских органов власти (Государственный Комитет Обороны, Совет народных комиссаров СССР) и военных органов управления (Генеральный штаб Красной армии, главные управления НКО, Уполномоченный по иностранным формированиям) по созданию и развитию иностранных формирований. Однако и после рассекречивания в начале 1990-х гг. эта высококачественная работа оставалась неизвестной специалистам.
Тематика иностранных формирований отражена также в литературе, посвященной истории отдельных стран Восточной и Южной Европы и их вооруженных сил во Второй мировой войне[4]. Ключевое внимание авторы этих работ уделяли организаторской роли национальных коммунистических партий в создании войсковых формирований и организации отпора оккупантам[5]. Одновременно всячески критиковались «буржуазные» эмигрантские правительства Чехословакии, Польши, которые, как утверждалось, лишь саботировали «активную борьбу против… захватчиков»[6]. Среди работ советского периода следует выделить книгу А.Н. Ратникова, в которой раскрыты вопросы комплектования и формирования югославских воинских частей, в том числе авиационных эскадрилий и танковой бригады, обучения югославских военнослужащих в СССР, отправки советских инструкторов в Народно-освободительную армию Югославии[7]. В монографии Н.С. Держалюка рассмотрены особенности работы советских политорганов с венгерскими военнопленными и формирования среди них антифашистского актива[8]. Боевому пути французской авиационной части «Нормандия», описанию подвигов французских пилотов и боевому содружеству французских летчиков и советских техников были посвящены специальные публикации[9]. Работа Р.Т. Абловой посвящена различным аспектам сотрудничества советской и болгарской стороны в конце войны, в том числе – вопросам реорганизации болгарской армии, проведенной усилиями советского военного ведомства[10].
В работах, посвященных роли Советского Союза в освобождении стран Восточной и Южной Европы в годы Великой Отечественной войны[11], кратко анализируется процесс создания добровольческих формирований в контексте внутри- и внешнеполитического положения в этих странах.
Несмотря на определенные достижения, в советской историографии осталось много лакун, касающихся темы данного исследования. Обстоятельства формирования и боевой путь иностранных войск, сформированных в СССР, мифологизировались по политическим причинам, при этом освещение неудобных вопросов замалчивалось или искажалось.
В фарватере советской историографии следовали и работы из социалистических стран Восточной и Южной Европы[12], хотя на исторические оценки оказывали влияние перипетии двусторонних отношений, например многолетняя напряженность между СССР и Югославией, в связи с чем с подачи лидера страны И.Б. Тито была поставлена под сомнение роль Красной армии как главной силы в освобождении страны от оккупантов[13].
Историки социалистических стран сделали многое, чтобы на местной источниковой базе изучить особенности формирования, комплектования и боевого пути «своих» воинских частей и соединений и другие вопросы военного сотрудничества с Советским Союзом. Так, в 1959–1961 гг. в Праге был издан фундаментальный трехтомный труд «За свободу Чехословакии: Главы из истории чехословацкой воинской части в СССР во время Второй мировой войны», в котором рассмотрены различные аспекты создания и боевого применения чехословацких формирований[14]. Румынские историки уделили внимание участию дивизии «Тудор Владимиреску» и румынской армии в боевых действиях против Германии и союзной ей Венгрии на завершающем этапе Великой Отечественной войны, когда Румыния перешла на сторону антигитлеровской коалиции[15]. В Югославии вышел целый ряд исследований, посвященных вопросам создания югославских авиационных частей в СССР, обучению югославских летчиков в советских военных учебных заведениях[16], о 1-й югославской пехотной бригаде, 2-й танковой бригаде и обучении югославских военнослужащих на территории СССР[17].
В целом нельзя назвать интерес к тематике иностранных формирований в СССР в современной исторической науке напряженным и устойчивым. Публикуются отдельные монографии и статьи, защищаются диссертации, однако обобщающего взгляда на проблему, основанного на современной методологии и радикально расширившейся документальной базе, российская наука пока не предложила.
Польские формирования. Несмотря на высокий интерес к истории советско-польских отношений в период войны, отечественная литература по истории формирования польских частей на территории СССР немногочисленна.
Первый всплеск интереса к теме отмечается на рубеже 1980—1990-х гг.[18], когда стала востребована прежде табуированная история армии генерала В. Андерса, сформированной на территории СССР (1941–1942). Этой армии и самому генералу было посвящено несколько статей[19]. Историческое значение его войска оценивается в российской историографии невысоко: после политического маневра, связанного с эвакуацией польской армии из СССР в 1942 г., «ее участие в боевых действиях в период Второй мировой войны ограничилось мелкими стычками и несением караульной службы при британских вооруженных силах в Северной Африке и затем в Италии»[20]. В дальнейшем ни Андерс, ни его подчиненные не смогли вернуться на родину.
Следует отметить качественную работу рязанских краеведов В. Филиппова и Г. Ларина «Против общего врага. Советские воины в Войске Польском»[21]. Авторы охватывают широкий круг вопросов, связанных не только со службой советских офицеров в этом войске, но и с формированием, боевым применением польских войск в течение всей войны (включая армии В. Андерса, З. Берлинга и Войско польское). Большая часть книги носит характер справочника по всем родам войск и воинским частям Войска польского, его высшему и старшему командному составу, системе награждений и т. д., и в этом состоит ее основная ценность. Книга богато иллюстрирована фотоматериалами из коллекции авторов.
Интерес представляют две статьи А.А. Здановича, опубликованные в «Военно-историческом журнале», которые посвящены истории формирования польской армии В. Андерса[22] и частей под командованием З. Берлинга (в последующем – Войска польского)[23]. Автор выявил и проанализировал комплекс труднодоступных для исследователей материалов НКВД – НКГБ, хранящихся в Центральном архиве ФСБ, раскрыл участие советских спецслужб в инициировании и развитии просоветских польских политических организаций на территории СССР, от имени которых формировались польские войсковые части. Автор пришел к выводу, что большинство ключевых инициатив, связанных с определением параметров строительства польских войск, подбором командного состава, политико-пропагандистским обеспечением формирований принадлежит именно советским органам госбезопасности. Следует отметить, что А.А. Зданович доводит свое исследование приблизительно до рубежа 1943–1944 гг., тогда как наибольшего размаха строительство польских войск достигло в 1944–1945 гг.
Отметим также единственную на русском языке биографическую статью о командующем 1-й польской армией З. Берлинге, опубликованную А.Ф. Носковой[24]. Н.С. Лебедева готовила к публикации русский перевод мемуаров В. Андерса «Без последней главы», сопроводив их большой научной статьей, посвященной судьбе польского генерала[25]. Определенный интерес представляет монография В. Парсадановой о Варшавском восстании 1944 г.[26] В работе дан обзор обстоятельств формирования в СССР армий под командованием В. Андерса и З. Берлинга[27]. В ряде журнальных статей рассматриваются отдельные вопросы, связанные с формированием Войска польского[28], комплектованием польских войск белорусами[29], а Красной армии – поляками[30].
Чехословацкие формирования. Среди исследований постсоветского периода в первую очередь следует отметить труды В.В. Марьиной – одного из ведущих отечественных специалистов по новейшей истории Чехии и Словакии. В 1998 г. ею была опубликована статья «Чехословацкий легион в СССР (1939–1941 гг.)»[31], в которой раскрыта история перехода на советскую территорию чехословацких воинских частей в 1939 г. и последующего их интернирования. В фундаментальной двухтомной монографии «Советский Союз и чехо-словацкий вопрос во время Второй мировой войны» (2007, 2009 гг.)[32] В.В. Марьина касается в том числе вопросов военного сотрудничества между двумя странами. В ее статье «Чехословацкие воинские части в СССР. 1941–1945 годы» (2010 г.) проанализированы дипломатические аспекты истории создания этих частей[33]. В статье «В Словакию через Карпаты. К 70-летию Словацкого национального восстания и Карпато-Дуклинской операции Красной армии» (2014 г.) В.В. Марьина отмечает, что эта «операция не может расцениваться как ненужная», в том числе потому, что «она дала возможность [созданному в СССР] чехословацкому корпусу в бою завоевать право вступить на родную землю и создала условия для дальнейшего освобождения чехословацкой территории»[34].
Югославские формирования. В постсоветский период тема югославских воинских формирований, созданных в СССР, рассмотрена в диссертации С.Н. Картавого (2000 г.)[35] и его статье о советской помощи в подготовке кадров для ВВС НОАЮ (2009 г.)[36]. В статье А.Б. Едемского «Москва и антифашистское движение И. Броз Тито (январь – начало октября 1944 г.)» (2010 г.) раскрыты аспекты деятельности югославской военной миссии в СССР[37]. В вышедшей в 2011 г. монографии Л.Я. Гибианского «Югославия в XX веке: Очерки политической истории» освещены некоторые оказания советской помощи НОАЮ. Он отмечает, что «коммунистическое руководство новой Югославии в силу своей тесной политико-идеологической связи с СССР рассматривало советскую военную помощь как наиболее важную и надежную»[38].
Румынские формирования. Среди современных отечественных исследователей, занимающихся проблематикой румынских частей, созданных на территории СССР, стоит выделить воронежского историка Т.П. Малютину, которая в своей диссертации[39] и статьях[40] рассматривает не только процесс принятия решения о формировании дивизии «Тудор Владимиреску», особенности ее формирования, социальный состав, но и анализирует некоторые особенности взаимодействия дивизии с советскими войсками. Автор затрагивает также проблему конфликтов между румынскими и советскими военнослужащими. Однако участие дивизии в боевых действиях в работах Т.П. Малютиной изучено недостаточно.
В ряде публикаций рассматриваются особенности содержания пленных румын, их трудового использования, взаимоотношений с местными жителями и военнопленными других национальностей, проблема репатриации[41]. Отдельные статьи посвящены пропагандистской работе среди военнопленных[42] – в них анализируются особенности работы советского аппарата пропаганды и агитации с румынами, ее эффективность, результаты, в том числе и влияние на формирование румынских добровольческих соединений.
Венгерские формирования. В современной российской историографии важное внимание уделяется изучению истории участия венгерских войск в боевых действиях на советско-германском фронте, в том числе и в карательных операциях против партизан[43]. Отдельным направлением исследований стала разработка таких проблем, как венгерский оккупационный режим и военные преступления венгерских военнослужащих против советских военнопленных и мирного населения[44].
Стоит выделить работы Н.В. Филоненко[45], в которых на обширной источниковой базе рассматриваются вопросы агитационной и пропагандистской работы по разложению венгерской армии.
Были продолжены исследования по проблемам венгерских военнопленных в СССР[46]. В вводной статье венгерского историка Е.М. Варга и его российского коллеги В.И. Коротаева к сборнику документов «Венгерские военнопленные в СССР: Документы 1941–1953 годов»[47], помимо вышеозначенных проблем истории пребывания венгерских военнопленных в СССР, затрагивается вопрос формирования добровольческой воинской части из числа венгерских военнослужащих. При этом подчеркивается роль венгерских коммунистов-эмигрантов и советского военно-политического руководства в данном процессе.
Болгарские формирования. Болгария формально не противостояла Советскому Союзу во Второй мировой войне, поэтому повода создавать болгарские части у советского правительства не было. Однако в 1944–1945 гг. болгарские войска по требованию советской стороны активно применялись в боях с немцами. Отдельные аспекты совместных боевых действий рассматриваются в российской литературе[48].
Французские формирования. Полк «Нормандия – Неман» продолжает привлекать внимание российских историков военной авиации. Благодаря введению в научный оборот новых источников в статьях М.А. Макова[49], А.В. Котлобовского[50], А.Н. Медведя и Д.Б. Хазанова[51] рассмотрены различные аспекты боевой подготовки французских летчиков, их взаимодействие с советскими пилотами во время выполнения боевых зданий.
Следует отметить книгу С.В. Дыбова[52], в которой автор много внимания уделяет дипломатическим вопросам истории полка «Нормандия – Неман». Особо подчеркивается сложный характер решения о направлении полка в СССР, принятое Ш. де Голлем в условиях напряженных отношений с Великобританией. Должное внимание С.В. Дыбов уделил и вопросам взаимодействия советского и французского командования в процессе обеспечения боевой деятельности полка. В книге также приведены уникальные биографические материалы о летчиках полка.
В статье И.А. Антоновой[53] рассматривается повседневная жизнь французских летчиков в период их дислокации на аэродроме в районе Тулы. Автор затрагивает проблемы взаимодействия французов с советским мирным населением (людей с различной культурой), выявляет его особенности и показывает, что, несмотря на ряд бытовых трудностей, отношения между военнослужащими полка и советскими гражданами были деловыми и благожелательными.
Как и в отечественной литературе, в зарубежной практически нет работ, предлагающих обобщенный анализ истории иностранных формирований СССР. Исключение представляет монография немецкого историка венгерского происхождения П. Гостони «Сталинские иностранные войска: судьба несоветских войск в составе Красной армии», впервые изданная в 1976 г. и переизданная в 1991 г.[54] Книгу характеризует слабая источниковая база: автор не использовал архивные документы, опираясь лишь на материалы, взятые из советской, польской, чехословацкой, венгерской, а также западной историографии.
Однако современные исследования по тематике вооруженных формирований отдельных стран достаточно многочисленны, поскольку они актуализированы задачами самоидентификации восточноевропейских государств в новой геополитической реальности, в том числе и в отношениях с Россией, принявшей на себя бремя наследия советской истории. Во многих странах Восточной Европы вступление на их территорию войск Красной армии перестало символизировать освобождение страны. Напротив, теперь речь идет о выяснении степени урона от «советской оккупации», и именно в этом контексте изучается участие СССР в создании или реорганизации национальных вооруженных сил.
Польские формирования. Современная польская историография достаточно плодовита, разнообразна и, безусловно, наиболее политизирована. При ее анализе следует отталкиваться от господствующей в Польше концепции «двух оккупаций», где Советскому Союзу отводится место рядом с Третьим рейхом, то есть «вероломного и безжалостного империалиста». Очевидно, поэтому здесь не принято говорить об освободительной миссии Красной армии[55]. В центре внимания польских историков находятся польские войска на европейских и североафриканском театрах военных действий, Армия крайова, ее политические органы управления и так называемые «пруклятые солдаты» (неорганизованное послевоенное антикоммунистическое подполье)[56]. Не последнее место в этом ряду занимает армия генерала В. Андерса[57], сформированная в СССР в 1941 г., однако выведенная в Иран под британское командование летом 1942 г. Польских историков привлекают не только почти кинематографические приключения подопечных Андерса на нескольких континентах и дипломатические перипетии вокруг его армии, но и последовательная антисоветская позиция самого генерала.
Возрожденные в 1943 г. во второй раз польские войска под командованием З. Берлинга, а затем М. Роля-Жимерского, прошедшие вместе с Красной армией с боями до Берлина, не удостоены такого внимания. Официальная польская историография, олицетворяемая Институтом национальной памяти, отказывает «Народному Войску польскому» (Ludowe Wojsko Polskie – LWP) или же «Войску польскому на Востоке» (Wojsko Polskie na Wschodzie) в признании за ним сколько-нибудь существенного вклада в борьбу польского народа с нацизмом, считая его пособником «советских оккупантов»[58].
Однако было бы большим упрощением считать, что тема «советской» польской армии погружена в «туман забвения»[59]. По крайней мере, до последнего времени в польской историографии предпринимались усилия по преодолению сложившихся стереотипов и предрассудков в ее отношении. Среди профессиональных исследователей, изучающих «Войско польское на Востоке», есть представители академической и универси-w latach 1940–1947: Stan badanT i perspektywy rozwoju (częsTcT 1) // Przegląd Historyczno-Wojskowy. 2019/4. S. 80—107; Tym J.S. Dzieje wojska Polskich Sił Zbrojnych w latach 1940–1947: Stan badanT i perspektywy rozwoju (częsTcT 2) // Przegląd Historyczno-Wojskowy. 2020/2. S. 42–77.
тетской науки, военных музеев и других научно-исторических учреждений – в том числе Е. Коспат-Павловский, С. Ячиньский, С. Зволинский, Х. Станчик, Ч. Гжеляк, К. Качмарек, Т. Лешкович[60]. Некоторые современные историографы Войска польского (К. Качмарек, Э. Коспат-Павловский, Е. Налепа и др.) ведут свою научную биографию еще из времен Польской Народной Республики. Их исследования отличаются привлечением широкого круга источников и глубиной их научного анализа. Ряд книг о Войске польском, написанных в самом начале 1990-х гг., переиздан в 2000—2010-х гг., что свидетельствует об общественном интересе к теме.
Историки этого направления справедливо указывают на то, что общая численность «польской армии на Востоке» превышала численность польских войск на Западе в полтора раза и ей пришлось жестоко драться на родной земле и нести большие потери[61]. Разделяя ныне общепринятую в польской историографии концепцию «двух оккупаций», исследователи армии З. Берлинга находят историческое оправдание ее существованию в патриотической мотивации, которой была движима основная масса польских воинов независимо от политического облика всей армии: «Негативное мнение о коммунистической армии не может быть распространено на так называемого простого солдата»[62].
Польские историки обращают внимание и на то, что активные действия польских войск на Восточном фронте стали важным аргументом в отстаивании геополитических интересов Польши, какую бы политическую силу представляло Войско польское. Трудно представить, чтобы претензии польской стороны (например, на впоследствии переданные Польше германские территории) были приняты во внимание в Ялте и Потсдаме, не будь в мае 1943 г. сформирована 1-я польская дивизия, положившая начало 300-тысячной польской армии 1945 г.[63] Все это вполне оправдывает внимание польских историков к истории Войска польского как историческому феномену Второй мировой войны.
Чехословацкие формирования. У чешских историков, в отличие от польских, в целом сохраняются позитивные оценки чехословацких формирований, созданных в годы войны в СССР. Представляют интерес монография К. Рихтера о роли русинского населения Закарпатья в комплектовании этих частей[64], книга К. Рихтера и А. Бенчика, посвященная деятельности главы чехословацкой военной миссии в СССР Г. Пики[65], исследование З. Маршалека об этнических аспектах формирования чехословацких частей за границей в годы Второй мировой войны[66]. Большой вклад в исследование истории чехословацких воинских формирований, созданных в СССР, внес А. Бинар[67].
Определяя место чехословацких частей в борьбе с нацистской Германией и ее союзниками, К. Рихтер отмечает: «Чехословацкое сопротивление на Востоке принимало непосредственное участие в… народном освободительном движении в годы Второй мировой войны», созданные в СССР части «сыграли важную роль в освобождении Чехословакии», «на советско-германском фронте прославили имя чехословацкого воина в демократическом мире и помогли тому, чтобы Чехословакия снова заняла почетное место среди свободных государств Европы и всего мира». Есть у него и взвешенные подходы к советско-чехословацкому военному сотрудничеству: «Вопреки деформации, которую в отношения между народами Чехословакии и Советского Союза внесла эра международного социалистического содружества, существовали чистые ценности военного союза народов, чьи представители вместе воевали и погибали на Восточном фронте Второй мировой войны»[68].
Для трудов А. Бинара также характерен взвешенный подход с признанием заслуг чехословацких воинских частей, созданных в СССР. Он пишет, что к концу войны они стали «крупнейшей частью чехословацких вооруженных сил во время Второй мировой войны… Ключевым вкладом [1-го чехословацкого] армейского корпуса было то, что он показал решимость жителей Чехии и Словакии к восстановлению суверенного Чехословацкого государства… Ядро армейского корпуса было представлено солдатами и офицерами, которые добровольно присоединились к сопротивлению»[69]. Выводы о «патриотизме и мужественном героизме» воинов чехословацких формирований представлены также в книге «70-летие битвы у Соколово. 1-й чехословацкий армейский корпус в СССР» (2013 г.)[70].
В то же время гораздо критичнее в современной Чехии стал подход к проблеме интернирования чехословацких военнослужащих на территории СССР в 1939–1941 гг. Теперь этот факт рассматривается как «советский плен»[71], в рамках которого «на советской земле у восточного подразделения чехословацкой армии не было будущего»[72]. Глава книги К. Рихтера, имеющей характерное название «Война началась в Польше: Засекреченные факты о германо-советской агрессии»[73], об интернированных в СССР чехословацких военнослужащих получила саркастическое наименование: «В советском раю»[74].
Для исследований стала характерна антикоммунистическая парадигма. К. Рихтер противопоставляет «советофильство» и приверженность коммунистической идеологии патриотизму[75]. Он пишет, что чехословацкие воины «воевали за родину, не подозревая, что последствием их боевых усилий будет политическое и великодержавное злоупотребление, приведшее к установлению тоталитарного режима, подчиненного интересам советской империи»[76]. Названия некоторых изданных после 1991 г. книг К. Рихтера о чехословацких воинских частях даны в мрачных тонах: «Через кровавые реки», «А за спиной была смерть», «Апокалипсис в Карпатах», что очевидным образом подчеркивает эти «трудные условия».
А. Бинар считает, что в действиях советского командования в сфере боевого применения 1-го чехословацкого корпуса проявилась «империалистическая политика СССР»[77]. Как бы «извиняя» чехословацких воинов, он пишет, что «несмотря на то, что… корпус воевал в оперативном подчинении Красной армии, большинство его воинов не отождествляли себя с коммунистическим режимом, существовавшим в Советском Союзе. В то время, однако, не было другой альтернативы, кроме как бороться за его поддержку». Подытоживая эту мысль, А. Бинар делает вывод, что «участники чехословацкого военного сопротивления в Советском Союзе боролись за восстановление чехословацкого государства в самых трудных условиях». Деятельность чехословацких коммунистов рассматривается им как «угроза военной сущности чехословацкого сопротивления»[78].
Кроме того, звучит жесткая критика прежней чехословацкой историографии как подчиненной «коммунистической пропаганде», в ходе которой «многие главы» истории «были пропущены или переписаны, чтобы это нравилось советским „вождям“ в Москве или их местоблюстителям в Праге и Братиславе»[79]. Чешские военные историки считают, что одним из главных объектов «настойчивых попыток фальсифицировать и скрыть реальные события» были «те, которые связаны с чехословацкими военными частями на Восточном фронте… Режим попытался интегрировать историю боев за Соколово в образ ведущей роли руководства коммунистического сопротивления в освобождении Чехословакии, намеренно скрывая аполитичные или даже антикоммунистические взгляды значительной части героев Соколово… Только после 1989 года эту важную главу чехословацкой истории удалось деидеологизировать и придать ей то значение, которого она заслуживала»[80].
Югославские формирования. Для югославской (затем – сербской) историографии в период после распада СФРЮ характерны в основном положительные оценки советской военной помощи. Б. Петранович в книге «Сербия во Второй мировой войне, 1939–1945 гг.», изданной в 1992 г., сделал вывод, что «в противоположность британцам, СССР был заинтересован, чтобы НОАЮ трансформировалась в регулярную армию»[81]. Б. Димитриевич в монографии «Югославская народная армия» (2014 г.) рассмотрел вопросы создания в СССР 2-й югославской танковой бригады и оказания другой помощи НОАЮ[82]. П. Байич в диссертации «Союзническая военная помощь народно-освободительному движению, 1943–1945 гг.» (2016 г.) поддержал такое заключение: «То, что она не получила от британцев, НОАЮ позже получила от Советов, и в гораздо большем масштабе», в том числе «лучшие советские танки Т-34 и самолеты Ил-2 – лучшие в своем роде самолеты Второй мировой войны»[83]. О советской помощи в сфере вооружения рассказано в статье Д.З. Велоича (2019 г.)[84], в авиационной сфере – в монографии И. Кукобата «Советское влияние на югославскую авиацию, 1941–1949: между сотрудничеством и противостоянием» (2020 г.)[85]. В то же время касательно довоенных советско-югославских отношений в сфере военно-технического сотрудничества А. Животич сделал спорный вывод, что «нападение Германии на Югославию показало всю неэффективность соглашения с Советским Союзом»[86], заключенного в апреле 1941 г., хотя советско-югославский договор не содержал обязательств военной помощи.
В югославской и сербской историографии сделан акцент на неоднозначности мотивов югославских военнопленных, вступивших в 1-ю югославскую бригаду. Для сербской историографии в целом характерны сдержанные оценки югославских воинских частей, созданных в СССР в годы Великой Отечественной войны. Б. Димитриевич сделал вывод, что «эти формирования просуществовали недолго, и их личный состав не имел большого значения в структуре послевоенной югославской армии»[87]. Практически нет исследований, посвященных 1-й югославской бригаде, а имеющиеся оценки ее формирования и боевого пути – в основном отрицательные. П. Байич пишет, что по причине ее комплектования из числа «бывших членов усташско-домобранского хорватского легиона, дезертировавших или захваченных отрядами Красной армии во время и после Сталинградской битвы», судьба этой воинской части «представляет собой один из самых деликатных вопросов в истории национально-освободительной борьбы»[88] Югославии. Фактически он выразил согласие с тезисом, который ранее прозвучал у Н. Поповича (что в югославской воинской части создалась «деликатная ситуация»)[89]. Словенский историк Б. Годеша в своей статье, опубликованной в 2011 г., дал краткий анализ финальной части боевого пути бригады[90] (когда она уже была «переформатирована»).
Хорватский историк М. Пойич в монографии «369-й хорватский полк на Восточном театре военных действий, 1941–1943 гг.: военный дневник» дал достаточно подробное описание истории 1-й югославской бригады. В его исследовании видна апология этой воинской части и ее командира М. Месича. М. Пойич делает упор на «негативное отношение к ней со стороны руководства Народно-освободительного движения и НОАЮ». Он считает, что обвинения в адрес руководства бригады, «очевидно, что и не скрывалось, исходили из нетерпимости» к ней как к «усташскому формированию». Оценивая ее боевое применение в боях за г. Чачак в октябре – ноябре 1944 г., М. Пойич считает, что командованием НОАЮ «трехдневные круглосуточные бои бригады, которая одна выполнила поставленную ей задачу против превосходящих сил противника с недостаточной поддержкой соседних частей или отсутствием таковой, не были приняты во внимание. Возможно, бригада специально была введена в бой без надлежащей поддержки, чтобы ее скомпрометировать»[91].
Румынские формирования. В современной румынской историографии прежде всего необходимо выделить ряд обобщающих работ по истории «западной кампании» – боевых действий румынской армии на стороне антигитлеровской коалиции[92]. В них подчеркивается роль румынских войск в разгроме Германии и Венгрии, отмечается особое место Румынии в антигитлеровской коалиции. При этом румынские историки указывают на ряд проблем, которые имели место во время совместных боевых действий румынских и советских войск. Так, в ряде работ выдвинут тезис о пренебрежительном отношении командования Красной армии к румынской армии.
Много внимания современные румынские историки уделяют судьбе военнопленных[93]. Исследуются особенности содержания, трудового использования, агитационной и пропагандистской работы среди пленных, взаимоотношений румынских военнослужащих с органами НКВД, проблема репатриации пленных. При этом некоторые авторы делают акцент на тяжелых и даже бесчеловечных условиях содержания румынских военнопленных в СССР. При этом процесс формирования добровольческих соединений рассмотрен поверхностно, без опоры на широкую источниковую базу.
Одним из направлений исследований современных румынских историков является изучение роли дивизий «Тудор Владимиреску» и «Хория, Клошка и Кришан» в установлении коммунистического режима в Румынии[94]. Авторы указывают на особую роль добровольческих соединений и их пропагандистского аппарата в укреплении позиций коммунистов в армии, участие военнослужащих дивизий в подавлении антикоммунистических выступлений и их важную роль в организации отречения короля Михая I 30 декабря 1947 г.
Венгерские формирования. В западной историографии участия Венгрии во Второй мировой войне исследователи подробно рассматривают вопросы военного строительства в стране в предвоенные и военные годы, участие венгерских войск в боевых действиях, особенности их взаимодействия с вермахтом, использование венгерских подразделений в анти-партизанских операциях, внутри- и внешнеполитическое положение в Венгрии, отношение населения к войне и др.[95]
Венгерская историография особое внимание уделяет изучению истории операций венгерской армии во Второй мировой войне, в особенности боевых действий на территории Венгрии. Важное место в работах венгерских исследователей также занимают проблемы политического строительства на венгерской территории, занятой советскими войсками, в частности деятельность Временного национального правительства и установление коммунистического режима[96].
Болгарские формирования. Падение коммунистической власти в Болгарии значительно повлияло на переоценку событий, связанных со вступлением войск Красной армии на болгарскую территорию и втягивания Болгарии в войну против Германии. Некоторые историки стали говорить о «духовном и физическом геноциде, который ожидал все народы, оккупированные Красной армией в конце Второй мировой войны»[97].
События сентября 1944 г. стали оцениваться как советская оккупация, отождествляться с трагедией болгарской истории, третьей национальной катастрофой[98]. Другие болгарские исследователи вводят в научный оборот термины «военно-политическое влияние» и «контроль СССР в Болгарии», оценивая последнюю как «субъект с ограниченным суверенитетом»[99].
Другие болгарские историки, выступая против тезиса о «советской оккупации», настаивают на том, что советские военные органы не участвовали в решении политических, административных и социальных проблем Болгарского государства[100].
В целом в Болгарии позитивно оценивается участие болгарской армии в войне против нацизма. К 65-летию Победы над фашизмом в Софии состоялась болгаро-российская научная конференция о вкладе Болгарии в разгром гитлеровской Германии на заключительном этапе Второй мировой войны. Так, М. Калонкин поднял вопрос о роли Болгарии во Второй мировой войне, сделав акцент на подвиге болгарской армии в защите целостности своего государства. Историк Е. Калинова раскрыла вопросы места Болгарии во внешней политике Советского Союза в годы Второй мировой войны. В выступлении И. Криворова были подняты проблемы взаимодействия между болгарской и советскими армиями в войне против Германии. Автор отмечал важность оперативного подчинения болгарских войск к Красной армии, что в итоге создало благоприятные условия их совместных и согласованных действий в годы войны[101]. Болгарские историки считают, что участие в войне против Германии обошлось в средата на XX век. София, 2005; Ангелов В. Третата национална катастрофа: Съветска окупация в България (1944–1947). София, 2005; Dimitrov V. Stalin’s Cold War: Soviet Foreign Policy, Democracy and Communism in Bulgaria, 1941–1948. New York, 2008.
слишком дорого: 1-я болгарская армия потеряла 16,4 тыс. человек убитыми и ранеными, «что относительно ее личного состава составляет 12,5 %, что в 1,6 раза выше «норм» Второй мировой войны»[102].
Французские формирования. В послевоенные годы во Франции были опубликованы многочисленные мемуары летчиков полка «Нормандия – Неман»[103], документы[104] и исследования[105], основанные прежде всего на французских источниках. В этих работах авторы акцентируют внимание на боевой деятельности полка, в том числе анализируют знаковые воздушные бои. Особую ценность представляют биографические материалы, а для исследования повседневной жизни полка представляет большой интерес описание французскими пилотами своего пребывания в СССР.
Англоязычная литература представлена рядом обобщающих работ, описывающих боевой путь полка, а также публикациями по истории вооруженных сил «Сражающейся Франции», в которых содержится важная справочная информация[106].
История полка «Нормандия – Неман» отражена в работах по истории Франции и советско-французских отношений в годы Великой Отечественной войны[107] – в этих публикациях история полка рассматривается сквозь призму дипломатических отношений между странами антигитлеровской коалиции.
Обзор литературы показывает, что изучение темы иностранных воинских формирований в СССР продолжается главным образом по отдельным, частным направлениям. Тема исследуется в рамках истории конкретных государств, воинских формирований, периодов войны. Попыток обобщающих работ на новой источниковой и методологической базе в последние десятилетия не предпринималось.
Если российские историки в целом сохранили прежний, характерный для советской эпохи «интернациональный» настрой в интерпретации событий, связанных с иностранными воинскими формированиями, созданными в СССР, то современные европейские историки отвергают положительные черты установившихся вместе с освобождением от нацистов режимов «народной демократии», которые теперь рассматриваются как полностью зависимые от Советского Союза. К тому же зарубежные историки волей или неволей транслируют современные политические претензии своих стран к России, что отражается и на содержании научных исследований. С этой позиции историческое оправдание сформированным в СССР или при его помощи иностранным формированиям восточноевропейская историография находит только в патриотической трактовке их участия в военных действиях.
Можно предположить, что «войны памяти», сопровождающие связанные с Россией политические и военные кризисы последних лет, и в дальнейшем актуализируют исторические исследования по военно-политическому сотрудничеству с Советским Союзом в годы Второй мировой войны. В то же время новый виток политизации исторических исследований, идущий в последние годы одновременно встречными курсами, затрудняет создание объективных исследований, не говоря уже о возможностях международной кооперации российских и восточноевропейских историков.
Источниковая база исследования включает в себя документы фондов российских центральных и ведомственных архивов, опубликованные источники в тематических сборниках, мемуары, материалы периодической печати. Основу исследования составили неопубликованные архивные документы.
В Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ) изучены материалы высших органов военного управления: Генерального штаба Красной армии, Уполномоченного по иностранным военным формированиям, Канцелярии НКО, главных управлений Красной армии, раскрывающих вопросы формирования, комплектования, боевого применения иностранных войск (приказы и распоряжения, разного рода переписка, справочные материалы т. д.).
Наиболее ценным с точки зрения раскрытия темы исследования стали материалы Канцелярии Наркомата обороны СССР (ф. 2), Главного организационно-мобилизационного управления Генерального штаба Красной армии (ф. 7), Главного управления формирования и укомплектования (ф. 56), Главного политического управления (ф. 32), Главного управления кадров (ф. 33) и ряда других. Многие из этих документов рассекречены и переданы в общий доступ ЦАМО РФ в последние годы и впервые вводятся в научный оборот. К сожалению, недоступным для исследователей остается фонд 19, содержащий материалы о работе Уполномоченного Ставки Верховного главнокомандования по иностранным формированиям в СССР. Точно так же до сих пор не рассекречены документы Разведывательного (Главного разведывательного) управления Генерального штаба. В этих двух ведомствах в разные периоды войны была сосредоточена основная организационная работа по иностранным формированиям. Однако участие этих органов в формировании иностранных войск, так же как и деятельность в этой области Наркомата внутренних дел, достаточно полно отражены в открытых архивных документах других фондообразователей и в многочисленных документальных сборниках.
Помимо этого, в ЦАМО РФ были изучены материалы окружных, фронтовых, армейских, корпусных и дивизионных управлений, в оперативное подчинение которых в тот или иной период входили иностранные воинские соединения. Так, боевой путь румынской добровольческой дивизии «Тудор Владимиреску» был исследован с привлечением документов из фондов 135 (Московский военный округ), 240 (2-й Украинский фронт), 381 (27-я армия), 409 (53-я армия), 500 (Трофейный фонд), 899 (33-й стрелковый корпус). Боевая деятельность французского истребительного авиационного полка «Нормандия – Неман» была исследована на основе документов фонда 20 265 (303-я истребительная авиационная дивизия), фонда 21 890 (1-й отдельный истребительный авиационный полк) и др.
В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) изучены документы фонда высшего чрезвычайного органа государственной власти – Государственного Комитета Обороны (ф. 644)[108]. Анализ нескольких десятков постановлений ГКО, касающихся организации иностранных формирований и рабочих материалов к ним, способствовал целостному представлению о механизмах принятия решений и процедуре их подготовки.
Материалы фонда 17 – «Центральный комитет КПСС (ЦК КПСС)» (опись 125 – Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), опись 128 – Отдел международной информации ЦК ВКП(б)) позволили составить представление об организации пропагандистской работы, направленной на моральное разложение армий стран оси. Фонд 495 (Исполнительный комитет Коминтерна (ИККИ)) содержит материалы зарубежных компартий, с которым тесно взаимодействовал ИККИ до его роспуска в 1943 г., а также документы о работе среди военнопленных, находившихся в лагерях СССР (описи 77, 142, 180 и др.). Документы фонда 517 (Коммунистическая партия Франции) позволили ознакомиться с информационным обеспечением пребывания истребительного авиационного полка «Нормандия – Неман» в Советском Союзе.
В РГАСПИ также изучены личные фонды руководителей государства и коммунистической партии, имевших отношение к иностранным формированиям, – И.В. Сталина (ф. 558), В.М. Молотова (ф. 82), Г.М. Маленкова (ф. 83).
В Российском государственном военном архиве (РГВА) прежде всего использованы документы фондов, отражающих условия содержания, агентурную, пропагандистскую и организаторскую работу среди военнопленных: Главное управление по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) НКВД-МВД СССР (ф. 1п) и Антифашистский отдел при Политотделе ГУПВИ МВД СССР (ф. 4п, описи 2, 3 – Политотдел УПВИ НКВД СССР; опись 15 – Издательство Антифашистского отдела при Политотделе ГУПВИ МВД СССР).
В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) изучены важные для раскрытия темы документы международных общественных организаций, широко использовавшиеся для информационно-организаторской и пропагандистской работы среди иностранных граждан, прежде всего западных и южных славян. Для этого привлечены фонды Славянского комитета СССР (ф. 6646), председателя Всеславянского комитета генерал-лейтенанта А.С. Гундорова (ф. 9564), Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ф. 5283) и др.
В числе материалов Архива внешней политики РФ (АВП РФ) изучены материалы Секретариата В.М. Молотова (ф. 06) и Референтуры по Франции (ф. 0136).
Кроме того, в работе использованы материалы документальной коллекции, хранящейся в несекретной библиотеке Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, представляющие собой тематические подборки документов ЦАМО РФ.
Источниковую базу исследования характеризует широкая представленность опубликованных документов. Активная публикация материалов советских и европейских правительств, военных, внешнеполитических и других ведомств, характеризующих двусторонние и многосторонние международные отношения, так или иначе освещающие тему иностранных воинских формирований в СССР, началась еще в советский период[109].
Документальные публикации актуализируют политизированность темы иностранных формирований, созданных в СССР, как и вообще советской политики в Восточной Европе. Чем острее межгосударственные отношения, тем ожидаемо больше публикаций, отражающих стремление российской стороны донести и документально доказать свою позицию в крайне непростой истории взаимоотношений наших народов. Очевидно, поэтому наибольшее число публикаций относится к сфере советско-польских отношений, в тематику которых в 1990-х – начале 2000-х гг. определяли покаянные интенции и акценты, связанные с признанием на высшем государственном уровне соучастия Советского Союза в ликвидации Польского государства в 1939 г., интернировании и последующем уничтожении части польских граждан[110].
Был издан также ряд академических сборников документов из российских, чешских, румынских, венгерских, норвежских, французских архивов[111]. Многие сборники этого периода создавались российскими историками в кооперации с европейскими коллегами, что придавало их содержанию взвешенность и объективность. Для публикации рассекречивались большие массивы документов военных, внешнеполитических ведомств и спецслужб Советского Союза и восточноевропейских стран. Эти издания, как правило, снабжены качественным научно-справочным аппаратом, а вводные статьи к ним представляют собой самостоятельные глубокие исследования. Все они так или иначе содержат данные о воинских формированиях, создававшихся при содействии Советского Союза, поскольку последние являлись важным фактором двусторонних отношений в период войны.
Большой объем документального материала, полезного для разработки темы исследования, содержится в опубликованных материалах, отражающих деятельность высших органов военного управления во время войны – Ставки Верховного главнокомандования и Генерального штаба Красной армии[112], а также в сборнике материалов Главного военного совета РККА по предвоенному периоду[113].
Поскольку «истоки» большинства иностранных формирований вели в лагеря военнопленных системы НКВД, подспорьем для исследования стали фундаментальные сборники документов, выходившие под редакцией волгоградского ученого М.М. Загорулько[114]. Кроме того, издан отдельный большой сборник документов о содержании венгерских военнопленных, их трудовом использовании, политических настроениях, моральном состоянии, агитационной работе среди них, переводе добровольцев из числа пленных в распоряжение Временного национального правительства[115].
Важный источник представляют воспоминания непосредственных участников событий. В разные годы на русском языке были опубликованы мемуары государственных деятелей[116], командующих иностранными войсками (Л. Свобода[117], В. Андерс[118] и др.), представителей военных миссий, тесно вовлеченных в организационный процесс (М. Джилас[119], Н.В. Корнеев[120] и др.), а также офицеров и рядовых солдат – иностранных[121] и советских[122], – так или иначе связанных с иностранными формированиями.
Изученная источниковая база позволяет провести полное и всестороннее исследование строительства иностранных формирований на территории Советского Союза в годы Великой Отечественной войны. Особенностями источниковой базы данной работы являются опора на обширный комплекс впервые выявленных и введенных в научный оборот архивных материалов, в том числе рассекреченных в последнее время;
реконструкция нормативно-правовой базы, положенной в основу строительства иностранных формирований; широкое привлечение воспоминаний, дневников, иных документов личного происхождения, отражающих особенности формирования и боевого применения иностранных воинских частей, союзных Красной армии.