Волков надел бригантину, а Ёган – кольчугу доброй ламбрийской работы. Заметные усы добавили ему мужественности, меч – воинственности. Кольчуга сидела как влитая на широких плечах. Те, кто его видел в первый раз, никогда бы не подумали, что прежде этот человек пахал землю. Выглядел он закаленным воякой. Они сели на лошадей и поехали к замку.
– Ты чего коня ногами-то душишь? Тебе каблуки с сапогами зачем? – произнес солдат, разглядывая спутника.
– Так непривычно. Я ж всю жизнь без седла ездил.
– Это видно. Выпрями чуть ноги. Каблуками в стремена упрись. Расслабься, не ложись коню на шею. Наоборот, чуть откинься назад, чтобы ехать вальяжно, чтобы было видно, что едет воин, а не холоп.
– Так? – Ёган сделал все что нужно.
– Так. Узду левой рукой держи, правая для копья или меча.
Солдат был доволен. Ёган действительно стал походить на человека весьма не мирной профессии, но Волков прекрасно понимал, что это только видимость. Как на боевую единицу он на него не рассчитывал.
– А что там? Пшеница? – спросил солдат, поглядывая на поля, мимо которых они проезжали.
– Ага, какой-то дурень высадил, – ответил Ёган. – Считай, что зерно в яму бросил.
– Не взойдет, думаешь?
– Не поднимется. Откуда при таких дождях? Солнца-то нету.
– А там что? – Волков указал на зеленеющее поле.
– Там рожь. Она хоть как-то, хоть по малости, но пролезет. А пшеница – дело мертвое.
– Так что, значит, урожая не будет?
– Так третий год его не будет. Солнца-то нету, а без солнца только щавель да репа растет.
– Что, голод будет?
– Нет, не будет. Раньше был бы, до чумы, когда люд был. А сейчас с чего бы? За пять лет половина дворов опустела. Рожь помереть не даст. Черного хлеба на всех хватит, да и трава хорошая. Скотина радуется.
Так, за разговорами, они не спеша доехали. Ров у старого замка давно осыпался, угол справа от ворот треснул, а сами ворота были кривыми и требовали ремонта.
«С пятью десятками бойцов за три дня взял бы», – подумал солдат, въезжая внутрь. Краем глаза он увидел, как Ёган незаметно попытался осенить себя святым знамением. Волков поймал его за руку и зашипел:
– Даже не смей бояться, а уж если боишься, то не смей показывать. Понял меня?
Ёган закивал в ответ.
Они остановились у коновязи и спешились. Волков кинул повод Ёгану и, пока тот вязал коней, осмотрелся. На одной из стен, у лестницы, что вела в покои, стояли сержант и один стражник. Еще двое у ворот. Солдат был уверен, что это не все. Сержант с лестницы кивком указал, куда двигаться. Волков пошел туда, куда сказали. Его догнал Ёган и зашептал:
– А может, еще ничего и не будет… Чего вы сделали нашему барону? Ничего не сделали, а наоборот даже, побили дезертиров.
– На въезде в его землю я избил его людей, – ответил солдат, – этого уже достаточно. Затем я ранил одного из его людей. После избил его управляющего. Мало тебе?
– Да уже не мало, – почесал голову мужик, – а ему-то вы ничего ж не делали?
– Дурень, я нанес ему оскорбление, избивая его людей. Во всяком случае, он может так считать.
– А-а, оскорбление, – понял Ёган.
Они поднялись по лестнице; сержант, не здороваясь, указал рукой, куда идти, и сам пошел следом.
– А еще я увел у него одного его холопа, – продолжал солдат.
– Это кого же? – спросил Ёган.
– Догадайся, – покосился на него Волков.
Они вошли в темный огромный зал. На стенах горели лампы, но это не добавляло света, потолка солдат не видел. В узкие окна без стекол ничего, кроме дождя, не проникало. Какой-то свет давали два подсвечника, стоявшие на огромном столе, и камин с горевшими в нем двумя половинами бревна, в который мог войти взрослый мужчина, не склоняя головы. Во главе стола, рядом с камином, в жестком кресле с высокой спинкой сидел человек.
Солдат и Ёган подошли ближе. Солдат поклонился изысканно, а Ёган – очень неуклюже. Тут же в зал вошли сержант и четыре стражника в шлемах, стеганках и с копьями. Солдат мельком глянул на них и произнес:
– Рад приветствовать вас, господин барон.
Барон был немолод, чуть за сорок. Волосы уже заметно тронула седина. Нос на одутловатом лице был сломан, нижняя губа и подбородок рассечены. Сейчас там белел шрам.
Барон сжимал серебряный кубок, недобро смотрел на солдата и наконец произнес:
– А вот я не рад приветствовать вас, как вас там величают?
– Меня зовут Яро Фолькоф, я отставной гвардеец, правофланговый карпорал, охрана штандарта его высочества герцога де Приньи.
– Ух ты! – притворно восхитился барон. – Да неужели? И вы всерьез полагаете, что это имя… имя какого-то… черт знает какого герцога произведет на меня впечатление?
Волков заметил, что барон не совсем чтобы трезв.
– Ни секунды на это не надеялся. Я надеялся, что на вас произведет впечатление то, что я воин, как и вы, а не бандит, дезертир или дебошир.
– А вот ведете себя именно как бандит и дебошир, – заметил барон.
– Не могли бы вы уточнить, когда это и где было?
– Когда вы напали и ранили моего человека.
– Что ж, я расскажу, как это было. Я снимаю комнату в харчевне, так как получил рану в стычке с дезертирами, в которой участвовал по просьбе вашего коннетабля. И вот, возвращаясь от лекаря-монаха, я застаю в своей комнате вашего сержанта и еще двух людей, которые копаются в моих вещах. На мое законное требование покинуть комнату один из них заявляет, что сейчас они меня зарежут и заберут все мое добро себе.
– Врет он! – рявкнул сержант. – Мы пришли забрать десятину мертвых, чтобы отдать бабам погибших наших людей. А он на нас напал.
– А почему вы пришли, когда меня не было?
– А что ж нам, ждать тебя, что ли? Ты сбежать хотел, чтобы деньги не отдавать.
– В отличие от вас, я не вор и законы воинской корпорации чту неукоснительно.
– Кто вор? Я?! – заорал сержант.
– Ну а кто еще в отсутствие хозяина копается в его вещах, а когда его ловят на месте, пытается его убить? Так делают воры.
– Ну… – начал было сержант, но его перебил барон:
– Замолчи. – Он сделал глоток из кубка и спросил у Волкова: – Так что, вы хотите сказать, что мои люди – воры?
– Вы это сами должны решить, господин барон. Когда я в первый раз поймал вашего старосту на воровстве – я его предупредил…
– А что он у вас украл?
– Оружие. То, которое я взял в бою у дезертиров. Он, не скрываясь, сложил его в телегу и хотел уехать. Я забрал оружие и предупредил его. Второй раз он пытался увести у меня коня стоимостью в двадцать талеров. Я остановил его, а он заявил, что это ему велел сделать сержант.
– Я ему такого не велел, врет он.
После этой фразы Волкову стало легче. Он понял, что сержант и староста действовали не по распоряжению барона, а сами по себе.
– То есть, – произнес барон, – вы утверждаете, что в моем феоде мои люди воруют у проезжих.
– Я думаю, что в первую очередь воруют они у вас. Или что-то затевают против вас.
– Вот даже как? Вам придется подтвердить свои слова, – сурово сказал барон.
– Для этого я и пришел сюда, – смело ответил Волков.
Он достал из рукава пергамент, подошел и положил его на стол перед бароном. Тот взял лист бумаги, взглянул на него и швырнул рядом с кубком.
– Что это? Язык древних? Я не поп, чтобы читать на нем.
– Нет, это ламбрийский, – и подозвал Ёгана. – А ну-ка скажи барону, где ты нашел эту бумагу.
– Ну, я снимал сапог, и там это было.
– Какой еще сапог? – с раздражением спросил барон.
– Ну, с дезертира, с мертвого, сапог стягивал, а она там была. Гляжу – на пол упала.
– И что здесь написано?
– Не знаю, – испуганно ответил Ёган.
– Замолчи, дурак! – рявкнул барон и кривым пальцем постучал по бумаге. – Что здесь написано? – Он смотрел на солдата.
– Здесь сказано: «Сопляк узнал про мельницу, предупредите господина с мельницы, а с сопляком разберитесь, иначе донесет. Но так, чтобы никто не подумал чего».
– И что все это значит? Звучит как дурь какая-то.
– Звучит как дурь, если не знать, что под сопляком подразумевали вашего коннетабля, которого они заманили в харчевню и убили первым. Он очень мешал кому-то в вашем феоде, что-то знал.
– Да неужто мельнику? – ехидно усмехнулся барон. – А может, обоим? У меня их двое.
– На вашем месте я бы проверил обоих. И еще бы выяснил, куда в вашем феоде люди деваются. Я, например, послал парня в монастырь за лекарствами, дал своего коня – только коня дохлого и нашли. А еще у вас по болоту ходит холерный уродец и на людей кидается.
– Какой еще холерный уродец? – Ехидство как рукой сняло, барон был серьезен. – По какому болоту?
– По тому болоту, что лежит вдоль дороги, которая ведет к монастырю.
– А кто вам про него рассказал? – спросил барон строго.
– Я его сам видел, так же как и вас. Конь его почуял и понес, я сам чуть кости не переломал. А что, вам про него уже что-то говорили?
Барон не ответил, он уставился в стол перед собой. Все молчали. В огромном зале было тихо, только ветер завывал в камине да громко треснуло полено, раскидав несколько искр.
– Садитесь, – вдруг произнес барон, указывая на стул рядом с собой.
Солдат попытался отодвинуть указанный стул, но одной рукой сделать это было невозможно. Стул было неимоверно тяжел и массивен. Хорошо, что Ёган догадался, подбежал и помог. Солдат уселся.
– Что у вас с левой рукой? – спросил барон.
– Старая рана. Моя первая. А в харчевне получил по ней еще раз, очень крепко получил. – Он чуть помолчал. – Монахи сказали, чтобы левой рукой не шевелил.
– Я вас понимаю. Старые раны.
– Я вижу, что сия участь и вас не миновала.
– Вы про лицо или про руку? – Барон показал правую руку, она тоже была заметно искалечена. Пальцы были ломаны, а на указательном не было ногтя. – Лицо – это турнирные забавы молодости, а рука – это Вербург. Это барон де Шие. Мы с ним сшиблись, оба коня насмерть, я ему копьем в шлем, он мне в руку. Вечером мы с ним выпили, он оказался добрым малым. Добрым рыцарем.
– Я тоже был при Вербурге.
– Вы? – Барон посмотрел на солдата с недоверием. – Сколько ж лет вам тогда было?
– По-моему, пятнадцать уже исполнилось.
– А на чьей стороне вы были?
– Ну уж не на стороне еретиков.
– А кто был вашим капитаном?
– Не знаю, но платил мне тогда лейтенант Брюнхвальд.
– Брюнхвальд! – радостно воскликнул фон Рютте. – Я ж его знал. Я пил с ним перед сражением, а где вы стояли?
– Слева.
– В низине?
– В самой низине. С рассвета и до полудня я простоял по щиколотку в воде.
Барон аж подпрыгнул. Он больше не был суров. Он был и радостен, и возбужден, и даже возмущен.
– Это ж вы, мерзавцы, побежали первыми! – кричал он, указывая на солдата кривым пальцем без ногтя.
– А где в это время были вы? – спросил Волков.
– В это время я уже лежал в обозе с изуродованной рукой.
– Так вот, мы побежали, когда велийские ландскнехты ушли спасать свои шмотки, после того как кавалерия противника ворвалась в наш обоз. А с нами осталось только полторы сотни копейщиков, которых шесть сотен рейтар даже не заметили, когда кинулись нас топтать. Что может сделать тысяча лучников с рейтарами, которые смяли копейщиков и несутся на них во весь опор? Я даже выстрелить не успел. Расскажите-ка мне, барон, как кавалерия противника оказалась в нашем обозе?
– Ха-ха-ха! – радостно засмеялся барон. – Дело-то было веселое. Мы сшиблись с их рыцарями в центре, как положено, с хрустом и звоном. Сталь в сталь, мясо в мясо. Нас было чуть больше, но суть не в этом. Мы были лучше, и поэтому мы их опрокинули. Они откатились, а наши чуть увлеклись и решили немного порубить арбалетчиков, уж больно хорошо они стояли. Да уж…
– Да уж, а наемные кавалеристы противника смяли ваших оруженосцев и заехали в наш обоз.
– Ну, я-то этого не помню, – сказал барон и заорал: – Ёган, Ёган!
Из сумрака зала шаркающей походкой старика пришел слуга.
– Кубок моему гостю, – сказал барон. – И давай ужин.
– Ужин? – удивился старый слуга. – Его еще не начали готовить, господин.
– Тогда принеси нам вина и какой-нибудь еды. Вчерашний пирог, окорок, сыр. Неси давай. – И он продолжил: – Я не помню, как все закончилось. У меня была раздроблена рука, и надо мной колдовали лекари.
– Ну, их кавалерия заехала к нам в обоз, пять сотен велийских, да хранит Господь императора, ландскнехтов, которые нас прикрывали, побежали спасать свое барахло, а рейтары нас просто смяли. Говорят, из наших только половина осталась, не считая полутора сотен копейщиков, которые, кстати, не успели даже в баталию построиться. Так и стояли в две линии. После этого весь левый фланг побежал.
– Да-а, – протянул барон, вспоминая и улыбаясь, – веселый был денек.
Солдат почему-то не считал тот день особо веселым. После того как огромный рыжий конь сбил его с ног, он очнулся уже в телеге. Был вечер. И уж никак ему не удалось бы выпить с рейтаром, как это случалось у благородных, но ничего этого вслух он говорить не стал.
Слуга принес красивый кубок для него, кувшин с вином и блюдо с едой: хлеб, окорок, сыр.
– Сержант, – крикнул барон, – отпусти людей! А этого, – он указал на Ёгана, – пусть покормят на кухне. И лошадей их тоже.
– Да, господин, – мрачно ответил сержант, которого, судя по всему, никак не устраивал подобный вариант событий.
– Как вас зовут? – спросил барон.
– Яро Фолькоф.
– Фолькоф? – переспросил барон.
– На самом деле Волков, но никто не может правильно произнести. Поэтому говорю Фолькоф.
– Так вы из Челезии?
– Нет, мой отец был с Дальнего Востока, а матушка с Севера. Она из деревни, что на левом берегу Хельбы. Отец был купцом. Он сгинул в море.
Оба замолчали, и снова громко хлопнуло бревно в камине.
Барон начал:
– Знаете, у меня сын не вернулся с войны. С рыцарями такое случается. Я считаю, что нет смерти приятнее, чем смерть в бою, ведь старость и раны намного страшнее.
– Я слышал о вашем сыне, я соболезную.
– Да-да, беда в том, что он не погиб в бою, – сурово произнес барон. – Он получил рану, ехал домой лечиться и исчез. Мне кажется, кто-то его убил. Я не знаю кто, я не знаю где, но если это так, то я хотел бы восстановить справедливость. Это меня удручает, понимаете? Мне нужно знать, что мой сын погиб или жив. Понимаете? Очень нужно!
Волков кивнул.
Барон выпил вина, солдат тоже отпил из своего кубка. Барон продолжил:
– А еще совсем недавно умер мой друг, мой сеньор. Двадцать лет мы провели вместе. Мы с ним жили в одной палатке, брали девок по очереди, пили из одного кубка. – Барон помолчал. – Десять кампаний вместе! Мы всегда приходили, когда герцог звал нас. Ни разу не притворялись больными. Собирались и ехали. Он был моим графом и моим другом. Нет, не так. Он был моим другом и моим графом. Он никогда без нужды не козырял своей короной на гербе. Он был истинный рыцарь, и вот он умер. Он просил присмотреть за его детьми. Не теми детьми, что записаны в церковных книгах, а теми… – Барон замолчал.
– За детьми фрау Анны? – догадался солдат.
– Вы знаете и про нее? – удивленно спросил барон.
– Я кланялся ей на похоронах. Она пригласила меня в гости.
– Да? Вот как? Ну да, за ее детьми, а я за ними не углядел, понимаете? – Он своим корявым пальцем без ногтя начал стучать в кусочек бумаги с ламбрийскими словами. – Кто-то решил убить мальчишку, о котором я обещал заботиться. И убил его в моем феоде.
Он замолчал. Они молча сидели, слушали сквозняки и шум горящих бревен в камине.
– В моем феоде! – вдруг заорал барон, вскакивая. – В моем феоде убивают сына моего друга, пусть даже и незаконнорожденного! Не в поединке, не при ограблении, а просто так! – орал он на солдата, как будто тот был виноват. – Потому что кому-то он, видите ли, мешал. Кому? Кому он мешал?
Барон упал в кресло, схватил кубок, часть вина расплескал, а остальное выпил и ударил об стол кубком так, что он погнулся.
– Ёган! – заорал барон. – Ёган!
Старый слуга прибежал, схватил кувшин, налил вина господину в его кубок. Тот хоть и стал после удара кривым, но не падал.
– Принеси мне ларец, – велел барон.
Слуга молча ушел.
Они снова сидели в тишине, как вдруг до Волкова донесся детский голос. Солдат обернулся и увидел мальчика лет семи-восьми на лестнице, ведущей из верхних покоев. За ним шла полная, богато одетая дама. Волков встал и, когда они приблизились, низко поклонился. Дама ответила кивком и едва заметной улыбкой. Мальчишка пробежал мимо солдата и прыгнул на барона. Тот радостно схватил ребенка.
– А-а-а, мой молодой рыцарь! Моя надежда. Посмотрите на него, – обратился барон к солдату. – Я выращу из него настоящего рыцаря. Будешь рыцарем, дорогой мой?
– Да, папа, – кивал мальчик и, уже хвастаясь, добавил: – А через два года папа повезет меня в Вильбург, к оружейнику, и он сделает мне доспехи и меч.
– Броня – лучшая одежда для мужчины, – кивнул Волков. – Не сомневаюсь, что молодому барону латы будут к лицу. Но еще рыцарю нужен конь.
– Конь у меня уже есть! – крикнул мальчишка. – Папа, пойдем, покажем твоему гостю моего коня?
– Не сейчас, дорогой. Обязательно покажем, но не сейчас. А пока идите с матушкой погуляйте до ужина.
– Ну, пап, я хочу с вами. Этот же господин тоже рыцарь?
– Этот господин – добрый воин, и я воевал вместе с ним.
– О, вы тоже убивали еретиков? – обрадовался мальчишка.
Волков улыбнулся и кивнул.
– Расскажите, сколько вы убили еретиков?
– Я потом все тебе расскажу. А сейчас идите погуляйте. И покорми своего коня, – вместо солдата ответил барон.
Женщина взяла мальчишку за руку и повела, хотя тот упирался.
– До свидания, – произнесла она.
– Баронесса, – снова поклонился солдат.
– Моя последняя радость, – произнес хозяин замка, не глядя им вслед.
Тут появился старый слуга и поставил перед своим господином тяжелый ларец. Барон снял с шеи веревку с ключом, открыл ларец и запустил туда руку. Хозяин замка долго собирал что-то со дна, судя по всему, внутри было почти пусто. Закончив, он хлопнул ладонью о стол. Звякнуло. Барон убрал руку. На столе лежало семь монет. Желтые, толстые, даже на вид тяжелые. Волков сразу узнал их. Цехины. Три цехина были равны годовой зарплате гвардейца.
– Сколько здесь талеров? – спросил барон. – Знаете?
– Ну, – начал солдат, прикидывая, – один цехин равен почти двум гульденам еретиков. То есть шести имперским маркам. Значит, около двадцати шести талеров.
– Ха-ха, – засмеялся барон. – С такими знаниями вы могли бы стать менялой. Не зря вас, солдат, называют любителями сольдо.
Солдат не обиделся, он всегда хорошо считал и отлично все запоминал.
– У лейтенанта Брюнхвальда я считал зарплату всей роте. Пока не зажило плечо, я помимо прочего был заместителем казначея роты.
– Да как вы все успевали?
Солдат пожал плечами.
– Впрочем, я не о том. Вы знаете, что это за деньги?
– Нет.
– Сколько вам платили в гвардии?
– Здесь денег, – солдат указал на кучку золота, – на два с лишним года службы в гвардии какого-нибудь герцога.
– Я не герцог, но готов отдать вам эти деньги за то, чтобы вы поработали на меня. – Он смотрел на Волкова, ожидая его реакции.
– И что же вы хотите? – Солдат удивленно поднял брови.
– Мой коннетабль убит. Найдите тех, кто заказал убийство сына моего друга. Выясните, куда деваются мои люди на моей земле. Узнайте, кто бродит по болотам. Поймайте его или убейте. Разберитесь с моими старостами, если считаете, что они воруют. Наведите порядок в моем феоде, и эти деньги будут вашими.
Солдат был немного ошарашен. Он не ожидал такого, а еще понимал, что барон пьян и, возможно, завтра не вспомнит о своем предложении, поэтому не знал, что ответить.
– Ну, что вы молчите?
– Я думаю, господин барон.
– А что тут думать? Перед вами деньги лежат. Или думаете, что я вру? Нет, я не вру. Хотите, я напишу вам бумагу и дам вам два цехина вперед? Прямо сейчас. Но вы мне должны обещать… Ведь я хочу, чтобы вы выяснили, кто виноват вот в этом. – Его палец без ногтя снова стучал по бумаге, лежащей на столе. – Я хочу знать, кто убил моего коннетабля.
– Наверное, вы были хорошим воином, но торговец вы никудышный.
– Что? Это почему еще? – удивился фон Рютте.
– Вы предлагаете огромные деньги первому встречному. Предлагаете важную должность человеку, которого не знаете.
– Как это не знаю? Мы же были с вами в одном строю, в одном сражении. Вы служили в гвардии, а туда кого попало не берут. Да и взялись же вы помочь моему коннетаблю.
– Во-первых, барон, в гвардии хватало и мерзавцев, и проходимцев, и трусов. Да и в одном строю вместе с вами мог стоять вор.
– Так вы вор или лжец?
– Ни то и ни другое. Но я мог бы быть и тем и другим.
– К черту болтовню. – Барон одним глотком допил вино из кубка. – Вы согласны или нет?
– Нет, господин барон, извините, но нет, – твердо сказал солдат.
– Нет? – искренне удивился барон.
– Нет. Простите уж великодушно, но я еду домой. У меня была мать и две сестры, я почти двадцать лет их не видел. Я писал им, они мне не отвечали. Я хочу знать, что с ними.
Барон смотрел на него недоверчиво.
– Может, вам мало денег? Мы можем это обсудить.
– Нет-нет-нет, дело не в деньгах, господин барон. Будь у меня время и силы, я бы согласился помочь вам, а так…
– Честно говоря, я не ожидал, – произнес барон. – Не ожидал, что солдат пренебрежет золотом.
– Да с чего вы взяли, что я вообще справлюсь?
– Что ж вы думаете, я дурак? Я опросил людей, что общались с вами. Сержант приводил мне посудомойку из харчевни, и она клялась, что вы один одолели ламбрийцев. Я опросил своих дуроломов о стычке с вами. Признаться, они вас побаиваются, а они у меня не очень-то и робкие. Вы хладнокровный и умелый воин, а то, что вы умнее всех, кто меня окружает, и, может быть, даже умнее меня самого, – так это видно любому.
– Барон, я почти однорукий и хромой. Я ищу тихого места и спокойной жизни. – Солдат помолчал, заглянул в кубок и потер подбородок. – Вам нужен железный кулак, закон феода, экзекутор, вешатель, знающий все и всех. Я не подхожу вам на эту должность. Завтра на заре я хочу уехать лечиться. Мне даже в седло не сесть без помощи слуги.
– Завтра? Вы хотите уехать завтра? Дьявол. Я думал, мы хотя бы еще выпьем.
– Неужто вам не с кем выпить?
– А с кем? Все соседи, с кем я ходил воевать, померли. Их отпрыски – сопляки, которые не то что на войну, даже к барьеру не выезжали. Расфуфыренные ничтожества в перьях, которые тратят все, что у них есть, на шелка, специи да дорогих лошадей. А, чуть не забыл, еще и навозные жуки.
– Жуки? – не понял Волков.
– Ну да, рыцари, – барон усмехнулся, – которые только и делают, что ковыряются в земле вместе со своими холопами. Разве что к сохе сами не становятся. Я тут недавно одного из таких обозвал болваном, – барон погрозил Волкову пальцем, – болваном! При слугах! Что, думаете, он за меч схватился? Перчатку мне кинул? Потянул к барьеру? Черта с два! – Барон снова погрозил пальцем и засмеялся. – Он сделал вид, что не заметил! У них все мысли о быках-производителях да поднимется ли пшеница после дождей. И никаких поединков. Им хоть в морды плюй.
– Вы старый вояка, с вами опасно связываться. – Волков налил вина себе и барону. – Возможно, он просто решил быть благоразумным.
– Именно! – заорал барон, хватая кубок. – Они тут все благоразумны, у них нет выбитых зубов и нет отрубленных пальцев, а лица как у женщин!
– То есть? – не понял Волков.
– Вот у вас шрам на правом виске откуда? Свежий еще.
– Зимой болт пробил шлем.
– Вот, зимой получили, а у них нет вообще никаких шрамов. И разговоры у них про цены на шелк да на шафран, про урожаи и что хмель нынче дорог, да про лошадей! – Барон почти орал все это в лицо солдату. – А еще они говорят про то, во что был одет герцог, парчовые у него портки или бархатные, да хранит Господь его августейший зад. И про золотые шпоры.
Он выговорился, откинулся на спинку кресла и, поигрывая кубком, продолжил:
– Мой последний боевой товарищ умер, его дочь пропала, сына убили, а я даже не могу наказать тех, кто в этом виноват. Потому что я не знаю, кто все это делает!
Волков ничего не ответил, молчал.
– Значит, вы не возьмете деньги? – спросил барон, чуть успокоившись.
– У меня нет уверенности, что я справлюсь, господин барон, я устал. Я болен.
– Судя по всему, вы честный человек, и вас нельзя отпускать. – Фон Рютте смотрел на Волкова с прищуром и снова грозил ему пальцем. – Нельзя!
– Господин барон, мне пришлось завести слугу, потому что я сам не могу одеться…
– Да, и кстати, о слуге. Он ведь один из моих холопов? Он крепостной?
– Нет, говорит, из вольных.
– Вот, еще и мужика у меня увели.
– Я был вынужден, я даже не могу одеться и сесть на коня, не говоря уже о том, чтобы оседлать… Лет пять назад я бы с радостью взялся за такую работу, а сейчас… – Волков покачал головой.
– Ладно, не буду вас неволить. Но скажите, что бы вы сделали на моем месте?
– Нанял бы хорошего коннетабля…
– Это я и пытаюсь сделать, – барон отмахнулся, – но что, если бы вы уже были коннетаблем?
– Первым делом выяснил, кто у вас владеет ламбрийским и умеет писать на нем.
– Служанка моей дочери из Фризии, ее привезла моя первая жена. Жена родом-то наша, но имела имущество во Фризии. Получила небольшую ферму в наследство, оттуда и привезла эту лошадь.
– Какую лошадь? – не понял солдат.
– Да не лошадь, а служанку. Зовут ее Франческа. Но по внешности и силе она не уступает лошади. – Барон засмеялся, но как-то не очень весело.
Солдат тоже засмеялся.
– Но, по-моему, – продолжал барон, – она из холопов. Не думаю, что она умеет писать и уж тем более указывать наемникам, что им делать. Да и откуда у нее деньги, чтобы нанять четверых ламбрийцев? Да и один ли у них язык?
– Диалекты разные, но язык один, – заметил солдат.
– А что бы вы еще сделали?
– Не знаю. Наверное, обыскал бы мельницу.
– У меня их две.
– Значит, обыскал бы обе. И как следует поговорил бы с мельниками.
– А еще?
– Нашел бы больного уродца, что бродит по болоту и кидается на людей.
– Верно, это обязательно надо сделать, – кивнул барон.
– И главное… – Солдат задумался.
– Ну что?
– Все-таки провел бы аудит.
– А это что? Это то, что проводят попы, когда жгут еретика?
– Нет, то называется аутодафе. Аудит – это проверка на воровство. Нужны грамотные люди. На моей памяти такие аудиты проводили дважды в войсках, когда хозяева войск хотели знать, куда идут деньги. Знающие люди посмотрят гроссбухи, договора с крестьянами, посчитают все, что есть.
– Да кто ж такое сможет сделать?
– Не знаю, может, монахи? Поговорите с аббатом. Надеюсь, вы не обзывали его болваном?
– Ха-ха-ха, – засмеялся барон, – до этого я еще не дошел. Вас зовут Яро? Простите, запамятовал.
– Да.
– Фолькоф?
– Именно.
– Как жаль, Яро Фолькоф, что вы уезжаете. Мне нужен именно такой человек, как вы.
Волков развел руками, изображая смирение перед неизбежным.
– Черт, – барон потряс пустым кувшином, – пустой. С хорошим человеком даже не замечаешь, как кончается вино. Ёган, Ёган…