– Хорошо, – ответил Сергей с сомнением. – Допустим, меня устраивает такой способ оплаты…
– И такая сумма, – перебила Анна.
Сергей закивал головой в знак согласия, достал карандаш из канцелярской подставки на краю стола и стал постукивать им по левому указательному пальцу.
– У меня вопрос. – Он замолчал, выжидая ответного хода.
Анна спокойно сидела в кресле. Она была готова к любым вопросам. Теперь она знала, как вести беседу с бывшим майором. Возможно, она сама была такой в тридцать лет. Пробивной. Считала деньги свободой. Стремилась к ним. Была бесстрашной, когда подворачивался удобный случай их добыть. Была уверенной, что удача всегда рядом и ее не оставит.
– А почему я? – прервал затянувшуюся паузу Сергей.
Анна улыбнулась, как будто знала вопрос заранее. Она положила ногу на ногу. Слегка подвигалась в кресле, словно примеряя, насколько удобно в нем сидеть. Поискала глазами часы в кабинете. Нашла их на стене справа. Часы висели так, чтобы на них можно было незаметно бросить взгляд как хозяину офиса, так и клиенту, напомнив о том, что время – деньги.
– Сегодня тебе придется задержаться дольше обычного. Нас ждет долгий разговор, – сказала она и, не ожидая согласия со стороны Сергея, продолжила: – Я начну издалека и разложу все по полочкам так, чтобы у тебя не осталось ни одного вопроса.
– Хорошо. Хорошо, – ответил детектив, подталкивая Анну к рассказу.
– В середине восьмидесятых, – начала Анна, – мне было что-то около двадцати.
Сергей посмотрел на нее с недоверием.
– Я не совсем понял, а сколько вам сейчас? – уточнил он.
По лицу Анны было видно, что она сталкивается с подобным вопросом очень часто и ее утомляет всем знакомая игра обмена репликами, набившими оскомину каждой женщине, которая выглядит моложе своих биологических лет. Тем не менее она повторила устоявшийся ритуал.
– А сколько дашь? – спросила она.
– Ну, лет сорок, максимум сорок пять. Но это максимум, – поправил себя Сергей.
– Пятьдесят четыре, почти пятьдесят пять, – ответила она.
– Не может быть. Не то чтобы я хорошо разбирался в возрасте, но мне кажется…
– Я поняла, – перебила Анна.
Наверное, в этом диалоге порядок вопросов и ответов у нее не меняется за долгие годы жизни, меняются лишь цифры. Они увеличиваются. Но расстояние между ними всегда одно и то же. Даже во время болезни это было так.
– Не думаю, что я доживу до своего полуюбилея, – сказала она обыденно, видимо, свыклась с этой мыслью. – Так что давай вернемся к нашему делу. Вот его бы хотелось завершить к тому важному моменту.
– Я весь внимание, – отбросив карандаш и подняв руки жестом побежденного, быстро ответил Сергей.
– В общем, я попала в тюрьму. На зону, я имею в виду. Сначала на шесть лет, потом мне добавили еще три.
Сергей знал много таких историй. Вся его предыдущая зрелая жизнь так или иначе была связана с уголовкой. Через него проходили бывшие или будущие заключенные. У каждого свое дело. Своя судьба. Одна другой извилистее. Но у всех имелось нечто общее – неровные это были люди. Какая-то черта в их характере, а может и не одна, проявлялась сильнее, чем остальные. Где-то это помогало им по жизни, а чаще приводило к нему в кабинет. Потом дальше по этапу. Иногда он думал, что сам был из таких: если бы не форма, то вполне мог сидеть по ту сторону стола в комнате дознания.
– А за что? – спросил он машинально.
Анна не хотела об этом рассказывать:
– Торговала не тем товаром, не в том месте и не с теми людьми. Это не суть, – ушла она от вопроса. – Главное, что я была беременна. И… – Она на секунду замолчала. – Сразу скажу, отец ребенка не знал об этом. И никогда не узнал. Он был хорошим человеком. Старше меня лет на двадцать с гаком. Семья, машина, дача, двое детей моего тогдашнего возраста. Он не представлял себе, чем я занималась. Когда меня взяли, я и не думала его беспокоить.
Она достала новую сигарету. В офисе стало прохладно оттого, что отопление уже не подавали, а ночи еще не успели набраться тепла. Да еще часть окна была открыта, чтобы выпускать табачный дым на улицу.
Слушая рассказ женщины, Сергей подумал: почему он стал следователем? Почему пошел в эту профессию? Не выбрал какую-то другую. К примеру, не занялся бизнесом. Строительством. Или не обучился маркетингу и не стал работать в какой-нибудь крупной компании по продвижению чего-то куда-то. Денег было бы достаточно. Работа без рисков для жизни. Взятки, опять же, по другой схеме – не то что не докажешь, а с трудом поймаешь, если все по-умному. Зачем ему нужна была это гремучая смесь из жизни, полной абсурдных поступков, грязи, жести, а порой и крови человеческих взаимоотношений?
Анна долго возилась, прикуривая. Наверное, давала себе передышку от тяжелых воспоминаний. Несколько раз чиркала зажигалкой, пока та не вспыхнула ярким оранжевым пламенем. Пару раз подносила ее к сигарете. Потому что та сразу не загорелась. И вот на конце сигареты появилось ровное рубиновое пятнышко, мерцающее в полумраке комнаты. Женщина прокашлялась после первой затяжки.
– Честно говоря, – продолжала Анна, – в тюрьме я провела несколько месяцев. Первый раз. Все очень нервно. Страшно. Агрессивно. Я не придала значения отсутствию месячных. И меня никто не осматривал в СИЗО. Только потом, полгода спустя, мою беременность подтвердил гинеколог на зоне. К тому времени ее не заметил бы только слепой.
Анна, скорее всего, понимала, что рассказывает какие-то лишние подробности, но ей вдруг захотелось выговориться. Раньше она ни с кем не делилась своей историей. Никому не рассказывала о своей жизни. Возможно, считала, что это неинтересно людям, которые ее окружали. А возможно, не хотела показаться слабой. Чем меньше говоришь кому-то о личном, тем более осторожное к тебе отношение. Зачастую это дает много преимуществ.
– Рожала я под конвоем в отделении местной районной больницы, – снова заговорила Анна. – Потом меня вернули на зону. Вместе с детьми.
– Детьми? – переспросил Сергей.
– Я сказала «детьми», потому что родила двойню.
Она заметила удивленный взгляд Сергея, и уголки ее губ едва опустились, словно в подтверждение сказанного.
– Да, это оказалось неожиданно для всех. Врачи не определили. Наблюдение в условиях зоновского медпункта было примитивным. Раз в месяц фельдшерица спрашивала: «Что болит?» Получала ответ: «Ничего». Делала запись в карте и отправляла обратно. Нас таких несколько человек было. Кто-то старше, кто-то помоложе. Работать не заставляли. Разрешали гулять по территории и даже ложиться на постель в дневное время.
Анна достала из сумочки салфетки и шмыгнула носом. Сергей подумал, что она сейчас заплачет. Но женщина вытащила пару белых платков из пластиковой упаковки. Тщательно протерла ладони и бросила скомканные бумажки прямиком в корзину, которая стояла у стола.
– Ладони мокрые, – пояснила она. – Это все из-за болезни. Постоянные перепады температуры. – Женщина прерывисто вздохнула. – Разговорчивой еще стала.
Сергей помнил про два миллиона. Сочувствовал как мог и не торопил Анну вслух. Лишь украдкой бросил взгляд на часы в правом углу экрана ноутбука и снова повернулся к ней.
– А дальше? – спросил он.
Анна набрала воздух в легкие:
– Дальше? Дальше я обрадовалась. Во-первых, я могла регулярно посещать ясли на территории колонии. Во-вторых, сохранялся облегченный режим. В-третьих, я подумала, что это мой шанс на спасение. Я смогу выйти условно-досрочно.
– Но не получилось, – продолжил ее слова Сергей.
Анна кивнула.
– Да, – четко произнесла она, – пожалуй, это единственное, что у меня не получилось. Я тогда повздорила с охранницей. – Она медленно втянула дым через мундштук. Выдохнула клубком табачное облако, и то повисло на несколько секунд в пространстве кабинета. Сжала губы. Потом цокнула языком. – Когда она запускала нас к детям, а моим было уже почти по три года, она крикнула, что мы можем проходить к нашим упырям.
Сергей хмыкнул. Анна посмотрела в его серые глаза. Хмыкнула в ответ.
– Да, ты прав, Сережа. Я тогда не в сказку попала. В понятные отношения озлобленных и затравленных людей как по ту, так и по эту сторону колючей проволоки. Это сейчас я бы подумала много раз, перед тем как что-то сказать. А тогда я считала, что через пару лет условная свобода ждет меня гарантированно и досрочно.
– И что произошло? – спросил Сергей.
Он уже будто слушал аудиокнигу, которая подходила к кульминации событий.
Анна затушила сигарету. Положила мундштук на стол.
– Я назвала ее сукой. Думала, матерой уже была. Почти три года отсидела. Уверена была, что с рук сойдет. Но не сошло. Охранница вытащила меня из строя. Я ее пыталась оттолкнуть. Естественно, была скручена подмогой и на два дня отправлена в штрафной изолятор. Мне добавили еще три года к сроку за нападение на сотрудника охраны. Показательно. А детей отдали государству. Наверняка причина была не во мне. Такие перебранки случались со всеми. Просто стечение обстоятельств. Может быть, приказ какой получили из центра об усилении дисциплины.
Сейчас, в полумраке прокуренного кабинета, Сергей смотрел на эту женщину и видел в ней старуху. Он решил, что все из-за освещения. А потом подумал о том, что говорить о себе многое не нужно. Иначе, размышлял он точь-в-точь как его клиентка, осторожное отношение со стороны окружающих может превратиться в скоропалительные выводы и неправильные суждения. Даже внешность твоя может показаться искаженной и уродливой. Словно в кривом зеркале.
– Значит, прямые наследники все же есть? – спросил Сергей, чтобы прервать поток своих мыслей об этой женщине.
– Думаю, нет, – ответила Анна. – Еще после года в колонии я написала отказ от родительских прав.
– Зачем? – спросил мужчина.
– У меня была жива мать. Мы с ней изредка переписывались. У нас сложились натянутые отношения. Или хуже. Она предложила усыновить моих детей. Я должна была отказаться от родительских прав, – сказала Анна.
Сергей возмутился:
– Но это же бред! Она могла взять опеку. Совсем не обязательно отказываться от детей.
– Я не знаю. – Анна вздохнула. – В смысле, я знаю, что можно. Но это было условием. Ее условием. Мне тоже так казалось удобно. Я подписала.
– Понимаю, – кивнул Сергей.
Анна думала, Сергей врет и никакого понимания к ее словам и чувствам он не испытывает. Это просто слова, чтобы не упустить клиента. Она знала, что главная движущая сила у таких людей, как этот частный сыщик, деньги. У большинства людей так. Умных и не очень. Добрых и злых. Хитрых и простаков. Все стремятся к деньгам. Кто-то их зарабатывает, кто-то добывает, кто-то ждет, а у кого-то они просто есть по факту. Влюбленные ссорятся из-за денег. Враги мирятся благодаря деньгам. Преданность и предательство лимитируются деньгами. И чем раньше поймешь закон денег, тем успешней и счастливей будешь.
Она сама такая. Была. Пока в первый раз не услышала свой диагноз – рак. Остановилась. Задумалась. Поняла, что деньги ей помогут, но сражаться за нее с болезнью не будут. «А если это конец?» – простой вопрос, с которым человек сталкивается по-настоящему один раз в жизни. Смерть ее отпустила на целый десяток лет. Но вопрос-то жил с ней все это время. Не давал ей покоя. Она понимала, что с собой ничего не заберет. Здесь оставит. Но кому? Прошагала по миру. Собрала капитал. Жизнь прошла. Позади оставленные, обманутые, обиженные. Рядом – удобные, потому что молчаливые и безропотные. Но им до тебя нет никакого дела. Умирать уже не страшно. Страшно от пустоты на душе, и смерть ждешь, как избавление от этой адской пустоты.