«Страшит лишь то, чего ещё не знаешь,
Пугает то, чего не осязал».
Данте Алигьери, «Божественная комедия».
Париж, 6 апреля 2193 года.
Я заехал за Иоландой перед заходом солнца. Ждал её больше получаса и уже хотел уйти, но, наконец, дочь Ринальди удостоила меня своим появлением. Она спустилась в холл и нерешительно застыла, явно не ожидая меня увидеть на пороге. Я смотрел на её аристократичные и утончённые черты лица, искусно вылепленный нос и плавную линию тяжеловатого подбородка. Светло-русые у корней волосы белели к концам и завивались в локоны. Выразительные голубые глаза в обрамлении тёмных ресниц. Эффектная. Эпатажная, как её отец и этот дом – такой же роскошный особняк, как и в Марк-ан-Барёле. Я помнил, как в детстве ощущал гнетущую неловкость, оказываясь во владениях Ринальди. Теперь это меня ничуть не беспокоило, в отличие от его дочери в облегающем чёрном платье с обнажёнными плечами. На ней было столько золота, сколько сейчас носят богатые парижанки: если всё это собрать и продать, то можно спасти целый город, например, Бари или Бриндизи, пострадавшие от Адриатического моря. Но Иоланда Ринальди вряд ли даже задумывалась об этом. Её лицо оставалось надменным, а взгляд – холодным и оценивающим. Отрепетированные жесты. Неживая мимика. Она напоминала больше куклу, чем просто красивую девушку. Такие обычно закованы в броню настолько, что отогреть их способно только чудо. Но если верить сказкам, то шанс растопить ледяное сердце есть всегда.
– Вы когда-нибудь улыбаетесь? – поинтересовался я, когда мы сели за столик в ресторане с видом на остатки Булонского леса в Шестнадцатом округе.
– А что не так? – мгновенно ощетинилась она.
– Многие дамы не улыбаются! Типа, боятся появления изломов на лице, особенно после работы хирурга-скульптора.
– Вам знакомы даже такие пластические тонкости? – она приподняла тёмную изогнутую бровь. Голубые глаза были похожи на чистейший исландский лёд.
– В сети ничего не скроется. И не такое видал, – я пожал плечами. Листал меню на экране, надеясь увидеть там хоть что-то из натуральных продуктов. После катастрофы фермы почти исчезли, как и натуральное мясо, молоко и яйца. Всё сублимированное, изготовленное словно из палок и пластика. Ничем не лучше дешёвой японской еды навынос, которой была завалена моя кухня в Лилле.
– Вчера вы хотели более откровенного диалога, – изящным жестом она откинула светлый локон со лба.
– О, да, – я обвёл взглядом полупустой зал, залитый розовато-красными лучами заходящего солнца. Они терялись среди нагромождения стекла, хрусталя и зеркал, отбрасывая радужные тени на столики и редких посетителей. – Почему вы поехали без охраны?
– А она мне нужна сегодня? – В каждой её фразе звучал вызов. – Вы же друг моего отца. Мне нечего опасаться.
– Будь я вашим отцом, я бы думал иначе.
– Мне стоит вас бояться? – в её глазах заплясали лукавые огоньки. Кончиками пальцев она провела по меню, выключая его.
– Это зависит от того, чего вы вообще опасаетесь, – усмехнулся я.
– О чём вы, мсье де Верн?
– На вас надет реставрационный бюджет небольшого города, – я взглядом указал на тяжёлые золотые браслеты, обхватывающие её тонкие запястья.
– Папа много занимается благотворительностью, – в её голосе вновь прозвучала резкость, – и я имею право носить такие вещи.
– А чем вы сами занимаетесь, Иоланда?
Передо мной появилась чашка крепкого кофе, и я с наслаждением сделал глоток. Пока собеседница собиралась с мыслями, наблюдал за тем, как сервис-робот подаёт остальные блюда с тихим «вжик-вжик». Закончив работу, машина бесшумно отъехала, скрывшись за огромной хрустальной люстрой до пола в угасающих лучах закатного солнца.
– У меня небольшое швейное производство, – Иоланда вновь взяла себя в руки и продолжила светским тоном, – я занимаюсь женским бельём.
– Простите, чем?
– Что вас так удивляет? Женщины во все времена хотят быть красивыми и желанными. Им нравится кружево и атлас, тонкие бретели, шёлковая шнуровка, пикантный дизайн… Мужчинам нравится, когда на женщине красивое бельё.
– Да неужели? – я улыбнулся ей, удивляясь такой наивности. Вспомнил Рашель, неизменно встречавшую меня в одной рубашке. Вспомнил треск рвущейся ткани. Шорох сминаемых простыней…
– Вы смеётесь надо мной! – Иоланда нахмурилась и сжала губы.
– Ничуть, – я подавил желание расхохотаться. – Простите моё провинциальное невежество. Но ведь одежда – это всего лишь обёртка! Она не меняет суть человека.
– В такой одежде женщины становятся женственнее, – упорствовала она. – Становятся мягче и нежнее.
– Судя по вам, вы предпочитаете бронежилет, – поддел я её. Отпив кофе, откашлялся.
– Вы бестактны, – она чуть ли не с ужасом смотрела на меня. – Я не хожу в бронежилете. У меня много платьев и украшений. Я дизайнер, и мне нравится создавать красоту.
– И, по-вашему, красота заключается в белье?
– Да что в этом такого? – вспыхнула она. Наконец на её бледном лице показался румянец.
– Ничего, мадемуазель, – я покачал головой. – Просто мужчине в женщине важно не бельё. Не платья с украшениями.
– А что же?
– Предлагаю вам подумать над ответом. Вокруг вас много мужчин. Вы можете поинтересоваться их мнением на этот счёт.
– Сейчас мне интересно ваше. Что вам нравится в женщинах?
– Характер. Страсть. Рассудок. Круто, если это всё в одном человеке.
– И вы нашли такого человека, мсье де Верн? – она склонила голову набок.
– Возможно. А что вам нравится в мужчинах?
– Доброта, – не задумываясь, ответила Иоланда. – Уважение. Умение давать свободу.
Я прикрыл лицо ладонью. Эти фразы мне всё сказали. Властный отец. Не терпит возражений. Отпускает дочь без охраны, но, видимо, каждую минуту знает, где она и что с ней. Не понимает, что она как тепличный цветок. Душит её своей властью. Заставляет плясать под свою дудку.
– А какую вы хотите свободу, Иоланда? Свободу от чего?
– Я бы не хотела обсуждать это, – она замялась и огляделась по сторонам. – Пусть это будет моим секретом.
– Я умею хранить тайны, – я подмигнул ей. – И у меня для вас есть сюрприз.
Раскрыв меню, я набрал короткую команду. Через несколько мгновений к Иоланде подошёл администратор ресторана и поставил перед ней горшок с первоцветами. Некоторое время широко распахнутыми глазами девушка смотрела на голубые, синие и лиловые лепестки. На её побледневшем лице явственно читался ужас.
– Вам нравится? – поинтересовался я.