Майор Булавин вышел на улицу, вдохнул морозный воздух полной грудью, огляделся вокруг. Изумительно белый снег сверкал на солнце и слепил глаза так, что он невольно сощурился. Так вот почему все северные народы узкоглазые, подумал офицер. Ветра не было, температура одиннадцать градусов, и снег еще не начал таять. Скоро и здесь весна начнется, подумал Булавин.
К командиру базы он мог пройти по внутреннему коридору трилистника, не выходя наружу, дойти до атриума, а там еще метров тридцать по другому коридору, и он у цели. Но, во-первых, после суточного дежурства в закрытом помещении хотелось насладиться чистым морозным воздухом, во-вторых, полковник Трезубов, всегда требовавший от подчиненных точности, к себе вызвал его довольно странно:
– Товарищ майор, после дежурства подойдите ко мне ненадолго.
– В какое время товарищ полковник? – уточнил Булавин.
– Ну…, в любое, как освободитесь, до десяти тридцати.
Сдав дежурство и освободившись в половине десятого, минут пять поболтал со сменившим его капитаном Сухоруковым, оделся, вышел наружу. Зачем я ему понадобился, недоумевал Булавин, может, какая-то загвоздка с моим повышением по званию? Вроде, не должно быть: «не выезжал», «не привлекался», дисциплинарных взысканий уже пять лет не имел. Может, что из-за жены? Так сейчас парткомов нет, и на партсобраниях тебя не полощут из-за жалоб второй половины.
Навстречу ему пролетел снегоход, кто-то из погранцов; в сторону аэродрома проехала снегоочистительная машина. Все правильно, сегодня должен прибыть борт из Мурманска. Надо бы вечером зайти в магазин, привезут каких-нибудь фруктов.
Перед входом в административный корпус Булавин потопал ногами, чтобы сбить снег с обуви, поднялся на крыльцо, достал удостоверение. И, хотя часовой на входе прекрасно знал Булавина, он как всегда придирчиво проверил его пропуск, затем вытянулся и отдал майору честь. Булавин кивнул дисциплинированному часовому, прошел вовнутрь здания. Их база ПВО является самым секретным объектом на земле Франца Иосифа. Вообще, за последние два года здесь многое изменилось. Построили новые жилые модули на сваях, рядовой состав живет не в обычной армейской казарме, а по двое в отдельных комнатах. Завезли новую технику, мебель, обновили всю инфраструктуру, построили баню, организовали клуб, библиотеку. Не шикарно, но жить можно.
Перед дверью с табличкой «Полковник М.С. Трезубов», остановился, прислушался. В кабинете начальника тишина. Постучал в дверь, открыл ее, вошел:
– Разрешите, товарищ полковник?
– Заходи, Ульрих Романович, – пожилой полковник с окладистой бородой, гостеприимно пригласил подчиненного в кабинет, – чай будешь?
– Нет, спасибо, Михаил Станиславович, на дежурстве литра два выдул.
– А я попью. И ты знаешь, заметил: после крепкого чая лучше думается, – удивленно сообщил Трезубов, сел напротив Булавина с бокалом, любовно погладил свою знаменитую бороду.
Среди военнослужащих на острове эта борода командира служила предметом шуток и зависти. В прошлом году из Москвы к ним прибыла инспекторская проверка. Рассказывают, что когда Трезубов встречал на аэродроме проверяющего генерала, то тот после доклада руководителя объекта, неодобрительно посмотрев на явное нарушение Устава, не удержался и спросил:
– А что это вы, товарищ полковник, как старообрядец какой, бородища с лопату?
– Медицина порекомендовала, товарищ генерал, горло замучило, – мгновенно доложил Трезубов. – Мне здесь местный врач посоветовал: или уезжайте отсюда, или отрастите бороду. Уезжать не хочу, потому и отрастил.
Больше генерал вопросов по этому поводу не задавал.
– Представление на звание я отослал две недели назад, думаю, скоро будем обмывать, – информировал Трезубов подчиненного.
– Спасибо, товарищ полковник.
– Тут вот что, Ульрих Романович, – полковник откинулся на спинку стула, загадочно посмотрел на подчиненного, – не приходилось бывать на Виктории?
– На острове Виктория? – уточнил Булавин.
– На острове.
– Нет. С пограничниками как-то приходилось мимо пролетать, а так… нет.
– Ты ведь на гражданке химфак заканчивал.
– Так точно, казанский техуниверситет.
– Не забыл еще, чему учили?
– Нет, после универа пришлось даже поработать в одном НИИ. Основное помню…
– Надо слетать, Ульрих Романович, в командировку на остров Виктория. Меня попросили выделить одного человека на одну операцию…
– Какую операцию?
– Не знаю. Сказали, требуется толковый офицер, опытный полярник и с химическим образованием.
– А при чем тут Виктория? И зачем?! Там уже лет двадцать лет никого и ничего нет …
– Значит, что-то есть. Я выбрал тебя. Не скрою, с сожалением. Отрывать лучшего начальника смены…. В общем, требуется твое принципиальное согласие.
– Ну, что ж, товарищ полковник, – Булавин усмехнулся, мотнул головой, – я человек военный…
– Тогда сделаем так. Сейчас иди, отдохни до утра. Сегодня прилетает один начальник с Большой земли. А завтра он с вами встретится и все вам расскажет. – Хорошо, товарищ полковник. Разрешите идти?
– Иди.
Булавин встал, направился к двери. Уже на пороге Трезубов остановил его вопросом:
– Ульрих Романович, подожди, – Булавин остановился. Трезубов встал из-за стола, подошел к подчиненному, – как у тебя с женой? – испытующе посмотрел на майора.
– Никак, – Булавин криво усмехнулся, – подала на развод, я ей даю развод.
– Может, дать тебе отпуск на неделю, чтобы уладить? Слетаешь?
– Нет, Михаил Станиславович, уже не склеить. Она недавно похвасталась мне: «Нашла нового мужа. Лучше тебя, и я им очень довольна».
– Ну и стерва! – с чувством произнес Трезубов. – Ладно, иди, отдыхай.
Крах семейной жизни был действительно ударом судьбы для майора Булавина. Лиану он встретил в Петербурге во время отпуска. Ему тогда было тридцать один, ей – восемнадцать. Она студентка, он – старший лейтенант, служивший на «точке» в Кировской области. Любовь вспыхнула и обожгла их обоих, год переписки, на следующий год поженились. Родители Лианы настороженно отнеслись к этому браку, но промолчали, потом смирились. Девяностые годы – время тяжелое, мутное, а Ульрих почти всю зарплату регулярно высылал юной жене. Потом родился Глеб. И как-то так получилось, что все годы службы они жили раздельно. Глеб часто болел, это было причиной, по которой она не приезжала к нему надолго жить «в казарме». Потом были другие причины: «Не хочу терять хорошую работу», «Глебу надо поступать в институт». Четыре года назад, перед переводом на землю Франца Иосифа, он купил двухкомнатную квартиру в Петербурге. Не хоромы, но вполне приличная двушка. Теперь, как он полагал, семейные скрепы есть. Через год уволюсь из армии, вернусь в Питер, заживем как все нормальные люди. Так он планировал.
Но что-то случилось в семейной жизни, домашний очаг больше не грел. Это он остро почувствовал в прошлом году, во время последнего отпуска. Раньше, когда он переступал порог дома, Лиана кидалась ему на шею, и долго стояла, прилипнув к мужу после долгой разлуки. На этот раз холодность жены его поразила.
– Приехал? – бесцветно спросила она его на пороге, молча, подошла, холодно наградила дежурным поцелуем.
В постели лежала бревном, словно выполняла унылую супружескую повинность, такую же, как уборка в квартире или мытье посуды. После интима, буркнула «Давай спать. Мне завтра рано на работу», повернулась к нему спиной, вскоре уснула. Ни привычных женских ласк, ни даже интереса к его жизни в Арктике. Утром, когда он встал, на кухонном столе нашел записку: «Завтрак в холодильнике».
Скандал разразился вечером, когда Лиана возвратилась с работы. Он сообщил жене, что подписал контракт еще на один год службы в Заполярье. После этого у него будет солидная выслуга, тридцать один год, можно выходить на отдых с приличной пенсией. Возраст пятьдесят три, еще не старик. То, что она без восторга отнесется к его решению, он предполагал. Но реакция Лианы была слишком эмоциональной: «Ты только о себе думаешь!», «Я устала от такой жизни», «Вот и убирайся туда и целуйся там со своими медведями!» – поток истерики и злобы, полившийся на Ульриха, оглушил.
– Подожди, Лиана, – мужчина робко попытался оправдаться. – Я ведь для семьи стараюсь. Если бы не моя служба, у нас не было бы этой квартиры…
– Для семьи? – она встала напротив мужа, глаза сверкали, в этот момент она была удивительно красива. – На семью тебе наплевать! Сын уже забыл отца….
Майор Булавин был подавлен. Вот и высохла вся любовь, с горечью констатировал он. Сын, студент третьего курса юридического факультета, тайно доложил отцу, что у мамы завелся какой-то «хмырь». Это окончательно добило Ульриха. Ну что ж, горько размышлял он, она еще женщина в соку, сорок лет, ей мужик нужен. Он даже раньше, за неделю до окончания отпуска, уехал из дома.
Все это пронеслось в памяти пожилого майора, по пути к своему холостяцкому дому. У крыльца сидел Джек, трехлетний сибирский хаски. Увидев хозяина, он потрусил ему навстречу, повиливая хвостом. «Ну, как ты тут, не замерз?» – Ульрих присел на корточки, потрепал пса за холку. Тот, радостно взвизгнув, лизнул его в щеку. – Пошли, позавтракаем».
Раньше, уходя на суточное дежурство, Булавин закрывал Джека в квартире. Но тот один раз умудрился открыть дверь и выбежать на улицу, когда была метель, выстудил всю квартиру. Эта порода собак, как понял Булавин, прекрасно приспособлена к суровым условиям Арктики и может спокойно переносить на открытой местности даже лютые морозы.
Ульрих разделся, поставил на электроплиту вчерашний суп, сел в кресло. Джек подошел к нему, положил морду на колени Булавина. «Знаешь, за что я тебя ценю, Джек, – погладил по голове пса, – ты за любовь ничего не требуешь, ну, разве что миску супа, – Джек лизнул его в руку, преданно посмотрел в лицо хозяина, – уж ты-то меня не предашь».
Позавтракав, сел перед телевизором, но после бессонной рабочей ночи и горячего супа глаза непроизвольно начали слипаться. Отключил телевизор, не раздеваясь, лег на кровать и через пять минут провалился в глубокий сон.