– Три патрона за килограмм, – продолжал торговаться Раф.
– Четыре! – наконец уступил староста. Они спорили уже час. Или больше? Судя по тому, сколько выпили пива – гораздо дольше.
– Три с половиной, – Раф оказался упорнее.
– Половина – это как? Пополам патрон пилить будем?
– А мы четное количество килограммов картошки возьмем.
Староста на минуту задумался. Пошевелил губами…
– Три с половиной? Не пойдет, слишком мало.
– А на чем вы картошку повезете? И чем расплатитесь? У вас патроны по карманам лежат? – поинтересовался дюжий парень с белой, будто присыпанной мукой кожей и белесыми ресницами.
«Кажется, его Вальдеком зовут», – вспомнил Каланжо.
Белобрысый, придя с улицы, не раздевшись, только скинув шапку и варежки, принялся есть картошку прямо со сковородки.
– Патроны в вездеходе, в багажнике, – отвечал Каланжо.
– Так уехал твой вездеход. Тю-тю. А на слово картофельники не верят.
– Погоди! Как это нету?! – всполошился Том. – Ты о каком вездеходе говоришь?
– О вашем. Вы на нем приехали. Тот, что для мортала серебром окован, – невнятно, с набитым ртом сообщил Вальдек. – Пива налейте, а то подавлюсь.
– Наш вездеход?! – Том уронил картофелину на пол. – «Молниеносный»? Но почему? Кто… кто позволил! – Том вскочил и бросился наружу.
– Вы его сами и украли! – сказал Димаш.
– Не гони волну! – огрызнулся Вальдек.
– Объяснить ты что-нибудь можешь толком? – спросил староста.
Каланжо схватил автомат и вскочил.
– Ваш герцог на нем уехал. – Белобрысый наконец проглотил картофелину. – Я как раз из дома вышел, когда они мимо проезжали. Гляжу, ворота уже распахнуты, и герцог, не тормозя, на вездеходе чешет. Только за воротами уже чуть с деревом не поцеловался. Пошел сменщика в будочку спросить, куда он поехали в темноте-то, и почему ворота в такой час отперты, только гляжу: сменщик на полу сторожки валяется и дрыхнет. Я его будить, а он не просыпается.
– Он один уехал? – Каланжо вновь сел.
– С ним был наш Генрих. Из новичков.
– Кто такой Генрих? Ваш человек? – спросил Каланжо.
– Пришлый. В деревню три недели назад прибился. Пришел в форме «красных» и остался. Сказал, хочет в Диком мире навсегда поселиться.
– Ничего не понимаю! – признался Димаш. – Куда они поехали? Зачем? Виктор… То есть герцог… ну… наш… в общем… пошел навестить раненого. Генрих – это раненый?
– Нет. С чего вы взяли? – удивился староста.
– Да чего тут понимать! Догонять их надо! – воскликнул Димаш. – Тут дело не чисто!
– Давно они уехали? – Каланжо вновь поднялся.
– Уж полчаса как, – белобрысый отхлебнул пива.
– Почему сразу нам не сказал? Почему их не задержали в конце концов? – все больше горячился Каланжо. Равнодушие деревенских его не просто раздражало – бесило.
– А я знаю? Может, вы нарочно за этим парнем приехали? И потом – кто из наших посмеет герцога остановить? Герцог этот мир знает как никто другой. Он самовластный. Что хочет, то и делает. Ему никто не указ, ни деревня, ни мортал, ни Валгалла. Если едет – значит, надо ему. Герцог мне отчета не дает.
Каланжо махнул рукой: спорить – дело безнадежное.
– Надо догонять! – решил капитан. – Машина есть? – обратился он к старосте.
– Джип могу дать. Но в залог два цинка с патронами.
– Два цинка! – передразнил Каланжо. – Разве мы не должны друг другу помогать?
– Мы зиму пережить должны, – отвечал мрачно староста. – Два цинка гони и бери машину. Просто так не дам. В мортале машину несложно покалечить.
– Да этих машин, по дорогам брошенных, – бери не хочу! – вскипятился Каланжо.
– Вот и бери, коли успеешь добежать и мары не пристрелят, – хмыкнул староста.
– А где мы два цинка возьмем, если все патроны у нас в вездеходе остались? – задал резонный вопрос Димаш.
– Ладно, берите джип без залога, но помните – он два цинка стоит, – уступил староста. – Генералу скажите: не так все в этом году. Наперекосяк. Кто на воротах стоял?
– Петро, – отозвался Вальдек. – Я его домой стащил. Нечего ему в сторожке валяться. И ворота запер.
– Почему меня сразу же не предупредил? – похоже Михал разозлился. – Успели бы твоего Петрушу в тепло отвести! А так за это время они черт те куда уехали.
Джип оказался небольшой, но вместительной машиной, к тому же имелась защита от мортала. Кабина посверкивала серебряными заклепками. Стекло здесь, как и в вездеходе герцога, покрывала ажурная сеть из серебра. Том, уже успевший обегать чуть ли не все деревню и даже за ворота выскочить, вернулся назад, к тому месту, где стоял джип, и зачем-то принялся оглядывать следы на снегу.
– Зря едем, никого уже не догоним, – сказал Раф, – тем более, у них вездеход герцога, эршелла хватит половину здешнего мира объехать.
– Хватит болтать! Том, садись за руль! – приказал Каланжо.
– Не могу, – Том чуть не плакал.
– Я сяду, – предложил Раф.
Том не возражал. Он выглядел потерянным после угона «Молниеносного» – то смотрел в одну точку, то начинал всхлипывать. Раф вел машину умело и даже лихо. В свете фар все быстрее кружились снежинки. Вот-вот завьюжит – тогда и следов не найти.
– Не заблудимся? – встревожился Каланжо. – Ишь, сколько белых мух налетело!
– Если Виктор вездеход покалечит – убью! – пообещал Том.
– Получается, Виктора Павловича нарочно к раненому позвали. Выманили из дома. Ловушка это была. Так? – сказал Димаш. – Но зачем?
– Вернемся – спросим, – пообещал Том. – И пацану тому морду набьем.
– Может, он в крепость поехал? И мы зря переполошились? – окрылился надеждой Димаш.
– Виктор Ланьер – не здешний герцог, как дикарь вести себя не стал бы, – рассудил Каланжо. – Он бы нас непременно предупредил, если б решил куда-то ехать сам, по доброй воле.
– Точно, Виктор Павлович нас бы не бросил, – поддакнул Димаш.
Они доехали до перекрестка и вылезли оглядеться. Следы псевдоколес явно указывали, что вездеход свернул направо. Значит – не в крепость, а по дороге к морталу. К тому же вездеход проехал совсем недавно: следы не успело занести. Возможно, Вальдек ошибся, и с момента угона вездехода прошло минут десять-пятнадцать.
«Тот самый мортал, в центре которого белое пятно», – сообразил Каланжо. И закричал внезапно сорвавшимся голосом:
– Гони!
Все кинулись в машину. Джип рванулся с места. Полетел. Буквально: псевдоколеса не касались снежной колеи. Перед ними в свете фар отчетливо читался след псевдоколес вездехода. Судя по колее, тот, кто сидел за рулем, не спешил. Не опасался погони? Или – напротив – ждал!
– Нагоним! – кричал Димаш. – Нагоним!
– Рот закрой, – предложил Каланжо. – А то язык прикусишь.
И вправду, машину трясло.
– Я их вижу! – закричал Раф.
– Гони! Быстрее! – надрывался Каланжо. – Скоро мортал! Гони!..
Докричать не успел. Впереди вдруг закружилась поземка, снежные вихри закрутились, белый водоворот подхватил джип. Машина перестала слушаться руля и стала разворачиваться поперек дороги. Раф только пискнуть успел. Попытался удержать машину, но не сумел. Джип вильнул и на полной скорости врезался в высоченный сугроб. Каланжо показалось, что его по голове дубиной огрели: звезды из глаз брызнули – как будто в самом деле чем-то тяжелым приложили. Если бы в дерево – разбились бы насмерть. А так – лишь обездвижились, когда машина нырнула в снег.
Будь Виктор по-прежнему со своими друзьями, он бы разглядел, что вихрь возник не сам по себе. Его крутили, загоняя, как пушкинскими бесы, призраки мортала. Он бы услышал их крики и разобрал, что они постоянно повторяют одно и то же: «Приказ, исполнить приказ». Но Виктора не было в джипе. И потому никто этих воплей не услышал и не увидел кружащих в снежных вихрях бесов.
Первым очнулся Димаш. Из носа текла кровь, в ушах звенело. Чувство было такое, словно внутри все перетряхнулось. И теперь желудок и сердце оказались не на своих местах. Димаш, плохо соображая, что к чему, попытался открыть дверцу. Не получилось. Налег плечом. Дверца не шелохнулась – снаружи ее подпирал снег. Рядом зашевелился Раф. Закрутил головой, чихнул. Ударил ладошками по стеклу.
– Хочешь выбраться? – фыркнул Димаш и закашлялся. – Ну-ну, попробуй.
– И попробую! – Раф стер кровь с лица рукавом курточки.
Опустил стекло на дверце и полез наружу. Коленом уперся Димашу в плечо, каблуком угодил в ухо.
– Полегче, гномик! – разозлился Димаш.
И замолк – комья снега залепили рот. От холода очнулся Каланжо – снег угодил ему в лицо и за шиворот. Последним в себя пришел Том.
– Я обмочился, – признался Том.
Остальные чертыхались, барахтаясь в снегу.
– Я снаружи! – донесся тоненький голосок Рафа. – Тут никого нет.
Том перебрался на место водителя и попытался дать задний ход – не получилось. Джип увяз накрепко. Пришлось откапывать с помощью лопаток. Откапывались больше часа.
Дальше ехали уже без всякой надежды, на малой скорости. Вездеход не нагнать. Была слабая надежда: вдруг тот сломается. Или… Каланжо внимательно вглядывался в освещенную фарами дорогу. Вдруг знак какой оставил им Виктор. Но ничего они не заметили, никаких особых знаков не встречалось. Перед ними на дороге только снег. И рубчатые следы псевдоколес.
У границы мортала встали.
– Куда теперь? – спросил Том.
– Витьку похитили, – изрек Каланжо истину, уже очевидную всем. – Едем за ним.
– У меня штаны мокрые на морозе-то! Яйца отморожу, – захныкал Том.
– Не отморозишь: у нас в джипе печка, – обнадежил Каланжо.
– Я же говорил: не догоним их, – сказал Раф. – Надо поворачивать – впереди глубокий мортал. Там полно ловушек. Это опасная зона. Сюда никто никогда не заходит. Только призраки.
– А Виктор Палыч? Что с ним? Бросить, да? – возмутился Димаш. – Дорога есть. Гляди! Будто стрела прямая. Вездеход проехал.
– Вездеход герцога. Он нарочно для мортала сделан. Отец всегда говорил, что эта дорога запретная, – поведал Раф. – Нельзя нам по ней ехать. Сгинем.
– Отец говорил… – передразнил Каланжо. – Что ж он тебя не предупредил о всякой сволоте, по этим дорогам шляющейся? – Ты хоть знаешь, куда эта дорога ведет?
– Отец сказал однажды, что в центре мортального леса укрыта Валгалла.
Каланжо отошел в сторону, достал карту, рассматривал минуту, другую. Потом спрятал.
– Что теперь делать будем? – На преследовании он больше не настаивал.
– Капитан, пошлем к черту все эти россказни! – предложил Димаш. – Рванем напрямую. Рискнем. Я знаю: мы прорвемся. Виктора Павловича спасем.
– В крепость надо возвращаться, – гнул свою линию Раф. – Расскажем генералу, только он может решить, что делать.
– Ага, вернемся без вездехода, без картошки, без Ланьера. Генерал нас расстреляет! – предрек Каланжо.
– Не расстреляет. Бурлаков никого никогда не расстреливал. Он – гуманист, – заверил Раф.
– Мы будем первыми жертвами гуманиста, – вздохнул Димаш. – Так облажались!
– А я бы шлепнул, – хмыкнул Каланжо. – Тебя, Раф, в первую очередь.
– За что? – изобразил недоумение малыш.
– За то, что не предупредил, гномик! А должен был – ведь ты наш проводник.
– Откуда мне было знать, что в деревне засада?
– Должен был знать! Твой отец часто в деревню заглядывал?
– Осенью – всякий раз либо он, либо я картофельников навещали, – признался Раф.
– Лучше бы тебя украли, гномик, – Каланжо спрятал карту. – Разворачивай машину. Возвращаемся.
– И что же, «Молниеносный» так и пропадет? – уныло спросил Том.
– Видимо. Или думаешь, его покататься взяли, а потом вернут?
– Куда едем? В крепость? – Раф в отличие от Тома демонстрировал несгибаемость духа. Или полное равнодушие – тут сразу не понять.
– Сначала в деревню, – решил Каланжо. – Там заночуем. А потом рано утром в крепость поедем.
Больше никто не спорил. Развернулись и поехали.
Экспедиция не удалась. Это надо было признать. Полный провал. Отчет об экспедиции краткий: облажались, генерал! Каланжо, исходивший этот мир в течение пяти сезонов вдоль и поперек, разбирался в дорогах и здешних приметах. Дорогой, которая виднелась сквозь серый сумрак мортала, он бы ни за что не поехал. Даже если б машина у него была полностью из серебра. Однако этот Генрих (подлинное имя или фальшивое, значения не имеет) на дорогу свернул без опаски. И что выходит? Выходит, что Генрих сам пришел из Валгаллы. Как дважды два. До глупости простая ловушка. Обидно, что угодили в нее с ходу. Ланьера похитили, вездеход угнали. Особенно злило, что предусмотреть все это они не могли. Ланьер обычно все ловушки обходил. Да так ловко, будто его предупреждал кто. Получалось, что этот раз на ухо никто не шепнул.
У ворот деревни их ждали белобрысый Вальдек и староста. Оба были вооружены. Вечные фонари гирляндой висели на воротах, давая изрядно света.
– Догнали? – спросил сразу же Михал. И тут же ответил сам себе: – Не догнали, раз без вездехода вернулись.
– Сообразительный ты у нас, – вздохнул Каланжо. – Мы у вас заночуем? Не против?
– Ночуйте. Не выгонять же вас. – Староста снисходительно хмыкнул. И шепнул на ухо. – А кто это был с вами? Ведь это не герцог, да?
– Герцог, он самый, летом в мортале долго был. Изменился, – соврал, как умел, Каланжо.
– Говорят, он завел дружбу с команданте Тутмосом и его герильей, – проявил свою осведомленность Михал.
– Кто это? – Каланжо в самом деле не знал, кто такой Тутмос.
– Очередные искатели приключений. Мы называем их «новые безумные». Я бы с ними не стал иметь дело. Все они горлопаны и бездельники, и нюхают хрон. Кричат, что надо прекратить воевать и всем обняться. А потом, пообнимавшись, идут воровать нашу картошку. Ладно, ладно, я сделаю вид, что верю всей лапше, что вы мне тут вешали на уши. Идемте, у меня дома переночуете. По деревне без меня никуда не ходить. А то еще кого-нибудь похитят, а мне перед генералом за вас отвечай.
Том напрасно стучал в дом Кощея, рвал ручку двери: ему не отпирали. Потом оконце приоткрылось:
– А ну п-шел отседова! Спать не мешай! – крикнул грубый голос. Вряд ли эскулапа – скорее, лесоруба, а в прошлом, наверняка, стрелка.
Однако Том и не подумал робеть. Еще раз грохнул ботинком в дверь.
– Пацана позови, Кощеева детеныша! Потолковать с ним надо.
– Спит он уже, – отозвался все тот же хрипатый.
– Разбуди!
– Вот еще! Не тебе, пацан, мне приказывать.
– Разбуди! – потребовал Михал, отстраняя Тома и поднимаясь на крыльцо.
Ему тут же отворили. Здоровяк в ватнике на голое тело провел Михала и Тома на кухню. Здесь горела вечная лампа. И на стуле, одетый в теплый свитер и рейтузы, сидел давешний мальчишка, тот, что выманил Виктора Ланьера из дома. Сидел, съежившись, глядя в пол. Ожидал расправы.
– Ну, рассказывай, Рустик, чем тебе Генрих заплатил, чтобы ты ему в спектакле подыграл, – сказал староста, усаживаясь на табурет напротив.
– Да я… я просто так, дядя Михал, – попробовал запереться Рустик. – Сказали, я пошел и позвал. Откуда мне знать – для чего.
– Не лгать! – рявкнул староста.
– Две пачки сигарет дал, – признался Рустик. – И жвачку. Жвачку я уже съел. А сигареты – вот. – Рустик выложил пачки на стол.
Приоткрылась дверь, худой тощий человек в халате и вязаной шапочке шагнул на кухню несмело.
– Да ладно тебе, Михал! – попробовал защитить сына Кощей. – Ну, глупость сотворил, искушению поддался, так мальчишка ведь. Что ж нам, казнить его теперь?
– За глупость надо платить. Явятся псы – рабов покупать после Нового года, продадим.
– Да ты что? – Кощей стал рвать халат, царапать грудь, будто хотел что-то спрятанное достать и отдать старосте, как Рустик только что отдал сигареты. – Побойся бога! Да за что мальчишку-то?
– Я же сказал: за глупость. – Михал был невозмутим.
– Дядя Михал! Простите! – заревел Рустик. – Я вам скажу, я такое нашел, случайно… Я отдам! Вот.
Он кинулся на колени, поднял деревянную плашку в полу, и извлек из простенького тайничка припрятанное днем: кобуру от игломета. Похитителю было несподручно лежать, ожидая жертву, держа под одеялом не только игломет, но и кобуру с ремнем. Вот он кобуру и бросил за кровать, а пацан после уже нашел.
Михал взял находку, повертел в руках. Кожа хорошая, заклепки металлические, пряжка серебряная, и на ней эмблема – венок, меч и орел.
– Знак Валгаллы. Вот откуда этот Генрих пожаловал. – Староста покосился на Тома. – Они ждали герцога, знали: осенью герцог непременно придет в деревню. Ну что ж, дождались. Ладно, Рустик, не будем тебя продавать. – И староста слегка тронул Тома за плечо. Разрешал пару раз виновного приложить. От души.
Том не сдвинулся с места.
– Ты чего? – спросил Михал.
– Надо было запереть вездеход, – пробормотал Том. – Сам виноват.
И кинулся вот из дома.