Любовь, надежда, вера

Не было такой стороны в деятельности императора Николая II, которая не подверглась бы очернению в писаниях сначала «прогрессистов», а затем и литературной прислуги коммунистического режима. Если не удавалось отыскать чего-либо порочащего, предавали осмеянию даже заведомо положительные черты его характера. Словом, убитый император никаким образом не сумел бы подладиться (знай он, что придется «позировать» для либеральных и большевистских биографов) под беспощадные вкусы моралистов этого сорта. Если был хладнокровен – получал ярлык «амебы». Если проявлял твердость – обзывали «кровавым», «вешателем». Даже привязанность государя к семье – и та послужила для литературных палачей материалом к обвинительному заключению. Только один пример – писания видного эсера, входившего в число организаторов Февральского переворота С. Мстиславского[2]: «… Николай Александрович был примерным семьянином… Он точно прятался от жизни в тесный, замкнутый, опресненный до обывательского застоя, мирок. Когда впоследствии уже после отречения, он говорил об удовольствии, которое доставляет ему колка дров, прогулки и к одной семейности сведенный круг, – он был, несомненно, искренен: он не мог не испытывать огромного облегчения от сознания, что он приобрел, наконец, право – ни о чем не думать».


Царская семья на яхте «Штандарт» (Ольга, Николай II держит Алексея, за ним Анастасия, рядом супруга Александра Федоровна, перед ней Мария, рядом стоит Татьяна) (1907 г.)


Таковы умозаключения человека, который всю свою жизнь двурушничал – наружно служа государству за немалую мзду и тайно участвуя во всех подрывных организациях – от масонской ложи до партии социалистов. Что мог знать и понимать о жизни венценосцев тот, кого хватило на то, чтобы раз в жизни взбунтовать чернь, а затем десятилетиями лакействовать (в писаниях своих) перед новыми властителями?..

Какой же веры заслуживают сочинения всякого рода касвиновых и радзинских[3], занятых обелением палачей или, если это не ко времени, хотя бы их «извинением». Такие как Мстиславский хотя бы нюхнули край царских одежд, а нынешние?..

Но задача наша не «оспоривать глупца», по слову Пушкина, – а показать истинный облик того, кого Русская церковь причислила к святым покровителям своего народа. Ведь он действительно обладал редким – особенно в наше время – даром любви. Сколько людей, встречавших императора хотя бы раз в жизни, говорили о его способности очаровывать, привлекать к себе. Особенно показательны такие свидетельства, исходящие от простых людей – в этой среде вряд ли объяснишь привлекательность государя хорошими манерами или воспитанием. Выросшие в православной среде, такие собеседники императора понимали человечность и доброту прежде всего в религиозном значении. Любовь к ближнему, а не светская вежливость – их различие было весьма ощутимо для людей той древней культуры, которая почти выветрилась ныне.

Солдат-украинец, прикованный к госпитальной койке, говорил флигель-адъютанту В. Свечину, побывавшему в палате для раненых после визита Николая II: «Ваше высокоблагородие, у государя такие глаза, що в жисть не бачил – до смерти не забуду. Люди говорили, что ему до нас дела нет… Теперь я знаю – то злодеи, хуже немца – все брешут… Уж мене теперь сего не скажут… Коли бог даст, выдужаю – убью всякого, хто скажет що такое подобное… Я видел его глаза и знаю теперь правду. В них слезы были, вот те Христос, сам видел. Сказать не поверят: Царь, Император Российский плаче… Смотрил на нас искалеченных и плакал… Знать жалел. Видно, правду в полку учили, когда сказывали, що мы для него як дити. Как есть отец по детям и плаче…»

После таких слов требуется ли особо говорить о родительских чувствах императора к собственным детям? Остается лишь добавить, что это был образцовый отец, а вся императорская семья являла собой олицетворение истинно христианской семьи, идеал православного дома для всей России. Так она и воспринималась нашими недавними предками – многодетная крестьянская Русь видела в Помазаннике Божием и его семье как бы прообраз святого семейства, святого, и в то же время близкого всем – и по одновременности жития своего на одной с каждым из русских людей земле, на одном языке говорящей, одни молитвы каждодневно творящей…


Венчание Николая II и великой княжны Александры Федоровны (Худ. И. Е. Репин)


После торжественного венчания в ноябре 1894 года невеста молодого царя стала именоваться государыней императрицей Александрой Федоровной (она согласно закону Российской империи приняла православие). Через год появился на свет первый ребенок царской четы – великая княжна Ольга Николаевна. В июне 1897 года родилась Татьяна, в мае 1899 – Мария, в июне 1901 – Анастасия. Наконец, 30 июля 1904 года родился долгожданный наследник престола – великий князь Алексей Николаевич. По этому случаю царь издал манифест, предоставлявший населению России различные льготы.


Император Николай II и императрица Александра Федоровна (1896 г.)


Но уже вскоре радость родителей была омрачена – через несколько дней после рождения у Алексея началось кровотечение, все попытки врачей остановить его оказались безуспешными, оно прекратилось через какое-то время само по себе. Выяснилось, что наследник болен гемофилией – несвертываемостью крови. Этот редкий недуг передался ему через мать от ее бабки – английской королевы Виктории. Женщины сами не страдают от гемофилии, ей подвержено только мужское потомство. Опасность болезни в том, что любой ушиб или порез может стать причиной смерти больного от внутреннего кровоизлияния или кровотечения из мелкой ранки. Ни тогдашняя, ни теперешняя медицина не смогли найти способ излечения, и только нетрадиционные методы врачевания оказались эффективными. Единственным, кто мог облегчать страдания царевича Алексея, оказался выходец из далекого сибирского села Григорий Распутин…

Еще несколько лет назад имя этого сибирского крестьянина слыло символом «разложения монархии»: с подачи кадетской и социалистической прессы 1910-х годов и советские публицисты упражнялись в сочинении небылиц о злодее Распутине. Истина же куда проще: миф, созданный газетно-журналистской мафией, необходим был для дискредитации императорской фамилии и политической системы, олицетворявшейся Николаем II.


Великие княгини Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и наследник Престола Русского цесаревич Алексий (1910 г.)


Автор этих строк, когда-то вдоволь начитавшийся антираспутинских сочинений, был изрядно шокирован сообщением старого питерского собирателя пословиц Федора Петровича Некрылова. Фольклорист составил сборник воспоминаний о своем учителе – известном физиологе Алексее Алексеевиче Ухтомском – и пытался пристроить их в печать. Дело было в начале 1980-х годов, и публикация этих мемуаров оказалась непростым делом. Ибо академик, скончавшийся в блокадном Ленинграде, был весьма неоднозначной фигурой. Мало того, что он закончил духовную академию и принял сан старообрядческого священника, он еще и состоял в близком родстве с князем Эспером Эсперовичем Ухтомским, воспитателем последнего русского царя. Посему в дореволюционные годы и сам как отпрыск древнего княжеского рода был вхож в великосветские дома Петербурга.