– Давайте вернемся в 1945 год. Была ли альтернатива у Польши остаться западной страной?
– Ну, это не от нас зависело, и, конечно, альтернатива была в течение Тегеранской, а потом и Ялтинской конференции. Но мы, к сожалению, там не остались. Тем более интересно, что было очень вероятно, что Греция могла бы быть частью советского лагеря. Грецию удалось от этого спасти, но нас не спасли.
– А как был настроен польский народ?
– Ну, все было однозначно, все хотели, чтобы мы дальше жили в нормальных европейских условиях. Люди себе не представляли даже, что у нас будут колхозы – это был такой символ, что мы будем похожи на Советский Союз.
– А Армия Крайова была влиятельной силой в этот момент?
– Очень влиятельной. Но она, к сожалению, в определенный момент должна была остановиться и исчезнуть.
– И что произошло с теми, кто был в ней?
– Многих выдающихся людей потом коммунисты преследовали. И самое горькое, что преследовали патриотов. Особенно преследовали тех, у кого были великие заслуги в борьбе против немцев. И до сих пор это проявляется, людей, которые боролись против немцев, обвиняют в недостатке патриотизма, потому что они были антикоммунистами, конечно. Ведь Польша в течение войны и после семнадцатого сентября, после Катыни, была очень антикоммунистической, это началось в 1920 году. Польский рабочий очень не любил Советский Союз.
– А о Катыни знали все в советское время или нет?
– Мне кажется, вся интеллигенция знала. И народ тоже слышал об этом. Были люди, которые надеялись, что все-таки это сделали немцы, но таких было меньшинство.
– Армия Людова была чем-то значительным?
– Насколько я знаю, не очень. Но она тоже была не на сто процентов подчинена коммунистам. Была борьба, чтобы их подчинить.
– А каким образом Советскому Союзу удалось в 40-е годы изменить курс Польши фактически руками поляков?
– Ну, не до конца руками поляков, все-таки в страну вошла огромная советская армия, и это они наводили здесь порядок. Генерал Серов[10], начальник КГБ, давил на Польшу, он возглавлял все акции, он решал, кого депортировать, кого «закрыть», кого послать в тюрьму. Хотя, конечно, была группа поляков, которая уже в 1920 году хотела, чтобы свободная Польша, после Первой мировой войны, присоединилась к Советскому Союзу. Но это было абсолютное меньшинство – люди, которые себя не чувствовали по-настоящему поляками, как маршал Рокоссовский[11], который был сильно русифицированным в своем мышлении и хотя и говорил, но плохо, по-польски. Он, может быть, пусть по-своему, чувствовал себя поляком. Но поляки его как своего не воспринимали.