Глава 8

Лейла заставила меня ждать больше часа, сидя на скамейке возле ее рабочей комнаты. Я не помнила ее со времен, когда жила в этом доме на совсем иных правах. Сейчас ко мне относились хуже чем к прислуге. Когда наконец-то женщина во всем черном позвала меня я судорожно сжала пальцы. Наверное, она меня не возьмет. У нее такие страшные глаза и этот черный цвет. Как будто она в трауре.

Я прошла за ней следом в комнату, где стояли аккуратно коробки на полках, лежали какие-то свертки. Ее комната была похожа на склад. Посередине стол, журнал в котором она все записывала от руки и прозрачная высокая чашка с черным чаем.

Этим чаем пахло все помещение. Она смешивала его с мятой.

– Присаживайся, – сказала на арабском, и я села напротив стола. Она долго еще что-то высматривала в журнале, отмечала, слюнявила палец и переворачивала страницы.

– Я пришла…

– Я знаю зачем ты пришла.

Я замолчала, потому что она всем своим видом заткнула мне рот. Спорить не хотелось. Я была раздавлена разговором с Ахмадом. Я была этим разговором убита. Наверное, нужно было уйти с гордо поднятой головой, но у меня этой гордости не осталось. Я хотела знать, что он ищет моего сына. А еще мне было некуда идти и я бы уже не вернулась к Азаму. Это слишком унизительно.

– У меня для тебя ничего нет. Прислугу только набрали, кухня переполнена, конюшни…там тоже работников хватает. В прачечной все забито.

– Я…готова на любую работу.

– Кто бы сомневался.

Проворчала она и снова порылась в книге. Потом посмотрела на меня небольшими черными глазами очень пронзительными и пытливыми.

– Есть кое-что…но оплаты не будет. Работаешь за еду, крышу над головой и одежду.

– Я согласна!

– Я еще не предложила. Может ты не подходишь. Надо чтоб тебя увидели.

– Кто?

– Та, у кого ты станешь прислуживать. Я могу оформить тебя на работу нянькой к одной из наших работниц. У нее маленький ребенок и он мешает ей выполнять свои важные обязанности.

Нянькой к ребенку прислуги…Я на что угодно пойду. Хоть поломойкой.

– Я согласна.

– Ладно…особых кандидатур у меня сейчас нет. Только ты. Так что выбирать не из кого. В твои обязанности входит забота о ребенке, помощь по дому. Если нужно будет тебя отправят на любой участок, и ты будешь выполнять то, что тебе скажут.

Я согласно кивала и была очень рада, что для меня нашлось хотя бы что-то. Потому что вначале нашего разговора я отчаялась.

– В этом доме много правил…Ты должна их выучить и строго им соответствовать. Ты не имеешь права входить в покои хозяев, разговаривать с ними, приближаться к ним. Ты – чернь и работа у тебя самая черновая. С мужчинами не флиртовать за разврат увольнение, вести себя скромно. Не пить, не курить. Тебе выдадут три сменных одежды, твоя комната будет находиться в правой части дома. Пока что это единственный вариант… я бы разместила тебя с прислугой, но сейчас нет мест так что тебе достанется одна из хороших комнат для гостей. Ты получишь набор всех необходимых вещей. Мыло, полотенца, расческу, средства для гигиены и так далее. В комнате все будет. Если что-то нужно – за снабжение отвечаю я. Ты приходишь ко мне и мы посмотрим, что можно сделать. Ко всему относиться экономно. Мыло и дезодоранты выдаются раз в месяц. Так что если ты выльешь на себя весь бутылек мыла или шампуня, то следующий не получишь и будешь ходить грязная…А за это могут и уволить. Вещи относишь в стирку раз в неделю по вторникам. Ко всему относиться бережно.

– Я поняла.

– Вот и хорошо что поняла… а еще слуги знают кто ты такая. Поэтому веди себя потише. В любой момент кому-то может прийти в голову наказать тебя. Я просто предупреждаю. Детей хозяина здесь очень любят… и сплетни быстро расходятся по дому и по деревне. То, что тебя приняли в этот дом великая милость хозяина.

Внутри неприятно похолодело. Значит меня считают убийцей и ненавидят. Никто не разуверил людей в моей невиновности.


***


Какое-то время я ожидала за дверью. Потом Лейла вышла со стопкой одежды, полотенец и пакетом. Она позвала какого-то мальчишку и велела ему помочь мне все отнести в комнату. Мальчишка зыркал на меня карими глазами с любопытством и с неким презрением. Я не знала кто он такой, а он, кажется, прекрасно знал кто такая я.

– Ибрагим, покажи Аллаене ее комнату, потом принеси бутыль с водой ко мне в кабинет.

Мальчишка что-то крикнул в ответ то ли согласие, то ли перекривлял Лейлу. Он шел впереди меня довольно быстро, и я еле за ним поспевала. Мы действительно направлялись не в комнаты для прислуги, а в ту часть дома, которая была ближе к хозяйским комнатам. Не знаю радовало меня это или огорчало. Я сейчас вообще ничего не знала. Я была сплошным ноющим шрамом, незаживающей обнаженной раной. Когда вы идете просить с надеждой, а вас всаживают тупой нож и кромсают вам ваше сердце то эта надежда истекает кровавыми слезами и корчится в агонии…но все еще верит, что ей подадут руку чтобы она встала с колен.

Когда он открыл комнату и я вошла в нее мальчик положил мои вещи на стул, и уже у самого порога прошипел

– Шармута!

И убежал. Я пошатнулась, стараясь сдержать стон от резкой боли после этого оскорбления. Потом подошла к двери. Прикрыла ее и обессиленно рухнула на пол. Казалось, мое тело покинули все силы. Я разрыдалась. Я плакала так долго, что у меня потемнело в глазах и опухло все лицо. Потом доползла в ванну, умылась, посмотрела на себя в зеркало. Жалкая, растрепанная, с опухшими глазами и исхудавшим лицом с большими синяками от недосыпа и нервов. Я конечно же уже не такая красивая как раньше и он больше не восхищается мной не смотрит на меня с запалом, не хочет меня… он сам сказал мне об этом. Да и зачем ему я… у него есть Алена. Молодая, красивая, ждущая от него ребенка.

О божееее! Я когда-нибудь смогу воспринять это спокойно. Алена и Ахмад…Как? Он ухаживал за ней? Он…возил ее кататься на лошадях, он устраивал с ней пикники он…он брал ее так же голодно и яростно как меня? Он любит ее? Почему-то в том, что она его любит я не сомневалась. Это не просто ревность. Это какая-то адская черная пелена которая окутывает все мое существо рваным полотном тоски и боли.

В дверь постучали и я снова ополоснула лицо водой и пошла открывать. Когда распахнула дверь, то увидела Азизу и от радости вскрикнула, бросилась ее обнимать….но меня никто не обнял в ответ. Потом холодно отстранила и посмотрела на меня равнодушными глазами та, кто была моей опорой, моей можно сказать подругой в этом страшном месте.

– Ты будешь работать у меня, Аллаена…но я этому совершенно не рада и предпочла бы кого угодно только не тебя!

– Ты будешь работать у меня, Аллаена… но я этому совершенно не рада и предпочла бы кого угодно, только не тебя! – сказала Азиза с чувством превосходства, и я ощутила, как бледнею.


Сжав зубы, я попыталась сохранить хоть какую-то долю достоинства, несмотря на ее пренебрежительные слова. Она, несомненно, наслаждалась своей властью, заставляя меня чувствовать себя неполноценной. Отшатнулась от не вглубь комнаты, а она нагло вошла через порог и закрыла за собой дверь.



– Твое мнение обо мне не столь важно, как ты думаешь, – ответила я, стараясь скрыть свою растерянность. – Я здесь не по своей воле, и я не собираюсь выполнять роль, которую ты мне навязываешь.


Азиза усмехнулась, словно наслаждаясь моим беспомощным положением. Никогда не думала, что ее глаза могут сверкать такой ненавистью и неприязнью. Казалось, она презирает меня. И от этого становилось невыносимо больно.



– Ты можешь высказывать свое мнение, насколько это позволено в твоем положении, но ты все равно будешь служить мне. Постарайся не забывать об этом, – произнесла она, оставив меня с мерзким ощущением адского бессилия перед этой новой, жестокой реальностью.


Азиза медленно приближалась ко мне, словно хищница, наслаждающаяся своей добычей и тем, что я не могу ничего сделать. Я в таком положении, что даже не могу возразить, не могу ничего сказать. Слишком все шатко. Одна секунда и меня могут выгнать. И тогда я проиграю. И мой малыш…его никто не найдет.



– Аллаена, Вика, – прозвучал ее голос, наполненный насмешкой. – Ты действительно считаешь, что здесь что-то тебе принадлежит? Этот дом – теперь мой мир, а ты всего лишь пыль на моем пути. Самида сделала меня главной. Теперь я присматриваю за этим домом и за всем, что здесь происходит.


Я встретила ее взгляд, не поддаваясь ее провокациям. Не понимая, что произошло, почему столько язвительности, столько яда. Неужели она верит тому, что говорят обо мне…за что?



– Азиза, я здесь не для того, чтобы враждовать с тобой. Вспомни, что когда-то ты была в моей власти и я всегда была добра к тебе, – я старалась сгладить углы, старалась вызвать в ней воспоминания, какую-то крупицу чувств ко мне. – Всегда помни об этом. Если в тебе осталась хоть капля благодарности.


Она усмехнулась, ее глаза сверкали злорадством.



– Смелая. Но не забывай, что твоя судьба теперь в моих руках, милая. Я могу сделать твою жизнь адом или райем, как захочу.

Мои кулаки сжались от негодования, но я старалась не потерять контроль. Возможно, меня нарочно провоцируют чтоб я отказалась от работы и ушла. Вспомнились слова Азама, что в этом доме никто меня не любил и что едва я потеряю покровительство хозяина меня сожрут живьем.



– Ты можешь пытаться, но я не дам тебе уничтожить меня, – сказала я, глядя ей в глаза и не отступая.


Азиза приблизилась еще ближе, ее лицо почти касалось моего лица.



– Надеюсь, ты уже утратила свою чрезмерную гордость, потому что я собираюсь раздавить ее, как песчинку под ногтем.


Никогда не думала, что Азиза может быть настолько язвительной и грубой. От ее слов было тяжело дышать и мне не верилось, что именно она так говорила со мной.



– Попробуй, – прошипела я. – Если это доставит тебе удовольствие, Азиза.


– Ты теперь будешь няней моего ребенка, – заявила она, насмешливо скривив губы. – Но не думай, что это придает тебе какое-то значение. Ты всего лишь работница, обязанная служить мне прежде всего.


Я продолжала держать взгляд прямо на ее лице, я не хотела, чтобы она знала сколько боли причинила мне своими словами, сколько разочарования. Кажется на меня сыплются удар за ударом и этот один из самых чувствительных.


– Если ты совершишь хоть одну ошибку, тебе придется расплачиваться за нее, – продолжила она, насмехаясь. – И помни, ты здесь только потому, что я позволила. Выгоню тебя в момент, когда захочу.


Ненависть кипела в каждом ее слове, и она наслаждалась, демонстрируя свою власть.



– Так что лучше тебе следить за каждым шагом, Вика-Аллаена. И помни, что твоя жизнь теперь в моих руках, – закончила она с леденящей угрозой в голосе.


Я молча кивнула, не позволяя ей увидеть своего разочарования и сдерживая слезы, глотая их изо всех сил, чтобы она не увидела моего отчаяния. В этот момент я поклялась себе, что не сдамся, что бы ни произошло.


Азиза, уходя, словно королева, напомнила мне о моей ничтожности, предупредив, что вечером мне придётся быть у неё. Сердце моё билось в отчаянии, а слёзы жгли склеры, выедали глаза, потому что я не позволяла себе заплакать. Но где-то в глубине меня зажглась искра сопротивления, воля сражаться за то, чтобы не потерять последний кусочек себя в этой тьме.


Вспоминая те моменты, когда Азиза была рядом, служа и поддерживая меня, я чувствовала тепло внутри себя, я любила ее, я верила ей. Она была моей тенью в жаркие дни и светом в темные ночи. Бывали моменты, когда её забота была как ласковое прикосновение, способное согреть меня даже в самые адские минуты.



Я помню, как она беззаветно стояла рядом, готовая выполнять любую просьбу. Её руки были моей опорой. В тот момент она была мне не просто служанкой, а настоящей подругой.



И вот теперь, стоя перед этой необъяснимой ненавистью в её глазах, я не могу понять, как всё так изменилось. Куда исчезла та теплая дружба, что была между нами? Воспоминания о её заботе кажутся теперь какими-то отдалёнными, ненастоящими, будто пережитыми с другим человеком, а злоба которая искажала ее лицо перечеркивало ту заботу, с которой она всегда относилась ко мне раньше. Словно ее подменили…подменили и превратили в какого-то монстра. В какой момент я настолько разочаровала ее.



Может быть я должна постараться понять, что происходит. Возможно, за этой стеной ненависти осталась какая-то боль, которую она не решается высказать.

Когда она ушла я устроилась на краю кровати, которую мне предоставили в этом доме – в этом роскошном, но адском месте. Сердце моё колотилось так сильно, будто сейчас разорвет мою грудную клетку. В душе царил хаос, я в апокалипсисе, я горю и сгораю и нет конца этому пепелищу. Я не сомневалась, что это Самида настроила Азизу и ее и Аят и может быть даже Алену. И я какая-то маленькая пешка в этой странной и страшной игре, где каждый ход делала та, кто держал в руках козырные карты.



Эта работа была нужна мне, она стала не только средством выживания, но и той единственной нитью, что связывала меня с этим домом, даже несмотря на весь его мрак и тайны. Я молилась, чтобы все получилось. Чтобы эмир нашел моего сына как обещал. Ради этого можно стерпеть что угодно.



Мысли об Ахмаде пронзали моё сердце, словно острое лезвие, глубоко погружаясь в развороченную душу, проникая так сильно, что я чуть не задохнулась. Моя любовь к нему неиссякаемый источник боли, а его взгляд, полный холодной ненависти, как смертельный удар ножа, которым он кромсал меня снова и снова. Я была готова унижаться, лишь бы быть рядом с ним, но каждый раз я осознавала, как беспощаден путь, усеянный осколками его жестокости.



В углу этой темной комнаты, наполненной лишь горечью и тишиной, я теряюсь в мраке своих мыслей. Я совершенно одинока и беспомощна и не знаю что будет дальше.



Мой ребёнок – мой свет в этой бескрайней тьме – украден и это самое страшное после смерти, самое жуткое что может пережить мать. Неведомые силы утащили его из моих объятий, когда он был ещё таким маленьким и беззащитным. С каждым мгновением моя боль становится тяжелее, как цепь, которую я несу на себе, таща за собой по дороге, усеянной битыми осколками моих надежд.


Ощутила как слезы покатились по щекам, при мысли о моем мальчике, о моем Сашеньке я не могла сдержаться. Я вижу его лицо, его нежные глазки, слышу его первые крики. И все это было у меня отнято. Мое сердце кровоточит от боли, которая не прекращается и от нее нет избавления.

Загрузка...