Все люди делятся на тех, кто отдает приказы, и тех, кто их добросовестно исполняет. Почему-то считается, что тот, кто будет потом приказывать, сначала проходит путь исполнителя. Вот уж нет. Эти ребятки начинают командовать сразу, будучи еще зелеными лейтенантиками или самыми младшими из младших научных сотрудников: стадию курсантов и лаборантов такие минуют тоже в состоянии начальников: отделения салаг или уборщицы лаборатории бабы Клавы и двух подопытных крыс.
Есть, конечно, люди независимые, но в независимости этой, которая со стороны многим кажется свободой, столько же неприкаянности, неуверенности и тоски... Это я знаю точно.
Кто мой визави по положению? Отдающий приказы или исполняющий? Этого я пока не понял.
– Проведите экспертизу, – посоветовал я Данглару. – Это поможет.
– Поможет? Что поможет, господин Дронов? И чему?
– У Алины оставалось еще несколько таблеток. Она предлагала мне попробовать, но я отказался.
– Видите ли, господин Дронов... Еще до моего приезда и за время нашего разговора в гостиной мои сотрудники тщательно обыскали номер и осмотрели все вещи Алины Арбаевой. Ничего похожего на таблетки, наркотики или даже на упоминаемую вами коробочку в номере не найдено. Ничего экстраординарного, вы поняли, господин Дронов, не обнаружено. И это – факт.
– Я понял, господин Данглар. Только...
– Что – только?
– До вашего приезда здесь толклось много людей.
– Это были мои люди. Они очень хорошо обучены и дисциплинированны.
– Верю. Были и гостиничные. Персонал. А коробочка с таблетками ма-а-аленькая, неприметная.
– Я учту это, господин Дронов, – холодно кивнул Данглар. – Но своим сотрудникам, их профессионализму и вниманию я доверяю больше, чем вам. Надеюсь, вы извините меня за это.
– О да.
– И еще, господин Дронов. Вы рассказали о стычке с постояльцами отеля, которые сопровождали Арбаеву.
– Да, и это правда.
– Так вот, Иван Савин послал на место происшествия автомобиль. На шоссе никого не оказалось. И ничего, кроме битого стекла.
– Выходит, на попутке добрались. Или на такси.
– И еще, господин Дронов. К нашему вящему сожалению, никаких новых постояльцев с указанными вами Ивану Савину приметами в гостинице вчера не регистрировалось.
– Значит, девушка ошиблась. Но прилетели они одним бортом с ней. – Внезапно я осекся, помолчал, добавил: – Может быть. – Потер озадаченно макушку.
– Что-то вспомнили еще, господин Дронов?
– Нет. Просто подумал, что эти парни могли уже и улететь ближайшим рейсом.
– Бортов ночью с острова не было.
– Частным самолетом, яхтой, катером, вплавь.
– Вплавь? До материка? Забавно. Но вам, я вижу, совсем невесело.
– Совсем, – подтвердил я кивком.
У моего собеседника в кармане озабоченно запиликал мобильный. Никакого Моцарта и прочей романтики – отрывистые, раздражающие переливы офисного пошиба.
Ален Данглар деловито поднял аппаратик к уху. С полминуты слушал, кивнул, нажал отбой.
– Поскольку вы уже все одно расстроены, господин Дронов, я вас еще немного огорчу, а?
Что я могу объяснить этому породистому англосаксу и французскому барону? Что слово «огорчить» имеет в моем родном отечестве вполне определенный смысл? И вовсе не тот, что на Западе?
– Если только немного, – ответил я и растянул губы в евроамериканском невеселом оскале «cheese».
– На остров вылетел господин Арбаев.
– Надо полагать, с чадами и домочадцами.
– Вы думаете, он привезет всю семью?
– О нет. Только дюжину пареньков с душами жесткими, как наждак, и массой огнестрельного железа.
– Вы находитесь в цивилизованной стране, господин Дронов, и под защитой закона.
Сказать ему, куда он может засунуть свой закон, если Александр Алиевич Арбаев решит «отвязаться» здесь по-взрослому? Не, не буду. Барон все-таки. Мой ответ покажется аристократу бестактным и не соответствующим истине.
– Вы, кажется, усомнились в силе закона?
– Усомнился, – сокрушенно кивнул я.
– Напрасно. Закон поддерживают вовсе не пушки, авианосцы и пистолеты. Его поддерживает авторитет людей, которые отдают приказы.
– Это ново.
– Господин Дронов, вы в вашей России совсем не уважаете закон, а он есть, смею вас заверить. И потому ни сам Арбаев, ни один из его людей не ступит на землю Саратоны, если не будет выполнять установленные здесь правила. И первое и главное из них – никакого оружия.
– Прямо по Хемингуэю: «Прощай, оружие». Разъяренный Александр Алиевич может и не выполнить эти ваши правила. А человек он скорый на действие и весьма темпераментный. – Я задумался на секунду, добавил: – Видимо, дочь была в него.
– Он ничего не нарушит. Он же человек денег, не так ли?
– Да.
– В случае малейшего отступления от принятых установлений ему будет отказано в деловых контактах. Везде. Повсеместно. И как только его компания станет превращаться в убыточное, раздавленное собственным весом ублюдочное предприятие, он сам станет никому не нужен и не интересен. И в вашей стране тоже. Улавливаете мысль?
Я кивнул.
Не знаю, что побудило Данглара задать следующий вопрос: то ли мой рассеянный и усталый взгляд, то ли общая понурость, что присутствовала в облике моем теперь, на самой окраине ночи.
– Скажите, господин Дронов, вы любите Саратону?
– Мне здесь тепло.
– О нет. Вы поняли, что я имею в виду.
– Один мудрец сказал некогда: «Когда дворец блещет убранством, поля засоряют сорники и житницы стоят совсем пустые. И надевать при этом яркие наряды, носить отборные клинки, чревоугодничать, купаться в роскоши – это зовется воровской кичливостью».
Данглар поморщился:
– Таков мир, нет? А сказано красиво. Наверное, кто-то из францисканцев?
– Нет. Лао-цзы.
– Значит, мир таков всегда и везде. «И ничего нет нового под солнцем». Вас это занимает?
– Время от времени. Когда случается что-то, что я хочу и не могу для себя объяснить.
– Например, самоубийство молодой, красивой девушки, для которой этот мир – свой? – Барон Данглар повел рукой над сияющей Саратоной.
– И это тоже.
– Размышления над Лао-цзы, Монтенем, Ларошфуко, Паскалем, как и над Библией, я для себя оставил на пенсионные годы. И вам советую. Трудно жить, постоянно тревожа себя поминанием несовершенства мира, если вы не философ или не монах. А вы ведь не монах, господин Дронов... Пройдемте в гостиную.
Префект усадил меня за стол, сел напротив, выудил из папки бумагу, пододвинул мне:
– Полагаю, вы знаете, что это такое. Вам запрещено покидать Саратону до особого распоряжения. Распишитесь снизу. И пожалуйста, не делайте попыток ускользнуть с острова. Хотя вы здесь всего полгода – но должны уже осознать: э т о т остров контролируется очень хорошо.
– А как же за девушкой не уследили? – не удержался я.
Ален Данглар промолчал. Бледная голубизна его глаз сделалась словно дымчатой, и смотрел он сквозь меня – спокойно и безразлично.
Я пробежал глазами документ и расписался.
– И поверьте: вашей жизни ничто не угрожает. А уж Арбаев или его подручные – и подавно. Можете не беспокоиться. Те, кто отдает приказы, – барон сделал соответствующую паузу, – привыкли к тому, что они выполняются беспрекословно.
Ну да. Беспрекословно. И – никак иначе. Кто-то приказал Арбаевой стать звездой – и она спрыгнула с крыши. Так что можно не беспокоиться. Совсем.