По рынку плыла длинноволосая девица в короткой кожаной курточке. Хлопала ресницами, выдувала пузыри жвачки, ненадолго задерживалась возле развалов.
– Что ищешь, красавица?
– Девушка, чем вам помочь?
– Да вы примерьте!
Наконец она остановилась возле пестро одетой продавщицы цыганского вида, сидевшей в окружении мехов.
– Я хочу шубку, – капризно сказала красавица, и продавщица вскочила:
– Какую тебе, слушай? Любую выбирай! До того все хорошие! Посмотри, какой мех, пощупай!
Наманикюренными пальчиками девица осторожно трогала мех, поджимала губки. Цыганка бесом вилась вокруг нее, поблескивала золотыми зубами:
– Скажи, что хочешь, – все подберем! Так оденем тебя – твой мужчина ахнет! Упадет и станет ноги целовать!
– Норку хочу, – решила девица. – Нет, рысь! Вот с таким воротником.
И она показала, с каким.
Продавщица проворно стащила шубу с вешалки, выбрала ту, где мелкие кусочки меха были сшиты кое-как: покупательница все равно ничего не смыслит в шубах, ей можно подсунуть любое барахло.
– Посмотри, какая красота! – залилась она соловьем, поднося шубу на вытянутых руках. – Твой размер, вижу, как влитая сядет! Повесь курточку сюда, надевай шубку!
Девица кивнула и вынула из кармана курточки пачку купюр, перетянутую резинкой. Постояла в нерешительности, будто не понимая, что ей делать с деньгами.
– Сумочку-то не взяла… – пробормотала она. – А, ладно!
И небрежно сунула пачку обратно в карман. Сняла куртку, повесила на вешалку в углу павильона.
– Давайте вашу шубку, – разрешила девушка. – Посмотрим, как сидит.
Она принялась вертеться перед зеркалом, не обращая внимания на то, что происходит за ее спиной.
Цыганка, не веря своей удаче, скользнула к вешалке и встала так, чтобы не попадать в поле зрения покупательницы. Рука с перстнями нырнула в ближний карман. Пальцы нащупали пачку купюр, и продавщица ловко вытащила ее, проделав все быстро и незаметно. Оставалось лишь сунуть деньги в складки юбки.
– Э, дамочка! Ты это чего?!.
Цыганка дернулась, но было поздно: ее руку, в которой было зажато украденное, перехватили мертвой хваткой. Непонятно откуда появившийся хмурый амбал крепко держал ее, а второй, помельче, снимал на любительскую камеру.
– Что, меня хотела обокрасть? – ахнула девица, забыв про шубу. – А-а-а! Воровка! Костя, она твои деньги забрала!
Цыганка извивалась змеей и шипела.
– Милицию надо вызвать, – веско проговорил мужчина, не отпуская ее. – Дело завести. Мы тебя, голубушку, закроем.
– Лет пять дадут, – подтвердил второй, с камерой. – Свидетели, улики… Вот, называется, сходили за шубкой, поснимали Диану. До чего ж нечестные люди кругом, – укоризненно обратился он к цыганке. – Все обмануть норовят. Кость, скажи мне телефон местного отделения…
– Давайте по-хорошему уладим, мальчики! – взмолилась продавщица. – Бес попутал, честное слово!
– Ты еще «честное пионерское» скажи!
– Вот те крест, все отдам!
– Конечно, отдашь, – усмехнулся амбал. – Куда ты денешься?
– Да нет, красивый, ты не понял: возьми откуп, в милицию не ходи.
Девица подошла ближе, нахмурила лобик:
– Твои деньги? Откупиться хочешь? И сколько дашь?
– Десять тысяч, – мигом ответила женщина.
– Пф! Славик, звони в отделение!
– Двадцать! Пятьдесят! Слышишь, пятьдесят тысяч отдам тебе!
Цыганка не хуже остальных продавцов на рынке знала, что местное отделение милиции существует на их деньги. С клиентом можно делать что угодно. Например, эту девицу, приди она с заявлением о краже, никто и слушать бы не стал. Повесила куртку с деньгами там, где люди ходят? Значит, сама раззява. Мало ли кто мог пройти и вытащить их из кармана! А продавщица ни при чем, не обязана она следить за чужим имуществом.
Так всегда и бывало. Однако сейчас женщине не удалось бы отвертеться, и она это понимала. Ее схватили с деньгами в руке, есть запись на камере, свидетели… Ох, нехорошо вышло, нехорошо…
– Пятьдесят тысяч, – твердо повторила она. – Больше нет.
– Черт с тобой, – смилостивился мужчина, отпуская ее. – Давай деньги. И побыстрее, пока я не передумал! Дианочка, ты согласна? – нежно обратился он к девице.
– Ну не знаю… Если только она сразу отдаст, и мы уйдем! Не хочу с ней рядом стоять!
Цыганка отсчитала пятьдесят тысяч, которые тут же исчезли в кармане амбала. Парень с камерой незаметно растворился в суматошной рыночной толпе. Девица сдернула куртку с вешалки и подхватила друга под локоть:
– Пошли отсюда! Здесь одно ворье!
Только через несколько минут ошеломленная произошедшим продавщица сообразила, что покупательница так и ушла в шубе. Она бросилась искать девицу, но парочка уже исчезла.
В машине с темными стеклами, стоящей в переулке неподалеку от рынка, девушка делила деньги.
– Саня, держи! – Она протянула сидевшему на заднем сиденье сложенные вдвое купюры. – Олежек, а это твое. Ну что, мальчики, сегодня еще работаем?
– Как скажешь, Ир! – Парень, игравший роль ее мускулистого приятеля, бросил взгляд назад. Там лежали две шубы из норки и одна из рысьего меха. – У нас еще каракуль остался неохваченным.
– И соболь, – поддакнул Саня.
Троица дружно рассмеялась. С утра они успели обработать четыре рынка и унести шубы с трех из них.
– Давайте ковать железо, пока горячо, – решила девушка, подумав. – Пообедаем – и на юг, там как раз сейчас две ярмарки. Только, мальчики, работать нужно чуть потише. Олежек, ты так возмущался, что народ мог сбежаться со всего рынка.
– Понял, учту. Извини, переиграл малость, увлекся.
В голосе парня прозвучало искреннее раскаяние. Иру они слушались беспрекословно, хотя каждый был намного старше. Но девочка уже не раз доказала, что умеет принимать верные решения, и именно она была старшей в их маленькой команде.
Олега Ирка нашла сама. Они жили в одном доме, Ира знала его с детства и почти не сомневалась, что он согласится на ее предложение. Она поставила условие: нужен второй исполнитель, и через пару дней Олег привел щуплого Саню.
Она научила обоих, что нужно делать. Но основная часть работы все равно оставалась на ней, и вовсе не потому, что она играла глупую неискушенную покупательницу. Главная сложность заключалась в поиске «своего» продавца, и с этим никто, кроме девушки, справиться не мог.
«Итак, запоминай, – учил ее Михаил Степанович. – Первый этап маленького дела всегда начинается с верного выбора. Ты должна определить человека, которого оставишь без денег. Того, кого мы называем лохом. Бывают природные лохи, которых кидают все и всегда, и это самый простой вариант. Но именно потому он годится только для дешевок. Есть те, кого провести сложнее, кто внимателен и подозрителен, – и вот с ними-то и можно играть».
Ирка старательно обдумывала все, что ей говорят, рисовала какие-то схемы. Взяла в библиотеке учебник по психологии, но Гройс заставил ее вернуть книжку, не читая:
– Это мусор. А то, что не мусор, тебе пока рано. Сначала заставляй работать собственные мозги, а затем уж читай книги. Наблюдай за людьми, представляй, что они чувствуют, о чем мечтают, кому симпатизируют, а кого не любят. Ты удивишься, когда увидишь, как много можно узнать, всего лишь открыв глаза. И особое внимание обращай на привычки. Можешь записывать свои наблюдения – систематизация еще никому не мешала.
Ирка следовала всем советам старика. Объектами ее внимания стали сначала одноклассники, потом учителя. Михаил Степанович несколько раз встречал ее после школы, они садились в первый подошедший автобус и ехали по маршруту. Наклонившись к девочке, Гройс негромко разговаривал с ней.
– Смотри – видишь, вошла женщина с сумками? Простое задание: скажи, что она станет делать спустя пять минут?
Ирка озадаченно приглядывалась к женщине. Толстая краснолицая тетка, две рыночные сумки оттягивают руки. В одной – картошка и мясо, в другой – перепачканная землей свекла и капуста.
– Борщ варить, – бормотала Ирка. – Михаил Степанович, я не знаю!
– А ты подумай. И не просто подумай, а представь себя на ее месте. Посмотри, как она одета, какая обувь у нее на ногах. Попробуй предположить, куда она едет. Работай, работай, не ленись!
Ирка очень старалась. Поджала губы, подражая женщине. Вообразила, что она пошла на рынок слишком поздно, хотя собиралась с утра, и мясо ей досталось не лучшее, и в очереди поругалась с какой-то старухой из тех, что в каждой бочке затычка. Ноги болят и опухают – вон как уродливо выпирают мизинцы. Машины нет, приходится на общественном транспорте, где ни одна сволочь не уступит места.
Женщина прищурилась, оглядывая сидящих. Повела носом, будто принюхиваясь. Девушка прищурилась вслед за ней, ощутила тяжесть двух сумок в руках, посмотрела на пассажиров, благополучно смотревших в окно, и неожиданно для самой себя сказала:
– Она хочет устроить скандал.
– Вот и я так думаю… – согласился Гройс, одобрительно кивнув. – Очень уж на взводе, еле сдерживается. Если к тому же…
При этих словах автобус резко затормозил, всех пассажиров качнуло вперед, а из сумки краснолицей тетки вывалилась и прокатилась по полу крупная шишковатая картофелина. Ирка проследила за ней взглядом.
– Посмотрите, какие девушки нынче пошли, – вдруг громко сказала тетка в никуда. – В наше-то время таких не воспитывали. Не было такого, чтобы человек стоял, а эдакая сопля сидела как принцесса!
У нее получилось – «прынцесса».
Ирка с Михаилом Степановичем переглянулись.
– Садитесь, мадам, садитесь! – учтиво предложил старик, вставая.
– Какая я тебе мадам! – оскорбленно взвизгнула тетка. – Ты смотри, с кем разговариваешь! В революцию вас не перестреляли, так вы теперь наши места занимаете, мадамкаете тут!
Ира покраснела и встала вслед за Гройсом. Люди вокруг оглядывались, кто-то покрутил пальцем у виска. А тетка, уже плюхнувшись на их место, продолжала выкрикивать что-то про революцию, и в этом словесном потоке оставалось все меньше от связной речи.
На ближайшей остановке Ирка и Михаил Степанович поспешно выскочили из автобуса.
– Видишь? – сказал старик. – Она хотела поскандалить, мы были правы. Ее так распирало, что даже когда ее желание исполнилось, то есть место все-таки уступили, она уже не смогла остановиться. Если бы внутри работал щипач, такая ситуация была бы для него натуральным подарком.
– А кто такой щипач?
– Карманник. Этому я тебя учить не буду, – покачал головой Михаил Степанович, опережая вертевшийся на языке у Ирки вопрос. – Во-первых, сам не умею. Во-вторых, тебе этим заниматься ни к чему.
– Почему?
– А ты согласна шарить по чужим карманам? – с интересом спросил старик.
Ирка подумала и отрицательно покачала головой.
– Ну вот, – с удовлетворением, как ей показалось, ответил Гройс. – Потому и не буду.
Идея с рынком пришла Ирке в голову, когда она отправилась покупать себе кроссовки. Старик (про себя она стала называть его дедом) прямо сказал, что одевать девочку он не будет.
– Харчи, так и быть, мои, но только поначалу. Не для того я тебя учу, чтобы ты на моей шее сидела.
К изумлению Ирки, на следующий день после ее появления он ушел из дома рано утром и вернулся с сумкой, набитой ее собственной одеждой. На осторожные Иркины расспросы отвечать не стал, лишь распорядился коротко: «Разбери шмотье, бардака в доме не устраивай».
Но вещей было немного, и ей пришлось задуматься о пополнении гардероба. Тут-то и встал вопрос о том, откуда брать деньги.
– Дам тебе взаймы, – согласился дед. – Вернешь через месяц. Не вернешь – отправишься домой.
На рынке экономная Ирка долго присматривалась к спортивным костюмам, решительно прошла мимо прелестных летних сарафанов и наконец остановилась, чтобы выбрать практичные кроссовки. Пара, которая ей приглянулась, стоила тысячу сто рублей.
Расплачиваясь, она отдала полторы тысячи и принялась ждать сдачу.
– Девушка, носите на здоровье, – мило улыбнувшись, сказала ей женщина за прилавком, протянув коробку.
Ирка потопталась немного, затем решила напомнить:
– Вы мне еще четыреста рублей должны.
– Откуда же четыреста? – невозмутимо спросила женщина. – Ты мне тысячу дала, я тебе сто рублей скидки сделала. Носи на здоровье!
Ирка пристально взглянула на ее довольное лицо и увидела всю сцену со стороны: плохо одетая замарашка с коробкой в руках мнется перед красивой толстой бабой. Та ни секунды не сомневалась в своей безнаказанности. Доказать, что она дала три купюры по пятьсот рублей, а не две, Ирка не могла.
Ее охватила бессильная злость. Жаловаться деду нельзя, кричать, что ее обжулили, – стыдно, да и глупо. Сообщать каждому входящему покупателю об обмане? Ирка представила это и поняла, что будет выглядеть жалко. Но уйти просто так было совершенно невозможно…
– Верните мне деньги за товар! – вдруг сказала она, ставя коробку на прилавок. – Я его не беру.
– С чего это? – удивилась женщина.
– Обувь мне мала. Вот чек.
– Ты только что примеряла! Все было впору!
– Нет, не было, – настаивала Ирка. – Было тесно! Я думала, разношу, но теперь понимаю, что не получится. Давайте деньги обратно.
– Да ради бога! – Поняв, что переубедить паршивку не удастся, женщина достала тысячу и презрительно бросила ее на коробку.
Ирка молниеносно цапнула деньги, подхватила коробку и бросилась бежать.
– Э-э-э-й! – заорали ей вслед. – Стой, воровка!
Но девочка была уже далеко.
Отдышавшись в первом же укромном дворе, она переобулась, выкинула старые сандалии и принялась размышлять. «Можно ли извлечь из ситуации пользу?» – вот чему учил ее Михаил Степанович. На первый взгляд, польза не извлекалась. «Разве что шестьсот рублей сэкономила в итоге», – подумала Ирка с невеселой усмешкой.
Но что-то крутилось у нее в мыслях, не отпускало. «Первый этап маленького дела всегда начинается с верного выбора». Лицо торговки, обманувшей Ирку, встало у девочки перед глазами…
«Верный выбор…» И вдруг она поняла, что это значит.
Жадность – вот тот крючок, на который можно подцепить человека. Жадность и готовность обмануть другого. В Иркиной голове, словно кусочки мозаики, складывался образ будущей жертвы: алчная, действующая быстро, не задумываясь (дед сказал бы умное слово «импульсивная»), трусливая… И обязательно – женщина.
План был готов.
Однако Ирке потребовалось больше полугода, чтобы воплотить его в жизнь.
– Ты, Ирка, чистый пластилин, – огорошил ее старик вскоре после происшествия с кроссовками.
Девочка стояла перед зеркалом и пыталась подкрасить ресницы остатками подсохшей туши.
– Почему это я пластилин? – обиделась она.
– Потому что лицо у тебя мягкое, пластичное, невыразительное. И нечего голову опускать, не понимаешь ты своего счастья. Сегодня поедем с тобой к одной редкой тетеньке, будем у нее учиться.
– А как же школа?
– А вот это, дорогая моя, и будет твоя школа. Школа имени Зои Семеновны.
Редкая тетенька оказалась привлекательной узколицей женщиной неопределенного возраста, похожей на лису. С Михаилом Степановичем они расцеловались как старые знакомые, на девочку Зоя Семеновна взглянула с любопытством.
– Смену растишь? – полушутливо поинтересовалась она у старика.
– Родственнице помогаю, – в тон ей отозвался Михаил Степанович. – Поработаешь с ней, Зоя?
– Конечно. Как обещала.
Ирку усадили перед ярко освещенным зеркалом, и обучение началось.
– Сначала я покажу, что можно сделать с твоим лицом, – сказала Зоя Семеновна, надевая очки и жестом фокусника отодвигая крышку столешницы, под которой оказались заполненные косметикой ящики. – А потом и начнем, помолясь.
Ирка не верила своим глазам. Сперва ее сделали взрослой, затем состарили, изменили форму губ, последовательно превратили в красавицу, дурнушку и копию всемирно известной актрисы, и наконец, смыли все, не оставив ни грамма косметики. Первый раз в жизни она поняла выражение «лицо как чистый лист».
– А я так смогу? – Девочка жадно рассматривала баночки, кисти, карандаши и разнообразные тюбики, лежащие перед ней. – Вот так, чтобы как Монро?
– Сможешь, если будешь хорошо учиться, – без улыбки ответила Зоя Семеновна. – Но когда ты научишься, тебе не захочется этим пользоваться.
Ирка недоверчиво посмотрела на женщину. Сума та сошла, что ли? Как это – не захочется пользоваться? Да она будет каждое утро рисовать на себе Анджелину Джоли! Монику Белуччи будет рисовать, чтобы в школе все умерли от зависти! Ей давно хотелось, чтобы Костя Лапин из одиннадцатого «В» обратил на нее внимание, и теперь, честное слово, она своего добьется!
Полтора месяца подряд каждый день Ирка после школы ехала к Зое Семеновне. На первых занятиях лепила непослушными пальцами из гипса и – словно в насмешку! – из пластилина, слушала про «золотое сечение» – зачем?! – и занималась вещами, на первый взгляд не имеющими никакого отношения к макияжу и гриму. Но вскоре она уже рисовала себе брови и скулы, с помощью специальных мягких шариков формировала щеки, со смехом наклеивала усики, а на носу лепила бородавку, которую сама же и мастерила из подручных материалов. Зоя Семеновна лишь изредка роняла слова одобрения, но внутренне была очень довольна: девчонка все схватывала на лету и не боялась экспериментировать.
Они примеряли десятки париков, гримировали белые пластиковые головы, жутковатым рядком выстроившиеся у Зои Семеновны на подоконнике, оттачивали на бесцветном Иркином личике пять базовых образов, которые преображали ее. По утрам, собираясь в школу, девочка понемножку применяла новые знания: каждый раз чуть по-другому выстраивала лицо, меняя акценты. Мысль превратить себя в Мэрилин Монро больше не приходила ей в голову – она стала нравиться себе такой, какая есть.
С Михаилом Степановичем они занимались теперь только по выходным. Впрочем, это были и не занятия, а долгие прогулки, во время которых Гройс что-то рассказывал, объяснял, а Ирка слушала и запоминала.
Она не замечала, что старик постоянно исподтишка наблюдает за ней. К концу первого месяца он признался сам себе, что девочка удивляет его. Он взял Ирку к себе в минуту душевной слабости, без особой надежды на то, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное. Просто пожалел ее, честно говоря. Такая она была несчастная, такая затравленная, когда стояла у подъезда и что-то объясняла ему про свою семью, боясь, что ее прогонят… И вместе с тем так безрассудно храбро бросилась ему на помощь в парке, что Михаил Степанович, хоть и сердился на девчонку за это, все-таки не мог не отдать должное ее смелости.
Она казалась ему совсем маленькой для ее шестнадцати лет. Ровесницы – юные красотки, расцветающие женщины, а эта – хилый заморыш. И характер у нее был совсем девчоночий, полудетский. С боязливой привязчивостью недолюбленного ребенка Ирка ходила за ним по пятам, очень старалась угодить и торопилась по-собачьи исполнить любое указание.
И в то же время старик видел, что внутри нее есть стерженек – тот самый, который позволил ей ударить отчима, а затем дать отпор парням в парке. Фактически предоставленная себе самой с десяти лет, Ирка много, запойно читала и старалась хорошо учиться, хотя матери это было безразлично. Она продолжала читать, и поселившись у Гройса – библиотека у него скопилась весьма неплохая.
За несколько месяцев спокойной жизни у старика Ирка похорошела, распрямилась, как цветок, прибитый к земле градом. Они частенько выбирались в кино: девочка обожала фильмы, тащила Гройса на любую гадость, которая шла в соседнем кинотеатре, и он подчинялся, чувствуя в этом особое удовольствие – находиться рядом с восторженной натурой, бьющей через край. «Ни дать ни взять щенок с хозяином», – усмехался Михаил Степанович, не замечая, что ждет этих походов почти с таким же нетерпением, как и сама Ирка.
Однажды он приехал вместе с ней на «урок» к Зое Семеновне, и девочка радостно показала, чему научилась. Она дурачилась, играла и лишь много позже поняла, что это был первый экзамен, проверка на способность усвоения материала. Старик, кажется, был доволен и, пока Ирка смывала грим, увел Зою на кухню.
Девочка управилась быстро и пошла искать взрослых. Когда она подходила к комнате, из-за приоткрытой двери послышался голос Зои Семеновны:
– Миша, все понимаю, умненькая девочка, богатый материал… Только скажи честно – тебе-то это зачем?
«Богатый материал» встал как вкопанный и затаил дыхание, прислушиваясь. В комнате помолчали, потом послышался звук отодвигаемого стула, и голос старика донесся от окна.
– Старый я уже, Зоя… Не в том смысле, что лет мне много. Хотя много, что уж тут возрастом кокетничать…
– Да и перед кем? – хмыкнула женщина.
– Вот именно. Так что не в годах дело. А в том, что не вписываюсь я в нынешний формат, как принято говорить. Но жить-то на что-то надо, верно? Ты сама говоришь, девочка способная. Сегодня я ей помогу, завтра она мне.
– Уже решил, какой процент возьмешь? – с непонятным Ирке ехидством спросила Зоя. – А если оставят тебя без процента? Молодые – они ведь как щучки!
– Значит, не судьба. Не каркай, там видно будет.
Девочка бесшумно отступила и скрылась в дальней комнате, обдумывая услышанное.
– Ир! Иринка, подожди!
Был конец мая, и девочка бежала из школы к остановке – Зоя Семеновна обещала показать ей что-то новенькое. Ирка торопилась и даже не услышала, что сзади ее громко зовут.
К тому же по имени одноклассники обращались к ней редко, все больше звали Лебедой – от фамилии «Лебедева». Поэтому девочка обернулась только тогда, когда ее уже почти догнали. Перед ней стоял запыхавшийся Костя Лапин и белозубо улыбался:
– Зову тебя, зову! Думал, ты в наушниках.
– Нет… – чуть удивленно ответила Ира. Костя никогда прежде не заговаривал с ней первым, и совсем удивительным было то, что он бежал за ней. – У меня нет наушников. Я не слушаю музыку.
– А зря! Слушай, мы сейчас идем классом в парк, типа отметить конец этой каторги… – Костя махнул рукой в сторону школы. – Хочешь с нами? Ваши тоже идут – Гаврилова, Сенежкина и еще кто-то.
Ирка смотрела на Лапина, раздираемая противоречивыми эмоциями. Она очень хотела, чтобы однажды все случилось именно так – он догнал бы ее и куда-нибудь пригласил. Но Зоя Семеновна, и ее «новенькое», и дед, который обязательно взглянет разочарованно, хоть ничего и не скажет…
– Извини, Костя. – Она с сожалением покачала головой. – У меня сегодня дела. В другой раз, хорошо?
– Ир, другого раза может и не быть, – проронил Лапин. Парень не ожидал отказа и не хотел быть предметом шуток приятелей, видевших, как он рванул за Лебедой.
Ирка бросила на него взгляд, в котором что-то промелькнуло: не сочувствие, не сожаление, но что именно – Костя не понял. Пожала плечами:
– Значит, не судьба.
– Сегодня с тобой позанимаюсь не я, – с порога удивила ее Зоя Семеновна. – Проходи, Веруня ждет.
Веруня сидела на диване – не женщина, а глыба, с мощной шеей и выпирающим вперед животом, – и звучно хохотала, слушая радио. Ирке показалось, что от ее смеха даже потолок сотрясается, ходит волнами, как выбиваемое одеяло. Огромная, избыточная, громкоголосая женщина, на фоне которой и Зоя Семеновна, и сама Ирка казались крошечными.
– А-а, это ты наша девочка! – воскликнула Веруня, выключая радио. – Ну здравствуй, здравствуй. Иди сюда, моя радость! Иди сюда, моя крошка!
Толстуха повелительно похлопала рядом с собой по дивану.
У Ирки возникло ощущение, что она – собачка, которую подзывает любвеобильная хозяйка. Оно только усилилось, когда Веруня заставила ее открыть рот и несколько раз высунуть язык. Ирка скосила глаза на Зою Семеновну, наблюдающую за этим действом издалека, и постаралась, чтобы в них читался вопрос.
Но на него ответила не хозяйка, а гостья.
– Связочки-связочки… – пробормотала она. – Горлышко нужно тренировать.
И вдруг запела – высоким, необычайно сильным голосом:
– А-а-а-а-а-ве Мари-и-и-ия….
Ирка даже вздрогнула.
– Вот этим мы с тобой и займемся, – оборвав пение, сказала Веруня.
– В церкви будем голосить?! – изумилась Ирка.
Обе женщины засмеялись.
– В церкви – точно нет, – пообещала Веруня. – Но голосить – обязательно, обязательно! А также гнусавить, скрипеть, пришептывать, ворковать и прочее, прочее, прочее.
И начались новые упражнения. Ирку заставляли представлять себя огромным мячом, из которого понемногу выходит воздух, заставляли зевать, не открывая рта, чтобы запомнить ощущение «купола» – поднимающегося нёба, учили петь «из живота», форсировать звук, говорить фальцетом и басом.
– Рот открыт, челюсть свободна! – командовала Веруня. – Не забудь про опору. Двигай только языком! Ии-и-и-и… Поехали!
Ирку заставляли артикулировать так, что к концу занятия у нее болели щеки и заплетался язык. Заплетался в буквальном смысле, и по вечерам она не могла толком пересказать деду, что они делали с «учительницей». Попугай слушал ее очень внимательно, и девочке казалось, что она читает злорадство в его круглых глазах, словно он хотел сказать: «Ну-ка, попробуй говорить по-человечески, как я!»
– У тебя сегодня нечистоплотный голос, – отчитывала Веруня Ирку на следующее утро. – Надо снимать зажимы. Садись в кресло, я покажу тебе…
Девочка училась расслабляться. К упражнениям на расслабление вскоре прибавились занятия осанкой: Веруня настаивала на том, что только правильное положение тела дает хороший, чистый голос.
– Дыхание идет из диафрагмы, короткий вдох – длинный выдох! – Она сопровождала свою речь плавными взмахами полных рук. – Ты не должна давиться звуком!
Когда с осанкой было покончено, перешли к подражаниям. Наклоняли голову, сгибались пополам, чтобы звук становился ниже, визжали, слушали старческие голоса и детские, подражали интонациям – это у девочки получалось лучше всего. Веруня нещадно гоняла ученицу, и под конец Ирка едва не сорвала голос.
Три дня она ходила охрипшая и пила гоголь-моголь. Потом еще сутки молчала. Потом несмело заговорила – сперва шепотом, затем громче, еще громче…
– Принимай товар! – на всю квартиру рассмеялась Веруня, сдавая Ирку Зое Семеновне. – Певицей ей не быть, актрисой она тоже не станет, но кое-что мы из нее выжали! Так? – бодро обратилась она к Ирке.
Девочка лишь согласно кивнула, подумав, что словечко «выжали» очень верно отражает то, что сделала с ней за два месяца голосистая Веруня.
Пора было переходить к следующему этапу.
– То, что ты можешь приклеить усы Чарли Чаплина, само по себе ничего тебе не даст, – сказал ей Михаил Степанович. – Ты должна быть естественна в своем образе, кого бы ни изображала. Это сложно, но в нашей с тобой… м-м-м-м… работе без этого никуда.
И вот тут им помогла Иркина любовь к кино. Девочка была артистична от природы, и, кроме того, легко схватывала образы. Она подражала интонациям, копировала походку, манеры, речь. Многие фильмы Ирка смотрела не по одному разу, и тем легче давалась ей «игра в дублера», как она это называла. Дублер не мог заменить актера, но он мог притвориться им ненадолго – достаточно, чтобы обмануть неискушенного зрителя.
Ее первым по-настоящему сложным образом стал «лифтер». Его облик она придумала сама, включая красную кепку. Михаил Степанович научил ее останавливать лифты и дал инструмент.
– Если тебя поймают, – предупредил он, – пойдешь под статью.
– Не поймают, – с великолепным равнодушием ответила Ирка.
Ее действительно не поймали. Но денег от телефонов, сданных перекупщику, они выручили не так много, как она рассчитывала, и очень быстро Ирке пришлось придумать новую аферу – с шубами. Ее она разработала самостоятельно. А с третьей помог Михаил Степанович.
Суть этой аферы была совсем проста. С компьютера старика девушка вышла в Интернет и зарегистрировалась на сайте знакомств, выбрав себе ник «Богиня Страсти и Ласки». Поначалу «и Ласки» не было, но, к Иркиному негодованию, оказалось, что богинями страсти мнят себя многие – среди посетительниц сайта их было не меньше сотни.
Вспомнив прочитанные любовные романы, Ирка пообещала в анкете быть сладострастной кошечкой, покорной деткой, а также всем, чем захочется ее покорителю. Разместила на сайте настоящую фотографию: черный парик а-ля Ума Турман из «Криминального чтива», ярко накрашенные пухлые губы, соблазнительно выставленное плечико. В бюстгальтер Ирка без зазрения совести напихала ваты, изведя на это весь имевшийся в доме запас.
Покорители не замедлили явиться. Они спрашивали ее настоящее имя, предлагали встретиться и весело провести время. Среди написавших были несколько Черных Котов, пара Больших Мальчиков и один Мускулистый Тигр. Ники других потенциальных покорителей заставили Ирку покраснеть.
На этом этапе к ее работе подключился Михаил Степанович.
– Ты пока не в состоянии разобраться, кто тебе пишет, – строго сказал он, когда она пыталась возражать. – Мозгов у тебя хватает, а вот опыта маловато. Нарвешься на психа – и что тогда? Вспомни правило о верном выборе.
Старик внимательно читал всю переписку, в которую Богиня Страсти и Ласки вступала с желающими познакомиться. Непристойные предложения перестали смущать Ирку уже через пару дней обитания на сайте.
– Вот этого исключай, – распоряжался Гройс. – Смотри, какие мерзости он тебе пишет. Здоровый мужчина, даже сильно жаждущий секса, так выражаться не станет.
Он разбирал письма с невозмутимостью патологоанатома, и девочка быстро переняла такой же тон и перестала краснеть, когда дед зачитывал очередные физиологические подробности.
– Этот – годится, – одобрял Михаил Степанович нового претендента в покорители. – А это как пить дать женщина развлекается.
– Почему женщина?
– Чувствую по стилю. Не отвечай, не трать времени.
Портрет намеченной жертвы они нарисовали совместно.
– Мужичонка лет сорока – пятидесяти, женатый, зарабатывающий средне, ищущий не столько услуг проститутки, сколько возможности пощекотать себе нервы без отрицательных последствий. Платить за секс он не готов, поэтому ты должна будешь представить дело так, будто тебе самой необходима эта встреча, – предупредил Михаил Степанович. – Вот такая ты неуемная дамочка!
– Дед, а так бывает? – задумчиво спросила Ирка.
– Не бывает, – немедленно ответил Михаил Степанович, пропустив «деда» мимо ушей. – Женщины совсем по-другому устроены. Если только женщина не больна, она никогда не будет встречаться с кем попало, чтобы удовлетворить инстинкты.
Он говорил с Иркой так, как будто она сама – не женщина. Но от этого ей почему-то было проще.
– Подожди… На что же тогда мы рассчитываем?
Михаил Степанович усмехнулся:
– Дело в том, девочка моя, что мужчины хотят верить в обратное. Их самомнение так велико, что они не видят в происходящем ничего удивительного. Ты всего лишь дашь им то, чего они ждут: незнакомку, готовую бесплатно отдаться на сеновале только потому, что вы обменялись десятком писем неприличного содержания.
Ирка присмотрела гостиницу на окраине, все приготовила. Они двадцать раз проговорили с дедом, что нужно делать. И все-таки волнение не отпускало ее.
«Парнем я уже была, – сказала она себе, надевая парик и пробуя, устойчива ли нога в туфле на высоком каблуке. – Попробую быть женщиной».
Маскировка нужна была Ирке не для привлекательности, а для того, чтобы ее не узнали. Простой, даже примитивный план предполагал, что на мужчину потребуется произвести впечатление лишь на начальном этапе, чтобы он увидел именно то, что ожидал.
Осечек не было, все проходило очень быстро. От Ирки даже не требовалось актерской игры. Она встречала мужчину в условленном месте, подходила и представлялась. Низкий хрипловатый голос, каблуки, падающие на лицо волосы – у ее спутника не возникало никаких подозрений. Богиня Страсти и Ласки предлагала без промедления пройти в ближайшую гостиницу и снять там номер. Жертва, вдохновленная открывающимися перспективами, охотно соглашалась, и Ирка вела ее к небольшому домику, гордо именовавшему себя отелем.
Цену за номер им выставляли несусветную. Но Богиня еще в начале встречи говорила, что не занимается проституцией, поэтому выбранные ею Мускулистые Тигры и Большие Мальчики раскошеливались, пусть и скрипя зубами. В конце концов, им не придется платить за секс! Ирка часто дышала, льнула к спутнику, изображая вожделение, и тот уже предвкушал, что его ждет… И вдруг перед самым номером она останавливалась, огорченно говорила, что плохо себя чувствует, и быстро уходила. Остолбеневший герой-любовник, выскочив за ней на улицу, никого не обнаруживал.
Кляня идиотку на чем свет стоит, он возвращался к портье, но тот разводил руками – извините, номер оплачен, ничем не могу помочь. Нет, мы не возвращаем деньги. Гость может использовать номер в течение целых пяти часов по своему усмотрению.
«Гость», бранясь, уходил Полученные деньги Ирка делила с портье: ей – шестьдесят процентов, ему – сорок. Вся операция занимала полчаса.
Неделю Ирка побыла Богиней, затем сменила ник и провела отбор по новой. Дельце она свернула, когда обнаглевший портье потребовал шестьдесят процентов вместо сорока, упирая на то, что вся брань обманутых клиентов достается ему, а значит, он морально страдает.
– Ты еще молока себе попроси за вредность, – фыркнула Ирка, после чего исчезла и больше не появлялась.