Все знают, что был Гомер (или не был, но все равно «был») и что есть такая вещь – «Илиада». Все о ней имеют свои представления. Многие убеждены, что они читали «Илиаду», тогда как они ошибаются. Большинство верит, что троянский конь – это оттуда. И что там Ахилла убивают в пятку. Страшно изумляются, узнав, что ни об «ахиллесовой пяте», ни о троянском коне даже нет упоминаний в «Илиаде», и вообще там всё завершается до падения Трои.
Лишь одна всеобщая убеждённость отвечает истине: читать Гомера трудно.
То, что Гомера читать, – это труд, причём не обещающий обязательного успеха, ни для кого не тайна.
Но и пересказы Гомера, вот что странно, чтение не самое увлекательное. Скучновато читать адаптации, не так разве? Гомер минус Гомер наводит уныние. Гомер без Гомера – это уже не Гомер, а его содержание.
Жанр есть такой – содержание.
Для чего читать содержание? Чтобы знать, что и где, кто куда и кого как. Для общего представления о целом. Для общего образования, как говорится. В специфических случаях – по обязанности (сдать зачёт, просветить внуков, выиграть пари…).
И Гнедич к переводу «Илиады», и Жуковский к переводу «Одиссеи» присовокупляли краткое содержание – в помощь тем, кто готов Гомера открыть через их замечательные переводы. Иной современный читатель («иной читатель…») мог бы, наверное, пожелать, чтобы оригинального – в смысле переведённого – текста было поменьше, а краткого содержания побольше. Мы его понимаем. Информативности хочется. Содержания хочется, но не самого Гомера… Пусть во всём своём содержании будет Гомер предъявлен, но не сам Гомер…
А что такое «сам Гомер» – он где?
А вот где. В горящих глазах слушателей. В том, как они внимают, разинув рты и забыв обо всём на свете. В том, как взволнованный голос, исполняющий песни эти (с их «содержанием»!), подчинив себе, не отпускает уже, а из-под тебя земля вышиблена, и ты, позабыв, что ты на пиру, плывёшь, плывёшь… что твой Одиссей по бескрайнему морю!..
Не для того создавалось всё это, чтобы наводить уныние, – наоборот, чтобы увлекать каждым словом.
А что тогда никто не скучал, слушая песнопевца, можно не сомневаться.
Странно было бы нашему современнику ждать от этих песен, от этих текстов, возраст которых на тысячелетия идёт, того же воспламеняющего заряда. Для нас они «литературные памятники», а для тех, для кого в самом деле пелись, это было что-то совершенно живое, горячее, обжигающее…
Аэд, исполнитель песен о Троянской войне или странствиях Одиссея, или (до нас не дошло) о бедствиях победителей, возвращающихся на родину, знал задачу – увлечь. И он увлекал. Потому что сам был увлечён.
Блаженны не знающие Интернета и Голливуда!.. телевизионных программ, лент новостей, газетных полос!..
Воображение у них посильнее нашего, память – лучше, язык – красивее…
Богаче был язык, говорю, и умели они воспринимать сложные тексты.
Но и мы не хотим чувствовать себя обделёнными. И мы хотим «Илиаду». Без гекзаметра и покороче. И как бы так постараться, чтобы и нас она, как их, увлекала?.. Возможно ли это?
Нет, конечно.
Совсем? Но хоть что-нибудь можно сделать?
Что-нибудь можно. Надо позвать сказителя.
Проблема всех содержаний: сказителя не хватает.
Не Гомера. Куда там!.. Просто промежуточной фигуры, посредника, исполнителя – как умеет…
Условного рассказчика, но человекоразмерно заданного. Чтобы голос у него хоть какой-нибудь был – но голос! И задача – увлечь.
Пересказами одного содержания образ песнопевца не предусмотрен.
Но: содержание плюс песнопевец – и уже чуть-чуть мы ближе к Гомеру…
Может, не прав я, но стал замечать… Мы перестаём рассказывать – от себя. Пересказывать перестаём – вообще – что бы то ни было. Мне, семилетнему, двоюродная сестра пересказывала «Трёх мушкетёров» – мы гуляли по улочкам посёлка Сиверский, и она, старше меня на пять лет, увлечённо, почти взахлёб, рассказывала всю эту длинную историю, начиная с появления д’Артаньяна в Париже. И я был увлечён не меньше её – её увлечённость мне передавалась. Потом, в классе, наверное, пятом, я прочитал роман – да, с увлечением, но вот с позиции прожитых лет – если сравнивать «увлечённости», – то та моя «сиверская» гораздо сильнее, гораздо ярче была… Или вот. Лет в четырнадцать довелось услышать: делился один человек впечатлениями от закрытого просмотра в Доме кино – при мне пересказывал фильм Кубрика (в прокате у нас Кубрик не шёл), а я слушал и словно сам на экран смотрел, – потом пересказывал сверстникам фильм увлечённо, с деталями – и от себя тоже: как сам видел, – и кажется, тоже других увлекал. (Забавно, как Кубрик становился фольклором!..) Те же страшные истории в пионерском лагере после отбоя!.. Сложно представить число звеньев в цепях передач этих страшилок… Цепи оборвались? Дети и считалок, похоже, не знают. А мы, взрослые, даже анекдоты рассказывать перестали…
Нужна фигура сказителя.
Вообразим теперь, что «Илиада» не зафиксирована письменно и что машина времени забросила нас в гомеровские времена, одновременно скорректировав наш менталитет в пользу адекватности с учётом эпохи, и мы – кто бы ждал от нас этого? – счастливые слушатели песен о Трое (круглые глаза, разинутые рты…) – восторг! А теперь вернулись, переполненные впечатлениями. И нам хочется поделиться услышанным…
Или вообразим, что традиции тех песнопевцев сохранились до наших дней, и мы – пускай с поправкой на «испорченный телефон» – традиций тех продолжатели. И хочется петь…
Иными словами – нам и флаг в руки.
Петь мы не умеем, но хотя бы пересказать!..
Не важно, что это – рассказ или под звуки как бы кифары нечто. Главное – увлечённо!
Так послы Агамемнона, посетившие в недобрый час Ахилла, застают героя за пением под ясные звуки форминги: он поёт – у себя для себя. И для Патрокла. Тот рядом. Про битвы, про подвиги. Что другие сложили. Но поёт по-своему. Как и должен сказитель. Хотя какой из него сказитель? Он другим знаменит.
Современный условный сказитель может надеяться на снисхождение. Современный сказитель может быть неуклюж.
Обозначив фигуру сказителя, наделим его способностью увлекаться. Но в меру. Должен уметь сокращать. Хорошо бы ему самому удивляться, когда удивителен текст. От дешёвых открытий воздержится пусть. Отсутствие в «Илиаде» троянского коня пусть переживает спокойно – как факт. Пусть не боится собственных эмоций. Разрешим ему отступления (так лучше для нас). Постараемся ему доверять: его намерения добросовестны. А он, со своей стороны, пусть говорит своим языком. Мы любим короткие фразы.
И пусть, когда надо ему, чужими глазами – глазами героев – на события смотрит… Вот какой-то он будет такой, этот условный сказитель. Персонаж в маске.
Так получилось, что сначала я пересказал «Одиссею».
Тому выступлению был началом зачин:
«Не пора ли нам, братья, пересказать “Одиссею”?
Не растекаясь мыслью по древу. Соблюдая известный порядок. Избегая, если удастся, сумбура. Собственного воображения ничуть не страшась.
Представляя, как было.
Своими словами.
Для начала по примеру Гомера поприветствуем Музу. Но конечно, по-своему (Муза-то наша):
– Муза, Муза! Будь снисходительна к нам, неумехам, невеждам. Мы тебе доверяем. Веди!..»
То же самое всё. Если здесь вместо «Одиссею» написать «Илиаду», то и получится: что хотел бы сказать сейчас.
Не пора ли нам, братья, пересказать «Илиаду»?
Если так, то пора.