Иисус для неверующих - читать онлайн

1 Введение: на пороге новых исканий

Чем вызвано мое стремление освободить Иисуса из Назарета от массы наслоений в виде сверхъестественных чудес, символов веры, древних мифов? Ответ довольно прост: я – христианин. И, как христианин, я живу внутри религиозной системы, которая, в основе своей, утверждает, что в жизни Иисуса мы повстречали, узнали и обрели то, что называем Богом. В этом убеждении – сокровенная суть моей личности. Но это лишь отчасти вдохновляет мой поиск.

А еще мною движет то, что я живу в самом конце христианской эры и уверен, что застану кончину христианства в его историческом понимании. Христианство, возникающее у нас на глазах в Америке и в странах третьего мира… нет, с ним мне не по пути. Не хочу полнить душу борьбой за нелепые притязания, беспокойством и гневом. Не хочу преклоняться пред Богом, который требует только ползать во прахе, и хранить верность традиции, что велит глушить голос рассудка. Я жажду подлинной веры, и многое из того, что столько веков говорили об Иисусе, счесть правдой уже не могу. И должен признать это честно и откровенно.

Иные в стенах официальной Церкви заходятся от восторга, крича на всех углах, будто я не в силах хранить преданность древним догматам, ибо ушел от веры отцов и уже не смею звать себя христианином – или, по крайней мере, относить себя к «верным христианам». Эти критики, похоже, не отдают себе отчета в том, сколь скомпрометировано в наши дни само понятие «верного», ортодоксального, традиционного христианства. Ни один сколь-либо мыслящий человек сегодня не может утверждать, будто Земля находится в центре Вселенной. И тем не менее, в традиционном христианстве и традиционной христологии это утверждение – гораздо более важный компонент, нежели это готовы признать нынешние апологеты веры. Несмотря на поистине революционные перемены в нашем представлении о необъятном космосе, эти люди по-прежнему видят Бога как некое сверхсущество, которое обитает вне нашего мира, где-то за пределами небес, и время от времени вторгается в ход человеческой истории. А история Иисуса, изложенная в таком ключе, предстает как ярчайший пример такого божественного вмешательства. Традиционная христианская доктрина все еще изображает Иисуса как пришельца свыше, который был рожден от Бога чудесным образом и по завершении своей миссии снова вернулся к Богу, вознесшись в космическое пространство. Миссия же эта, по словам ортодоксов, заключалась в том, чтобы принести спасение падшему миру – что и было достигнуто через смерть Иисуса на кресте. Все эти утверждения, на всех уровнях смысла, стали для меня просто чепухой, чем-то вроде богословской абракадабры. И все же каждое воскресное утро в той или иной форме они звучат на литургиях в большинстве христианских церквей по всему миру. У меня нет желания и дальше делать вид, будто подобные понятия по-прежнему имеют для меня значение или стоят того, чтобы и дальше держаться за них.

Иногда, когда приходится отвечать на непрестанные нападки тех, кто живет в узах «вчерашнего христианства», возникает такое чувство, будто меня хочет заклевать до смерти стадо гогочущих гусей. Эти ревнители «традиций» так заняты отстаиванием ответов из давно минувшего прошлого, что уже не помнят, в чем, собственно, заключались изначальные вопросы, на которые были даны эти ответы. Они не понимают, что, по сути, сами похоронили Иисуса в гробнице иного мира, иного времени и иного места. То ли из страха, то ли из инстинкта самозащиты они все время винят меня в отречении от Иисуса, даже не сознавая, что для меня подобное совершенно немыслимо. Моя верность Иисусу прочна и непоколебима. Он не только в центре моей веры, но и в центре всего моего бытия. Но я верен Иисусу как опыту встречи с Богом, а не его традиционным толкованиям. И разница весьма велика.

Я никогда не мог понять, почему до сих пор мы так и не признали, что никакими фразами – призванными отразить наши намерения, желания, мнения, восприятия, представления, – вечную истину не охватить. Всякий раз, когда возникает потребность истолковать некое сильное вневременное переживание, его истинность оказывается в оковах языка, уровня знаний и мировоззрения толкователя. Любое объяснение всегда дается в терминах и идеях, обусловленных и ограниченных временем. Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением – все равно что смешивать вечное с преходящим, а конечную реальность – с ее крошечной частью. Именно эту ошибку извечно делают религии, и именно поэтому все они рано или поздно умирают. Христианство, как ясно теперь – не исключение.

Как бы ни воспринимали Иисуса его современники, в наши дни его образ опутан паутиной средневековых доктрин – древних, истлевших, недостойных доверия. И из-за этой паутины любой серьезный богословский диспут способен разве что возвести стену и отделить тех, кто громче всех орет, от тех, кому на все плевать. Иисус или становится пленником религиозных истериков, вечно запуганных, неуверенных в себе, невротичных – или же превращается всего лишь в бледную тень самого себя, символ давно ушедших веков и ностальгической тоски по былой вере, ушедшей навсегда. Ни один из этих двух вариантов меня не устраивает. Но пусть даже я и сознаю все это, меня по-прежнему влечет к этому Иисусу, и я намерен и дальше следовать за ним – столь же страстно и неутомимо. Истину, которую я, по моему глубокому убеждению, сумел в нем обрести, я не отдам ни тем, кто стремится оправдать то, что нельзя оправдывать, ни тем, кто жаждет избавиться от всех идей прежней эпохи, которые в наши дни кажутся совершенно бессмысленными.

И не какая-то там сторонняя сила, а именно моя Церковь в одной из своих аккредитованных богословских семинарий научила меня воспринимать Библию критически. Почему же теперь я должен бояться подхода моей собственной Церкви к Священному Писанию? Нет, я применю полученные знания – и покажу моим читателям со всей ясностью, как мало исторические факты на самом деле говорят нам о предпосылках, на которых строится вся излагаемая нами история Иисуса. Иных этот анализ шокирует, ведь они и не подозревали, что все это известно академикам уже много веков. Однако я не хочу на этом останавливаться. Я воспринимаю Библию со всей серьезностью – и потому исследую ее страницы в поисках разоблачающих, но скрытых от взора подсказок-ключей. Я использую эти подсказки, проникшие в евангельскую традицию, и явлю смысл изначального опыта Иисуса. Именно впечатления тех, кто повстречал Иисуса, породили все сверхъестественные объяснения, – а не наоборот. И надеюсь, я смогу ясно показать: эти подсказки выходят на свет, если взглянуть на сугубо иудейские документы – известные нам, христианам, как Евангелия от Марка, Матфея, Луки и Иоанна, – сквозь призму иудейского мировоззрения. Я перечисляю их в порядке исторического возникновения: на мой взгляд, уже это послужит ценным подспорьем для их толкования. Я обозначу эти ключи ясно и четко и постараюсь провести читателей в самую суть впечатления, явленного Иисусом, – впечатления, сила и глубина которого и привели к тому, что его историю облекли в слова и записали.

Эта внутренняя потребность познать образ Иисуса за гранью Евангелий стала частью меня с тех пор, как я, еще мальчишка, впервые испытал на себе всю силу его личности. Я обрел в нем твердую опору в довольно бурном море жизни. Он дал мне безопасность, которую мне обещала моя фундаменталистская Евангелическая Церковь. Сейчас, глядя в прошлое, нетрудно объяснить, чем он меня так привлек. Я рос с отцом-алкоголиком, который умер, когда мне было двенадцать, и матерью, обреченной на бедность, неизбежно настигающую любого, кто пытается выжить в нашем мире, не закончив даже школу. Я отчаянно жаждал уверенности, которую, по уверениям моей Церкви, мог дать только Иисус. Все, что от меня требовалось – верить и повиноваться. Жить по Библии, в прямом смысле слова.

К тому времени, когда я подрос, мои взгляды сместились – от прежней библейской суровости к более утонченной церковной. Но я все так же алкал безопасности. Росли мои знания, и воспринимать Библию буквально я больше не мог, но не желал и отказываться от Иисуса. Тогда-то я и нашел временную передышку в справедливом, как я тогда считал, утверждении Католической Церкви: только через вероучительный авторитет Церкви обретается окончательная истина о Боге, и именно здесь – «неизменная вера». Со временем и это оказалось всего лишь иллюзией, которую я отверг по мере роста кругозора в студенческие годы.

Следующий этап в моем развитии настал, когда я впервые почувствовал, что Иисус стал для меня человеческим обликом той величайшей тайны, которую я называю Богом. Вся моя духовная жизнь, как я понял, была не чем иным, как одной бесконечной дорогой, призванной привести меня к этой тайне. Пауль Тиллих[6], один из ведущих богословов, повлиявших на мой образ мыслей, называл этого Бога «само-Бытием», а это означало, что мой поиск Бога будет тождествен поиску себя. Я и по сей день в пути, и не надеюсь достигнуть конца, пока живу «по эту сторону Иордана»[7]. Вместе с тем я не думаю, будто преследую некий мираж, рожденный моей же фантазией. Бог для меня – постижимая реальность, но когда я пытаюсь о нем говорить, Бог всегда превосходит любые объяснения. Уже сам этот факт выводит меня за пределы любой религиозной системы, уверяющей, будто именно ей ведома окончательная истина о Боге. С тех далеких дней религия стала для меня потеряла «непогрешимость», и ни одну ее форму нельзя воспринимать как окончательную.

Я пишу об этом так подробно лишь для того, чтобы вы поняли: мне лучше многих известно, сколь привлекательны религиозные системы, сулящие безопасность в обмен на признание безошибочности Библии или непогрешимости папы. Но теперь в этих заявлениях я вижу лишь обычные следствия религиозной истерии. Довольствоваться ими? Ну нет! Как и мои светские друзья, я считаю эти заявления самообманом, в котором больше не хочу участвовать. Но я не отказываюсь ни от поисков подлинного Иисуса, ни от попыток проникнуть в ту предельную тайну, которую именую Богом. Мне кажется, по этому пути в той или иной форме идет любой живущий на Земле, ибо поиск Бога – неотъемлемая часть того, что означает быть человеком.

Я все еще постоянно читаю библейские истории об Иисусе, но меня снова и снова отталкивают навязываемые самой их сутью предпосылки, ни с одной из которых я, человек XXI века, согласиться не в силах. Не верю, что некто способен в прямом смысле слова накормить пятью хлебами огромную толпу, – тогда миру никогда бы не грозил голод. А люди и сегодня, что ни день, умирают от голода. И если кто цепляется за такое понимание Бога, тогда логичен вывод, будто Бог в наши дни сам обрек голодающих на смерть, а мы просто отказываемся прямо признать, что такое божество ничем бы не отличалось от демона.

Не верю, что кто-то, обладающий сверхъестественной властью, может вернуть зрение слепым, слух – глухим, заставить немых петь, а хромых – встать и идти. Если такое возможно, зачем нам тогда медицина? Но она нам нужна, – а понимание причин болезней и поиск лекарств всегда были ответственностью людей, а не Бога.

Иногда утверждают, в защиту, будто век чудес миновал. Удобно: веришь в сверхъестественное и в то же время объясняешь, почему в современном мире оно не работает. А еще такая точка зрения противостоит нарастающему осознанию того, что никакого «века чудес» и не было, – а то, что наши предки называли чудесами, представляло собой или фантастические домыслы, с годами обраставшие ворохом сплетен, или неверное объяснение реальности, рожденное недостатком знаний об устройстве мира в те давние времена. По воде, аки посуху, у нас ходят разве что на поле для гольфа в скверных шутках. А бури рождает непрестанное движение атмосферных фронтов. У них нет личности, они не служат тайному замыслу божеств и уже потому не могут покориться человеческой воле.

Умершие – будь то дочь Иаира, сын Наинской вдовы, человек по имени Лазарь, – в наши дни не восстают из могил и не приходят к нам занять свое место. Мы знаем: смерть окончательна и бесповоротна. Если оставить мозг без кислорода на несколько минут, он необратимо разрушится, и все функции организма угаснут. Сейчас мы воспринимаем смерть как естественную часть жизни, а не как наказание, ниспосланное нам за грехи разгневанным божеством. И, разумеется, распятый человек, казненный и погребенный в пятницу, не может в воскресенье выйти живым и невредимым из гробницы, а его тело не может одолеть гравитацию, вознестись на небеса и вернуться к Богу, который, как верили в те давние времена, живет в заоблачной выси.

Вот лишь несколько примеров того, почему история Иисуса кажется мне скорее благочестивой фантазией, чем «словом Божьим». Я должен отринуть все эти вещи как невозможные, неистинные в прямом смысле слова. Но отказ от сторонних деталей не мешает мне по-прежнему верить в то, что Иисус ведет меня в иную, запредельную область, и через него мне открывается ее высший смысл.

Сверхъестественные библейские истории об Иисусе, звучавшие неоднократно на всем протяжении христианской истории, я уже не способен воспринимать в прямом смысле. Но меня по-прежнему влечет и вдохновляет его жизнь. Если кто-либо из вас, мои читатели, чувствовал нечто подобное, если этот конфликт вам знаком, то, быть может, я сумею стать для вас спутником или помощником на пути. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

И сперва обращусь к тирании религиозного страха. Неужели вера настолько слаба, а жизнь так опасна, что те, кто осмелится задавать вопросы, должны ждать нападок и упреков в безверии от тех, кому без религии не продохнуть? Я не враг христианской веры и не намерен завлекать всех в яростный спор. Да и дебаты в наше время вызваны взрывным расширением знаний, меняющим то, как мы видим мир, и библейской наукой, которую прежде не выпускали за пределы академических кругов из страха подорвать веру простых прихожан. Почему же эту вновь открытую истину так упорно отвергают и евангелическое, и католическое крыло христианской Церкви? Не кто иной, как покойный сенатор от штата Нью-Йорк, Дэниел Мойнихэн, однажды заявил: «Каждый имеет право на собственное мнение, но только не на собственные факты». И религии за ее «фактами» не скрыться от правды. Как, спрашиваем мы, согреть сердце, пренебрегая разумом? Как может сердце поклоняться тому, что разум отвергает, – если только страх перед небытием не порождает истерию, гасящую любые зачатки разума? Да, есть и другая сторона этого уравнения: сердце не способно бесконечно выносить пустоту, и чисто человеческое чувство опустошенности побуждает разум обретать новую почву под ногами, открывать новые возможности, искать иные пути. Духовной реальности, которую мы стремимся найти в наши дни постмодерна, никогда не достичь, не просветив ум, – но без доброго сердца к ней тоже не приблизиться. Уверен, именно это и побуждает нас к поиску новых форм почитания Бога, затрагивающих и сердце, и разум. Но прежде нам нужно избавить ум от всех прошлых формул, в наши дни уже не имеющих силы. Да, есть некое чувство безопасности в грезах об истине, не подлежащей обсуждению, или в жизни столь замкнутой, что для нее хватает и прежних объяснений всего и вся, но если не задавать серьезных вопросов, то искренне служить Богу невозможно. Нам следует признать этот факт – прямо и честно.

Я начну поиск с радикального разбора традиционных евангельских повествований об Иисусе. Да, многие из них не выдерживают критики. Иных это удивит, заденет, а то и приведет в ярость, когда они поймут, что большая часть из сказанного и написанного об Иисусе не имеет отношения к истории – и никогда не имела. Я со всех сторон рассмотрю эти рассказы и, если факты того потребуют, либо отложу их в сторону, либо выявлю их подлинный смысл. Я хочу сделать это смело и открыто. Возможно, кто-то обеспокоится тем, что в конце концов от традиционной истории веры не останется камня на камне. Но меня это не заботит. Моя цель – не уничтожить Иисуса, а разрушить те застывшие железобетонные стены, под которыми его погребли. И как только это будет исполнено, мы сможем продолжить наш путь к новому видению, где нас ждет новый Иисус – Иисус для неверующих.

Надеюсь, цель вас увлекла. Тогда вперед, в дорогу!

2 Звезда над Вифлеемом не сияла

Мы приступаем к изучению истории Иисуса с самого начала библейского описания его жизни. Правда ли Иисус родился в Вифлееме, городе царя Давида? Ответ прост и очевиден – нет. Крайне маловероятно, что это исторический факт.

Иисус родился в Назарете. Самым обычным образом. Как все. От земных отца и матери. И рождение в Вифлееме, и традиция непорочного зачатия – это элементы разворачивавшегося процесса богословских толкований, проникшие в христианскую письменную традицию не ранее 90-х годов нашей эры, то есть спустя пятьдесят, а то и шестьдесят лет после того, как завершилась земная жизнь Иисуса. Традиционные верующие, по большей части узнающие о рождении Христа не из Библии, а из праздничных театрализованных представлений, в которых им, может статься, даже доставалась роль, могут и нервно заерзать от столь бесцеремонного проникновения в миф о божественном рождении. Романтические, ностальгические, никем не оспариваемые легенды умирают с трудом.

Истории о чудесном рождении – извечные сказки. С историей они не связаны никак. В конце концов, никто не ждет великих у роддома. Сначала человек становится великим, а уж потом его рождение овеивают мифы о грядущей славе. Как правило, в них скрыт намек на то, что с юных лет герой владел особыми дарами – характером, силой, умом. Со временем момент явления этой личности на свет, возможно, облекают разными чудесами и знамениями – предвестниками будущей судьбы. И потому так важно начать наш поиск человека по имени Иисус именно от библейских рассказов о его рождении, которые по ошибке слишком часто принимали за исторические свидетельства[8]. Эти рассказы полны необычных деталей. В них поют ангелы, блуждают звезды, возвещая о земных событиях, в них даже есть плод, взыгравший у матери в чреве в знак грядущего величия другого плода. Все эти детали следует сразу же отнести к символике истолкований, коей они и являются – но только не к истории в прямом смысле слова. А теперь – несколько уместных фактов из мира реальной исторической науки.

По свидетельству светских историков, царь Ирод Великий скончался в 4 году до нашей эры, после чего страну евреев поделили на три области. Несколько лет спустя прокуратором одной из этих областей, Иудеи, стал Понтий Пилат. Согласно тем же светским историкам, Пилат занимал свой пост с 26 по 36 год уже нашей эры. Если верна традиция, по которой Иисус родился в дни правления Ирода – как об этом говорят два евангельских рассказа (Мф 2:1, 22; Лк 1:5), – и был распят при Понтии Пилате, как на том сходятся все Евангелия (Мк 15:1; Мф 27:2; Лк 3:1, 23:1; Ин 18:29 и сл.), мы можем довольно точно определить время его жизни. Сопоставляя указанные даты с другими известными данными, ученые сошлись на том, что жизненный путь Иисуса из Назарета начался около 4 года до нашей эры и закончился распятием примерно в 30 году нашей эры. И с этими предварительными сведениями сосредоточим внимание на подробностях его жизни.

Где родился Иисус? Он был широко известен как Иисус из Назарета (Мк 1:24, 6:1–6, 16:6; Мф 21:11, 26:71; Лк 4:16, 18:37, 24:19; Ин 1:45, 18:5), и, видимо, местом его рождения и был Назарет. Во всяком случае, автор Евангелия от Марка, самого раннего, предполагает именно так. В тексте Марка нет никаких упоминаний не только о Вифлееме, но даже о чудесном рождении. Это означает, что Вифлеем как место рождения Иисуса вошел в христианскую традицию не ранее 80-х годов, когда свое Евангелие написал Матфей. И такое чувство, что вифлеемская традиция взята не из воспоминаний очевидцев, а из мессианского текста в Книге пророка Михея (Мих 5:2), написанной, как принято считать, в конце VIII века до нашей эры. Матфей, рассказывая о встрече Ирода с волхвами, говорит, что царь призвал своих книжников, чтобы узнать у них, где должен родиться обетованный Мессия. Книжники исследовали Писание и истолковали слова Михея как скрытый мессианский намек (Мф 2:5–6). Почему же Михей писал, что Мессия родится в Вифлееме, близ Иерусалима? Потому что в этом городке родился великий царь Давид, а евреи уже давно внесли в развивающуюся мессианскую традицию пункт о том, что Мессия, помимо прочего, восстановит трон Давида.

Евангелия от Матфея и Луки – единственные, в которых приводится история Рождества и вообще какие-либо сведения о происхождении Иисуса, что уже само по себе подтверждает их шаткость, – едины в том, что Иисус родился в Вифлееме, однако расходятся в том, как именно так вышло. На самом деле два этих рассказа много чем разнятся, однако в сознании людей они смешались до такой степени, что мало кто уже отделит подробности повествования Матфея от истории Луки. Но нам крайне важно провести между ними четкую грань.

Матфей предполагает, что Мария и Иосиф жили в Вифлееме, – да, так легко объяснить, почему Иисус там родился. По словам Матфея, Мария и Иосиф имели там дом, ясно заметный, над которым могла застыть звезда, изливая на него свой ровный яркий свет. И все же Матфей прекрасно знает, что исторический Иисус был галилеянином – и равно так же, как и все, кто знал Иисуса взрослым, он разделяет мнение о том, что Иисус был выходцем из Назарета. В те дни почти никто из Иерусалима и Иудеи не переселялся в Галилею. Ехать в те края, хоть в города, хоть в селения, не желал никто. Вся жизнь евреев – социальная, политическая, торговая, – если и поощряла переселение, то как раз в обратном направлении – в сторону Иерусалима, а не от него. Иерусалим воплощал собой мир возможностей, а Галилея олицетворяла бедность. Даже римский гнет в Иерусалиме отчасти смягчался благодаря политическому весу города. И тем не менее Матфей отправляет семью Иисуса именно в ту сторону, чтобы объяснить галилейское происхождение Иисуса. А чтобы такое поведение не показалось парадоксальным, он включает в повествование о младенческих годах весьма натянутую драму, призванную показать, что заставило семью Иисуса покинуть благородное место его рождения – Вифлеем Иудейский – и растить его в сельской глубинке Галилеи. Это надуманное объяснение включает и массу сверхъестественных посланий, полученных во сне, и даже элементы придворной интриги, когда весь дом правящего монарха, Ирода, восстает против простого младенца, которого сочли угрозой царской власти (Мф 2:7–23). О том, что вся эта история – не более чем миф, свидетельствуют дальнейшие слова Матфея о том, что Иисус был сыном плотника (Мф 13:55). В реальной жизни очень-очень мало царей озаботятся явлением на свет простолюдина и станут плести заговоры, пытаясь защитить трон от «угрозы» со стороны такого ребенка. Все эти мотивы в оригинальном повествовании Матфея о рождении Иисуса явно не имеют отношения к истории. Скорее, они отражают возрастающую силу претензий, которые появились уже после смерти Иисуса, – притязаний на то, что он был наследником трона Давидова: такой была черта обетованного еврейского Мессии.

К тому же, воспринять рассказ о Вифлееме как о месте рождения Иисуса в прямом смысле можно лишь в том случае, если признать правдивым рассказ о волхвах. Но ни один хоть слегка уважаемый библеист в наши дни не станет всерьез защищать их историчность. История о волхвах, приведенная лишь у Матфея – по всем признакам проповедь. Она допускает разные толкования и строится на драматическом развитии эпизода из 60-й главы Книги пророка Исаии. У Исаии говорится: цари придут к «восходящему над тобою [над Иерусалимом] сиянию [Бога]» (Ис 60:3). Эти цари прибудут верхом на верблюдах из Савы[9] и привезут с собой золото и ладан (60:6). Вот ядро истории волхвов.

Как же тогда туда попала мирра, которой у Исаии явно нет? Ответ прост, но требует познаний в еврейской истории. У Исаии есть другая деталь: цари прибывают из Савы. Слово «Сава» могло напомнить еврейским толковникам еще один эпизод их священной истории, когда другая царственная гостья явилась почтить царя Израиля, – и мудрецы тут же ушли с головой в библейские тексты. В Третьей книге Царств есть рассказ о том, как царица Савская посетила Соломона (10:1–13). Сказано, что она путешествовала верхом на верблюдах и привезла с собой великое множество благовоний. Видимо, так мирра и проникла в историю волхвов.

В изложении Матфея волхвы (или цари) идут за волшебной звездой, а та с небесных высот на востоке возвещает о рождении царя Иудейского (Мф 2:2). Потом звезда плывет по небу так медленно, что эти ближневосточные звездочеты могут проследовать за ней до места назначения (Мф 2:9). Звезды, что возглашают с небес о земных событиях, представимы лишь в мире, где небосвод видится крышей Земли и подножием небесной сферы. В той картине мира они были чем-то вроде фонариков, которые Бог развешивал на небе, объявляя о рождении некоей важной персоны. В этом качестве они часто использовались в еврейском фольклоре. В раввинистической традиции одна такая звезда возвестила о рождении Авраама, отца множества народов; другая – о рождении Исаака, обетованного дитяти; а третья – о рождении Моисея, сотворившего самосознание еврейского народа. Да, обитай Бог за пределами небес, как верили в те времена, и будь Земля объектом его постоянного внимания, такое было бы вполне представимо. Но в нашу космическую эпоху – нет. Мы живем, осознавая размеры Вселенной, непредставимые для людей I века. В нашей картине мира самолеты несутся к другой стороне земного шара, ракеты – к далекой Луне, а беспилотные космические аппараты – к планетам Солнечной системы. «Хаббл» показал нам, что в нашей Галактике, известной как Млечный путь, более 200 миллиардов звезд, и большинство из них превосходят по размеру ту, которую мы именуем Солнцем. Наша Галактика простирается более чем на 100 000 световых лет. Иными словами, свет, мчащийся со скоростью почти в 300 000 километров в секунду, пересек бы ее из конца в конец примерно за сто тысяч лет. Чтобы приблизительно оценить это расстояние, умножьте 300 000 на 60 секунд, затем на 60 минут, потом на 24 часа и, наконец, на 365,25 суток, и получите величину одного светового года в километрах – которую для общего итога следует еще умножить на 100 000. Результат превосходит любое воображение. И еще современное сознание должно принять во внимание тот факт, что наша Галактика – лишь крошечная часть видимой Вселенной, а в ней сотни миллиардов других галактик, и что ни день, открывают все новые и новые, а космическое пространство неуклонно ширится и сейчас. Звезды – безличные физические объекты. Они не объявляют о земных событиях. В нашей Галактике нет блудных звезд. У каждой из них своя траектория, ее можно ввести в память компьютера и точно рассчитать положение звезды на небе в любой момент, будь то в прошлом или в будущем. И потому в реальном мире ни одна звезда не могла привести волхвов сперва во дворец царя Ирода – где те узнали от царских книжников, что еврейскому Мессии надлежит родиться в Вифлееме, – а затем и в сам Вифлеем. Эти идеи, столь важные для библейской истории, просто неправдоподобны, если только мы не намерены выдавать желаемое за действительное. Они – не более чем фантазии древности и Средних веков.

Вифлеем был городом Давида. Трон Давида пустовал или был занят чужеземцами с начала VI века до нашей эры, когда вавилоняне положили конец еврейской царской династии, убив всех сыновей и наследников царя Седекии, а самого Седекию ослепили и увели в вавилонский плен (4 Цар 25:7). Уже после смерти Иисуса, когда его имя овеяли мессианские легенды, память о нем облекли в одежды этой древней традиции. Рождение Иисуса в Вифлееме – не исторический факт. Его не предсказывал пророк Михей. О нем не возвещала звезда, за которой следовали волхвы. Звезда не привела их ни в царский дворец, ни в дом в Вифлееме, где, по преданию, родился младенец Христос. Волхвы не подносили ему в дар золото, ладан и мирру. Все эти детали – часть изменчивой мифологии, которую следует отделить от человека по имени Иисус, если мы хотим увидеть его таким, каким он был на самом деле.

Словно давая понять, что он плетет ткань из мифологических толкований, Матфей заимствует из еврейского прошлого историю Моисея, ставит ее как фон и облекает в нее рождение Иисуса. Когда-то давно нечестивый фараон, правитель Египта, решил расправиться с Моисеем, богоизбранным освободителем народа, и приказал убить всех еврейских младенцев мужского пола, родившихся в стране. По преданию, он хотел уничтожить маленького Моисея прежде, чем тот успеет вырасти и вывести еврейский народ из египетского рабства. Моисею удалось спастись лишь потому, что мать спрятала его в зарослях тростника у берегов Нила, где его нашла дочь фараона, взяла во дворец и воспитала как собственного сына (Исх 1:15 – 2:10). Сестра Моисея, Мариам, появляется в этом древнем предании как раз вовремя, предлагает найти для ребенка еврейскую кормилицу, которая поможет растить его при царском дворе, и советует взять на эту должность собственную мать, – а та как раз приходится матерью и Моисею. Все круги замыкаются. Такое часто случается в развивающейся мифологии. В реальной истории – никогда[10].

Матфей вводит тему Моисея в историю волхвов, когда те, с благословения царя, отправляются в Вифлеем. Ирод, по словам евангелиста, требует лишь, чтобы волхвы возвратились к нему, когда найдут царственного младенца, «дабы и я пришел и поклонился Ему» (Мф 2:8). Пока мудрецы идут по караванной тропе длиной в десять километров из Иерусалима в Вифлеем, их снова ведет чудесная звезда, которую они видели на востоке (Мф 2:9). Затем звезда останавливается над домом, где живет Иисус, и они преподносят младенцу дары – золото, ладан и мирру (Мф 2:9–11). Однако Бог предупредил ближневосточных звездочетов во сне – не возвращайтесь к Ироду, – и они «иным путем удалились в страну свою» (Мф 2:12). Ирод, осознав, что иноземцы отказались шпионить в его пользу и искать новоявленного претендента на престол, приходит в ярость, решает прибегнуть к «плану “Б”» (Мф 2:16–18), собирает армию и шлет солдат в Вифлеем, веля убить всех еврейских младенцев мужского пола в тщетной попытке уничтожить обещанного Богом освободителя – то есть поступает точно так же, как поступил египетский фараон, когда родился Моисей. Матфей снова связывает две эти истории, когда говорит, что действия Ирода повлекли бегство семьи в Египет. Все эти символические намеки умелый рассказчик искусно вплетает в повествование о мнимом рождении Мессии в Вифлееме. Они романтичны и занятны, но в них нет и следа исторических свидетельств. Рождение в Вифлееме – лишь еще одна часть развивающейся мессианской традиции. Если бы нас заботила в первую очередь реальная история, нам следовало бы петь на Рождество: «О, малый город Назарет!»[11] – ибо, по всей вероятности, именно там появился на свет тот, кого мы знаем под именем Иисуса из Назарета.

Лука писал примерно десять лет спустя. У него рассказ о рождении Иисуса принимает совершенно иной оборот. Да, он тоже исходит из того, что Иисус родился в Вифлееме. Но это почти все, в чем схожи их с Матфеем повествования.

Лука не просто знал о том, что рождественская традиция уже развивалась. У него было Евангелие от Марка. Он изначально хотел ввести темы, которые бы после развил в своем Евангелии, и ему было важно показать, что Иисус, как законный наследник трона Давидова, родился в Вифлееме. Но, в отличие от Матфея, Лука соглашался с Марком: семья Иисуса жила в Назарете. И появилась проблема: как у обычной четы из Назарета мог в Вифлееме родиться чудесный младенец, чтобы исполнились пророчества, связанные с Давидом? Лука выбрал довольно занятный, но, как мы увидим, сомнительный с исторической точки зрения литературный прием. Еще до рождения Иисуса, писал Лука, кесарь Август издал указ о всеобщей переписи, и указ этот требовал, чтобы люди вернулись в те места, где жили их предки (Лк 2:1–5). Иосиф, по словам Луки, происходил из «дома и рода Давидова», и потому ему пришлось вернуться в Вифлеем. Он взял с собой беременную жену, которая вскоре должна была родить (2:5). По этой-то причине, утверждает Лука, чета из Назарета оказалась в Вифлееме как раз тогда, когда ребенок появился на свет, – весьма остроумное решение мифологической проблемы.

Сесил Демилль и Мэл Гибсон восхитились бы богатой фантазией Луки, однако с историей его рассказ не имеет ничего общего. Утверждать обратное невозможно, если только не отказать себе во всякой способности к рациональному мышлению. Слишком много проблем, связанных с этой историей, доказывают снова и снова: эти сведения, дающие массу толкований, а порой и неточные, были прежде всего призваны для того, чтобы евангелист мог показать, кем он считал Иисуса. Их и не собирались представлять как реальные события.

Во-первых, Лука говорит: перепись по приказу кесаря Августа имела место, когда Квириний был правителем Сирии. Из светских документов следует: Квириний стал правителем Сирии зимой 6–7 годов нашей эры. Если, как полагает Лука, Иисус родился, когда Ирод еще находился на престоле (4 г. до н. э.), то к тому моменту, когда Квириний занял свой пост, ему уже было десять или одиннадцать лет. Уже один этот факт сотрясает «историчность» всего рассказа.

Во-вторых, нигде, ни у одного древнего историка, нет никаких указаний на то, что какой-либо властелин ради переписи или сбора податей приказывал людям возвращаться в края предков. Для такого нужна столь эффективная работа правительства и такое искусство учета, которого у нас нет и сейчас. И уж тем более его не представить в древнем мире, где никто не получал никаких свидетельств о рождении, браке или смерти. Есть и еще одно обстоятельство, которое делает такое предположение абсурдным. В генеалогии Луки (3:23–38) перечисляется сорок одно поколение от Давида до Иосифа. Вопрос: сколько прямых наследников наберется у человека за сорок одно поколение? Их число должно измеряться миллионами! У царя Давида было множество жен – возможно, не тысяча, как у его сына Соломона, но не меньше нескольких сотен. Пара-тройка поколений, может, чуть больше, – и чуть ли не все кругом могли претендовать на право зваться потомками Давида. Сама идея о том, что правительство – любое правительство – знало в точности, кто кому кем приходится, и могло потребовать от людей вернуться в «город Давидов» для переписи, непредставима, если не сказать – абсурдна. Если бы такой подход применяли в прямом смысле слова, стоит ли удивляться, что в гостинице не нашлось свободных мест! Ни на Ближнем Востоке, ни даже в современном мире, нет такого города, нет такой страны, способной совладать со столь огромным притоком людей. Истории здесь нет и не было!

Стоит воспринять детали рождественской легенды у Луки в прямом смысле – и она рассыпается на глазах. Люди, в общем-то, не представляют, что от Назарета до Иерусалима примерно 150 километров, а от Назарета до Вифлеема – где-то сотня. Это неделя, а то и десять дней пути. В ту эпоху путешествовать можно было или пешком, или верхом на осле. Ни кафе тебе, ни мотелей. Спишь в чистом поле, ешь все, что взял, да может, купишь что в дороге. Днем палит, надо искать тень. Ночью тьма кромешная, и после заката идти опасно. Если собрать все это воедино, встает вопрос: какой муж в здравом рассудке потащил бы в такое путешествие беременную жену на восьмом, а то и девятом месяце? Как ему вообще могло прийти в голову взять ее с собой? В конце концов, в то время женщин не вносили в списки для голосования, их не облагали налогами, а в жизни общества они не принимали решений вообще. Очевидно, что литературный прием, к которому прибегнул Лука, чтобы привести Иисуса к моменту его рождения в Вифлеем и тем самым подкрепить растущую мифологию, имеет немало уязвимых мест.

Далее. У Луки Иисус и его родители не бегут в Египет, как предполагал Матфей, а остаются близ Иерусалима и ждут церемонии обрезания младенца на восьмой день его жизни и обряда очищения на сороковой день. Лишь затем все семейство неспешно возвращается в свой дом в Назарете, где, согласно традиции, Иисус и вырос. Несомненно, там же он и родился.

Рождение Иисуса в Вифлееме – лишь часть искусственно созданного мифологического образа. Он родом из Назарета, ничем не примечательного городка, о котором люди позже говорили: «Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин 1:46). Но Иисус был явно выходцем из Назарета – и едва мы выходим за пределы мифотолкований, которыми овеяна его жизнь в Евангелиях от Матфея и Луки, это со всей ясностью следует из самой библейской истории.

Анализ ставит ряд вопросов. Что такого было в этом Иисусе? Отчего люди приписали ему рождение в Вифлееме и окружили его космическими знаками и чудесами? Каким нужно было быть человеком, чтобы собрать вокруг себя столько мифов? Почему их приложили к нему? Какая сила в истории побудила людей возвысить Иисуса и переместить место его рождения из глухого закутка Иудеи в город великого царя?