Знойное сибирское солнце нещадно палило, оставляя на коже ощущение легкого ожога и придавая ей болезненный, красновато-желтый оттенок. Надоедливые горячие лучи никого не хотели оставить в покое. Даже под сочно-зеленым бархатом березовых листьев они норовили ужалить каждого в любое оголенное место. – «Боже мой! Это невыносимо!» – пронеслось в ее голове. Но ветер не слышал этих слов и продолжал нагло трепать ее сероватые волосы, беспорядочно раскидывая их по плечам. «Пожалуй, возьму себе мороженого, хотя… стоять на остановке и при всех есть его…, а, если подойдет автобус? Нет, потерплю…».
Машинально перебежав через дорогу, не дожидаясь сигнала светофора, она очутилась на остановке. Казалось, все взгляды обращены на нее, особенно критичные женские. Но в ее сторону никто не смотрел, может быть, просто, от нечего делать. Ее обыкновенное лицо, с карими глазами под ненакрашенными ресницами, прямым носом и несколько большим ртом, плавно перетекало в шею, от которой начиналось длинноватое туловище. Оно было укутано в легкий вязаный костюм, из жилетки и юбки, бежевого цвета. На шее болталось деревянное «колье», с темными бусинами, в виде солнца. Автобус лениво подошел с опозданием в минуту, забрал пассажиров и также нехотя продолжил свой маршрут. Транспорт оранжевого цвета оказался «резиновым», так как вместил в себя всех. Маленькие, но сильные старушки, в красных и зеленых платьицах, были похожи, как сестры, друг на друга. Возле каждой стояли ведра с землей или саженцами. Молодежь недовольно посматривала на них, и каждый думал про себя: «Ну, куда же они едут? Куда везут эти ведра, ведь все уже давно посадили?». Бабульки настырно молчали и, кажется, знали, что именно о них думают. Однако всем своим видом хотели показать, что даже на пенсии не видят покоя, так как вынуждены кормить своих взрослых детей и подрастающих внуков. Молодая и полная кондукторша с видом «заколебали вы все» пробиралась сквозь толпу в надежде, что «где-то там» ей дадут денег, а не сунут под нос проездной билет. Когда она продвигалась мимо, ощущалось, что лучше всего на свете она умеет «работать локтями». Ее пышные, волнистые волосы щекотали лицо. В нос просился букет всевозможных ароматов от нее и еще половины автобуса. Молодежь злилась. Старушки готовились «дать отпор», если заставят платить за «багаж». Через пару минут в салоне стало попахивать горелой резиной. На лицах пассажиров обозначилось явное беспокойство. Остановились. Кондукторша снова «заработала локтями», пассажиры, помогая ей, заерзали в обратном направлении. Каждый, молча, ждал ее объявления о том, что необходимо покинуть автобус, но по-детски надеялся на чудо. Чуда не произошло. Старушки заворчали, молодежь раздражалась еще больше. «Выходили» по трое. Сердце бешено колотилось при мысли, что она может не успеть на эту встречу. Глаза в «конвульсиях» бросали взоры на часы каждые девять секунд. Остановка быстро заполнилась нервным народом. В воздухе повисло гудение, отчего тошнило и хотелось есть одновременно. Через пять минут стало ясно, что проще расстаться со стами рублями, чем ждать дальше. И, хотя ей снова казалось, что все взгляды обращены лишь на нее, рука машинально повисла в воздухе, и через пару секунд возле ног заскрипели тормоза вишневой «шестерки». На душе стало еще легче при виде за рулем пожилого человека. Сейчас она старалась только не задеть головой дверцу машины и плотно закрыть ее. Ехали быстро и молча, что радовало до некоторого момента. Из-за угла дома на дорогу неожиданно кинулась черная кошка…, колеса загудели…, о железное днище что-то с силой ударилось. В висках с болью стало биться «второе сердце». Водитель, с пунцовым от жары лицом и в клетчатой рубашке, коротко выругался и поехал еще быстрее с «места преступления». У нее было ощущение, будто она являлась его сообщницей. Нервно заработало подсознание, которое говорило, что все это неспроста и, может быть, не стоит идти на эту встречу. В мозгах же крутилось иное: «Надо пойти, что может случиться плохого? А, вот если не пойду, то пожалею…».
В стекле обозначилось до боли знакомое оранжевое здание университета, который она посещала почти каждый день на протяжении пяти лет. В области сердца что-то предательски заныло, в памяти стали вырисовываться приятные картинки из недавнего прошлого. А вот и нужная дверь, с краткой надписью «ПРОФКОМ». Дыхание усилилось. Она постаралась набрать в рот побольше воздуха и, постучавшись, шагнула в кабинет.
– Здравствуйте, Вы – Елена Михайловна? – с надеждой в голосе, обратилась она к пышной женщине, с обесцвеченными до желта волосами.
– Да, это я.
– Ой, здравствуйте, я – Аня Полкова…, я обещала, что зайду сегодня. Вы не заняты?
– А, проходи, да,…садись. Аня робко пересекла комнату длинными шагами и «приземлилась» на деревянный стул. – Ну что, Анечка, я могу сказать? Твой интерес к студенческим отрядам радует, тем более, что сейчас они действительно возрождаются. Сама я только первый год работаю в этом направлении. Что конкретно тебя интересует?
– В общих чертах я, конечно, ознакомлена с сутью этого движения. Тот материал, который у меня имеется, натолкнул на вывод, что строительные отряды дали много не только стране, но и молодежи. И мне кажется, что это явление практически было лишено каких-либо недостатков.
– Конечно…, Аня, положительных моментов в нем было много. Но нельзя говорить, что отсутствовал негатив. (Здесь женщина тяжело вздохнула и стала вертеть в руках зеленый карандаш). Например, когда отряд не формировался полностью, прибегали к принудительному вовлечению. Студентов заставляли насильно работать, а, ведь кто-то просто хотел отдыхать где-нибудь на море или на даче. Ты никуда не торопишься?
– Да, нет пока, а Вы?
– Нет…, у меня сейчас «окно». Давай кофейку попьем, с печеньем. Видно было, что женщина действительно порадовалась заинтересованности представительницы молодежи студенческими отрядами. Она, вздыхая, поднялась со стула и стала готовить кофе. В воздухе жадно запахло «наркотическим» напитком. Желудок предательски запросил еды. – Сначала ведь молодежь фактически была предоставлена самой себе. Студенты были большой и дешевой рабочей силой. А, как там они построят или покрасят, – мало, кого волновало. Это потом уже их стали обучать основным строительным профессиям. Елена Михайловна говорила почти ровным тоном, не стараясь подбирать специальных слов. – А, какие-нибудь неприятности были, несчастные случаи? – Аня уже без робости задала этот вопрос и сама поразилась тому, что желала услышать на него положительный ответ. – О, конечно были, мало, но… были и смерти среди студентов. Раньше об этом не писалось, только где-то в архивах, наверное, можно узнать. В основном случались производственные травмы. (Пышная женщина мило поправила свисающий на лоб белый локон и аппетитно отхлебнула из чашки бодрящий эликсир). Аня слушала, молча, изредка поднимая глаза на собеседницу. – После этого Коллегия Министерства образования запретила использовать студентов на разборке зданий и сооружений, валке леса, механиками пилорам. Стали выделять профессиональных водителей. Командирами отрядов старались назначать преподавателей или хотя бы студентов старших курсов. У меня есть кое-какой материал, – могу дать почитать, если интересно. Елена Михайловна снова встала из-за стола и медленно «подплыла» к шкафу, откуда извлекла небольшую стопку газет, изданных в разные исторические периоды. – Вот, у меня есть даже анкета для бойцов отряда, можешь взять себе…, а газеты, как прочтешь, не забудь вернуть…, – только не вздумай потерять что-нибудь. Елена Михайловна добровольно, но нехотя рассталась со своими «сокровищами» в надежде, что увидит их еще когда-нибудь и для утешения положила в рот маленький фигурный крекер. – Конечно, что Вы? – Все обязательно верну, – с доброй признательностью ответила Аня и отпила из кружки черный напиток, который приятно обжег пищевод.
– В девяностые годы это движение сильно ослабло, осталось несколько десятков отрядов по всей стране. Но теперь их число опять растет. Конечно, сейчас эти отряды несколько другие. Ими занимается не Комсомол, а Министерство образования. У нас, в университете, тоже в том году работали два отряда, правда, невыездные, убирали территорию возле вуза, ремонтировали дороги. – А ты сама хотела просто подкопить информацию или тоже поработать в отряде? – Елена Михайловна внимательно посмотрела на девушку, которая невольно поежилась под этим взглядом. – Вообще…, мне хотелось бы как-то помочь возрождению этого движения…, – неуверенно ответила Аня и робко подняла глаза на женщину. Та улыбнулась в ответ и посмотрела в сторону. – Ну, конечно, я не против была бы и поработать в отряде, но не столько за деньги, сколько за идею. – Помочь? Я тоже, в принципе-то, этим занимаюсь, но дело не столько в отсутствии помощи моральной, сколько финансовой. Фактически государство на это никаких средств не выделяет, – за все должны платить принимающие отряды организации. Многие из них лучше наймут квалифицированных рабочих, чем студентов. Ты для начала ознакомься с газетами, которые я дала, поговори с кем-нибудь из наших преподавателей, кто выезжал с отрядом. – Кстати, есть вообще идеальный вариант. У нас раньше работал…, работал…Олег Борисович, кажется. Фамилию забыла…, – «безопасность жизнедеятельности» преподавал. Он до сих пор иногда здесь появляется. Зайди в деканат и узнай его адрес или телефон. – Он тоже был в отряде? – оживленно спросила Аня, широко «распахнув» глаза и поддавшись вперед, навстречу Елене Михайловне.
– Он, кажется, являлся командиром одного из них. Так что он тебе может много интересного рассказать. Конечно, времени немало прошло, ему уже за семьдесят, но, думаю, он будет рад, что кто-то интересуется им, его деятельностью.
– Спасибо большое, Елена Михайловна, я обязательно газеты верну и поговорю с ним. Ладно, не буду Вас больше задерживать…, спасибо, до свидания.
– Ну что ж, рада помочь. Если что, – обращайся. В отряд приму,…правда, получишь там немного… – Хорошо, подумаю. Спасибо, всего доброго.
– До свидания. Аня, довольная, выпорхнула за дверь «приятного» кабинетика и устремилась в деканат, который находился двумя этажами выше. Ноги сами несли ее по ступенькам и длинному коридору к заветной дверце. Возле кабинета в ожидании толпились несколько студентов, по всей видимости, «должники», которые не смогли вовремя закрыть сессию. Выражения их лиц были очень похожи между собой: они сочетали беспокойство, надежду, усталость и досаду на себя за то, что сейчас приходится «торчать» здесь.
Аня решила подождать, пока пройдут все «хвостатые», так как чувствовала, что без очереди ее не пропустят. Время тянулось медленно. В голове постоянно вертелся один и тот же вопрос: «Дадут ли мне телефон преподавателя, а может, посчитают это лишним и откажут»? Студенты продолжали переминаться с ноги на ногу, нервно вздыхая, поклацивая языками и теребя в дрожащих руках зачетные книжки. Тревога стала медленно перерождаться в безразличие. Захотелось поскорее добраться до дому, принять прохладную ванну с ароматной пеной, съесть чего-нибудь горяченького и завалиться спать, откинув все посторонние мысли. В деканате было светло и душно. Комната, щедро залитая солнечным светом, казалась золотой. Даже старенькие шторы и пыльные столы не портили этого впечатления. Большие цветы в широких коричневых горшках не пахли, но наполняли скупой воздух своим свежим дыханием.
Аня робко переступила порог, поздоровавшись со всеми сразу, кто там находился. Четверо студентов одновременно «оккупировали» кого-то из преподавателей, а в углу, за компьютером, сидела молодая женщина-секретарь. Ее темно-русые волосы были аккуратно уложены в прическу и заколоты на затылке. Серовато-зеленый костюм, хоть и не сочетался с карими глазами, зато неплохо гармонировал с макияжем и лаком на ногтях. По всему было видно, что женщина устроилась сюда работать совсем недавно и еще не свыклась со своими обязанностями. На просьбу Ани дать ей хоть какие-то данные о «таинственном» преподавателе она отреагировала совершенно спокойно и начала перебирать листы в толстой папке.
– Итак, Манин Олег Борисович…, – он сейчас уже не работает у нас, на пенсию вышел недавно…, Вы хотели ему долги сдать? – женщина внимательно посмотрела на Аню, как будто хотела прочитать на ее лице истинную причину, заставившую ту искать преподавателя. – Нет, знаете,…я несколько по иному вопросу…, мне бы его телефон, если можно. Аня нервно полезла худенькими руками в волосы, стала лихорадочно поправлять их, «развешивая» по покатым плечам. – Вообще-то мы стараемся телефоны не давать…, – если только в самых крайних случаях. К тому же, у меня нет его номера телефона.
– Может быть, есть какие-то сведения о нем? – с мольбой в глазах и дрожью в голосе спросила Аня. – Увы, но кроме адреса, больше никаких средств связи. Если это настолько важно, я могу дать Вам его адрес…, но это не в самом городе, а в поселке К… – Б…
– Ничего страшного, – я доберусь.
– Хорошо… (женщина записала на чистый клочок бумаги адрес бывшего преподавателя и доброжелательно протянула его незнакомке).
– Спасибо Вам большое. Вы мне очень помогли.
– Не стоит. Всего доброго, – улыбнувшись, ответила сотрудница деканата.
– До свидания. Аня «пулей» вылетела за дверь и, позабыв о голоде и жутком до этого момента желании помыться, понеслась вниз по ступенькам. Солнце все также настырно жалило в макушку, нещадно кусало за локти, плечи и коленки. Теплый ветерок гонял кипяченый воздух и фактически не делал его прохладнее. Аня дошла до ближайшей остановки за две с половиной минуты. Пассажиров оказалось немного: только молодая женщина с ребенком и скрюченный старик, внимательно наблюдавший за ними. Белокурая девочка, с вьющимися волосенками, лет четырех, в коротеньком платьице и с лопаткой в руках, бегала вокруг мамы и клянчила купить ей ведерко, «чтобы складывать в него песочек». Мама недовольно отмахивалась от дочурки, но всё же пообещала, что «завтра» сходит в магазин. Старик поочередно переводил взгляд с матери на дочку, как будто искал в них общее и отличительное. Но его голубые влажные глаза говорили о том, что он вспоминал свое детство, свою маму, единственную игрушку, которую сделал для него отец с огромной любовью. Потом в памяти всплыли уже его дети, сначала маленькие, а затем и взрослые…, внуки, с которыми удается повидаться крайне редко. Боковым зрением Аня приметила на остановке двух пожилых женщин, в льняных голубовато-зеленых фартучках, с плотно укутанными ведрами, на которых висели ценники. Какая-то странная связь между желудком и ногами заставила ее подойти к ним. Дамы наперебой стали предлагать ей различные виды пирожков, имеющихся в наличии. Недолго раздумывая, Аня извлекла из кошелька две слегка потрепанных «десятки» и протянула одной из торговок со словами: «Мне, пожалуйста, сосиску с картошкой». Та, с довольным выражением лица, всучила ей еще горячее мягкое «лакомство», завернутое в белую салфетку.
Именно сейчас настал тот редкий момент, когда Ане было все равно, что на нее «обращены все взгляды», что «ее осуждают за купленный и тут же съеденный пирожок». Приятный аромат и солоноватая картошка придавали обычному «блюду» восхитительный вкус. Но показавшийся вдалеке автобус и усилившийся голод заставили поглотить пирожок в минуту. Красные дверцы подъехавшего транспорта распахнулись и увлекли пассажиров внутрь. Ехать предстояло около двух часов. Аня с удовольствием опустилась на старенькое кожаное сидение «Пазика», дав всему организму расслабиться. И только сейчас она почувствовала, насколько устала. Ноги не двигались и надулись, как ватные подушечки. Ощущались только ноющие кости. Она безразлично смотрела сквозь стекло на мельтешащий в нем город, людей, спешивших кто-куда, бездомных собак, по привычке вдыхающих носом землю. Аня достала из дамской сумочки телефон и посмотрела на его дисплей, – ни одного пропущенного звонка. Пашка не звонил уже целых четыре дня. Раньше за ним такого не наблюдалось. С парнем из Целлюлозно-бумажного колледжа её познакомила одногруппница. Павел наугад набрал номер подруги, поговорил с ней немного. Потом они встретились, но особого впечатления друг на друга не произвели. Тогда Пашка рискнул спросить у девушки, а не найдётся ли у той «свободной подруги, желательно, красивой». «Конечно, найдётся», – ответила девушка и в шутку дала ему номер телефона Ани. Какое-то время у них длился телефонный роман. Каждый вечер Пашка названивал ей, и они болтали по полтора часа.
Это был первый молодой человек, с которым Аня стала общаться не в стенах университета. То ли у неё голова была забита исключительно учёбой, то ли мальчикам она не особо-то нравилась. Ну да, она не обладала шикарной внешностью, несмотря на свою худобу. Иногда комплексовала по этому поводу, но старалась не зацикливаться, так как жизнь у неё была довольно интересной, активной, а замуж выходить было еще очень рано. По крайней мере, так считала Аня. С Пашкой они встречались уже четвёртый месяц, и с каждым днём молодой человек всё больше и больше старался вылепить из неё ту, каковой она не являлась. Он не замечал в ней природной красоты и индивидуальности. Требовал, чтобы она делала причёски, навивала кудри, красила волосы и накладывала на лицо супермодный макияж. Иногда Аня поддавалась, но чаще капризничала и протестовала. Ей попросту жаль было того времени, которое она могла потратить с такой пользой! Пашка вредничал, психовал, хотя Аню ни на кого не менял.
Но вот в последний раз они попрощались как-то нехорошо. Он проводил её до остановки и остался вместе с ней дожидаться автобуса, который, как назло, задерживался. На это свидание его дама сердца снова пришла без укладки, маникюра и мейкапа. Пашка и так был на взводе из-за проблем с учёбой, а тут ещё и Анька окончательно добила своей «непосредственностью». Сначала Пашка молчал, «дулся» и переваривал в голове дальнейший план своих действий по приручению подружки. Далее ему всё это дико надоело и он начал ставить Ане в пример всех девушек, которые проходили мимо. И, как назло, каждая выглядела ухоженной, причёсанной и приодетой. В этот момент подошёл автобус. Аня протиснулась в приоткрывшуюся дверцу и отправилась домой. Пашка же так и стоял на остановке, недовольно опустив глаза. Обычно они обнимались на прощание и целовались в щёчку, а в этот раз всё вышло как-то совсем по-дурацки. Начались полянки, старые деревянные дома, с покосившимися дверями и крышами. Почти в каждом огороде можно было увидеть похожих друг на друга людей, в одинаковых позах, с лопатой или тяпкой в руках. Они напоминали сейчас трудолюбивых муравьев, спешивших успеть до конца лета выполнить все свои обязанности. Мелкие капли дождя забарабанили по пыльному стеклу и стали образовывать на нем грязные рельефные дорожки. Гудящий ветер угрожающе затрепал темно-зеленые листья деревьев, застигнув их врасплох резким увеличением своих жизненных сил. Природа не успела подготовиться к моментальному изменению климата и, казалось, что тяжело вздыхала, как старый человек от боли в пояснице. Пепельные тучи быстро заволокли наивное голубое небо и своими клубами стали заслонять кромки трепещущих от страха деревьев. Изумрудный лес почернел, нежное пение птиц прекратилось. Казалось, что все вокруг уснуло замертво. Водитель усталым голосом объявил нужную остановку. Аня плывущими движениями медленно двинулась к выходу, зажимая в руке клочок бумаги с написанным на нём адресом экс-преподавателя. Дверь механически распахнулась перед самым носом и заставила выйти ее на холодный, мокрый воздух.
Сырая трава предательски обжигала ноги и оставляла на них влажные следы, пытаясь согреться о теплое тело. Минуты тянулись медленно. Одинаковые дома, находящиеся друг от друга на приличном расстоянии, безучастно смотрели вслед. Где-то послышался лай собаки. Он был каким-то тихим и усталым, словно животное просто напоминало людям, что оно есть, что оно тоже хочет жить «по-человечески», а не по-собачьи, – в холоде, голоде и сырости.
Нужный дом находился почти в самом лесу, и чтобы добраться до него, потребовалось немало усилий и терпения. Он выделялся особенно ветхой крышей и покосившимися от старости стенами. Окна намертво были зашторены темно-бардовыми занавесками. Казалось, что дом существовал сам по себе, а его хозяева, жившие здесь когда-то очень давно, съехали или умерли. Внутри предательски зашевелился глупый страх, спавший до этого времени. Сердце подкатило к горлу, а потом упало в пятки. Этот круг оно успело проделать несколько раз.
Аня медленно поднесла руку к двери и гулко постучалась в нее, то ли надеясь, что ее не услышат, то ли боясь, что сильный стук обрушит стены. Где-то в глубине дома послышались шаркающие шаги, постепенно приближавшиеся к незваной гостье. Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге показалась высокая морщинистая женщина, с седыми волосами. Только непонятный блеск в глазах, отсутствие сутулости и вполне разумное выражение лица мешали назвать ее «старухой». Женщина была одета в длинный потертый халат, грязно-фиолетового цвета, ее волосы гладко зачесаны назад и собраны в пучок. От хозяйки исходил не старушечий, а вполне нормальный аромат лаванды и ландыша.
– Здравствуйте. Скажите, здесь проживает Олег Борисович Манин? – Аня говорила мягко и неуверенно, но ее слова среди мертвой тишины казались неестественно громкими.
– Да, он живет здесь…, – это мой сын…, – ответила дама вполне приятным, не по возрасту моложавым голосом.
– Знаете, мне бы хотелось поговорить с ним по важному делу, если это возможно.
– Конечно, возможно. Проходи скорее, ты же совсем промокла и замерзла. Старуха-женщина странно улыбнулась, пошире открыла дверь и впустила Аню в дом. Девушка всем телом ощутила тепло и обжигающий аромат запеченной в духовке курицы с картошкой. В доме оказалось довольно темно. Коридор был длинным и узким, на полу лежал сине-зеленый палас, почти во всю его длину. Аня разулась на пороге и последовала за женщиной, которая провела ее в кухню. Обстановка выделялась простотой. Посреди квадратной кухоньки стоял обеденный стол, слишком большой для матери и сына. «Наверное, они живут не вдвоем, или у них часто бывают гости», – пронеслось в мыслях у девушки. В самом углу, у окна, возвышался обшарпанный холодильник, без ручки, затем, – плита и умывальник.
Под стол были задвинуты объемные деревянные стулья, с когда-то зелено-золотистым орнаментом на обшивке. Подобные Ане приходилось видеть только в старых фильмах. Они придавали этому мрачному помещению какую-то изысканную красоту и оригинальность. – Проходи, проходи смелее…, не бойся, вот, присаживайся… – женщина возникла из-за спины Ани и неожиданно подсунула ей такой же деревянный стул, но с красновато-бардовым рисунком. Девушке показалось, что дама всячески стремилась, чтобы гостья села именно на него, а не на какой другой стул. – Ну, как тебя зовут? По какому делу пожаловала к нам? – стала расспрашивать женщина, подсаживаясь к столу.
– Меня зовут Аня. Я раньше училась в университете, где преподавал Олег Борисович. В данный момент я интересуюсь историей студенческих строительных отрядов. С этим вопросом в деканате мне посоветовали обратиться к Олегу Борисовичу.
– А…, да, да…, да…, – вставила женщина, скрестив на груди морщинистые руки. Ее пальцы медленно двигались и плотно прилегали к телу так, что кончики ровных, но желтовато-коричневых ногтей побелели. – Мой сын был командиром одного из таких отрядов. Давно это было…, но, думаю, он тебе может много чего интересного рассказать. В нашу местность ребят направляли только дважды, – строить здесь особо нечего, да и вещи странные здесь творились на второй год. Так что, потом студенты боялись здесь появляться. Женщина внимательно посмотрела на Аню, ее бледно-зеленые глаза хитро блеснули, придав всему лицу какое-то кошачье выражение.
– А что за «странные вещи»? – Аня с увеличившимся интересом наивно уставилась на старуху и с нетерпением ждала ее ответа.
– Да толком никто и не знает…, пропали в лесу несколько ребят, так и не нашли их…, – уж сколько лет прошло. Догадки разные были. Сначала думали, что медведь утащил, но всю местность обыскали, – никаких признаков. Водолазы в речку ныряли, но тоже ничего не нашли. Сначала объявили их пропавшими без вести, а по истечении времени, – погибшими. Слухи разные поползли по поселку: что их инопланетяне забрали к себе, что оборотень завелся в наших лесах.
Аня сглотнула и некоторое время сидела, молча, не шелохнувшись.
– А что же с ними могло произойти? – не отставала девушка.
– Не знаю, милая…, не знаю, что там стряслось. Были ребята, и нету. Всем отрядом искали…, в розыск объявили, – как сквозь землю провалились. Дама снова улыбнулась и встала из-за стола. – Ладно, сейчас будем ужинать. Я познакомлю тебя со своими детьми, – у меня их трое. Чувствуй себя, как дома, – здесь тебе рады. Аня напряглась всем телом, – тайна исчезновения студентов повергла ее в растерянность. «Что же могло произойти в то роковое лето? Может, Олег Борисович знает об этом побольше? Но станет ли он говорить о таких вещах с посторонним человеком, наверняка, эта трагедия до сих пор напоминает ему о себе?» Затылком девушка почувствовала, что на нее кто-то внимательно смотрит. Голова рефлекторно повернулась назад: в коридорчике, у входа на кухню, стояли хозяйка и трое незнакомых гостье людей. – Аня, знакомься, – это мои дети, – старуха с улыбкой посмотрела на девушку, и в ее глазах зажегся победный огонек.
– Я – Олег Борисович. Рад быть полезным. Аня пристально посмотрела на человека, который был обладателем спокойного, молодого голоса. Перед ней стоял среднего роста мужчина, лет пятидесяти пяти, с темно-пепельными волосами, и в домашней одежде. Девушка удивилась этому, ведь в университете ей сказали, что ему за семьдесят. Лицо его казалось обычным: серовато-зеленые глаза миндалевидной формы улыбались, а тонкие губы придавали лицу серьезное выражение. – Очень приятно. Извините, что потревожила Вас…, – растерянно залепетала девушка. – Не стоит извиняться. Хорошо, что посетила нас. Гости сюда заходят редко, – плохая дорога, через лес пешком идти не каждый осмелится. Поэтому рады всем. Из-за спины преподавателя вышел другой мужчина, примерно того же возраста. Его темные волосы беспорядочно вились и копной лежали на голове. Глубоко посаженные серые глаза мерцали холодным светом, несколько длинные руки, с аккуратными пальцами, висели вдоль тела. Он скупо назвал себя «Сергеем Борисовичем» и вслед за братом сел за стол. Последней представилась дочь Старухи. Это была женщина лет пятидесяти. Но и здесь с её возрастом Аня могла «промахнуться». Внешне она очень напоминала собой мать. Однако лицо ее практически не было собрано в морщины и выражало, скорее, безразличие, чем иное состояние души. Имени женщины Аня не запомнила и надеялась, что не придется обращаться к ней. Самым приятным из всех присутствующих девушке показался Олег Борисович, может, потому, что именно с ним ей необходимо было поговорить, а, может, этот человек действительно был рад ее появлению. Молча, сели ужинать. Аня ощущала себя в этом доме посторонней, впрочем, оно так и было. Стол красиво сервировали. Возникало впечатление, что ужин являлся для всех членов семьи своеобразным ритуалом, что это было не просто действие (как у основной массы людей), во время которого «набивался» желудок, а тщательно подготовленная церемония. Возле каждого стояла глубокая тарелка овальной формы, с причудливым орнаментом, в которой лежало по несколько запеченных в духовке румяных картофелин. Остальную часть блюд занимала жареная курица. Все выглядело вполне аппетитным. Организм нагло требовал еды, но ненавистное стеснение мешало поднести руку к вилке. Аня сделала над собой усилие, и «каменная» рука, наконец, дотянулась до стального предмета. Все столовые приборы показались ей идеально начищенными, как будто ими пользовались впервые. На столе отсутствовал хлеб, – не было ничего, кроме курицы и картошки, – но он выглядел красиво. Гостья снова ощущала на себе внимательные взгляды каждого из присутствующих в доме. Внутренне она уговаривала разум, что это все глупости, что ей постоянно кажется повышенное критичное отношение со стороны окружающих людей к ее персоне. Но вряд ли это был тот случай. Сначала на нее посматривала Старуха, сидевшая на центральном месте. Ане показалось, что и стул хозяйки был несколько выше, чем у остальных. Женщина ела медленно, тщательно пережевывая, почти не двигаясь, но ее тело периодически вздрагивало, словно от перенапряжения. Ее огненные зрачки расширились, в глазах заиграла бешеная дымка. Но это было заметно лишь со стороны. Почти с таким же выражением лица жевал брат экс-преподавателя. Его волосы приняли еще более беспорядочную форму, ноздри изредка раздувались, щеки напряженно втягивались в скулы. Дочка Старухи часто во время ужина посматривала на мать. Казалось, что она перенимала у той все повадки, движения, умение вести себя в кругу людей. Даже это лихорадочное подергивание всем телом она словно тоже «скопировала» для себя. Самым спокойным выглядел Олег Борисович. Он ел мало, часто мешкался, чтобы вытащить косточки из куска мяса. Его глаза попеременно останавливались то на одном, то на другом. Меньше всего он смотрел на Аню и старался искусственно сохранить на лице приятную, непринужденную улыбку. Он, как коршун, расправив крылья, висел в воздухе, над своими коршунятами, готовившимися вот-вот растерзать общую добычу. Аня с трудом смогла отделить розоватый кусок мяса от кости. Оно оказалось недожаренным. На вкус курица была совершенно пресной. Такую девушке впервые пришлось попробовать. Она сразу вспомнила себя в детстве. Отец умер, когда девочка была малышкой, и мама, оставшись одна совсем молодой, была вынуждена много работать, чтобы содержать и себя, и ребёнка. Она старалась, чтобы Анька ни в чём не нуждалась, чтобы у неё были самые красивые платьица, вкусная еда и новые игрушки по праздникам. Анина мама работала обычным продавцом в магазине верхней одежды. Но тогда это считалось престижным. Ведь норковую и песцовую продукцию легко можно было выменять на что-то другое или немного накинуть в цене за «придержание» товара. Так вот молодая мамочка и выкручивалась, обеспечивая своё чадо. Больше она так замуж и не вышла, ни сестрички, ни братика у девочки не появилось, хотя она очень просила об этом маму. Особенно на Новый год.
Мама разговаривала с ней, как со взрослой, и объясняла каждый раз, что они не могут позволить себе в данный момент «ни братика, ни сестрёнку, так как за ними надо ухаживать, а, если я буду ухаживать, то, кто, тогда, будет работать?» «Я буду ухаживать за ними!» – Хныкала Аня. «У нас и мужчины-то нет в доме, который бы о нас позаботился». Аня принимала этот веский аргумент и затихала, борясь в душе с разочарованием. Но периодически какие-то мужчины всё-таки захаживали в гости на чаёк. Они потихоньку, почти шёпотом, общались с мамой в кухне, пока дочка сидела в своей комнате за уроками. Потом мама собиралась, и они шли в кино или на концерт. В какой-то момент в маминой жизни появился некий Вячеслав Павлович. Он был старше её лет на двадцать, очень красиво и необычно ухаживал. Он пёк самые вкусные пироги, которые Ане удалось попробовать в своей жизни. Они были то с яблоками, то с мёдом, то с вишней. В силу этого обстоятельства и в силу его крайней обходительности, Вячеслав Павлович понравился Ане, как человек, как дедушка.
Но когда он предложил маме выйти за него замуж, обе дамы, почти не раздумывая, решили, что это не вариант. Как человек, он был наимилейшим, аккуратным хозяйственным (ещё каким!), наверное, любящим. Но мама у Аньки была молодой для него. Она на свой-то возраст выглядела с трудом, а тут – жених совершенно иного склада, как будто из другого мира и времени, как будто с другой планеты. Однажды, когда мама задержалась на работе, Аня захотела сделать для нее что-нибудь приятное и остановилась на мысли приготовить вкусное блюдо. Девочке было тогда чуть больше восьми лет. Сначала она быстренько разморозила курицу в горячей воде, а затем, покрыв ее внушительным слоем соли, положила на противень и отправила запекаться в духовку. Мама пришла почти вовремя, когда по всей лестничной площадке уже успел распространиться жуткий «запах» от неразделанной курицы…, – Аня невольно улыбнулась, – эти мысли успокоили ее и напомнили о родном доме. Картошка оказалась более съедобной, но чего-то тоже в ней не хватало. Возможно, если бы она приправила все это загустевшим красновато-бардовым «соусом», как все остальные, то и съела бы блюдо. Однако и у него вид был не совсем аппетитным, и гостья предпочла все-таки остаться на сегодня голодной, нежели мучить свой организм невкусной едой.
После трапезы все также, молча, встали из-за стола. Аня привыкла сама убирать за собой посуду, и здесь, глядя на то, как все отужинавшие, кроме Старухи, покинули кухню, замешкалась возле тарелок. На помощь снова пришел Олег Борисович.
– Аня, ты, кажется, хотела со мной поговорить?
– Да, Олег Борисович. Меня интересуют студенческие строительные отряды, – воспрянув духом, ответила гостья.
– Очень хорошо. Знаешь, в молодости я тоже ими интересовался, просто мечтал поехать в составе отряда куда-нибудь на Минеральные Воды, чтобы не столько хорошо заработать, сколько отдохнуть всей душой.
– Пойдем в мою комнату, покажу тебе фотографии, где я со своими студентами. Отряд, увы, не был выездным, а занимался строительством школы и гаража в нашем поселке. Аня с удовольствием согласилась остаться наедине с преподавателем, – им было о чем поговорить, и именно с глазу на глаз. Через минуту они пересекли темный узкий коридорчик и оказались в небольшой комнатке. Сквозь плотные зеленые шторы с трудом пробивался дневной свет. Казалось, что лучики солнца даже в самый яркий день терялись в этой тяжелой ткани. Напротив двери стоял небольшой письменный стол с множеством маленьких деревянных ящичков. На нем был «легкий» беспорядок: валялись ручки, карандаши, белые и испачканные листы бумаги, стопка старых толстых тетрадей, остатки разорванной стирательной резинки. А между всеми этими предметами нашел свое «пристанище» добрый слой пыли. Воздух в помещении был сжатым, отчего постоянно хотелось чихать. Над столом и по периметру комнаты располагались массивные деревянные полки с немалым количеством разного рода книг. Почти посреди комнаты одиноко «красовался» старинный стул, все с тем же когда-то зеленовато-золотистым орнаментом. Справа от двери располагался простенький объемный диван, какие производили еще в Советском Союзе.
– Проходи, присаживайся, – прервал наблюдения Ани Олег Борисович, указывая на диван. А сам приземлился на потрепанный антикварный стульчик. Гостья повиновалась и уже прониклась доброй симпатией к этому человеку. Олег Борисович полностью вписывался в обстановку своей комнатки и, казалось, они не могли существовать друг без друга. Он принял более удобную позу, раскидав по полу ноги, обутые в махровые зеленые тапочки.
– В 1972 году меня назначили командиром студенческого строительного отряда «Северный». Я планировал еще за год до этого стать во главе отряда, когда стройка в нашем посёлке только началась. Но не успел, – назначили другого человека. Зато всё получилось на следующий год. Сначала я очень был рад этому, тщательно готовился к дислокации, но на практике получилось все очень плохо, – с этими словами экс-командир опустил голову, потупил взгляд и начал ковырять ногой запыленный пол в том месте, где выступала крышка погреба. – Вы не смогли выполнить план или случилось что-то более серьезное? – Аня хотела сохранить контакт на нужной волне и поэтому старалась нагло не лезть ему в душу. – За половину рабочего периода пропали девять наших студентов. Сначала думали, что они просто соскучились по родным и сами бежали из отряда, но затем выяснилось, что это не так. Обыскали все: лес, реку, проверили дома местных жителей, но ребят так и не нашли. – Остальные бойцы сначала переживали за товарищей, а потом стали беспокоиться за свои жизни, боялись выходить из домика, практически забросили фронт работ. Конечно, отряд не только не справился с запланированным объемом строительно-монтажных работ, но и был досрочно расформирован. – Груз вины во многом пал на меня, как на командующего и отвечающего за безопасность студентов, – он продолжал упрямо смотреть в пол и сдирать с него засохший слой грязно-бардовой краски. В чем-то Ане было жаль этого человека, ведь он не виноват в произошедшем. Хотя…, кто же ответит, тогда, за исчезновение молодых ребят?
– Ты знала об этом и тоже считаешь меня виновным в смерти…, в исчезновении студентов? – Олег Борисович некоторое время все еще смотрел в пол, потом несмело поднял глаза на девушку и как-то беспомощно улыбнулся.
– Нет, что Вы, как я могу судить о том, о чем мало знаю?
– Я рад…, я рад, – теперь он посмотрел на нее полностью, прямо в глаза, как будто проверяя достоверность всего ею сказанного, и подобрал ноги под стул.
– Хочешь, я покажу тебе фотографии, на которых я вместе со своими ребятами? Есть у меня и семейные кадры.
– Конечно! Большое спасибо. Аня, с горящими от интереса глазами, взяла из рук преподавателя два фотоальбома. Один был очень толстым и слегка потрепанным, а другой, – совсем тоненьким. – Я пока отлучусь ненадолго, а ты не скучай…, – с этими словами Олег Борисович прикрыл ящичек стола, из которого достал фотографии, и, молча, вышел за дверь. Первым делом Аня открыла небольшой коричневый альбомчик и начала листать его. Фотографии оказались черно-белыми и плохого качества. Сначала шли общие, а затем одиночные кадры. На них запечатлелись жизнерадостные студенты, прибывшие поучаствовать в стройке страны. Фотографии закончились быстро, но рассматривать семейные кадры преподавателя девушке пока не хотелось. Она отложила большой альбом в сторону и нерешительно взглянула на деревянный ящик в столе. Через пару минут она уже держала в руках аккуратную тетрадь с исписанными и пожелтевшими от времени листами.
Исходя из записи на первой странице тетради, Аня поняла, что это был «Дневник» одного из бойцов студенческого строительного отряда «Северный», – Кравцова Михаила, который он стал вести по прибытии в поселок К… – Б…
Девушка внимательно всмотрелась в почерк, – он был довольно аккуратным, но от времени паста уже кое-где «расползлась» в стороны. Записи вносились почти каждый день (судя по датам) и, скорее всего, Михаил старался запечатлеть на бумаге самые яркие и, увы, печальные моменты в период третьего трудового семестра.