– Лида, да она же простуженная, ты что, не видишь? Замени на другую девочку. У тебя же все там уже налажено.
– Нет, он хочет именно Ксюшу, и он ее получит, а ты пасть свою закрой! Я достаточно тебе плачу.
Они не выбирали выражений, думая, что я в отключке уже, но я все слышала. Просто не было сил подняться и открыть глаза. Голова гудела, то и дело горло подпирал кашель.
Римма взяла меня под руку и отвела к медсестре. Мне дали горсть каких-то таблеток и теплой воды. Я выпила, после чего Римма отправила меня в душ и, когда я вымылась, дала чистую сухую одежду.
Я была в отдельной комнате, не в нашей общей, меня словно отделили от других девочек. В коридорах было тихо, и, как я ни старалась взглядом найти Таську, ее не было. Я уже не сомневалась, что она сбежала и вот-вот из-за этого поднимут шум.
Так и случилось. Таську кинулись искать перед ужином, ее не было, и, конечно, никто ничего не видел. Я же мысленно пожелала ей удачи. Она была самой слабой и хрупкой из нас, удача ей точно пригодится.
Чисто для вида вызвали ментов, опрашивали всех, но меня не трогали. Римма караулила меня особенно тщательно, чтобы я чего лишнего не сболтнула обрюзгшему лысеющему милиционеру. Я держала язык за зубами, да и толку. Муж Лидии Ивановны все равно их отмоет, если что. На них не было управы, они сами были для нас законом.
Потемнело быстро, я только и успела поесть, а после Римма помогла мне расчесать волосы и велела снова переодеться. Тонкие колготки и короткая юбка в красную клетку, белая тоненькая блузка.
Вещи были не моими, варианта отказа не было, и у меня слезы отчаяния навернулись на глаза. Тупик и беспомощность, хоть в петлю лезь, честное слово. В этот раз мне не повезет. Они нарядили меня, как маленькую куколку. Специально. Лидия Ивановна очень хотела, чтобы я понравилась Павлу Николаевичу, которого я даже в глаза не видела.
– А это что такое?! Боже… Дай сюда!
С руки больно сдирают часы. Те самые, которые я стащила у того олигарха. Не ради денег, а просто… сама не знаю почему. Они мне понравились, и я хотела насолить ему за его обидное “чучело” в мою сторону.
– Не трогайте, это мое!
– Стащила небось! Я думала, ты не воруешь. Господи… они же фирменные! Швейцарские. Они стоят баснословных денег. Откуда?
Ее глазенки округляются, и Римма крутит эти часы на свету, как что-то драгоценное, а после быстро засовывает их себе глубоко в карман.
– Верните.
– Закрой рот, не то Лидии Ивановне расскажу, что ты клиента обворовала! Она шкуру с тебя спустит за такое. Изолятор тебе сказкой покажется! Идем.
Меня снова забирает какая-то машина, но водитель другой. Я не ела два дня до этого, поэтому слабо соображаю и практически не запоминаю дорогу. Помню только, что за город снова выезжаем, тени деревьев мелькают за окном, а я руками себя обхватываю, стараясь согреться. Кажется, действие таблеток уже прошло, и меня снова дико морозит, трясет, как зайчишку, в этой тонкой блузке в конце ноября.
Я засыпаю по пути, не выдерживаю температуры. Кажется, чувство самосохранения просто отказывается на меня сегодня работать. Прихожу в себя от грубого тормошения по плечу. Водитель.
– Выходи. Приеду утром. Будешь ждать. Сама не иди! Довезу, откуда взял. И это… не бузи перед ним. Будь спокойной.
– Почему?
– Не хочу по больницам с тобой тягаться потом, – звучит как предупреждение, вот только мне от этой информации совсем не становится легче.
– Дядь, а можно… можно я не пойду туда, а вы скажете, что была?
– Первый раз, что ли?
Он усмехается, закуривает.
– Да.
– Нет, нельзя. Иди.
Я же не двигаюсь с места, поэтому из салона этот шкаф меня буквально выдирает и передает прямо в руки другому мужику. На этот раз я не одна, меня провожают, и я попадаю в огромный особняк, в котором много людей и выпивки.
Играет негромкая музыка, отовсюду доносится приятный запах парфюма. Это похоже на какую-то частную вечеринку для богатеньких, где мне сразу же предлагают бокал шампанского, от которого я успешно отказываюсь.
И все бы ничего, пусть богачи развлекаются, если бы я не увидела, как именно они это делают. На столах танцуют полуобнаженные женщины. Мужики смотрят на них, пьют что-то янтарное из бокалов. Некоторые девушки совсем молодые, они сидят у мужиков на коленях. В одних трусах, и никого ничто не смущает. Кроме меня.
Я же вжимаюсь в стену от увиденного, не смея ступить ни шагу. Я такого никогда не видела и не хотела бы видеть. В этот момент мне хочется стать невидимкой и нацепить на себя паранджу, потому что я замечаю, как на меня смотрят эти богатые мужики в дорогих костюмах. Как львы на овечку. С голодом и неприкрытым интересом, а потом я чувствую тяжелую руку на талии.
– Ты Ксюша? Идем.
Этим кто-то оказывается мужик лет пятидесяти пяти, с обрюзгшей красноватой рожей, большим животом и маленькими глазенками. Он одет в серый блеклый костюм и туфли, и именно сейчас он тащит меня по ступенькам наверх.
***
Это и есть Павел Николаевич, мой покупатель. Он меня ждал, потому что первым ко мне подошел и узнал. Он видел мое фото.
От страха деревенеют ноги и кружится голова. Я с силой ухватываюсь за поручень на ступеньках и буквально прирастаю к нему. Я здесь одна, мне никто не поможет, и утром я уже никогда не буду прежней. Чувствовать себя бесправной куколкой для забавы богачей жутко, больно и просто отвратительно.
– Что ты там так долго? Или сюда, маленькая!
Павел Николаевич берет меня за руку и тащит наверх, после чего открывает большую дверь и галантно приглашает войти, тогда как у меня тошнота подкатывает к горлу. Не так… боже, только не так. Я его совсем не знаю, он мне в дедушки годится, и я… я просто не могу так.
– Я не буду. Верните меня в детдом, – почти шепотом. Я скорее умру, чем лягу под него. Чем стану бабочкой на ночь для развлечения богатого толстосума.
Павел Николаевич смотрит на меня всего секунду, после чего подходит и, наклонившись ко мне, ласково гладит по волосам.
– Не бойся. Ты должна меня слушаться. Я не сделаю больно. Ну разве что чуть-чуть. Идем!
Он толкает меня вперед и, когда я не поддаюсь, буквально заламывает мне руку за спину, вызывая у меня истошный крик.
– А-а-ай, пусти, урод, мне больно!
Этот хряк не реагирует и буквально заталкивает меня в одну из комнат, и, как только дверь закрывается, его манеры летят в тартарары, потому что в тот же миг я получаю сильный удар в живот. От острой боли просто складываюсь пополам, опускаюсь на колени, издавая нечто похожее на скулеж.
Кажется, будто этот дядька выбил из меня весь воздух, потому что я вздохнуть нормально не могу, в глазах сразу темнеет, и я не способна даже пикнуть, не то что убежать отсюда. Приемы самообороны не работают, потому что я их толком не знаю, да и сил у меня после двух дней голодовки просто нет.
Я сижу на коленях на мягком ковре, держась за живот, и с ужасом вижу, как Павел Николаевич закрывает изнутри дверь на ключ, а после ослабляет галстук на жирной шее.
– Ну что, маленькая, начнем заново?
– Не надо…
– Ну-ну, не дуйся, я не хотел делать тебе больно. Просто надо меня слушаться. Вставай, сделаешь дяде приятно. У тебя ведь не было еще мужчины?
– Не подходите… пожалуйста, не надо!
Из последних сил поднимаюсь, прошу его, но он не реагирует. Едко усмехнувшись, Павел Николаевич как пушинку меня хватает и бросает на большую мягкую кровать.
Я же закрываю лицо руками, подбираю к себе ноги, съеживаюсь вся. Не могу смотреть на него. Я просто… не могу. Боже, почему я не умерла в том изоляторе, надо было сдохнуть тогда, теперь бы не мучилась. Дура, идиотка, надо было тоже, как Владка, себе вены перегрызть, теперь бы не испытывала этого дикого ужаса и боли.
Громко вскрикиваю, когда Павел Николаевич хватает меня за лодыжку и тянет к себе. Больно, кажется, что сейчас треснет моя нога от его клешни, а после я слышу, как ручка двери поворачивается, но не открывается.
– Занято! Иди сюда, моя девочка… Иди к папочке! Снимай с себя одежду, ну же! Я дам тебе конфет, дам подарки, какие только захочешь.
Хряк тащится к кровати, в углу которой я сижу, обхватив колени руками, но громко вскрикиваю, когда дверь резко открывается, словно от удара ногой, и я слышу выстрел. Глухой и громкий одновременно – это звук огнестрельного оружия.
Собственный крик разрывает тишину, и я даже не замечаю, как сваливаюсь на пол, забиваясь в самый угол кровати к тумбочке.
Какие-то голоса, женские визги, я слышу, как эти люди выбегают из особняка, но подняться не могу.
Меня всю трясет, и очень болит живот от удара. Единственное, что я запоминаю, – синие глаза цвета грозового неба. Это он, тот самый олигарх из замка, Владлен, и он только что застрелил моего покупателя.
Павел Николаевич лежит на полу с дырой в голове, а Владлен стоит рядом, держа пистолет в руке. Кричать нет сил, меня почему-то накрывает чернота. Я ничего не вижу и не чувствую.