Из коридора донеслись отчаянные рыдания. Дверь распахнулась, и в кабинет рывком вдвинулась усатая плюшевая морда, из-за которой выглядывала детская макушка с русым вихром, прихваченным ядовито-розовой заколкой. Следом возник мужчина с отчаянным лицом; он подхватил вопящее существо подмышки, переставил через порог и торопливо закрыл за собой дверь.
– Прошу прощения, – пробормотал он, бочком продвигаясь к столу и протягивая помятые в боях документы. – Ну, перестань же реветь, Женя! Это не больно!
– Вы меня резать будете, да? – прорыдала Женя, выглядывая из-за облезлой игрушечной рыси. На малиновой с мороза физиономии застыла решимость сопротивляться до последнего.
– Ну зачем же так сразу, – опешил Андрей Валерьевич.
– Я знаю, хирурги реееежуууут! – взвыла пациентка.
Андрей Валерьевич тяжело вздохнул.
– Так то обычные хирурги, – твердо произнес он. – А я – волшебный, мне резать никого не надо.
Женя на секунду перестала рыдать и громко шмыгнула носом.
– Врете вы все, – после недолгих раздумий заявила она.
– Женька! – возмущенно воскликнул отец. – Извините…
Андрей Валерьевич махнул рукой.
– А если здесь сейчас соловей запоет, поверишь? – спросил он у Жени. Не дожидаясь ответа, он склонился над медицинской картой, пряча лицо, и по кабинету понеслась соловьиная трель. Глаза девочки широко распахнулись, и она взвизгнула от восторга. Андрей Валерьевич перевел дух: коронный номер, как всегда, сработал.
– Ну вы даете! – восхитился Женин отец. – Вроде как даже сиренью запахло… – он мечтательно улыбнулся и спохватился: – У нее шишка на коленке. Болит не сильно, но все-таки…
– Показывайте, – кивнул Андрей Валерьевич. – Так и не потеплело с утра? – спросил он, глядя, как девочку высвобождают из вороха разноцветных рейтузов и колготок.
– Минус тридцать, – с досадой ответил Женин отец, – в садик не пошли, а вот к вам решили все-таки…
– Да, холод собачий. Посмотрим, что тут у нас…
Едва он подступил, как Женька снова наладилась реветь. Пока хирург ощупывал сустав, она только тихо шмыгала, но стоило дотронуться до самой шишки, – и девочка угрожающе всхлипнула.
– Андрей Валерьевич – волшебный хирург, – поспешно напомнил ей отец.
– Дааа?
– Конечно, – кивнул врач, – могу вылечить кого угодно, а больно не будет ни капельки.
Занятый коленкой, он не заметил подозрительный блеск в Женькиных глазах.
– Кого угодно? – вкрадчиво спросила она. Андрей Валерьевич, смущенный сдержанным ликованием в голосе, взглянул ей в лицо, ожидая продолжения. – Всех-всех? И Рыся?
Женя сунула ему под нос плюшевое чудище и улыбнулась так нежно, что Андрей Валерьевич растерянно крякнул. Уже понимая, что влип, он взглянул на игрушку повнимательней. Рысь явно был ветеран и любимец, изрядно замусоленный, с обтрепанными кисточками на ушах и черной пуговицей вместо левого глаза. Непропорционально большая голова едва держалась на тонкой шее, из которой лезли клочья поролона.
– А что с ним? – осторожно спросил хирург.
– Колька взял и испортил, – душераздирающе вздохнула Женя. – Нарочно. Видите, шея какая.
– Какой нехороший мальчик этот Колька, – сказал Андрей Валерьевич и повернул рысь мордой к себе. Лобастая голова беспомощно мотнулась и свалилась на пятнистое плечо. – А почему ты не попросишь маму, чтоб зашила?
– Но она же не врач!
– Резонно…
– А его очень нужно вылечить. Потому что волки боятся рысей.
– Могу их понять, – рассеянно кивнул хирург.
– А это – самая главная рысь. А Колька его нарочно испортил, чтоб не мешал…
Андрей Валерьевич снова принялся ощупывать костлявую коленку. Дело принимало серьезный оборот. Отказаться лечить рысь – уже плохо, но отказаться лечить любимую и главную рысь – несмываемое пятно на репутации.
– Женя, отстань от Андрея Валерьевича, – безнадежно вмешался отец, но девочка лишь коротко взглянула на него и снова повернулась к врачу с трогательной надеждой на невинном личике.
– Вообще-то я не специалист… – попробовал было отбиться тот. Глаза Жени немедленно начали наполняться слезами, и Андрей Валерьевич отступил. – Я посмотрю, что тут можно сделать. Но его придется оставить здесь. Обычный ушиб, – сказал он отцу и выпрямился. – Зайдите послезавтра показаться. Наверное, заигралась и сама не заметила, как ударилась, да, Женя?
Девочка вдруг всполошено покосилась на родителя, потупилась и ковырнула носком линолеум.
– Тааак, – зловеще проговорил отец. – Еще раз полезешь на стройку – гулять с Колькой больше не пойдешь!
– Ах, тот самый подлец Колька?
– Не разлей вода, – вздохнул отец. – И вечно их куда-нибудь несет, не уследишь. Как еще шеи не посворачивали… Кстати, о шеях, – перешел он на шепот. – Извините за… – он кивнул на одиноко сидящего на кушетке Рыся. – Я попозже за ним зайду, хорошо?
Андрей Валерьевич выглянул в коридор, уже раскрыл рот, чтобы крикнуть «следующий», и осекся. Все кресла напротив кабинета были пусты; никто не визжал, не носился, не хныкал. Поликлиника будто вымерла; лишь вдалеке толстая санитарка сонно возила шваброй по полу.
– Нету никого, все по домам сидят, – сказала она, заметив врача. – Мороз, никто ребенка на улицу не потащит.
– Гм, – отреагировал Андрей Валерьевич.
– А кому сильно надо было, те уж с утра пришли, – продолжала санитарка. – Тех уж всех приняли, а теперь по домам все…
Не слушая больше, Андрей Валерьевич нырнул обратно в кабинет, включил чайник и вытащил из ящика стола толстенькую книжку, которую рекламировали на каждом углу. Он бросил в чай ломтик лимона, распечатал пачку печенья и раскрыл книгу, предвкушая редко выпадающее удовольствие. Но бестселлер оказался таким заунывным, что вскоре голова Андрея Валерьевича начала неудержимо клониться к столу. Всхрапнув, он усилием воли выпрямился и потер глаза.