– Успокоились? – говорю. – Выпустили, так сказать, гнев наружу? А теперь, гражданин начальник, сами подумайте, как бы еще я мог с вами встретиться, не привлекая к своей персоне постороннего внимания. Взял бы такой, пошел в прокуратуру и давай у всех спрашивать, где же здесь Виктор Сергеевич Болотин сидит.
– Так ты это все учудил, лишь бы со мной встретиться? – недоумевает Болотин. – Тебе не кажется, что это перебор?
– Не кажется, Виктор Сергеевич, совсем не кажется. При всем уважении к вашему профессионализму, который я нисколько не умаляю, вы все-таки привыкли работать с другими людьми.
– Только самодеятельности не нужно, – снова сердится Болотин. – Я своим делом занимаюсь больше, чем ты на свете живешь.
– Знаю, знаю. – Я примирительно поднимаю ладони. – Вы сейчас думаете о том, что каждый дилетант мнит себя Шерлоком Холмсом или как минимум Штирлицем и уверен, что сделает все лучше, чем специалисты. Вот только я не дилетант, и мне с разными людьми приходилось садиться за стол играть. Если вы меня в их среду внедрить собрались, то вряд ли у вас получится. Это люди, которые народных артистов обыгрывают и академиков. Некоторые из них сами могли бы книжки писать или кинорежиссерами стать. Вот только они никогда в это дело не сунутся, потому что там денег больших нет.
– Значит, ты согласен? – вычленяет из моей речи главное Болотин.
– Согласен, – говорю. – Я сразу согласился, только раздумывал, как к этому лучше поступиться.
– И все равно зря ты так, – говорит мне старший следователь. – Понятное дело, писатель, творческая натура, для тебя это видится сейчас приключением, словно ты сам живешь на страницах книжки. Вот только иллюстрации к этой книжке я тебе уже показывал. И самоуверенность твоя может очень и очень плохо закончиться.
– Понимаю, Виктор Сергеевич, – отвечаю я, и от серьезности его тона мне становится не по себе.
Ведь прав он, черт возьми. Для меня все равно в большей степени это сейчас интересная логическая комбинация, интеллектуальная игра. Вот только мы не на щелбаны играем, даже не на деньги. Болотин это осознает, ему по роду деятельности со смертью чаще сталкиваться приходится. А вот я, видимо, еще не до конца.
– Все же я привык сам отвечать за свои действия, а не быть марионеткой в чужих руках, пусть даже и в самых профессиональных, – говорю ему. – Пускай потом и винить, кроме себя, некого будет.
– Ну смотри, – говорит он, – все важные действия обговариваешь с нами. Держишь нас в курсе каждого своего шага. Только так мы сможем тебя прикрыть. А без нашего прикрытия, сам понимаешь…
– Понимаю, конечно. Против нескольких вооруженных бандитов, уже привыкших убивать, я в одиночку ломаного гроша не стою.
Так что дальше мы договариваемся о явках и паролях. И только после этого хмурый сержант выводит меня на крыльцо.
Воздух утренней Ялты свеж и прохладен. Переговариваются в ветвях деревьев птицы. Отдельные, самые упорные отдыхающие уже спешат к пляжу, чтобы занять лучшие места у воды.
Я же, наоборот, шагаю в гостиницу. Спать.
– Не положено, – заявляет мне очень строгая девушка за стойкой администратора.
– Что не положено? – удивляюсь я.
– Ключи выдавать в это время. Это нарушение режима. Ключи выдаются до часа ночи и с семи утра.
– А вы зачем тут стоите? – не понимаю.
– Дежурю, – отвечает она.
– А ключ отдать от моего номера, в котором я живу, не можете?
– Не положено.
– Девушка, милая. – Я поднимаю на лоб темные очки, которые нацепил, дабы не пугать прохожих на улице. – Хулиганы вчера к моей девушке пристали. Я от них насилу отбился. А потом еще в милиции показания давал полночи. Дайте мне уже, ради бога, выспаться.
– Ох! – Она тут же меняется в лице. – Может, вам доктора вызвать?
– Не надо доктора. Ключ дайте.
Поднимаюсь к себе в номер. Выпиваю на сон грядущий две таблетки аспирина, ожидая будущего похмелья, и проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь, когда солнышко уже перевалило за полдень и начинает клониться к горизонту.
Над гардеробом долго не раздумываю, все равно большая его часть будет лежать на прибрежной гальке. Так что, одевшись в серые брюки и рубашку-бобочку, шагаю на Массандровский пляж, заглянув по пути в киоск «Союзпечати» и приобретя колоду карт.
На пляже к этому времени становится чуть свободнее. Самые ответственные отдыхающие уже набрали полезного утреннего загара и сейчас переходят к экскурсиям и посещению достопримечательностей. Кто-то ушел на обед, а кого-то просто прогнал знойный полдень. Так что я без особого труда нахожу себе свободное место и, переодевшись, усаживаюсь на расстеленное в горячую гальку полотенце. На голову водружаю панаму, свернутую из газеты. На нос подсовываю под очки свернутую уголком бумажку, чтобы он не обгорел на солнце. Рядом с собой водружаю открытую бутылку «Симферопольского» пива и принимаюсь раскладывать пасьянс.
Со стороны выгляжу как совершенно точная иллюстрация к определению «фраер отдыхающий, обыкновенный».
Клюет почти сразу, но первые поклевки оказываются бесполезными.
Сначала я с трудом отбиваюсь от продавца чурчхелы. Потом от двух подошедших по очереди дородных дам, предлагающих вприглядку очень недорого частное жилье. Потом от энергичной длинноносой девицы, которая настойчиво требует, чтобы я передвинул ей зонтик. Судя по ее жестикуляции, зонтик находится на другом конце пляжа, но я в ее глазах выгляжу единственным мужчиной, способным на такой подвиг. Потом худой парень с бегающими глазами предлагает мне купить турецкий свитер. Более странной покупки в тридцатиградусную жару даже невозможно себе вообразить.
И наконец я замечаю его. Худой мужчина за пятьдесят, в очках с тяжелой оправой, за которыми подслеповато щурятся большие добрые глаза. Нелепые шорты, больше похожие на семейные трусы. Фотоаппарат «Зоркий» на шее. Как и я, он изрядно переигрывает, но никто вокруг этого не замечает.
– Жарко, – выдает он сакраментальное, останавливаясь рядом со мной и с интересом смотря на карты.
– Угу, – подхватываю я охотно. – Завтра обещали тридцать два.
– Да надо же! – качает он головой с досадой. – Ну что ты будешь делать! Дамочку вон туда направо снесите, там местечко освободилось.
– Какой вы внимательный, – говорю. – Интересуетесь картами?
– Да разве что с внуками иногда, – смущается он. – В дурачка перекинуться от нечего делать. Кстати, не желаете?
– Я буду играть только с Юрой. – Поднимаю голову и с улыбкой смотрю на него.
– С каким Юрой? – изумляется он.
– С тем самым, – продолжаю я все с той же улыбкой.
– Не знаю я никакого Юры. – Очкарик возмущенно топчется возле меня, но не уходит. – Что за чушь… розыгрыш какой-то.
– И все же я предположу, что знаете. – Я возвращаю свой взгляд к картам и продолжаю раскладывать пасьянс. – Если вдруг вспомните, кто такой Юра, передайте ему, что играть я буду только с ним.
Мой посетитель удаляется, что-то возмущенно бормоча себе под нос.
Больше меня чудесным образом никто не беспокоит. А примерно через полчаса ко мне подруливает пара шкетов среднего школьного возраста. Оба в серых кепках, очень серьезного вида.
– Ты, что ли, писатель? – говорит один из них.
– Допустим, – отвечаю.
– С тобой поговорить хотят.
– Кто? – переспрашиваю.
– Кто надо, – важно басит второй.
– Где?
– В беседке. – Первый дергает подбородком, указывая направление.
– Скажите, что я через десять минут подойду.
– Ты не понял, тебя сейчас хотят видеть, – цыкает зубом второй.
– А то что? – открыто ухмыляюсь я. – А ну, валите отсюда, шпана малолетняя. И передайте серьезным людям, что я сказал.
Недомерки переглядываются и молча уходят.
Я, не спеша, одеваюсь, укладываю полотенце и, насвистывая под нос, направляюсь в сторону беседки.
Беседку окружает толпа зрителей, человек пятнадцать, не меньше. Увидев меня, они с любопытством расступаются. Внутри сидит только один человек. Естественно, это Юра.
– Вот уж встреча! – театрально радуется он. – Вот не ждал, не гадал…
– Это гора с горой не сходятся, – подхватываю я его тон.
– Тут мне птичка нащебетала, что ты сыграть хотел?
Под одобрительное гудение он достает колоду.
– Хотел, – говорю, – во что предложишь?
– А давай в дэбчик!
Играть с Одесситом в деберц, да еще и его колодой, – это такой изысканный способ финансового самоубийства. Все равно что купить акции «МММ», только прогоришь быстрей и надежней.
Но мы же тут вроде как несерьезно играем. Мы же больше разговариваем.
– Давай, – говорю я.
Одессит лихо тасует и предлагает мне сдвинуть колоду. После, той же рукой ловко возвращает сдвинутое на место.
За первые десять минут я лишаюсь двухсот рублей. Зрители разочарованно перешептываются. Некоторые начинают хихикать. Никто не может понять, почему сам Юра снизошел до этого фраера-курортника. И чего ради он тратит на него свое драгоценное время.
– Знатный у тебя фингал, – говорит Юра, ни на секунду не прерывая движение своих рук, – по ночам заместо фонаря светить может. Что, девчонку не поделили?
Это он так осведомленность о моей личной жизни демонстрирует. Ненавязчиво.
– Их, между прочим, четверо было, – говорю. – Если б там в зале рефери оказался, то по очкам я бы выиграл.
Свои «Рей-Бены» я, разумеется, перед игрой снял и отправил в карман. Очки, особенно темные, – это идеальное зеркало, которое демонстрирует твои карты сопернику.
– Ялтинские девчонки – они такие… знойные… – цокает языком Юра. – С ними свяжешься – и вовсе покой забудешь.
Подначивает он меня. С мысли сбивает. Вроде как и без того выигрывает, но это уже привычка, из тех, что стала второй натурой. Милое же дело, соперника из равновесия выбить и на эмоцию вывести. Тогда он и на руки меньше смотрит, да и в карты себе тоже. А злость норовит в глупых ставках выместить.
– Моя не такая, – бурчу я. – У нас серьезно все.
– Серьезно… серьезно… – соглашается Юра. – Так ты что же, осесть в наших краях решил?
– Почему нет? – говорю ему, вроде как с вызовом. – Мне вот домик твой понравился. Я себе такой же хочу.
Народ, прислушиваясь к нашему разговору, похохатывает. С моими результатами не то что на домик рассчитывать – хорошо бы в своих штанах из-за стола уйти.
Юра, судя по всему, приходит к такому же выводу.
– И триста сверху! – выкладывает он на стол червовый марьяж. – Итого пять сотен. Хватит с тебя на сегодня. Не думаю, что с домиком у тебя что-то получится. Откровенно говоря, разочаровал ты меня. Мне про тебя другое рассказывали. Мол, подметки на ходу режешь… А тут…
– Так это ж не моя игра, – развожу руками, – я же преферанс предпочитаю.
– Да? – удивленно щурится Юра. – А это тогда зачем? – Он кивает на колоду.
– Уважение проявить, – говорю, – ну и опять же, тебе ведь понравилось.
– Преферанс дело долгое…
Чувствую, как его охватывает любопытство. Не смутил меня проигрыш, для него это удивительно.
– А мы что, куда-то спешим? – отвечаю ему. – Деберц – твоя игра. Преферанс – моя…
Фразу можно не договаривать. И так все вокруг понимают суть брошенного вызова.
– Садись за третьего, – командует Юра кому-то из зрителей.
Без удивления узнаю Виктора из катрана, с которым я играл за Аллочкины драгоценности. Он держится так, словно видит меня в первый раз.
– Ленинградка, по десять копеек за вист.
– Да хоть по рублю, – безмятежно заявляю я.
– Ну, давай по рублю.
Юрины глаза блестят азартом. Зацепил я его. Таких людей не на деньги ловят. Те им уже не слишком интересны. Их ведет любопытство.
Первый раз я удивляю Юру, когда на восьмерной он внезапно не добирает две взятки. Рука у него верная, и неспроста: раздает ее третий участник, сидящий с нами «за болвана». То есть за игрока, сугубо подчиненного интересам Юры и самостоятельной игры не ведущего.
Но «болван» – он болван и есть. Выложив нужную комбинацию Юре, о нас двоих он особо не думает. А уж вистовать против своего «босса» тем более не решается. Так что он, естественно, пасует. А я вистую в открытую, разделывая Одессита, как бог черепаху.
Он только удивленно приподнимает брови, записывая себе шестнадцать в гору.
Затем следуют три круга беспощадных распасовок, которые начинаю я и продолжают двое остальных игроков, уже беспощадно «выкладывая» колоду и стараясь посадить соперника. Выныриваю из распасов тоже я, сыграв девятерную без козырей, против которой мои оппоненты даже не рискуют вистовать.
Юра становится серьезным и играет крайне осторожно, я бы сказал «жлобски», безбожно занижая заявленную руку, словно знаменитый «начальник станции Жмеринка», и надеясь поймать меня на вистах. Пользуясь этой осторожностью, я спокойно перебиваю его в торговле и, сыграв одну за другой три семерные, спокойно закрываю пулю.
А на следующем круге Одесситу приходит мизер. Приходит с моей раздачи, и тот недоверчиво смотрит в свои карты, потом на меня и после снова в карты.
Мизер коварный, с одним окошком. То есть закроет его Юра или нет – зависит от того, как распределились остальные карты у нас на руках, и в первую очередь от прикупа. Он буравит глазами лежащие на столе две перевернутые карты, а затем машет рукой в духе «сгорел сарай, гори и хата».
Юре слишком хочется узнать, сможет ли он сыграть этот мизер или нет. Выигрыш тут не так важен. Важно «досмотреть» розыгрыш до финала.
– Мизер, – заявляет он.
Прикуп затыкает подозрительную дыру в раскладе, и теперь на руках у Юры абсолютно не берущаяся комбинация. Мы безуспешно стараемся поймать его, давая насладиться торжеством. Ведь это, черт возьми, один из самых приятных моментов во всей игре. Когда твоя «рука» ложится как по нотам, словно недостающие детали пазла, становясь частичкой всеобщей мировой гармонии.
В несколько раздач мы добиваем пулю и принимаемся за подсчеты.
– С вас пятьсот два рубля, будьте любезны рассчитаться.
Только сейчас до Одессита доходит весь комизм ситуации. Пять сотенных бумажек, которые я проиграл ему в деберц, снова меняют хозяина.
– Ты хочешь сказать, что все это просчитал?! – тычет он пальцем в пулю.
– Нет, конечно, – показательно удивляюсь я, – это ведь невозможно. Просто мне повезло.
– Наш человек! – Юра одобрительно хлопает меня по плечу, и народ вокруг отвечает дружным гулом. – А пойдем-ка мы пивка с тобой выпьем, – предлагает он, – не побрезгуешь?
– Категорически за, – говорю.
Мы выходим из беседки и идем по набережной. Никто из собравшихся не оборачивается нам вслед, словно мы вдруг растворились в воздухе. Юра ныряет в узкую улочку, мы проходим несколько домов до перекрестка и упираемся в пивной ларек с длиннющей очередью.
– Подожди, я сейчас. – Он кивает на круглый уличный столик, рассчитанный на стоячего человека.
Насчет «сейчас» я сильно сомневаюсь. Но Юре действительно это удается. Очередь уважительно расступается, а на двух случайно затесавшихся курортников сурово шикают, чтобы те не возмущались.
Главный картежник Массандровского пляжа и окрестностей возвращается ко мне, сияя широкой, мальчишеской улыбкой, неся в одной руке две запотевшие пивные кружки, а в другой – кулек из газеты с соленой рыбной мелочью.
Мы, не спеша, делаем по первому глотку и молча наслаждаемся чувством благости и расслабления, с которым прокатывается по организму свежайшее ледяное пиво.
– Решился все-таки? – спрашивает Юра.
– Решился, – киваю я.
– Ну, тогда за партнерство. – Он легонько стукается своей кружкой о мою.
– А когда игра? – спрашиваю я у него.
– Э-э… не спеши. – Он щурится, словно фокусник, готовый представить публике не только «черную магию», но и все ее «последующее разоблачение». – Надо сначала тебя к нему подвести. Точнее, сделать так, чтобы он сам к тебе подошел. Репутацию тебе создать. Играешь ты хорошо… Красиво… Сегодня на людей правильное впечатление произвел. Но чтобы слух о тебе пошел дальше, надо не со «шпилевыми» играть и не с фраерами пляжными. Нужно тебя выводить в «высшую лигу».
– Это как? – Тут уже я действительно удивляюсь.
– Да намечается здесь человечек один. – Юра снова щурится, любуясь бликами солнца на своей кружке. – Такой человечек, что если ты с ним сыграешь, то вся Ялта будет мечтать с тобой за один стол сесть. Да что Ялта… Все Черноморское побережье!
– Что же за человечек такой? – любопытствую.
Юра достает из кармана газету, разворачивает ее и кладет на стол.
Я смотрю на фотографию, и глаза у меня без преувеличения лезут на лоб.
– Да ладно?! – говорю. – Не может быть! Ты же сейчас не всерьез?!