Гештальт
Не спеша идя по незнакомой улице, он был поглощён нахлынувшим потоком мыслей и абсолютно не поминал, куда именно направляется. Впрочем, это совершенно не интересовало его в данный момент. В любое время можно было просто расправить крылья и перелететь в нужное место; однако, во-первых, он не знал, куда именно ему сейчас лететь, а во-вторых, просто хотелось прогуляться.
Он остановился у табачного ларька и задумчиво стал рассматривать красочные прямоугольники сигаретных пачек.
«Нет, вряд ли это поможет. Да и абсолютно не хочется опять начинать, если уж быть откровенным», – думал он, ища знакомые названия и удивляясь настолько возросшим ценам, с тех пор как он бросил курить.
«Интересно, чем расплачиваются за сигареты в раю?», – пронеслась в голове забавная мысль.
Улыбнувшись, Айзек двинулся дальше. В алом небе суетливо мелькали крылатые силуэты, в воздухе пахло серой и в пространстве даже виднелись едва различимые частички пепла. Котёл, видимо, работал сегодня сверх нормы.
Эти мысли слегка отвлекли его, однако вскоре туман снова окутал сознание и он вновь побрёл по улицам города, не замечая задетых прохожих, не обращая внимания на их возмущённые возгласы. В глубине души, если, конечно, так можно выразиться в его случае, он в тайне надеялся спровоцировать конфликт с кем-нибудь, однако что-то такое наверное было сейчас в его спокойных, пустых глазах. Что-то такое, что заставляло встречных избегать дальнейшего контакта с ним.
* * *
Сам того не осознавая, он обнаружил себя у входа в отель. Некоторое время постояв в нерешительности возле входа, Айзек вошёл внутрь, почувствовав вдруг то, что бессознательно вело его сюда.
За стойкой его поприветствовала миловидная демонесса, улыбнувшись своей дежурной маской.
– Мне нужен номер с большой ванной, – не став осквернять себя масками, сухо сказал Айзек.
– С большими ваннами, номера на двоих и более. Вас устроит? – всё ещё пытаясь изображать любезность на усталом лице, ответила она.
– Ок. Номер на двоих.
– Хорошо. На какое время Вы хотите остаться?
– Настолько, чтоб хватило переродиться во что-то новое, – ответил Айзек, задумчиво разглядывая ручку в виде пера, лежащую возле регистрационной книги.
– Правильно ли я понимаю, что Вы хотите остаться на неопределённый срок? – без тени замешательства ответила она.
Айзек оценивающе взглянул на неё. Затем едва улыбнулся и ответил уже мягче:
– На одну ночь, моя дорогая. Достаточно будет и одной ночи.
В номере его ждал отличный вид из огромного окна, сквозь которое в комнату пробивалось красновато-жёлтое зарево, наполняя её тёплыми оттенками. А из холодильника на удивлённого Айзека набросился лайм, совершенно неожиданным образом оказавшийся там среди прочих фруктов.
– Как же это кстати! Просто невероятно, – удивлённо воскликнул он, впервые за долгое время ощутив искреннее оживление.
Прихватив с собой на балкон бутылочку прохладного напитка, он достал телефон и принялся что-то искать в местной сети. Его интересовали услуги суккуба и выбрав подходящий вариант, он набрал номер.
* * *
– Привет, – сказала привлекательная, молодая девушка, входя в номер и цокая копытцами по мраморной плитке.
– Привет, – ответил Айзек, внимательно разглядывая её.
Не без удовольствия он отметил для себя красоту её истинных форм, хотя его интересовало сейчас вовсе не это. Боевая магия суккубов не действовала на демонов третьего круга, поэтому они могли видеть их настоящие тела.
– Меня зовут Айзек. Как называть тебя? – спросил он, улыбаясь.
– Называй меня, «Душа Моя», – игриво бросила она в ответ.
Улыбка вдруг сошла с его лица, а брови исказились острыми углами.
Почувствовав нарастающие искорки в воздухе, она оставила игривый тон и ответила, мягко улыбаясь:
– Эйко. Называй меня, Эйко.
Она присела на кровать, облокотившись на руки, чуть откинувшись назад и скрестив ноги.
– Так значит, Айзек, – протянула она, медленно осматривая его снизу вверх и слегка облизывая верхнюю губу.
– О, Дьявол, да оставь ты эти игры, – закатил он глаза и спокойно продолжил, – сегодня от тебя потребуется немного другое.
Она наигранно, обиженно надула губки и стала внимательно рассматривать свой маникюр.
Не обращая внимания на это театральное представление, Айзек продолжил:
– Я вижу тебе нравится играть свои роли, Эйко. Это как раз то, что мне нужно. Однако сегодня тебе нужно будет сыграть более серьёзную роль. В более серьёзной.. хм.. мелодраме. Справишься?
– О да, мой дьявол, – томно ответила она, глядя ему в глаза и медленно раздвигая ноги. – Ты пробудил огонь во мне.
– Для начала тебе нужно будет молчать, – ответил он, игнорируя её игру. – Затем, выбрав подходящий момент, выбранный тобой произвольно, ты должна будешь сказать, что любишь меня. Потом импровизировать.
Помолчав несколько секунд, он добавил:
– Мне нужно закрыть один свой гештальт наконец.
Она удивлённо вскинула брови, задумалась и через мгновение ответила, впервые серьёзно:
– Такое извращение будет стоить двойную плату.
– Ок, – ответил он. – Ах, и ещё одно. Сегодня тебя зовут – Немезида.
* * *
Через некоторое время он погрузился в широкую ванную. От воды исходил приятный аромат лайма, ловко разделённого им на две части острым кончиком хвоста.
– Всегда удивлялась, как вам удаётся не прирезать самих себя во сне этой штуковиной, – хихикнув, воскликнула Эйко, наблюдая за этим.
Он улыбнулся и приложил указательный палец к своим губам, намекая ей замолчать. Затем протянул руку в приглашающем жесте. Улыбнувшись в ответ, Немезида доверила ему свою ладонь и мягко скользнув в ложе ванны, прижалась спиной к его груди, слегка запрокинув голову.
Некоторое время они лежали молча, вместе откинувшись назад и расслабив свои тела в тёплой, благоухающей воде. В тусклом, красноватом, свете плавали облака пара, приобретая причудливые формы. Он поглаживал её тело, задумчиво глядя в потолок, затем слегка наклонился и прижался к ней щекой, прикрыв глаза. Довольно что-то мурлыкнув, она подалась ему навстречу.
В тишине раздался его тихий голос. Неожиданно мягкий и настолько наполненный теплотой, что её губы, невольно, слегка разомкнулись от удивления.
– Помнишь, как мы встретились впервые? Едва увидев тебя, я сразу почувствовал что-то, хотя и не придал этому особого значения. Как будто ледяное копьё вонзилось в моё чёрное сердце, настолько внезапно и стремительно, что вначале осталось незамеченным. Однако неизбежно начав таять, оно начало растекаться по венам обжигающим потоком, – он легонько сжал её грудь, затем его ладонь продолжила свой путь к её животу, откуда, едва касаясь, отправилась к талии, где и остановилась наконец, продолжая поглаживать нежную плоть кончиками пальцев.
– Со временем я начал замечать нечто в твоих глазах. Нечто, такое тёплое, такое.. нежное и родное, – поглаживающим движением щеки он слегка прижался к ней, едва касаясь кончиком носа её уха.
– Я начал замечать, как ты относишься к другим существам. Как взаимодействуешь с низшими или с незнакомыми. Ведь это один из немногих надёжных показателей того, какова есть твоя сущность на самом деле. Ты всегда была так добра, всегда пыталась сгладить углы и понять другого.
– Ты дарила мне такие радостные моменты. Окружала такой заботой и теплом, что я чувствовал себя.. целостным. Чувствовал, будто нахожусь в совершенно другом месте, в другом мире. Прекрасном. В мире, более чувственном и живом, – приобняв, он прижал её к себе. Скользящим движением, она мягко накрыла его руки своими и начала поглаживать их, как ему показалось, слегка неуверенно, но с нежностью и теплом. – В мире, наполненном красками.
– Я не понимал, что происходит со мной, но прекрасно отдавал себе отчёт, что это происходит благодаря тебе. То, чего никогда не происходило раньше. То, чего никогда не испытывал до этого. Даже не знал о существовании подобного.
– Твоя улыбка заставляла улыбаться в ответ даже каменные статуи, – уголки его рта едва заметно приподнялись.
– Иногда, украдкой я наблюдал за тем, как ты играешь со своими волосами. Наблюдал за линиями твоего лица, будто мастерски высеченного из мрамора волшебными руками скульптора. Наблюдал за изгибами твоих прекрасных форм.
– Я готов был часами слушать твой голос, будто проникающий в самые глубины. Будто чудесная музыка, которой можно наслаждаться вечно.
– Куда бы ты не пришла, где бы ни появлялась, эти места словно озарялись сиянием. Словно, – он задумался, подбирая слова, – словно терялась вся их невзрачность и серость. Словно от твоего прикосновения даже пустыни превращались в цветущие сады.
Он посмотрел на ладони, поглаживающие его руки, взял одну из них и начал нежно поглаживать её, слегка сжимая и разжимая, исследуя пальцами изгибы и холмики.
– От прикосновения твоих ладоней у меня замирало сердце. Я искал любой повод, любую случайность, лишь бы ещё хоть на секунду прикоснуться к ним. Ощутить твои ладони в своих. Ощутить эту горячую, нежную энергию.
На стенах сверкали капельки влаги, как миллионы звёздочек, зажжённых только для них двоих в этот миг.
– Этот.. свет, исходящий от тебя, это тепло.. всё это зажгло свет во мне самом. Однако, озарив при этом и то, что давно было скрыто во тьме, давно забыто, – он тяжело вздохнул, вдыхая аромат лайма.
– Пытаясь отблагодарить тебя за этот чудный дар, за этот свет, в искреннем порыве я захотел открыть тебе своё сердце. Но неосознанно исторгал из себя лишь тьму, ведь в этом чёрном сердце ничего другого, видимо, и не было никогда, – он ощутил, как по щеке покатилась горячая капля, то ли от пара, то ли от чего-то другого.
Он замолчал на мгновение, снова сжав её в своих руках и ощущая биение сердец. Её грудь тяжело вздымалась и опускалась, затем она извернулась боком и слегка поджав колени, приобняла Айзека и прижалась ухом к его груди.
– В те моменты, ослеплённому этим внутренним светом, мне было невдомёк, что происходит. Лишь позже пришло понимание, что сперва нужно было очистить своё сердце, прежде чем.. прежде чем сама знаешь, что.
Он нежно погладил Немезиду по голове и продолжил:
– Быть может этому чёрному сердцу просто не дано светить в ответ. И всё же.. всё же прежним оно тоже уже никогда не будет. Познав однажды свет.
Он зачерпнул немного воды и тонкой струйкой очертил в воздухе путь от её плеча до ладоней.
– Ты, самое прекрасное, что случилось в моей жизни, Немезида. Самое светлое. Самое.. настоящее, – Айзек высвободил намокшие крылья и расправив на мгновение, сомкнул их вместе, создав тем самым своеобразный кокон, закрывший их обоих от всего мира.
В воздухе снова повисла тишина, в которой слышались лишь их сердца. Потеряв счёт времени, они молча лежали в этой тишине, просто наслаждаясь ощущением близости, прижимаясь друг к другу.
Бесконечное время спустя, Немезида вдруг высвободилась из объятий Айзека, и перевернувшись, оседлала его. Глаза её были влажными, то ли от пара, то ли от чего-то другого. Мягко обхватив руками его лицо, она заглянула ему в глаза и сказала то, что заставило его чёрное сердце разорваться на мириады звёзд, озарив своим светом всё пространство вокруг. Он ответил ей тем же и ещё нескончаемо долгое время они говорили друг другу множество жарких слов, заставляющих плавиться даже адские котлы. Слова, жар от которых ощущали в то бесконечное мгновение даже на небесах.
* * *
Открыв глаза, Айзек продолжал лежать и смотреть в потолок. Он пытался прислушаться к внутренним ощущениям, но пока было ещё не понятно, сработал ли его план или нет. Однако нужно было время, чтобы узнать это наверняка, поэтому легко отпустив эти мысли, он потянулся и поднялся с кровати.
Эйко, видимо, давно ушла, но он обнаружил на комоде записку, на которой коряво был изображён улыбающийся чёртик, прижимающий к груди огромное сердце. Под запиской были деньги, которые она так и не взяла.
Всё это заставило лицо Айзека расплыться в широкой улыбке. И вовсе не от оставленных денег, а из-за осознания того, что возможно он тоже помог Эйко закрыть какую-нибудь свою душевную потребность. По крайней мере он очень надеялся на это. И кстати, слово «душа», почему-то уже совершенно не смущало его.
Решив не осквернять своё тело одеждой, он вышел на балкон, широко расправил крылья и взглянул на открывшуюся панораму, вдыхая пепел и наслаждаясь заревом. Взглянул уже совершенно другими глазами. Он чувствовал себя наконец свободным.
Наконец ему пришло осознание того, что иногда мы просто не можем изменить внешние обстоятельства или как-то повлиять на них; как земной муравей не может повлиять на восход или закат солнца. Мы не можем заставить кого-то чувствовать то, чего в нём просто нет по отношению к нам.
Однако мы можем изменить самих себя. Изменить своё отношение к происходящему.
Страдать, радоваться или любить – на самом деле всё это исходит из нас самих. Внутри себя мы выбираем сами, как реагировать на внешнее.
И выбрав любовь, мы дарим её сами, не ожидая этой любви взамен, потому что знаем, что сами являемся её источником. Потому что эта чаша никогда не иссякнет, будучи однажды обнаружена во тьме наших чёрных сердец.
Айзек выбрал любовь. И с лёгким сердцем, с любовью и благодарностью отпустив прошлое, шагнул навстречу новому.
Играя в человека
Он любил долго стоять под душем, подставив тело под струи горячей воды. Словно омовение – это очищало не только плоть, но и разум. И когда мысли наконец умолкали, не оставалось ничего, кроме этого потока. Боль и наслаждение, радость и печаль – уходило всё, и плохое, и хорошее. Оставалась только безмятежность. Не ощущать, не чувствовать, не отражать в себе чужих эмоций – для эмпата такие моменты были хотя бы временной передышкой.
Когда внезапно отключилось электричество, он даже не придал этому значения, и уже находясь в полной темноте, продолжал слушать бурлящие потоки.
Он закрыл глаза, затем вновь открыл их. Не было никакой разницы. Теперь не было даже того, кто закрывал и открывал глаза. Даже звуки воды уже не воспринимались, и в итоге тоже пропали.
Осталась лишь тьма.
– Видимо, Бог чувствовал себя именно так, когда решил сотворить мир, – шептала тьма. – Видимо, это был единственный выход для него.
– Каждая частичка того мира, содержала теперь частичку его самого. Ведь всё, чем был наполнен тот мир – являлось им самим. Этот Бог наполнил свой мир самим собой.
– В итоге, однажды он забыл, чем являлась реальность, сотворённая им. Впрочем, быть может, это и был его замысел – забыть самого себя? Как душа, заключённая в плоти, пытается забыться в бокале вина.
– Теперь, забыв себя, он мог насладиться игрой. Прожить бессчётное количество жизней. Он был травинкой, он был Солнцем и морем, он был кометами и звёздами, он был влюблённой парочкой на пляже, он был стаей дельфинов.
– Он был всем и каждым в том мире.
– Он молился самому себе, даже не осознавая этого.
– Он отрекался от себя самого.
– Он верил в своё существование. И не верил.
– Жил и умирал. Любил и ненавидел. Смеялся и плакал.
– Миллиардами ртов он разговаривал с самим собой. Миллиардами глаз он смотрел на самого себя.
– Проливным дождём он падал на землю.
– С пересохшим горлом он молил об этом дожде.
– Он предавал и убивал.
– Он держал слово и щадил.
– Искал смысл жизни. Находил его и не находил. Создавал религии, и сам же выступал их противником.
– Я всегда была рядом, – продолжала тьма. – Всегда ждала его неизбежного пробуждения от этого сна. Его возвращения ко мне.
Потолочные лампы проснулись и вновь озарились светом, рассеивая тьму.
Однако его сон продолжался.
Уголки сознания
Сосредоточенно закусив губу, Анна аккуратно выводила в блокноте очередную фигуру птицы. Сам по себе стиль рисунка был вполне приличного уровня, однако ей никак не удавалось передать на бумаге естественность и лёгкость полёта этих прекрасных созданий. В конце концов она с треском захлопнула его и отшвырнула в сторону. Шумно выдохнув и раздувая при этом щёки, она откинулась на лавочке, закрыла глаза и подставила своё лицо под тёплые лучи весеннего солнца.
В парке практически не было народу, кроме нескольких парочек, прогуливающихся вдалеке, поэтому она не стала сдерживать эмоции и выбирать выражения, вслух выразив своё отношение к птицам, рисованию, вселенной и к себе самой.
– Контраст забавный, между внешностью и речью, – раздался хриплый голос рядом с ней.
От неожиданности она с оханьем вздрогнула и, отшатнувшись в сторону, огляделась по сторонам. Вокруг неё никого не было, кроме разве что вороны, сидящей на спинке лавочки.
Она мотнула головой, огляделась по сторонам ещё раз и, снова никого не обнаружив, улыбнулась сама себе.
– Надо завязывать с этими диетами, наверное, а то уже слуховые галлюцинации начались, – продолжая улыбаться сказала она, глядя перед собой.
– Возможно не только слуховые, – вновь раздался уже знакомый голос.
Анна вытаращила глаза на источник этого голоса, затем крепко зажмурилась, тихо прошептав что-то себе под нос. Медленно приоткрыв один глаз и убедившись, что источник голоса никуда не делся, она снова закрыла его и произнесла уже громче:
– Ох, Анечка, вот и всё, можешь считать себя настоящим художником. Вот и приехали.
– Ну, далеко не все художники были сумасшедшими, насколько мне известно, – прохрипела ворона. – Да и те, которых принято так называть, быть может просто жили в своём мире, созданном ими самими.. для самих себя.
– Вообще-то это и есть сумасшествие, – ответила Анна, внутренне уже смирившись со своим, возможным, помешательством и решив отдаться этому новому состоянию сознания. В какой-то мере, если отбросить страх и смятение, ей было даже любопытно, к чему всё это приведёт в итоге.
– Разве? – ответила ворона. Анне даже показалось удивлённое выражение в её глазах. – А не сумасшествие ли всю жизнь прожить в мире, каждый день изменяемом кем-то другим под свои нужды? Прожить инструментом для достижения чьих-то чужих целей?
– Однако, где же мои манеры? Моё имя – Стэпка. А Вас, полагаю, зовут – Анна?
Едва сдерживая нервный смешок, она ответила:
– Серьёзно? Стёпка?
Вся эта ситуация была настолько необычна и абсурдна, что уже даже не пытаясь собрать реальность воедино, Анна просто начала потихоньку уплывать в этом потоке, как будто наблюдая за собой со стороны.
– Даже если бы и правда – Стёпка, что такого необычного в этом имени? – спокойно ответила ворона без тени смущения. – Разве в вашем мире звучание имени важнее, чем его обладатель? К тому же, все-таки – Стэпка, а не Стёпка.
– Просто.. просто после Вашего необычного появления услышать такое обычное имя было.. хм.. необычно. Впрочем, какая разница. Да, меня зовут – Анна. Что ж.. эм-м.. приятно познакомиться, – ответила она, пытаясь вспомнить, что нужно делать во сне чтобы осознать себя и проснуться.
– И мне весьма приятно, – сказал ей в ответ Стэпка.
Он посмотрел на отброшенный блокнот.
– Вижу.. сородичи мои никак Вам не даются. Хотя в целом рисунки довольно неплохие.
– Сородичи? При всём уважении, Стэпка, что-то я сомневаюсь, что вы просто ворона, – ответила она, потихоньку приходя в себя и начиная получать удовольствие от этой необычной беседы.
– Быть может Вы тоже не совсем «просто человек», Анна? – ответил ей Стэпка в своей необычной манере, издав при этом что-то отдалённо напоминающее смех.
Она слегка нахмурилась и ответила, подражая его манере построения фраз:
– Не просто человеком была бы, весь процесс рисования давался бы намного легче.
– Быть может в лёгкости и дело? Или в отсутствии её, вернее, – сказал ей Стэпка, глядя на кружащих в небе птиц.
Затем снова повернул к ней голову и продолжил:
– Что Вы пытаетесь изобразить, глядя на птиц?
Анна задумалась на мгновение и ответила:
– Хм. Я хочу разглядеть каждую подробность, каждое пёрышко и постараться как можно точней передать это в рисунке. Передать.. лёгкость их полёта. Не знаю, как объяснить.
– То есть Вы пытаетесь изобразить внутреннее, при этом полагаясь только на внешнее.
– Что Вы хотите этим сказать?
– Вы ведь вряд ли знаете наверняка, что происходит в голове у этих птиц во время полёта, не так ли? Всё, что Вам остаётся, это самой достраивать, додумывать этот пробел.
Стэпка чуть поёрзал крыльями.
– Однако, чем же ещё достраивать этот пробел, кроме своего собственного сознания? Где брать материал для достройки, кроме как из своего собственного опыта, приобретённого ранее при взаимодействии с чем-нибудь схожим. И прошу заметить, «схожего» – только по Вашему собственному, субъективному мнению.
На мгновение он умолк, раздумывая что-то в своей голове, затем продолжил:
– И всё это неизбежно приводит к совершенно карикатурному образу, сформировавшемуся в Вашей голове. Более того, изначальный объект наблюдения уже перестаёт иметь значение, ведь его образ уже сформирован в Вашем сознании. Вы уже наделили его чертами, быть может совершенно ему не присущими. Поверили в это сами и заставили верить других, передавая в их головы уже готовый образ.
– А что если этот.. объект, как Вы выразились, произвёл совершенно одинаковое впечатление на нескольких людей? – возразила Анна. – Разве все они создадут тогда одинаково ошибочный образ? Быть может этот объект именно такой, какой они увидели?
– Совсем недавно, по историческим меркам конечно же, множество людей совершенно искренне и одинаково верили, что звёзды в ночном небе это ничто иное, как отверстия в небесном куполе, сквозь которые их озаряет свет богов, – ответил Стэпка.
– Ну хорошо, – прищурив глаза произнесла Анна, – допустим это всё и правда работает именно так. Как же всё-таки тогда узнать, каков есть этот наш объект на самом деле? Ведь кроме нашего собственного опыта и собственного сознания у нас ничего другого и нет. Как узнать внутреннее, если мы можем наблюдать только внешнее? И как, в конце концов, всё это относится к моим рисункам?
– Вот именно, Анна, – ответил он, наклоняясь в её сторону. – По сути, Вы можете только наблюдать, всё остальное, лишь Ваши домыслы и предположения. Когда посмотрите на объект беспристрастно, освободив свою голову от бесполезного потока мыслей, освободив её от сознания, только тогда сможете увидеть истинную суть происходящего. Увидеть то, что было скрыто и исковеркано фантомами Вашего собственного разума, отягощённого прошлым опытом.. часто не всегда приятным.
В воздухе повисло молчание. Анна в задумчивости закусила губу и вновь откинулась на спинку лавочки. Лёгкий ветерок тихо раскачивал декоративные пёрышки на её причудливом головном уборе – обмотанном вокруг головы платке: то ли в африканском, то ли в восточном стиле; с редкими вкраплениями жемчужных бусинок и разноцветными кисточками шёлковых нитей.
Вдруг она воскликнула, подаваясь вперёд:
– Но как же тогда эмпатия? Если просто наблюдать и не пытаться поставить себя на место другого, не пытаться.. хм.. самому представить его внутренний мир, тогда ведь можно вообще утратить человечность и превратиться в.. самим превратиться в какой-то бездушный объект.
Немного погодя, Стэпка ответил:
– Люди могут создавать в своём сознании образы даже неодушевлённых предметов, не говоря уже о животных, однако для удобства, позвольте в дальнейшем использовать образ именно человека.
– Так вот, возвращаясь к Вашему вопросу. Сами по себе: эмпатия и образы, не несут в себе какого-то негативного контекста. Если человек далеко от Вас или ушёл из жизни, то его образ это единственное, что остаётся в Вашей памяти о нём. Конечно, это прекрасная особенность сознания – возможность навсегда сохранить в себе человека. Однако проблема возникает тогда, когда живой, реальный человек, находится с Вами рядом. Но при этом он остаётся совершенно Вами незамеченным, непонятым, из-за воздействия искусственно созданного образа в Вашем сознании. Ведь каков бы ни был этот человек, его образ в Вашей голове, всегда будет иметь преимущество. Всегда будет лучше.. хм.. оригинала. Или хуже.
– И это неизбежно приводит, в итоге, к разочарованию этим человеком. Или же наоборот, к тому, что человек предстанет перед Вами в каком-то искажённом, демонизированном обличье. Но разве есть в этом его вина? Разве это он виновен в том, что Вы сами создали его искажённый образ, наделив его удобными для себя чертами характера или чертами, превратившими его образ в какое-то чудовище?
Анна вдруг заметила, что мир вокруг как будто замер. Её оглушило внезапно нахлынувшей тишиной.
Она вдруг осознала то, от чего ей стало очень тоскливо.
– Стэпка, – печально сказала она, – но ведь я чувствую. Я чувствую себя такой.. живой. Такой.. настоящей.
– Я знаю, Аня, – мягко ответил он, перейдя на «ты». – Ты и правда получилась особенным.. образом. И в этом, видимо, вся проблема.
– Я не хочу исчезать, Стэпка. Позволь мне остаться здесь, в этом парке, – умоляюще воскликнула она. – Позволь и себе остаться здесь.
– Мне жаль, Аня. Мы не можем остаться, ты сама это знаешь. Ведь я тоже лишь часть твоего образа, созданного лишь на мгновенье, чтоб проститься.
– Он хочет узнать настоящую Анну? – грустно спросила она. – Но ведь она может оказаться совершенно не такой, какой он себе представлял. Ведь я всегда буду лучше её. Быть может он вообще не нужен ей.
– Всё это уже не имеет значения. Посмотри на этот парк, Аня, он уже почти пуст. Думаю, он избавляется от всех нас, – ответил ей Стэпка уже совершенно другим голосом. – Избавляется от всех своих образов. Разве можно винить его в этом? Быть может он наконец решил осознанно взглянуть на мир, каким бы он ни был, избавившись от иллюзорных отражений. Очистив уголки беспокойного сознания. Захотел увидеть окружающих людей такими, какие они есть, не строя иллюзий по поводу них. Не строя иллюзий по поводу себя самого.
Они сидели молча, наблюдая за исчезающими фигурами вдалеке. За исчезающим парком.
– Приятно было быть знакомой с тобой, Стэпка, – сказала она, протянув руку и погладив его по голове, не скрывая покатившуюся по щеке слезинку.
– Я тоже был очень рад знакомству с тобой, Анечка, – ответил он.
Через некоторое время на лавочке остался лишь блокнот. Ветер играл с его страницами, перелистывая их в разные стороны.
Затем и он растворился в пустоте.
Ритуал
– Ты уверенна, что это хорошая идея? – всё ещё с сомнением в голосе, произнесла она, глядя на Ингес.
– Переживаешь о своей драгоценной, девственной плеве? – она заговорщицки подмигнула ей. – Ой, да брось, Дженн. Там будут одни девочки. Ну почти.
Дженн фыркнула и притворно наморщила нос:
– Я вовсе не из-за этого переживаю. Ну почти.
Они обе рассмеялись.
Не отрывая взгляда от дороги, Ингес положила руку на колено Дженн:
– Я серьёзно, Дженн, тебе давно пора расслабиться и выкинуть всю эту чушь из головы.
– Нуу.. я просто.., – невнятно протянула Дженн.
– Всё у тебя. Будет. Хорошо, – мягко ответила Ингес, поглаживая Дженн чуть выше колена. – Вот так вот, просто.
– Ладно, – улыбаясь сказала она, ощущая тепло её ладони. – Как скажешь.
Дженн смотрела на Ингес, ведущую авто. Тёплый, летний ветер, прорывающийся сквозь открытые окна, развевал её длинные, чёрные волосы. Она украдкой любовалась её профилем античной богини. Она восхищалась своей лучшей подругой. Восхищалась её внешностью, её умением держать себя по-королевски. Её способностью умело подбирать подходящие слова, в нужный момент.
Дженн восхищалась Ингес и одновременно с этим немного завидовала ей, где-то в глубине души.
* * *
На импровизированной стоянке, возле входа в чащу леса, их встретила стройная девушка. Из одежды на ней был лишь полупрозрачный, белый хитон, подпоясанный длинной нитью и венок из полевых цветков. При этом её левая грудь была полностью обнажена и это, по всей видимости, совершенно не смущало её.
Она обняла Ингес и дружески поцеловала в губы. Этот дружеский поцелуй выглядел настолько чувственно, что Дженн ощутила, как её щёки заливаются краской.
– Ах, это должно быть, Дженн? – сказала она, подойдя к ней и приобняв за плечи. – Меня зовут, Агна. Ингес много о тебе рассказывала.
– Правда? – смущённо потупилась Дженн. – Очень приятно. В смысле.. рада знакомству.
– О, мне тоже, очень приятно, – улыбаясь, сказала Агна.
Дженн не успела ничего ответить, почувствовав её горячие губы на своих. Ничего не понимая и не зная, куда деть свои, безвольно болтающиеся, руки, она почувствовала, как пульсирующий жар несётся по её телу. Сгорая от стыда, она готова была провалиться сквозь землю, но отстранившаяся Агна посмотрела на неё таким мягким и тёплым взглядом, что Дженн мгновенно успокоилась и понемногу начала приходить в себя.
– Ну что же, мои милые. Сначала ванна, а потом подберём вам подходящие одежды, – оценивающе оглядывая их, сказала Агна.
– Давно пора! – воскликнула Ингес, хватая за руку всё ещё слегка ошеломлённую Дженн и увлекая её за собой в чашу леса.
– Ээм.. ванна? Здесь? – сказала Дженн, не скрывая удивления.
– Да. Сейчас сама всё увидишь, – подмигнула ей Ингес, звонко хихикнув.
* * *
Они выбежали на небольшую полянку, скрытую в густой растительности и Дженн приоткрыла рот от удивления, глядя на открывшуюся ей картину.
Основная часть поляны была занята небольшим горячим источником. Она поняла это по исходящему от его поверхности пару. Его воды были абсолютно прозрачны, но при этом переливались зеленовато-голубоватыми красками, отражая небо и окружающие деревья. Пар смешивался с ближайшими кустарниками, и повсюду вокруг разносился непередаваемый, ягодный аромат. Это был, как будто небольшой райский уголок, надёжно спрятанный посреди непроглядной чащи.
Несколько девушек приветливо махнули им руками, перешёптываясь и улыбаясь поглядывая на Дженн. Ей было неловко от такого пристального внимания, но Ингес, почувствовав это, приободряюще приобняла её. Затем ловко скинула свою одежду и с громким возгласом бросилась в источник. Дженн ничего не оставалось, как последовать её примеру.
Смущённо пытаясь прикрыть своё обнажённое тело, она неспеша погрузилась в тёплые, обволакивающие воды.
– Привет, – услышала она голос за своей спиной. – Возьми вот, выпей. Это тебе поможет.
Приветливая, рыжеволосая девушка протягивала ей чашу с какой-то ароматной жидкостью. Дженн нашла глазами Ингес и вопросительно посмотрела на неё. Та улыбнулась и одобрительно кивнула ей, указав на такой же кубок в своих руках. Дженн вдохнула аромат, исходивший от чаши и аккуратно пригубила напиток. Это было похоже на красное вино, только с нотками каких-то пряностей и ягод. Она сделала более уверенный глоток и с наслаждением почувствовала, как нега разливается по телу. Освобождая её от скованности. Приоткрывая двери клетки, в которой томилась её душа, давно уже готовая выпорхнуть на волю.
Она прикрыла глаза и тихо произнесла:
– Хмммм.
– Ага, именно, – ответила Ингес, легонько хихикнув.
Дженн с жадностью опустошила чашу, запрокинув голову и откинувшись спиной на край источника.
– Что это такое? – спросила она Ингес, не открывая глаз.
– А, просто коктейль. По особому, древнему рецепту, – произнесла Ингес. – Понравился?
– Не то слово, – ответила Дженн, всё ещё не открывая глаз и медленно облизывая губы. – Нужно обязательно записать рецепт.
Ингес засмеялась:
– Ты погоди ещё немного. Возможно, тебе захочется ещё чего-нибудь.
Дженн вдруг почувствовала мягкое, поглаживающее касание на своих плечах. Не открывая глаз, она улыбнулась, позволяя этому происходить. Однако вскоре она ощутила ещё несколько ладоней, касающихся её живота и скользящих вдоль бёдер. Дженн слегка дёрнулась от неожиданности и с удивлением открыла глаза. Кроме Ингес, возле неё находились ещё две девушки, продолжающие нежно поглаживать её тело. Она округлила глаза и попыталась вскочить, но мягкие руки Ингес легли ей на плечи, в останавливающем и успокаивающем жесте.
То ли под воздействием напитка, будоражащего её тело, то ли под воздействием мягких взглядов этих девушек, излучающих теплоту и нежность, Дженн безвольно осела в воде. В её глазах всё ещё была тревога, и будто заметив это, Ингес нежно поцеловала её в губы, мягко обхватив лицо ладонями.
Это был уже никакой не дружеский поцелуй. Дженн прекрасно понимала это. Ингес понимала это. И девушки, находящиеся рядом в этот момент, несомненно понимали это тоже.
И Дженн вдруг почувствовала, что ей уже всё равно. Почувствовала, что получает удовольствие. И осознав это, она полностью расслабилась и отпустила свои чувства. Закрыв глаза и отдаваясь этому волнительному потоку, захлестнувшему её, она чувствовала ладони, скользящие по её коже. Чувствовала, как они движутся по её шее, опускаясь всё ниже, касаясь груди. Касаясь её возбуждённых сосков.
Жадно вдохнув воздух и выгибая спину, она ощутила настойчивую ладонь, касающуюся внутренней стороны её бёдер. Лёгкая дрожь пробежала по её телу, когда она ощутила ладонь Ингес на своей промежности. Одна из девушек прильнула губами к её груди, и Дженн испустила протяжный вздох, полный наслаждения. Другая жадно впилась в её губы и через некоторое время тело Дженн начало биться в конвульсиях, исторгая стоны наслаждения и распугивая птиц.
* * *
Какое-то время они ещё забавлялись в источнике, меняясь ролями, смеясь и наслаждаясь друг другом.
Вдоволь искупавшись, они наконец выбрались на берег, где их уже ожидали новые одежды, в точности, как и у Агны. Однако они не спешили их надевать, решив сперва насладиться фруктами и втерев в тела друг друга оливковое масло, смешанное с разнообразными эфирными маслами.
С любопытством Дженн заметила, что её хитон отличался от остальных. Его полупрозрачная ткань была испещрена рунами, вышитыми красной нитью.
Удивлённо приподняв бровь, она вопросительно взглянула на Ингес.
Та лишь улыбнулась в ответ и произнесла:
– Ты ведь наш особый гость сегодня. В это лунное затмение для тебя приготовлено нечто особенное.
– Ох, не люблю сюрпризы, – рассмеялась Дженн.
– Ты не разочаруешься. Доверься мне, – подмигнула ей Ингес.
Она поднесла к её голове венок, который тоже отличался. Он состоял только из красных цветков.
* * *
Они стояли посреди поляны, освещаемой лишь полной луной и блеском костров. В центре неё располагался плоский, каменный диск, на котором были начертаны древние символы и пентаграмма в виде пятиконечной звезды.
Агна сидела на коленях в центре диска и произносила слова на незнакомом Дженн языке. Остальные девушки стояли вокруг камня, опустив головы и сомкнув ладони в молитве. Они молча шевелили губами, повторяя её слова.
У ног Агны лежало тело козла со связанными лапами. Он безмолвно наблюдал за происходящим, давно уже оставив попытки освободиться.
Агна вдруг умолка, подняла голову вверх и вознесла руки к небу. Затем посмотрела впереди себя и улыбаясь, протянула руки ладонями вверх, держа в них старинный кинжал. Девушки разомкнули круг и впустили внутрь виновницу торжества. Рыжеволосая девушка слева и Ингес справа, подвели Дженн к центру диска. Затем, отпустив её ладони, присоединились к остальным, замкнув круг.
Дженн встала на колени возле своей жертвы и взяла в руки кинжал. Агна одобрительно кивнула и улыбнулась ей. Её глаза были абсолютно черны. Но Дженн это совершенно не пугало, отчего-то она понимала, что её глаза сейчас выглядят так же.
– Повелитель, – произнесла Агна. – Раздели с нами торжество затмения. Озари нас своим присутствием, Сын Зари!
Дженн обхватила кинжал обеими руками и подняла над головой. Она посмотрела на луну, уже начавшую исчезать. Крепче сжала рукоять кинжала и совершенно неожиданно для самой себя, без всяких сожалений вонзила его в шею животного.
Кровь хлынула из перерезанной артерии, орошая её тело.
Агна поклонилась ей, сложила ладони на груди и вышла из центра круга, не поворачиваясь к ней спиной.
Тяжело дыша, Дженн смотрела, как жизнь покидает тело животного. Она услышала тихое пение девушек. Она увидела, как луна стремительно скрылась за черным диском, оставляя после себя лишь светящееся кольцо в тёмном небе.
Её голова закружилась и она закрыла глаза, услышав голос внутри себя. Голос – как раскаты грома, сотрясающий её сознание:
«Плоть возвращается к плоти. Открой глаза, моя супруга».
Она открыла глаза. Тело животного исчезло, вместо него перед ней возвышалась мужская фигура. Его обнажённое, могучее тело было бледнее луны и покрыто светящимися рунами. Руки, до локтей, были полностью черны, как будто обуглены. На месте головы была чёрная дымка, чёрная даже на фоне ночи. Сквозь неё на Дженн смотрели две яркие звезды, прожигающие её насквозь. Меж его закрученных рог полыхал диск затмения.