Игра в императора - читать онлайн

Глава II Что такое не везет и как с ним бороться

Не замечая духоты в автобусе, Звягин погрузился в «Историю античных войн»: Александр Македонский прорывал строй персов…

Сначала раздался треск рвущейся материи. Потом кто-то присвистнул. Ахнул ужасающийся женский голос. И лишь после этого дрожащий мужской фальцет пробормотал:

– О, мамочки мои!..

И чей-то непроизвольный хохот.

Ситуация была, что называется, трагикомическая: сошедшая девушка у дверей автобуса выдергивала разорванный до талии подол платья из-под ноги обмершего мужчины на верхней ступеньке площадки.

– Поднимите же ногу, идиот, – чуть не плача, воскликнула она, пунцовая от горя и стыда.

– А? Да, конечно, пожалуйста, – с растерянной готовностью отозвался он, выходя из столбняка, и поднял наконец ногу, неловко поклонившись. Поднимая ногу и одновременно кланяясь, он потерял равновесие и вывалился из автобуса прямо на свою жертву.

– Мммм, – простонала она, зажмурясь от ненависти и унижения, одной рукой придерживая раздуваемый подол ниже спины, а другой отпихивая съежившегося от страха человечка, лепечущего извинения.

– Я… я зашью, – бессмысленно утешал он. – Это ничего… закрепить булавкой… у вас есть? У вас прекрасная фигура, – уж вовсе неуместно добавил он.

Смех юнцов на остановке прозвучал ему согласием. Лицо девушки превратилось в маску разъяренной тигрицы. Человечек втянул голову в плечи и закрыл глаза, готовый к справедливой каре и полагаясь лишь на милость судьбы…

Когда он открыл их, на девушке белел медицинский халат, и она утиралась пуховкой, глядя в зеркальце, – а перед ним стоял сухощавый, резколицый человек и разглядывал его с холодным любопытством.

– Пили? – Звягин потянул носом.

– Н-нет… я просто так, – умоляюще пробормотал человечек, в качестве объяснения разводя руками.

– Просто так? – с интересом переспросил Звягин. – Ну-ну.

И повел девушку к стоянке такси.

Они не успели отойти, как визг тормозов и залп брани возвестил следующее представление. Человечек стоял перед грузовиком, упершись руками в радиатор, а сверху из кабины перекошенный шофер интересовался наличием у него глаз, мозгов, совести и желания жить, а если нет, то почему он, шофер, должен платить за это своей свободой?

Звягин сощурился. Секунду подумал.

– Простите, – сказал он девушке, – но этим может не кончиться, а? – И двинулся к месту происшествия.

Таксист неодобрительно обозрел странную компанию: заплаканную девушку в явно чужом белом халате и спотыкающегося мужичонку совершенно неопределенного возраста, цвета и размера, опирающегося на невозмутимого, подтянутого человека. «Отставной спортсмен или оперативник? А эти кто?»

– Пьяных не вожу, – на всякий случай уведомил он.

– Это больной, – успокоил Звягин, хлопая дверцей. – Как вас зовут, больной?

– Толя, – пискнул человечек. И – сорвавшимся баском: – Епишко Анатолий!

– А вас? Галя? Куда вас везти, Галя?

В подъезде Звягин взял у нее свой халат.

– Не хотите чашку кофе? – Ее взгляд был лучшим комплиментом.

– А вы меня не интересуете, – сказал Звягин. – Вот тот, в такси, – тот да, интересен.

В такси водитель разорялся из-за прожженного сиденья.

– Я закурил, чтоб успокоиться, – виновато объяснил Епишко. – А искорка отвалилась… такие сигареты делают…

– Чтоб у тебя не то отвалилось, – ярился водитель. – А кто платить будет?

– Я, – отрубил Звягин. – Фонтанка, 55!

Он долго подпихивал вяло сопротивляющегося Епишко вверх по лестнице: «Я тебе жизнь спас, а ты со мной и чаю не выпьешь? Жена на работе. Дочка в школе. Что? – я с дежурства. А полосу невезения лучше переждать, не дергаться!»

В кухне Епишко мгновенно смахнул чашку на пол: дзыннь!

– Я вас предупреждал, – скорбно сказал он, садясь к столу и с треском стукаясь головой об угол настенного шкафчика.

Звягин задумчиво посмотрел.

– Правильно, – сказал он. – Чашки нельзя ставить близко к краю, а шкафчик давно надо перевесить на двадцать сантиметров левее. Возьми, чтоб не волновался, – и налил ему дымящегося черного чаю в эмалированную кружку.

– Ну, – сказал он тихо и добро, сев рядом, – а теперь расскажи все. Выложи, облегчи душу. Без этого в жизни плохо. Не бойся, я пойму. Я ведь все-таки врач.

Епишко помолчал, вдруг хлюпнул носом и махнул рукой.

– Просто я неудачник… – ответил он.

– Это бывает, – успокоил Звягин.

– Мне во всем не везет. Я уже привык…

– И с чего же начались твои невезения, можешь вспомнить?

Епишко виновато пожал плечами:

– Начались? Хм… Родился до срока…

…Через два часа летопись его жизни развернулась в кошмарный вариант Тысячи и одной ночи. Неудач, выпавших на его долю, хватило бы сорвать завоевательный поход Тамерлана. Там ломались часы и ноги, разбивались вазы и судьбы, терялись документы, горели провода и буйствовали стихийные бедствия. Аккуратная белая кухня с внимательным Звягиным превратилась в автономный оазис средь рушащихся карточных домиков Епишкинского неблагополучия.

– Вашей трагедии хватит на пять комедий, – развеселился Звягин.

…В пятом классе он сломал руку на физкультуре, упав на ровном полу; это до конца школы избавило его от физкультуры (для спокойствия физрука), но не от травм. В шестом – отстал от поезда, когда семья ехала в отпуск. Он взрослел, и несчастья взрослели вместе с ним. Апофеозом удачливости явилась женитьба, которая не состоялась.

Это судьба, покорно рассказывал Епишко. Он был тогда студентом, выгнали его позднее. Сначала он заболел бруцеллезом, напившись в колхозе молока от единственной, очевидно, бруцеллезной коровы в республике. Корову прирезали, в отличие от Епишко, который долго мучился, хотя в конце концов выздоровел. Свадьбу пришлось перенести, и в оставшееся время он успешно завалил сессию, пересдавая экзамены с потом и страданием, – вместо прогулок под луной… Везя из ателье свадебный костюм, он вывалился с подножки автобуса – толчея, час пик – и отбыл на скорой под сиреной и с сотрясением мозга. Излишне говорить, что пакет с костюмом исчез.

В больнице невеста увидела его лицо, отутюженное мостовой, и заплакала; но плач у нее выходил какой-то задумчивый. Думы эти были, видимо, о будущей жизни.

Спеша в такси к невесте, откуда они должны были следовать во Дворец бракосочетаний, Епишко попал в бесконечную пробку: все улицы перекрыли для какого-то марафона. Он прибежал часом позднее и застал истерику. Родители суженой с большим радушием встретили бы насильника и убийцу. Он им вообще не нравился.

Во Дворце их очередь уже прошла: ждать две недели! Невесту отпаивали валерьянкой, администратора молили, Епишко предлагали покарать физически. Обошлось – уговорили. Тогда оказалось, что у Епишко нет паспорта.

Невеста окаменела и тут же вернула Епишко слово, прибавив к нему много других слов, за которые ее попросили выйти из Дворца. Женить Епишко по студенческому билету администраторша с негодованием отказалась. Он понесся в общежитие, но паспорта не нашел – очевидно, потерял, когда бежал к невесте…

Когда через десять дней он вернулся к невесте вымаливать прощение, с двумя паспортами в карманах – выданным взамен утерянного и утерянным, найденным в пакете с горчичниками, – он был спущен с лестницы крепким пареньком, который занял его место подле невесты, и занимает его до сих пор – в качестве мужа.

Епишко пожелал ему большого личного счастья и пошел в милицию, соображая, какой паспорт сдавать – старый или новый, потому что жить по двум паспортам запрещено законом. Увлекшись этой мыслью, он потерял оба; все равно жениться было уже не на ком.

– Если я стою в очереди, то все кончается передо мной, – жаловался он. – Если я не опаздываю на поезд, то на моем месте уже сидит пассажир с таким же билетом.

– А вы на самолете летать не пробовали? – с интересом осведомился Звягин, снимая с газа манную кашу и кладя в тарелки чернослив.

– Вообще я боюсь… раз рискнул в командировке, мы сели вместо Краснодара в Ростове, кто-то по ошибке взял мой чемодан, а там техдокументация, – короче, уволили с работы.

– И кем ты теперь работаешь?

– Пожарным, – мучительно сознался Епишко, ляпаясь кашей.

– Где?!! – поразился Звягин.

– В театре…

– И он еще не сгорел? А говоришь, не везет.

Но неужели он не пробовал бороться с невезением? Переломить судьбу?

Пробовал; но она не переламывалась. Он покупал летний костюм, делал прическу в мужском салоне, собирал всю свою волю к жизни – и садился на окрашенную скамейку, сверху его поливала поливальная машина, а ключи от дома проваливались в решетку люка.

– Нет, – заключил он, – мне помочь невозможно. Деньги ваши я потеряю, на новой работе что-нибудь выкину…

– Деньги? – вздернул бровь Звягин. – Работу? Вы меня не за старика Хоттабыча приняли? Я не благотворитель, вы не калека. В армии служили?

– Нет, знаете: здоровье…

– Жаль, – искренне посочувствовал Звягин. – Толковый сержант необыкновенно полезен для здоровья хрупких юношей. – Он швырнул тарелки в мойку и открыл кипяток. – Сейчас вызову вам такси.

– Не дозвонитесь, – предрек Епишко. – Там всегда занято.

– Покупайте телефон с кнопочным набором: как только абонент освобождается – он мигом соединяет. Не ройтесь в карманах – шоферу я заплачу сам. Куда вам?..

Весь вечер он расхаживал со стаканом молока и соломинкой, мурлыча «Турецкий марш». Вдруг остановившись перед столом, где жена проверяла тетради, он зло рявкнул:

– Я т-тебя научу любить жизнь!

– Что?! – жена уронила очки.

Звягин мотнул головой, выныривая из своих дум:

– Прости, замечтался… Что такое невезение? – допросил он.

– Влезаешь в очередную авантюру? – Жена вздохнула, выключила настольную лампу и подперла ладонями щеки. – Вот, думала, уволишься из армии, поедем в большой город, не надо будет тебя ждать с вечных учений и прыжков, – а тебя опять никогда дома нет…

– Во-первых, – Звягин загнул палец, – невезение – это когда человек хочет больше, чем может. Этим надо быть скромней.

Второе: не умеет учитывать все жизненные обстоятельства.

Третье: не готов к худшему.

Четвертое: принимает мелочи близко к сердцу.

Жена слушала историю невезучего Епишко и стелила постель.

– Вечно ты кого-нибудь жалеешь, – печально сказала она.

– Плевать мне на него! – возмутился Звягин. – Мне просто интересно, как и что тут можно сделать.

– С невезением?..

– Ерунда! Невезение – это судьба. Судьба – это характер и обстоятельства. Характер можно изменить, а обстоятельства – создать. И очень просто! Гаси свет.

И утром Звягин вырос в дверях несчастного Епишко.

– Дрыхнешь? – грубо спросил он вместо приветствия. – А это что на тебе за обломовский халат?!

– Так суббота же, – пролепетал ошеломленный Епишко, стыдливо запахивая засаленную хламиду.

– Позвольте, – решительно сказал Звягин, содрал с него, преодолевая сопротивление, халат и запихал в помойное ведро.

– Соседское! – взвизгнул Епишко, бросаясь к ведру и путаясь в длинных сатиновых трусах.

В ободранной берлоге, пока Епишко, прыгая на одной ноге, влезал в брюки и путался в рукавах свитера, Звягин снял со стола чайник, полил на стул, тщательно вытер подозрительным полотенцем и уселся, скрестив вытянутые ноги.

– Свински живешь, хозяин, – был результат осмотра.

– У меня была депрессия, – обиженно пояснил Епишко.

– Так ведь депрессия, а не паралич, – справедливо возразил Звягин. – Пол-то вымыть можно? Вот и тряпка, – брезгливо ткнул в епишкинский свитер.

– Слушайте, мне сержант не нужен! – От обиды Епишко осмелел.

– Я был майором, – успокоил Звягин. – Медицинской службы.

И погнал хозяина готовить завтрак.

– Стаканы перемыть, – приказал он, взглянув их на свет. – За такое в повторный кухонный наряд гонят. А это что – чай?.. Это моча дохлого поросенка. Чай заваривают из расчета чайная ложка на стакан. Учитывая сортность, можно больше.

Епишко ощутил себя в стальных тисках чужой воли.

– Веник есть?

– Вообще-то есть… – неопределенно отозвался он.

– Холодильник сломан?

– Если видели, так чего спрашивать.

– Я не видел, я догадываюсь. Одежду часто рвешь?

– А? Ну рву иногда…

– Молодец, – глумился Звягин. Сильными длинными пальцами согнул торчащий в стене гвоздь, раскачал и выдернул. Та же судьба постигла гвоздь в подоконнике и дверном косяке. – Эх, – с вожделением сказал он, – сдать бы тебя на пару лет в хороший стройбат! Лентяй. Бездельник. Неряха. Ты в труд веришь?

– Не знаю, – уныло ответил Епишко, пытаясь сообразить масштабы очередного несчастья, обрушившегося на него в виде напористого диктатора, благоухающего французским одеколоном.

– Труд создал человека, – ободрил Звягин. – Ну – немного трудотерапии! Прачечная у тебя далеко? Эх, занавесочки… эх, скатерочка… это что, наволочка? а по виду и не скажешь…

– Уйдите, – прошептал Епишко и отвернулся, вытирая слезы бессильного унижения.

– Оскорбился, – презрительно заметил Звягин. – Нюнит. Так дай мне в морду, если ты мужчина!

– И дал бы, если б мог, – неожиданно с вызовом ответил Епишко.

– О. Это уже лучше, – одобрил Звягин. – У тебя мама жива?

– Жива…

– Вот ее жалей, а не себя. «Надежда и опора»! Выпороть бы тебя ради твоей мамы, да устав телесные наказания не позволяет. Давай чемодан! И сумку давай. Потащили твое голландское белье к трудолюбивым прачкам.

Солнце катилось по сияющим трамвайным рельсам. Девушка в окне четвертого этажа мыла рамы в веселом магнитофонном громе. Звягин мигнул ей, она засмеялась и уронила тряпку.

…На обратном пути Епишко сгибался и семенил под грудой полезных вещей: совок, швабра, веник, молоток, обои, гвозди, и проч., и проч.

– Какое прекрасное утро! – с чувством сказал Звягин, вздевая руку к легким облачкам.

Епишко мрачно сопел. Дома он с грохотом свалил все в угол и утер пот.

– Мой дом – моя крепость! – Звягин отодрал болтающийся клок обоев, с треском распахнул пыльное окно: – Ты стекла мыть умеешь, пожарник?

Епишко незамедлительно выдавил стекло, порезав руку, и горестно наблюдал, как тонкая струйка крови смешивается с мыльной водой и капает в лужицу на полу.

– Наплюй, – посоветовал Звягин, – в понедельник купим в магазине новое.

– Там не будет.

– Тогда у столяра в жэке.

– Его не поймать.

– Дома поймаем.

– У него стекла не будет.

– За живые-то деньги? с чего бы не быть? Не делай проблем. У тебя пластырь есть? А бинта тоже нет? А йод? Ну хоть анальгин-то есть? – у меня от твоих подвигов уже башка потрескивает.

Жизнь переворачивалась: обои клеились, двери красились, барахло выкидывалось, изнемогающая от любопытства соседка звала есть оладьи и томно блестела глазами. Мельтешащий Епишко с завистью следил за скупыми точными движениями Звягина. Загрузил в новый таз гору носков и приступил к стирке, брызгая и суетясь, как енот-полоскун.

– Торопиться, – наставительно сказал Звягин, – означает делать медленные движения без перерывов между ними. Заповедь первая: не суетись. Не дергайся.

За полночь он вернулся домой и полез под душ.

– Тебе же завтра сутки дежурить, – вздохнула жена, открывая холодильник. – Ты родной дочери неделями не видишь.

– «Неудачей от него разит, как псиной», – сказал Звягин, кидая соломинку в стакан с молоком. – На что может рассчитывать человек, когда у него все в полном беспорядке?..

– Ну создашь ты ему порядок… Надолго ли?

– Понимаешь, он словно провоцирует все мыслимые и немыслимые происшествия обрушиваться ему на голову. Некоторым ведь втайне нравится быть страдальцами. Они от этого получают удовлетворение, раз не могут получать удовлетворения от другого.

– Ну что же ты тут можешь изменить, Леня?..

– Дать ему понюхать удачи. Ощутить ее вкус. И отучить его жалеть себя и растравлять свои горести. Налей еще…

Он посчитал, что полученного заряда Епишко хватит на три дня, и навестил его на четвертый.

– Почему верхний свет не горит?

– Лампочка перегорела.

– Почему новую не вкрутил?

– Нету…

– Не мог купить?

– Да вроде была… а стал искать – не нашел… – Епишко пребывал в самом мрачном расположении духа. Он сел в старенькое кресло в углу и нахохлился, как мокрый воробей.

– Вы говорите: то, се… Но как бороться с тем, что автобус уходит из-под носа? Что твоя очередь к кассе всегда медленнее других? Что в магазине оказывается санитарный день, а часы в самый неподходящий момент встают?

– Тьфу. Выходить на автобус за пятнадцать минут. Не обращать внимания на соседние очереди. Раз в год отдавать часы чистить и регулировать. В магазин перед выходом звонить. Усвой простое правило: делать все не в последний миг, а сразу, как только можно.

– А билет на поезд?

– Закажи за тридцать суток с доставкой на дом – это свободно.

– А выберешься за город – и вдруг дождь?

– Слушай прогноз погоды. Возьми зонтик.

– А он теряется!

– Сунь в сумку, повесь через плечо.

– А то, что ногу подворачиваешь по дороге?

– Бегай по утрам, делай зарядку, разминай суставы, связки.

– От судьбы не застрахуешься, – упорствовал Епишко. – Я вот знаю случай: в грозу человека в чистом поле убило.

– А не лезь в грозу в чисто поле! – обозлился Звягин. – А влез – так держись по низинкам. Короче: жить хочешь? Если нет – я пошел.

– Хочу, – тоскливо сознался Епишко.

– Тогда держи, – Звягин достал подарок: блокнот и ручку. – Вставать – в семь ноль-ноль. И в течение получаса подробно записывать, что и когда сегодня надо сделать. Каждому делу отводить на двадцать минут больше нужного: иметь в запасе десять минут до начала и десять – после конца.

– У меня будильника нет, – облегченно сказал Епишко.

– Я предупредил соседку: уж позаботится, чтоб ты не проспал!

Неделю Епишко старался, как прощенный второгодник. Стосковавшись по утреннему сну, объявил грохочущей в дверь соседке, что болен, температурит, и позднее пойдет в поликлинику. Но до поликлиники он не дошел. Медицина явилась к нему на дом, с треском распахнув дверь ногой и роняя капли с зонта.

– Ну? – угрожающе спросил Звягин.

– К-как вы вошли?.. – всполошился Епишко.

– Взял запасной ключ у твоей соседки. Что болит – мозоли от подушки?

Раскрыл сумку:

– Градусник сюда… Покажи-ка язык… пульс… кулак сожми – давление хоть в десант… Скудоумный симулянт! Клистир и холодную простыню – вот что я тебе прописываю! И учти – с живого я с тебя не слезу, – пообещал Звягин.

Подстанывая от старательности, Епишко кинулся приводить себя в порядок.

– Холодильник исправен?

– Нет… Я не успел зайти в ателье!

– Чем так был занят?

– Там все равно на год очередь… У меня денег нет!

Звягин нехорошим взглядом обвел комнату:

– Сейчас будут. – И снял с тумбочки телевизор.

– Что вы делаете?! – закричал Епишко.

– Придержи дверь. – Звягин боком прошел в коридор. – Беги ловить такси.

Выйдя из скупки телевизоров на Апраксином, он протянул Епишко шестьдесят рублей:

– Получи цену крови за свой антироботин.

– Зачем вы продали мой телевизор?! – взбунтовался Епишко, наскакивая на Звягина к немалому развлечению прохожих.

– Чтоб ты делал свою жизнь, а не смотрел на чужие, – вразумительно отвечал Звягин.

В буфете «Европейской» он купил коробку конфет, которую и вручил приемщице в ателье ремонта холодильников: осклабился, прищурился, пророкотал ей что-то на ушко. Приемщица засмеялась, заволновалась и исчезла.

– Завтра в первой половине дня, – щебетнула она, выныривая из-за занавески и улыбаясь обольстителю.

– Учись, пока я жив, – посоветовал на улице Звягин ослепленному этим фейерверком Епишко. – Холодильник вообще полезнее телевизора – не отнимает время, а наоборот экономит, храня продукты, – а в здоровом теле здоровый дух. Кстати о теле – сейчас купим тебе гантели и тренировочный костюмчик подешевле: бегать по утрам будешь.

– Я под машину попаду, – мстительно сказал Епишко.

– Похоронят, – равнодушно отозвался Звягин.

И стал рассуждать о везении и невезении. Вечный вопрос. «Что было бы, если б такой-то избежал невезения…» Говорят, в характеристиках западных капитанов даже есть графа: «Удачлив ли?» На удачу надо плевать – тогда она придет сама. И быть к ней готовым: недостойному она не поможет – он не сумеет ею воспользоваться, удержать. Ее надо добиваться, но на нее нельзя рассчитывать: везет тому, кто сам себя везет. Когда человек может и без удачи, своим горбом и разумом добиться цели – при любых обстоятельствах! – вот тогда удача сама идет навстречу.

Газовали грузовики, мигали светофоры, текла толпа, – Звягин рубил воздух ладонью, вбивая в Епишко тезисы, как патроны в обойму. Неудачи бессильны против того, кто твердо гнет свою линию. Раз не везет, два, сто, – но не бесконечно. И когда человек обретает умение и мужество держаться вопреки любому невезению – вот тогда он в порядке; и с первой крохой удачи – а эти крохи выпадают всем! – он попрет, как танк.

В дальние дали несло бледнеющего Епишко напором чужой страсти. Но страшно было оторваться от привычного причала.

– Но ведь бывают случайности, когда рушится все?

– У настоящего человека – практически нет! Цезарь в лодчонке нарвался на весь вражеский флот – приказал править к флагманскому кораблю и объявил всех своими пленниками! Верить в себя! Верить. И делать все возможное – тогда невозможное получится само!

«Его нельзя оставлять без присмотра… Но не могу же я пасти его ежедневно: у меня десять суточных дежурств, семья и собственные заботы…»

Расхаживая дома вдоль книжных полок, Звягин составлял список:

Дочь заглянула ему через плечо:

– Если это список рекомендательной литературы мне на лето, папочка, то биографий я терпеть не могу, а остальное, кончив уже восьмой класс, давным-давно читала!..

– Это не тебе, – Звягин взъерошил ей светлую короткую стрижку.

– А-а, твоему неудачнику! Он еще не стал суперменом?

– Уже научился злиться, следить за собой, мечтать, кажется, начинает… Парень впечатлительный, пусть читает книги, укрепляющие дух: они заразительны. Не помешает.

Епишко честно читал Лондона, сидя в честно убранной комнате, когда Звягин ввалился к нему с шахматами и учебником для начинающих:

– Семь рублей сорок копеек – с тебя. Доставка бесплатно.

– 3-зачем мне шахматы? – удивился Епишко. – Я гантелями занимаюсь! – гордо добавил он, надувая грудь и топыря плечики.

– Дисциплинировать мышление. Уметь сосредотачиваться. Искать варианты и не зевать. Защищаться и добиваться победы. Игра древних владык, – а уж они понимали толк в судьбе. Расставляй!

И трижды разнес хозяина в дым, даже не трогая тяжелых фигур.

Через неделю Епишко, проработавший получебника, неким чудом сумел свести вничью.

– Прогресс, – обронил Звягин. – Когда сумеешь выиграть, сделаю тебе один подарок. Не угадывай, не представишь.

Заинтригованный Епишко зашел раз-другой в Екатерининский садик, где на скамейках под сенью листвы разыгрывали баталии всевозможные любители шахмат: уж они-то знали и умели все. Настал день, когда он звенящим от торжества голосом объявил противнику мат.

– Ты смотри! – кисло признал Звягин. – Способности, что ли?

– Я еще в школе когда-то немножко играл, – сияя и конфузясь, утешил Епишко. – Вы просто в миттельшпиле попали в ловушку, это Алехин…

– Алехин, – пробурчал Звягин. – По утрам бегаешь?!

– Бегаю…

– А брюки кто гладить будет?!

– Я в понедельник гладил…

– Развел опять свинарник!

– Леонид Борисович, – осмелел Епишко, – а… подарок?..

– Обещал – сделаю. В воскресенье.

Но еще до воскресенья, когда на подстанции «скорой» он дремал в комнате отдыха после выезда на дорожное происшествие, его позвали к телефону.

– Леонид Борисович! – ликующе заорала трубка.

– Чего орешь на всю станцию? – спросил Звягин.

– Мне дали премию!!

– Государственную?

– И благодарность в приказе! К годовщине театра! И десять рублей!

– Ну и нормально, – сказал Звягин. – Так и должно быть. Поздравляю, Толя.

– А что это у вас там хлопает?

– Бригада на выезд поехала. Ну, будь, не занимай телефон.

Он протянул трубку в окошко диспетчерше Валечке, положившей ее.

– У вас радость, Леонид Борисович? – полюбопытствовала Валечка.

– Больной на поправку пошел, – ответил Звягин. – А что, Валечка, похож я на афериста?

Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.

Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.

– В блокнот все свои дела с утра записываешь?

– Записываю… почти все.

– На работу не опаздываешь?

– Всего один раз… чуть-чуть.

– А вот и подарок, – объявил Звягин, простирая руку. – Первый прыжок!

Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.

Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.

– Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! – а тут тебя еще внизу страхуют.

Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.

– А лямки не расстегнутся? – шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.

– У меня семьсот прыжков, – успокоил Звягин, – исключено.

– Можно с-сломать ногу…

– А зачем?

Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление – и неожиданно сильно столкнул вниз:

– Ахх…

Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.

– Терпеть не могу условностей, – сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. – Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее – и все будет отлично.

– Простите, вы каким видом спорта занимались? – спросила проинструктированная жена.

Епишко покраснел.

– У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.

Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!

Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:

Жена вытаращила глаза:

– Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?

Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.

– У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, – сказал он. – Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот – как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, – так надо убеждать в хорошем, а не плохом, нет?

– Думаешь, он уже переменился?

– Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение – как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? – спросил он с авторской гордостью.

…Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:

– Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!!

С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.

– Проверял… это старый.

Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:

– Тираж двадцатого августа – какой же старый, пять дней прошло. Пусто?

Епишко неопределенно пожал плечами.

– Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.

Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице – и открыл рот:

– Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..

– Врешь, – не поверил Звягин. – А серия? Покажи.

– Впервые в жизни, – ошарашенно прошептал Епишко. – Ур-ра!..

– Можно подумать, «Жигули», – сказал Звягин. – Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!

Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светло-серый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!» На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.

Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, – видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки.

– Леня!

– Ну что?..

– Ты никогда ничего не теряешь.

– Ну вот – начал терять… Может, невезение заразно?..

– Заразно! Скажи правду. Почему ты должен еще свои деньги тратить на этого охламона! Ведь продал, продал?..

– А если б подарил? – укорил Звягин. – Ну, продал. Я не курю, не пью, не собираю марки – могут же у меня быть хоть какие-то самочинные мужские расходы? Ну купил я ему в сберкассе у одного выигравший билет… всего-то девяносто ре – а может они ему всю жизнь изменят.

Жизнь посредством девяноста рублей изменяться не спешила. На спинке стула висел вспученный пиджак в мерзостных разводах, а на самом стуле сидел Епишко и горевал.

– Я его постирал, – пожаловался он.

– Браво, первая валторна! – поздравил Звягин. – Стирал – уже хорошо. А зачем? Профилактически? Или цвет плохой?

– Да я на улице об машину запачкался…

– Хорошо: ведь не попал под нее. У меня вчера на выезде человек поскользнулся и влетел головой в витрину – вот это да. А таких запачканных – полная химчистка. Почему туда не сдал?

– Там долго…

– А срочная? Встань-ка; мышцы окрепли, спина распрямилась, все в порядке, – да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя же глаза другие стали! Мужчине жалеть тряпку, тьфу!

В «Мужской одежде» Звягин высмотрел серый костюм-тройку. Епишко сглотнул слюну.

– Бери. Рекомендую. Самое то.

Епишко удивился:

– Откуда деньги-то?

– А? – удивился Звягин. – А почему не заработаешь?

– Как?..

– Так же, как все… Ну – нет, так нет. Пошли.

Он оставил Епишко в глубокой задумчивости: почему одни зарабатывают деньги, а другие нет. И можно ли перейти из одной категории в другую.