Глава 2

(Mary and Brianna – In the Morning)

Бернарда.

Проснулась я от взрывов. Подрагивала кровать, трясся потолок, хорошо, хоть штукатурка не сыпалась. Михайло лежал на моей подушке и с опупевшим видом смотрел на входную дверь, наверное, ждал, что в нее вот-вот вломятся захватчики.

– Опя-я-ять… – простонала я и накрылась подушкой. – Как здесь спать-то?

Нет, я однозначно попрошу Дрейка выделить нашим «отрядным» отдельный дом для забав, а не превращать в балаган мой собственный. Вот только Фурии к нашему с Клэр особняку привыкли, и переезжать не желали. И потому Дэйн Эльконто со Стивеном Лагерфельдом зачастили именно сюда.

Бум! Бум! Бах!

Я вздохнула. На часах почти десять утра – в общем, скоро день. Дрейк в эту ночь работал, и потому я допоздна засиделась с Клэр, а после уснула в старой спальне. А спозаранку явились гости.

– Давай телепортируемся отсюда вместе с домом? – предложила я Мише. – Пусть они дальше на лужайке играют. А особнячок поставим ближе к лесу, где тишина и покой.

От звуков моего голоса кот довольно прищурил глаза, а после затарахтел. Решил, что если я не беспокоюсь, то и ему не стоит пугаться доносящегося из гостиной грохота.

Я погладила его по голове.


– А потише никак?

Умывшись и одевшись, я стояла на пороге комнаты, в которой раньше спокойно завтракала. Теперь же стол был сдвинут к одной стене, диван к другой, а вместо ковра красовалось огромное поле для живых шахмат, которыми были смешарики. Вероятно, Стив только что сделал удачный ход, и теперь мохнатый слон воевал с таким же мохнатым, высотой почти в полметра, ферзем. Закидывал его гранатами, стрелял в упор и опутывал заклинаниями.

– Эй, – веселился сидящий на полу Эльконто. – Давай, присоединяйся! Еще печенье осталось…

И ткнул в сторону тарелки, на которой половина песочной печенюхи и куча крошек.

– Ой, закончились…

– Уже несу новую партию! – Мимо меня ловко протиснулась Клэр с тарелкой извлеченных из духовки десертов – на этот раз ореховых корзиночек. – Не поверишь, едят, как не в себя!

А в голосе возмущение, перемешанное с восторгом. Вот ей точно – чем бы гости ни занимались, лишь бы кушали хорошо. Дурдом. Хоть смейся, хоть падай.

Дело в том, что эти двое – Дэйн со Стивом – недавно обнаружили, что шахматы из фурий куда смешнее обычных: они тебе и жрут друг друга со смаком (понарошку, конечно), и в зомби обращаются, и напалмом друг друга поливают. И забросили Войну. Оба быстро отыскали толковых заместителей и до начала тренировок в Реакторе повадились ходить сюда. А кто там спит или нет – дело третье.

– Ди, давай сыграем партейку. Хочешь, твои будут Пегасами?

Понятное дело, Фуриям было все равно в кого обращаться. Но на голодный желудок мне было не до Пегасов и не до Единорогов. Хоть бы чаю выпить…

– Я тебе на кухне накрою. Поешь?

Не успела я покинуть гостиную, как особняк сотряс очередной взрыв. На этот раз штукатурка точно посыпалась – не настоящая, но очень на нее похожая.

– Что у нас в меню? Сырники с известкой? Кофе с пылью? Не обижайся, но сегодня я лучше где-нибудь в другом месте.

И побежала вниз по лестнице за ботинками и курткой.

Из дома я испарилась до того, как Клэр успела меня догнать и попытаться переубедить.

*****

В телепортацию я окунулась спешно, как в омут, – телом и душой. Даже не успела придумать, куда именно хочу попасть, и потому глаза открыла в почти незнакомом месте. На тихой, свежей и сырой улице, рядом с кафе «Кондитори».

Ух ты как! В этом месте, находящемся очень далеко от моего дома – на другом конце Нордейла, я побывала один-единственный раз. Но, как оказалось, отлично его запомнила. Все потому, что это кафе «Кондитори» своим задним двором подпирало самую окраину города – поле и густой красивый лес. Ни строений, ни дорог, лишь природные просторы…

Так вот о чем я, оказывается, мечтала – о покое, вкусной еде и тишине!

Свежее октябрьское утро и отличный кофе, ожидающий за дверью. Что еще нужно?


Иногда становишься счастливым за одну секунду – когда из осенней влажной, но удивительно приятной непогоды, попадаешь в теплое помещение, пропитанное сотней вкусных запахов. Их, обитавших под одной крышей, окутал такой клуб, что не распутать: сладость от клубничных шапочек на тортах, терпкость от апельсиновых пастил, ваниль сдобных булочек. И ни одного посетителя внутри. Стоя перед прилавком, я на удивительно долгий момент утонула в самом настоящем блаженстве. Нет, не потому что желала съесть все, что видела, но потому что желала унести с собой вот этот миг бесконечного удовольствия и после растянуть его на весь день.

– Что желает мисс? – доброжелательно спросил меня мужчина с аккуратной бородкой, стоящий за прилавком.

– Мисс желает сырников. Без известки.

Бариста, он же официант, если и удивился, то вида не подал. Кивнул.

– Будет сделано. Кофе?

– И кофе. Без пыли.

И я улыбнулась одной мне понятной шутке.

Нежнейший и вкуснейший завтрак был запит ароматным кофе из маленькой чашечки; из окна у дальней стены открывался потрясающий вид на укрытый бурой пожухшей травой луг. Радовал глаз и разноцветный наряд рябин и ясеней, и повисший над полем влажный туман. Моросило. Единственное, чего мне не хватало для полного счастья – одного утреннего «привет» поцелуя от самого любимого мужчины в мире.

– А можно мне еще два стакана кофе с собой?

Я все равно не напилась, а Дрейк порадуется. Потому что по непонятной мне причине, так и не установил нормальные кофейные автоматы в Реакторе.

*****

(Mary and Brianna – I See Love)

Он стоял в любимом просторном кабинете, где на дальней стене добрый десяток голографических экранов, идеально белые стены и даже есть окно – редкость для Реактора. Отодвинутый за ненужностью стул-кресло у стены; пустой стол, на котором лежит единственная ручка… Спросите, для чего, если никто никогда ничего не пишет? Извечный антураж для людей, чтобы Комиссионеры не смотрелись дико.

Когда Дрейк услышал мои шаги и обернулся, его губ коснулась улыбка настолько нежная, что я оплыла. Поставила кофе на стол и со смехом спросила:

– Вот как ты это делаешь?

– Делаю что?

Я положила ему руки на плечи; меня за талию обняли самые лучшие на свете ладони – теплые, крепкие.

– Умудряешься потрясающе выглядеть после бессонной ночи? И действовать на меня так, будто мы познакомились только вчера.

– Ну как же, – улыбок Дрейка существует миллион вариантов, и та, что сейчас предназначалась мне, говорила «верь мне, я абсолютно серьезен», – с утра я иду в Реакторную парикмахерскую, где меня бреют и стригут, далее принимаю феромонный душ, после прохожу процедуру омоложения, чтобы тебя не встречал старый усталый пень. А после, понятное дело, быстро произношу ежедневное привораживающее заклинание.

Он однозначно научился шутить. И делал это с тем самым озорным взглядом, за которым скрывался совершенно другой человек – очень даже серьезный и всемогущий. Гранатометное сочетание – напускная шутливость и способность подчинить человечество.

А после мне достался поцелуй настолько приятный, что эта мысль укоренилась во мне на веки вечные – я самая счастливая женщина на земле. И не хочу быть нигде, кроме места, в котором есть сейчас.

– Знаешь, твои манипуляции работают.

– Я рад.

Он сумел произнести это настолько проникновенно, насколько трепетно произносят на свадьбе заветное «я согласна».

– «Великому и Ужасному» кофе? – я кивнула на стоящие на столе стаканчики. – Пока не остыл.

– За «Ужасного» буду вечером ругаться.

И мое внимание моментально сместилось не туда, куда следовало – к радостно ослабившимся коленям и не вовремя сладко занывшему узлу в животе.

– Не смей!

Теперь смеялся Дрейк – то зрелище, к которому я никогда не привыкну. За искренним смехом терялось все – возраст, тяжеловесность, могущество. Мы однозначно находились с ним на одной волне «Счастье. фм». И пусть весь мир подождет.

– Ты пришла, потому что эти разбойники опять гоняют у тебя шахматы?

Все-то он знает. Но на самом деле я пришла за поцелуем. И потому что соскучилась.

– Чтобы увидеть тебя. И угостить кофе.

Он умел быть благодарным в одном взгляде, который формировал вокруг нас собственную Вселенную.

А дальше наша минута тишины. Дрейк сидел в кресле, развернувшись к экранам лицом, пил кофе; я стояла сзади, зарывая пальцы в его волосы, по-свойски ероша прическу – действо, в целом мире разрешенное только мне.

Бесконечное множество непонятных символов на мониторах; ароматный запах кофейных бобов, от которого до сих пор трепетали ноздри. Покрывало из мягчайшей радости.

– А что написано на самом правом? – спросила я из праздного любопытства.

– Верхнем или нижнем?

– Верхнем.

– Там шестая просьба от представителей Комиссии внимательнее рассмотреть мир Земля на предмет пригодных для жизни с Комиссионерами женщин.

– Ты это серьезно?! – я поперхнулась.

– Серьезно. И это за последние два месяца. Думаешь, они не замечают изменений на моей или Джоновой физиономии? Хорошо жить хочется всем.

– Да ты шутишь!

– Тебе перевести текст на понятный?

И едва уловимый жест рукой. Непонятная белиберда на верхнем мониторе вдруг стала читаемой. А там текст: «От Питера Вальда, номер 36692. Ввиду сложившейся ситуации, просьба уточнить наличие на планете Земля людей женского пола, обладающих фоном H44bssd…»

– А что за цифры в конце?

– Это условное обозначение типа энергии. Твоей. Оно нормально не переводится.

Так он не шутил!

– Они хотят… жен?

Теперь от смеха давился Дрейк. И его реакция была мне понятна: для того чтобы стать совместимой с Комиссионерами, мне пришлось умереть, а Яне пережить удар молнией. Не всех же наших теперь шарахать током с надеждой, что кто-нибудь выживет?

– И что ты им отвечаешь?

– Пока ничего. Сама понимаешь.

Вот дела! А я и не знала.

– А что на среднем?

– Статистика по атмосферным процессам десятого уровня. Нужно разобраться с локальными загрязнениями.

– А левее?

– Это будет сложно объяснить. Расчет химического строения нового элемента для материального мира.

М-да. Непросто.

– А это кто?

На самом левом экране красовалось незнакомое женское лицо. И вновь белиберда из Комиссионных символов.

– Это? Любопытная личность, за которой я уже давно наблюдаю. Зовут Айрини Донатти.

– И чем она любопытная?

– Сейчас расскажу…

(Dexter Britain – Taken by the Clouds)

– Представь себе ситуацию: живет себе приглашенный когда-то в мир Уровней человек. Нормально живет, как все, а главное долго, раз дошел до четырнадцатого уровня. С радостными событиями, жизненными драмами, скучными периодами, когда-то счастливый, когда-то грустный, но главное – стабильный.

– В каком смысле «стабильный»?

– Ну, скажем, ты – это всегда ты. Бернарда. Бываешь веселой, раздраженной, уверенной в себе или не очень. Но вектор твоего движения последователен, потому что твоя личность, которая постоянно претерпевает изменения, связанные с развитием, остается все же твоей личностью.

Занимательно.

– А в случае с Айрини?

Сидящий в кресле Дрейк, сейчас развернутый ко мне лицом, потер нижнюю губу костяшкой указательного пальца – жест вроде бы простой, но сексуальный. А Начальник, наверное, этого не замечал.

– А вот что. Она всегда работала в сфере торговли и услуг, и, перейдя на четырнадцатый, определилась быстро: окончила курсы «Стильной внешности», стала мастером-универсалом, открыла в своей квартире маленькую парикмахерскую, и быстро, ввиду таланта, заимела постоянных клиентов. Деньгами не сорила, но и не бедствовала – жила нескучно, даже задорно, любила похаживать по барам. Множество друзей, подруг, мимолетные интрижки, а последний ее роман, случившийся с Робом Ачиком, и вовсе мимолетным не назовешь. Я бы даже сказал, он, скорее, был эмоциональным и тяжеловесным. С последовавшим в финале разрывом.

– И?

Чтобы не стоять посреди кабинета (рассказываемый Дрейком «фильм», видимо, только начался), я присела на край пустого стола. Нужно же ему хоть иногда быть полезным.

– Дальше странное… Айрини, тяжело переживающая разрыв, идет на прогулку к озеру. А возвращается совершенно другим человеком. Другим – это «другим». В одночасье закрывает парикмахерскую, разгоняет клиентов, друзей и знакомых, несколько дней проводит в размышлениях, и вдруг открывает вместо парикмахерской агентство «Счастливая судьба».

– В смысле, становится шарлатанкой?

– В том-то и дело, что нет.

– Как это – нет?

Во взгляде Дрейка веселый огонек – мол, я же говорил, загадка.

– Начинает по-настоящему помогать людям, приходящим к ней с просьбами. На самом деле. Менять им судьбы, участвовать в ключевых точках поворотных событий, влиять на судьбу. В совершенно прямом, а не переносном смысле.

– Э-э-э…

Я вдруг поняла, что не знаю, что сказать.

– А это разрешено?

– Разрешено, когда человек сам приходит и просит о помощи. Вредить Айрини – не вредит, действует грамотно и умно. Я бы даже сказал осмотрительно. Случайных персонажей не затрагивает, вмешивается по существу, личных границ не переступает, информацию в злом ключе не использует.

– Значит… все хорошо?

– Хорошо. Только странно, не находишь?

– Странно, что человек, переживший потрясение, решает вести другую жизнь? Совсем нет. Мы все после «разрывов» желаем чувствовать себя иначе. А помощь людям – отличный, отвлекающий от собственных проблем, фактор.

– Согласен, вот только чтобы оказывать такую «помощь», нужно вдруг начать обладать удивительными способностями.

– Может она ими обладала и раньше?

– Нет. Здесь я проверил. Той ночью Айрини ушла на прогулку, имея один фон сознания, а вернулась с совершенно другим. Как подменили. Тело ее осталось прежним, сомнений нет, а ум совершил воистину квантовый скачок.

– Так разве не случается в результате потрясений? Ты же сам когда-то рассчитывал на подобное потрясение и схожий результат в случае с Дэллом (*речь о событиях, описываемых в романе Дэлл2: Меган).

– Верно. Но уровень душевных страданий Айрини не был достаточным для квантового скачка. Для мрачных мыслей о суициде – да. Но она вернулась живой. Посидела на берегу, даже полежала на пляже под звездами. А в квартиру вернулась «ясновидящей». Не знаю, какое слово подобрать, чтобы тебе стало понятно.

Мне в целом стало понятно.

– То есть настолько изменилась?

– Именно.

Странно. И чтоб нам всем так под звездами «полежать», чтобы потом судьбу уметь кроить, как юбку-солнце.

И тишина. Мой возлюбленный рассматривал меня задумчивым взглядом – не то любовался, не то ожидал какой-нибудь умной фразы.

– Почему ты до сих пор не привез ее в Реактор и не допросил? Насколько я знаю, любые проблемы ты решаешь очень быстро. И допрашивать умеешь.

– Я много чего умею, – Дрейк снова улыбался, губами и глазами, сводя мои ощущения с пристойных на непристойные. – Только ведь не каждая проблема требует грубого вмешательства. Когда ты видишь необычный объект, которому удивляешься, ты ведь не торопишься препарировать, чтобы понять, как он устроен?

Вроде бы так. И все же не «по-Дрейковски».

– Чтобы Начальник мира сего выжидал?

– Но она ведь ничего не нарушает. Лишь приковывает к себе мое внимание и любопытство. Когда нет дел поважнее. К тому же, когда осознаешь, что в твоем распоряжении Вечность, перестаешь торопиться.

«А загадок, которые я не могу разгадать сразу, не так уж и много».

Хитрый лис. А каким ему быть, человеку, который живет очень давно? С годами действительно начинаешь уметь наслаждаться не только очевидным: вкусом свежеприготовленной еды, морским воздухом, теплым одеялом и стуком дождя за окном. С годами приходит умение находить удовольствие в чем бы то ни было, если оно тебя не раздражает. И даже если так – еще одна любопытная задача, к решению которой стоит подойти с удовольствием. Я любила его и за это тоже – за то, что он ушел от обычных людей на расстояние нескольких галактик. И за то, что имела возможность идти за теплой протянутой рукой по звездной дороге, постигая мудрость.

– Значит, будешь наблюдать и дальше?

– Хм. Скажем теперь, когда ты пришла, я «нанаблюдался».

– Тогда что дальше? И почему когда «пришла я»?

– Потому что есть у меня одна идейка.

Из немой тишины кабинета можно было согнуть вопросительный знак – настолько она пропиталась моим любопытством.

– Хочу, чтобы ты с ней познакомилась.

– С Айрини?

– Да.

– Для чего?

– Присмотрелась к ней, а после поделилась со мной своими мыслями и ощущениями. Твоя чувствительность – это больше, чем приборы. И куда интереснее.

«Гораздо!»

Он один умеет так говорить, чтобы просматривался двойной контекст?

– Хочешь, чтобы я записалась к ней на прием в «Счастливую судьбу» и попросила перекроить мою и без того прекрасную жизнь? Только навряд ли посредством такой встречи я много узнаю о хозяйке. Она предпочтет говорить о моих проблемах, а не о своих, если они у нее есть.

– Они есть у всех. Но ход мыслей правильный.

– Тогда как? Чтобы сблизиться, мне придется стать постоянным клиентом и начать выдумывать несуществующие препятствия, которые необходимо решать.

– И она моментально тебя раскусит. Даже если я поставлю защиту. И тем более, если я поставлю.

– Значит…

– Знаешь, что мне нравится в тебе, Ди?

– Что?

– Что ты живешь не так долго, но мыслишь как я.

Это увесистый комплимент. Но еще приятнее нежность в умных серо-голубых глазах – ей вообще никогда не налюбуюсь.

– Поэтому придется поступить иначе, – подытожил Дрейк, – я запишу тебя на первый курс «Школы Управления Жизнью», куда два раза в неделю на лекции ходит наша загадочная «парикмахерша».

– Ух ты! Есть такая школа? Здорово! Может после пары лет обучения мое сознание тоже совершит квантовый скачок?

– Оно совершает его в моей компании каждый день.

Он сейчас о взаимодействии с его невидимым фоном? Или о близком контакте наших физических тел ночью? Только лучше не отвлекать, чтобы не съехать с темы.

А Дрейк Дамиен-Ферно нагл, как демон, заключивший лучшую сделку жизни. Ему бесконечно сильно нравится, что я отлично чувствую подтекст, что наслаждаюсь им, замираю, даже смущаюсь. Что это колышет тонкие, невидимые, но очень чувственные нити.

– Я вообще-то не о том…

И палец, потерший нижнюю губу, сделался вконец уж сексуальным жестом. Намеренно. Создатель, с ним так легко съехать с катушек, особенно если поддаться и залипнуть во взгляде с прищуром.

– Я о том, что вдруг эта Школа станет для меня прорывом?

– Кажется, я даю кому-то мало лекций? Хочешь, утроим?

Легкая ревность? Скорее, рябь пространства «под ревность» для усиления телесных вкусовых ощущений.

Ну уж нет, своего «лектора» я не променяю ни на какого другого.

– Хочешь, я тебе скажу, что случится с тобой после восьми лет обучения в этой школе?

– Восьми?

– Да. Столько они обучают до выдачи диплома.

«Даже диплом имеется! Мастер по связи с Реальностью?»

– Что случится?

– Ты придешь ко мне и скажешь: «Зачем я только тратила все это время на то, чтобы понять одну-единственную простую вещь – живи и радуйся!»

– Так и скажу?

А ведь он, скорее всего, даже не шутил. Успел заглянуть одним из лучей внимания туда, где я отходила-таки все восемь лет в эту школу, а после пришла к нему с выводом. В одной из параллельных нашей ветке развития.

– Так и скажешь.

– Тогда лучше утроим наши…

«Лекции?» – спросила глазами. И получился такой же взгляд-ответ: «Или не лекции…»

Мы улыбались.

После Дрейк отнял костяшки пальцев от губ и сложил руки на животе.

– Тогда через час тебе будет обеспечен пропуск в ШУЖ, учителя ни о чем не спросят. Притворишься студенткой-первокурсницей, поздно записавшейся на лекции. Такое у них случается. А дальше дело техники – попытаешься сблизиться с Айрини.

– Но если она читает сознание?

– Насколько я понял, не читает без необходимости. Только в случае самозащиты или если поступает просьба о помощи.

– И все-таки…

– Ну, расколет она тебя, и что с того? Все равно успеешь сложить о ней свое мнение.

– Договорились.

Посетить странную школу мне было скорее интересно, чем нет.

– А как я узнаю, по каким дням она ходит?

– Мак тебе в помощь. Брось ему фото.

Круто. Чейзер временно станет наблюдателем. Не хотела бы я иметь на себе такое «Око Саурона».

Прежде чем оставить Начальника наедине с его прямыми обязанностями, то есть работой, я уточнила.

– Ты не считаешь ее опасной?

– Если бы считал, уже изолировал бы.

– Тогда что…

«Что ты недоговорил мне?»

А ощущение недосказанного присутствовало.

– Зачем хочешь нас познакомить?

И этот редкий момент, когда стоящий напротив человек вновь всмотрелся туда, где лежал миллион пересекающихся цепочек, состоящих из событий, случайностей, встреч и столкновений. Каждая со своими последствиями.

– Знаешь, – произнес негромко, – у меня срабатывает интуиция, что на Комиссию у Айрини будет очень плохая реакция. Сложно сказать, почему. Возможно, ее прежний опыт. А на тебя нейтральная.

И добавил то, чего я не ожидала.

– Думаю, ей нужна помощь.

– Помощь? Тогда это точно лучше к тебе.

– Нет. Специалист по прекрасному и доброму сердцу у нас ты, а не я.

«И ты тоже». Для меня точно.

А он читал по глазам. Гораздо лучше, чем любая «Айрини».

– Люблю тебя.

Сказала я его взгляду, лицу и сердцу. Не потому, что он не знал, а потому что очень хотелось сказать. А ответом мне явилась такая ласковая мощная волна обожания, что я почувствовала себя наркоманом, вдарившим дозу любимого порошка.

– Буду ждать студенческий билет.

И отправилась прочь из кабинета. Дразнить и сбивать с пути истинного счастливой физиономией холостых жителей Реактора.

*****

Айрини.

(Worakls – Detached Motion)

– Как это ты хочешь уйти? От меня?

– От тебя.

Эти слова Рози – моя недавняя рыжеволосая клиентка – выдавила из себя кое-как, шепотом. А перед ней ее муж – человек по моим ощущениям страшный. Нет, внешне вполне обычный, даже примитивный: ростом не выше ста семидесяти, в растянутой майке, шортах, с босыми ногами. Волосы темные, лицо землистое, белки глаз красные – пил накануне. Может поэтому Рози решилась на разговор не в обед, как планировала, а раньше. Набрала мой телефон уже в одиннадцать – я едва успела позавтракать и выпроводить Дамиру.

– Начинайте через пять минут, – посоветовала я ей и быстро поднялась к себе в спальню. Улеглась поудобнее, расслабилась, полностью расфокусировалась. А после отыскала лучом внимания Рози, которая, оказывается, уже начала. Чуть-чуть рановато, без меня. И теперь боялась стоящего напротив человека так сильно, что слабела ногами. Непорядок.

«А ну, подвинься…»

Я оттеснила ее мягко, незаметно. Как всегда, первым делом совершила глубокий вдох-выдох, наклонила голову, растянула шею, размяла плечи.

«Ну и спрессованный же у тебя позвоночник, мадам…»

Пока я растягивала спину, чтобы улучшить циркуляцию крови в теле, давно не помнящим гимнастику, но знающем много сладостей и лишних тринадцать килограмм, мужчина осознал сказанное. И начал закипать, как чумазый неуправляемый котел.

– Че удумала, а? – он вел себя как хозяин положения, как настоящий тиран, и настолько вжился в эту роль, что принялся думать, что стоящая перед ним женщина – раб.

– Может запереть тебя за замок? Голодом несколько суток? К батарее приковать?

У него ощутимо чесались кулаки. М-да, при такой жизни не то что к сладостям пристрастишься, но и к коньячку на кокаине.

Рози внутри собственной головы пискнула и забилась в «трюм».

«Не пугайся, все решим!»

Пока Шархан (а звали моего нового знакомого – неприятного землистого брюнета годов пятидесяти – именно так) строил самую злую из своих рож, хмурил брови и наливался яростью, я спокойно закончила зарядку. Непринужденно бросила ему:

– Себя прикуй.

И отправилась собирать вещи.

Прошла в спальню, вытащила из шкафа чемодан, стала не особенно аккуратно стягивать с плечиков блузки и платья и кидать в него.

Шархан озверел. И опупел. Рози никогда не говорила с ним в таком тоне. И никогда не занималась своими делами во время нравоучений и лекций.

– С дуба рухнула? А если сейчас по морде?

Смешно, да.

Рози мысленно зажмурилась и накрыла голову руками, как при близкой бомбардировке. Вероятно, уже получала по ребрам и не только. Я же совершенно не боялась по той простой причине, что, когда я чувствую себя сильной, все танцуют под мою дудку. А я всегда сильная. Реальность кроит тот, кто верит, и Шархан, увы, при таком раскладе, как бы ни хорохорился, а вреда причинить не может. Да и с каждой секундой все сильнее ощущает, что ситуация уплывает из-под его контроля. Точнее, уже уплыла. Вовремя же рыжая ко мне обратилась…

– Рози!

Ой, сколько гнева от того, что она не смотрит на него, когда он с ней говорит. Ну, просто уделаться.

– М-м-м? – я муркнула это так задумчиво, будто расслабленно выбирала лак для ногтей, а не стояла рядом с «котлом».

– Ты в себе?!

Зачем же так орать.

А у моей клиентки обширный гардероб – все в недра чемодана поместилось кое-как. Верхнюю одежду в виде пуховиков и пальто пришлось оставить. Обувь взять только ту, что у порога.

– Да кому ты нужна?!

Шархан слабел. Понимал, что от крика – толку ноль, а новая Рози даже бровью не ведет, будто стала прозрачной и невидимой для его словесных ударов.

Но я все же ответила.

– Себе, дорогой.

– Ты нашла кого-то? Ты, шлюха, уже спала с кем-то?

Не знала, что чье-то лицо способно так краснеть, почти бордоветь. Забавный диалог.

– Еще нет, но обязательно найду достойную кандидатуру.

Наверное, она никогда с ним так не разговаривала. Совсем. Потому что ее сожитель вдруг начал понимать (на самом деле понимать!) – женщина уплывает. И не удержать ни криками, ни угрозами, ни красным лицом.

Настоящая же хозяйка, сдвинутая в собственной голове в сторону, вдруг начала чувствовать отголоски триумфа – она никогда не позволяла себе храбрости, но всегда мечтала о ней. Чтобы честно, наотмашь, чтобы вот так. Себе, а не кому-то на пользу. Потому что всю жизнь, как расслоенный на мелкие потоки ручеек, ощущала себя слабой, старающейся угодить другим. А тут – себе. И потому вдруг сделалась, как полноводная река, как ужасающей силы поток – на этот раз целый. Точнее, пока потоком была я, но Рози жадно запоминала и училась. Ей хотелось уметь так же.

– Ты что… Ты что? – заверещал вдруг брюнет совсем другим голосом (и куда только делись угрозы?) – Давай поговорим, обсудим…

Раньше он на компромиссы не шел, и его злость моментально выливалась в кулачный бой против неравной по силам жены.

– Хватит, наобсуждалась.

Закончив с осмотром комнаты, а после сознания рыжеволосой клиентки, я откатила чемодан в прихожую и уверенно направилась на кухню. Поднялась на стул, дотянулась до вазы, в которой хранилась денежная заначка.

– Видишь? – помотала перед противной рожей тугой пачкой свернутых купюр. – Тебе на подарок копила.

Точнее на «взятку», чтобы хоть сколько-то не распускал руки, придобрел. Но этого бы не произошло – она знала это тоже.

– А теперь уже не тебе.

И, оставив Шархана в недоумении, смешанном с обреченным потухнуть гневом, вернулась в коридор. Принялась обуваться. Клиентка по соседству со мной ликовала – она уходила, ей давали проход. И, кажется, ей было все равно, что в шкафу еще осталась одежда, а денег на новую жизнь не очень много. Она становилась свободной прямо сейчас. Дверь близко, а Шархан далеко, уже не дотянется.

– Рози, Рози, – будто опомнился человек в майке, – ты на самом деле меня оставляешь? А есть я как?… А жить?

– Как хочешь.

Во мне не нашлось ни сочувствия, ни сострадания. Оттого фразы выходили жесткими, как удары плетью.

– Найдешь другую дуру. Но бить уже не посмеешь, понял? А то напишу заяву в Комиссию – я выяснила их адрес…

Я несла полный бред. Но очень точный, прицельный. Слабые люди очень боятся возмездия, а уж пресловутую Комиссию здесь страшились все от мала до велика. И плевать, что на самом деле никто не знает их адреса (имелась у меня мысль о том, что их офис просто находится на другой частоте восприятия, и те, кому он не нужен, попросту не видят его). Но Шархан осекся, побледнел. И стало ясно, что «другую» он не посмеет найти еще долго.

– Прощай, придурок. И не звони, терпеть тебя не могу.

Это я от себя. Чтобы даже не пытался.

А Рози было на него наплевать – она чувствовала запах близкой свободы. Улицы, дороги под ее собственными ногами, где только она и никто больше выбирает путь; предстоящий вечер, когда не нужно готовить опостылевший ужин. Не бояться, что он вдруг не понравится, не прятаться в своей комнатушке, гадая, а не напьется ли сегодня? Не ждать, что утром снова унизят по поводу манер и внешности. Дальше только она сама станет решать, чего хочет и чего достойна – остался только шаг…

И я его сделала.

Захлопнула дверь дома, откуда она так долго не решалась уйти из-за страха. После отправила ей не мысль, но четкое ощущение: «Мы боимся не людей и их поступков. Мы боимся бояться, пойми разницу. Боимся собственного страха. Если поймешь, перестанешь быть слабой». Она уловила, хоть и пребывала в эйфории – «ушла, ушла, ушла!»

Эту радость мы ощущали вместе. Мужчина не должен обижать женщину, иначе это не мужчина, а перегной.

Прежде чем покинуть чужое тело и жизнь, я довела его до ближайшей остановки. Не стала дожидаться автобуса, махнула рукой таксисту. И быстро перебрала в не своей памяти адреса незнакомых мне подруг. Вот одна – Жанина – она сразу поддержит. Не будет сюсюкать, а заявит: «Правильно сделала!», скажет «Назад дороги нет!» – то, что нужно. К ней и направила таксиста. А рыжеволосой, как отчалившей от берега в океан бригантине, пожелала счастливого плавания.

И проснулась у себя, ощущая, как снова занемели над головой руки. Черт, когда я уже приучусь, что нельзя уходить в астрал с закинутыми вверх руками? Когда-нибудь они в совершенно ненужный момент вытянут меня обратно.

Все, дело сделано. Внутри своя и чужая радость, надежда на светлое будущее и желание любить. По-настоящему. Хорошего мужчину – страстно, на полную, до самого дна. Чтобы ты для него – Богиня, чтобы он для тебя солнце, с которого не можешь свести глаз.

«Интересно, это ее желание или мое?»

И не смогла отличить. Видимо, наше общее.

*****

Вероятно, мой дальнейший день мог пойти тысячью разных дорог, но на моей блузке оторвалась пуговица. Не настолько, чтобы отвалиться, но достаточно, чтобы повиснуть «на сопле».

Не дело.

Пришлось рыться в ящиках. Потому что я, редко пользующаяся швейными принадлежностями, не помнила, где они лежат. Может в тумбе? Нет. В комоде? Тут чужие майки, трусы, бюстгальтера…

Да, я до сих пор не выкинула «ее» вещи. Понимала, что настоящей Айрини давно нет, и все равно казалось кощунственным просто взять и вынести все в ближайший мусорный бак. И потому я, часто преследуемая ощущением, что временно живу не то в гостинице, не то у уехавшей подруги, просто выкроила себе столько пространства, сколько мне требовалось. А требовалось немного: один ящик для нижнего белья, несколько плечиков под водолазки и блузы, чуток пространства под джинсы, а также место в ванной для гигиенических принадлежностей. Думаю, вернись живая и здоровая Айрини домой, она заметила бы не так уж много изменений, разве что кабинет – бывший зал для клиентов. Но тут иначе никак.

Швейные принадлежности я отыскала всего за какие-то десять минут, и, в процессе работы «ищейкой», успела вдоволь пропитаться ароматами и ощущениями прошлой жизни мисс Донатти. Наткнуться на ее духи, влезть в шкатулку с бижутерией, даже отыскать заначку, всунутую между конвертами с «важными» документами – счетами на оплату, приглашениями и корешками от «погашенных» авиабилетов.

А с нитками нашла и еще кое-что. Фото.

Где хозяйка этого дома обнимает незнакомого парня, и так счастливо улыбается, как, наверное, никогда, будучи в ее теле, не улыбалась я сама. Лучистыми стали ореховые глаза, притягательной улыбка, перестал тянуть на себя внимание даже несколько несуразный и чуть вздернутый кверху нос. Айрини не была красавицей. Слишком узкое лицо, слишком круглые глаза, немного неверный прикус. Не уродина, просто достаточно симпатичная, если верно наложить макияж, девушка. Не более.

Но это фото делало ее другой – безмятежной. Полностью погруженной во вдохновляющую жизнь, в бесконечно радостные эмоции, в любовь.

Парень на снимке улыбался тоже. Чуть более скованно, чем его спутница. А в глазах – глубоко внутри – настороженность. Она любила его, но не он ее.

Айрини не замечала.

Собственно, а замечала ли я сама вранье Рори? Нет. Была точно такой же, отдающей себя целиком. Зачем думать о плохом, когда на уши совершенно искренне (так мне казалось) шепчут ласковые слова? Когда обнимают тепло и от души, когда клянутся, что жить без тебя не могут. И тогда ты не видишь человека – ты видишь собственное счастье. Ты задыхаешься им, ты паришь слишком высоко, ты пропитан и одурманен лучами, идущими из сердца.

В такой момент человека легко одурачить.

И одурачиться, увы, тоже.

Для Айрини, которая незадолго до своей кончины убрала это фото «с глаз долой», ее любовь стоила жизни.

Мне моя тоже.

Стало тяжело, муторно. Забылась болтающаяся на честном слове пуговица, перехотелось ее пришивать. Вдруг стало ясно, что я совсем не хочу сейчас быть одна и в четырех стенах. Я, конечно, попытаюсь не думать, не вспоминать, но меня снесет. И потому нужно наружу, хоть куда, главное – в общество…

С мрачным выражением наркомана, которого сейчас начнет ломать, я принялась одеваться – куда, куда? Просто гулять по улице? Не слишком отвлекает. Мне бы сейчас…

И тут поняла – лекции. Сегодня в Школе Управления Жизнью как раз будут читать две бесполезные, но способные отвлечь внимание лекции. И я, судя по часам, как раз на них успеваю.

*****

(Jennifer Thomas – Carol of the Bells)

– Одна из самых важных мыслей, которую должен принять человек, желающий стать Творцом своей жизни – «я за все несу ответственность». За все – это за все. За погоду, за систему организации мира, в котором живу, за действия незнакомых мне людей. Каждая проекция – зеркало, это не более и не менее – индикатор ваших установок. Ясно?

Конечно, студентам не было ясно. Кто готов допустить, что накричавшая в магазине кассирша – твой собственный выбор? А проползшая под ногами гусеница? Нет, она «случайно ползла». Случайностей нет совсем. Далеко не глупый преподаватель в этом был прав, но для четырнадцати студентов (не считая меня), посещавших первый курс, подобная теория казалась полной ахинеей. Вчерашняя непогода – выбор? А спившийся друг? Ссора за стенкой? Количество трещин на асфальте?

Да, выбор. Только все гораздо сложнее, «многоуровнее», нежели можно объяснить человеческими словами.

Сегодняшняя тема, что удивительно, оказалась вполне интересной, но по-настоящему меня занимало другое. Тревожило, очень сильно беспокоило, дергало внутренний звонок – пятнадцатая студентка. Новенькая.

Что может быть необычного в обычной, казалось бы, девчонке? Да, приятной внешне. Да, аккуратно и со вкусом одетой. Да, сидящей тихо, внимающей преподавателю.

Для меня – все. И, в первую очередь, моя напрягшаяся до предела интуиция, твердящая, что «она пришла за мной». По мою душу.

«Откуда это взялось?»

Лекция перестала для меня существовать; недавние мысли о Рори вылетели из головы. Новенькая просто сидела. Просто писала. Даже не смотрела в мою сторону, но я не отлипала от ее головы взглядом.

«Она здесь не просто так…»

И она слишком хороша для этой школы. В прямом смысле – она давно переросла ее. Как и я. Русоволосая незнакомка, имени которой я не знала, была из тех редких людей, которых я называю «целыми». Не разбитой на ручейки, как сознание той же Рози, но бурным мощным потоком личности, которая уже обрела себя и свой путь.

– Мистер Дикенсон, не можете же вы утверждать, что я выбираю даже товар, который начнут продавать в магазине на следующей неделе?

– Выбираете.

– Но я о нем даже ничего не знаю.

– В вашей голове существует несколько тысяч шаблонов, которые формируют структуру пространства будущего на автомате, за вас. Например, вера в то, что качество вещей стало ухудшаться, все больше на рынке подделок, что люди давно предпочитают деньги человечности. Знакомо?

– Но…

Дискутировали с азартом и удовольствием вихрастый Дилан и стоящий за постаментом лектор.

– А это уже прямое указание на то, что продукты, которые вы увидите в магазине на следующей неделе, вновь вызовут у вас волну негодования. А вот у вашей соседки, мисс Летиции, иные убеждения – она умеет фокусироваться на правильном…

Если бы ни новенькая, я бы наслаждалась – тема хорошая.

Но сейчас все струны моей внутренней сущности, вторя об опасности, дребезжали невпопад – огромная редкость. И впервые случившаяся в Нордейле.

Мены не имеют права подселяться просто так – беспричинно или ради удовольствия. Только в целях самозащиты, для помощи просящим либо миру. В моем случае, как я решила, действовал первый вариант – самозащита. И потому не столько подселилась в сознание незнакомки, сколько прощупала его исключительно на наличие угрожающего мне намерения.

И не нашла такового. Мирный ум, расслабленные эмоции, спокойное течение процессов внутри. Ни намека на угрозу.

«Где ошибка?»

Просторная аудитория, полутемная и почти сплошь деревянная – деревянный пол, деревянные скамьи и столы, деревянная сцена – сейчас казалась мне зловещей, как переполненный оперный зал, в котором смешался с толпой террорист-смертник. И вроде бы еще ничего не случилось – веселые диалоги, неверие, смешки, река вопросов, но в лекционном зале для меня нас осталось двое – я и она.

Я прощупала общий фон новенькой еще раз. Затем еще… Угрозы нет. Направленного в мою сторону внимания тоже.

– А что значит «проекция», мистер Дикенсон?

– Проекция – это вы сами, воплотившиеся для собственной игры в предмет или другого человека. В свое зеркало.

– И из проекций состоит весь мир?

– Все миры.

– Что значит, все миры?

– То и значит. Думаете, мы все сейчас находимся в одной и той же аудитории? Увы, должен вас разочаровать. Или вдохновить. Количество аудиторий, которые выглядят для нас одинаково, равно количеству присутствующих в зале человек. Но ради удовольствия общения, реальность выглядит единой, хоть и излучается из каждого из вас самостоятельно.

Кто-то присвистнул:

– Быть такого не может!

Может – отметила я на автомате. И есть. Вот только всю сказанную информацию можно ощутить глубинными сенсорами, но нельзя описать текстом любого языка. Глосс не хватит.

– То есть, наша с Бобом скамейка – не наша? А у него своя, у меня своя?

– Точно так. И кружка, которую вы делите на вашей кухне с вашей девушкой, тоже у каждого своя.

– И унитаз в общаге? – хохмился невысокий брюнет с дальнего ряда. – Чего я тогда боюсь глистов подцепить, если у каждого свой?

– Глистов вы подцепите, просто потому, что боитесь. Создадите. Переместите сюда оттуда, где они у вас уже есть.

– Боже мой! Мистер Дикенсон, срочно научите меня менять автоматические шаблоны! Я боюсь!

Шутника звали Райли. И он жить не мог без того, чтобы не выскочить с репликой, не развеселить сокурсников, не окунуться хотя бы раз в полчаса в пучину всеобщего внимания.

Дикенсон – аккуратный мужчина с короткой бородой, в очках и с модельной стрижкой – ухмылялся; соседние со мной девчонки хихикали. Новенькая повернулась и улыбнулась вместе со всеми.

Меня начало отпускать.

*****

Бернарда.

(Malou Prytz – Left amp; Right)

– Новенькая?

– Ага.

– А чего не с начала года?

Мне не верилось – Айрини меня раскусила. Иначе зачем бы сама подошла на перемене в коридоре, куда мы вышли размять ноги.

«Или случайность?»

Она худая, вытянутая, в темных джинсах и бесформенной кофте. Здесь, где из высоких окон лился яркий дневной свет, она выглядела не то, чтобы неопрятной, но той, кому собственная внешность не особенно важна. А вот глаза цепкие, умные.

«С двойным дном, будто за одной перегородкой есть еще одна, другая. А оттуда смотрит некто настоящий» – странное ощущение.

– Просто недавно узнала про эту школу. Вот, решила попробовать…

– Любопытство, значит?

– Оно самое.

Я старательно сохраняла внутри безмятежность «Дрейка» – так я называла это состояние. Оно ощущается, как «Все всегда хорошо. Если возникают задачи, все они решаемые. Даже если решая их, рухнет мир, можно выстроить еще один, и еще. Время бесконечно, в запасе вечность…»

Мой ненаглядный умел находиться в этом состоянии постоянно – оно помогало ему абстрагироваться, я же усилием воли распараллелила себя, чтобы не выдать истинных чувств – беспокойства, возбуждения, излишнего внимания. Снаружи – эдакая мирная беспечная Бернарда, а в бункере – настороженный наблюдатель. И почему-то казалось, что Айрини смотрит прямо в бункер. Или же пытается его отыскать под моим напускным спокойствием.

«Вот это я понимаю, интуиция!»

Чтобы не молчать, я посмотрела на тонкую тетрадь, которую она держала в руках.

– Я пропустила много интересного?

– Не особенно.

И вновь наши изучающие друг друга взгляды – как много правды и искренних намерений она понимает?

– Переписать предыдущие лекции дашь?

– Я их не пишу.

– Почему?

– Потому что, если то, что объясняет лектор, не заходит сразу, то перечитывать слова бесполезно.

– Может однажды зайдет?

– Чему зайти, то зайдет из любого источника, не обязательно из тетради. Ты ведь знаешь.

«Какое многозначительное „ты ведь знаешь…“»

– Я – Айрини.

Она протянула мне узкую руку – прохладную, со «слепленными» пальцами.

Специально не стала говорить «Бернарда». Много вопросов – много лишней информации. Просто пожала чужую ладонь.

– Дина.

А после вопрос в лоб:

– Зачем ты здесь, Дина?

И стало ясно – она понимает. Все или почти все. Снова врать, что из любопытства? Но Айрини пояснила сама.

– Ты ведь давно переросла эту школу.

– Ты тоже.

И мой ответ, сказанный посреди гулкого коридора, посреди солнечного дня с золотыми за окном деревьями, дал нам понять, что мы «наравне». Эдакие два шпиона, пытающиеся выведать больше, чем готовы выдать. А ва-банк, оказывается, играть не всегда приятно. Все-таки я надеялась подольше побыть в ее глазах просто «новенькой студенткой».

Или я преувеличила ее проницательность? Слова – просто слова?

Наш диалог прервался, потому что выглянул лектор:

– Продолжим?

Народ стекался обратно в аудиторию, как вода в водосток – из широкого потока делался узким. Входили по одному.

– Хочешь сесть со мной?

Я замялась. Что если чем ближе контакт, тем лучше она «читает»?

– Может в следующий раз.

Надо собраться с мыслями, вновь стабилизировать если не безмятежность, то хотя бы ровные эмоции. Не ожидала, что она попытается взять быка за рога, не ожидала. Но где наша не пропадала? Как говорится, «поживи-ка ты с мое с Дрейком», а там поговорим. И улыбнулась.

«Что бы ни случилось, он прав. Все – игра…»


А лекции мне нравились – про дуальность мира и процессов, про зависимости, про ложное восприятие себя и окружающих… Дрейк, конечно, рассказывал лучше и интереснее, а, главное, всегда затрагивал нужные именно для меня в конкретный момент времени темы, но в ШУЖ тоже преподавали не дураки. И расплывалось внутри мягкое восхищение от того, что многим, оказывается, интересно познание мира. Это классно…

Взгляд Айрини я чувствовала. Не такой тяжелый, как у Дрейка, и, наверное, незаметный обычным людям, но вполне ощутимый для меня. Я не пряталась – я от него отвлекалась. Точно как делала с Комиссионерами – «не хочешь, чтобы они прочитали, о чем ты думаешь, думай о настоящем моменте». О теплом и полированном дереве парты под пальцами, мягком голосе мистера Дикенсона, касающейся тела одежде, своей способности смотреть, ощущать.

Жаль, конечно, если на сегодня мы с ней «наговорились». Однако не навязываться совсем уж откровенно? Да и глупые вопросы выдадут меня быстрее правды.

Дикенсон говорил о важности развития внутренней чувствительности, минутах тишины. Кто-то писал, кто-то смотрел на него, кто-то мимо. Парень слева от меня спал, но его никто не будил – каждому свое.

И незаметно время рассказывания материала истекло. Что же дальше, просто домой?

(Аффект – Евгений Соколовский)

Не имея никакого плана, я покинула аудиторию одной из первых. Спустилась по лестнице вниз, толкнула массивную дверь, ведущую на улицу.

А октябрь стоял сказочный. После пары дней ветров и дождей, установилось вдруг тепло. И деревья, потерявшие еще далеко не всю листву, стояли золотые, как факелы. Уже не желто-зеленые, не бурые – огненные. С красными кляксами рябин, с зелеными проплешинами кустарников. И все это на фоне пронзительной голубизны неба.

Кажется, осень оголяет, очищает, убирает лишнее. И дышится свободнее и легче; шелуха сваливается, как листва.

Я не услышала, как она подошла и встала рядом, – эта странная девушка-женщина, вмиг обретшая способность менять чужие судьбы.

– Любуешься?

– Любуюсь. И жрать хочу, – добавила я совершенно честно. – А то с утра проснулась, а у меня дома уже друзья шахматы гоняют, пришлось спешно удирать.

– Чтобы не втянули в игру?

– Чтобы позавтракать дали спокойно. Но это было так давно. В прошлом веке.

Про смешариков и пыль с потолка ни к чему.

Она улыбнулась. Совсем чуть-чуть.

– Далеко отсюда живешь?

– Да. Район совсем не знаю.

Думала, сейчас постоит, а потом скажет «Ну, пока!» и легко засеменит прочь, но Айрини, похоже, хотелось разобраться во всем «здесь и сейчас». Я ее понимала, мне бы тоже хотелось. Не люблю непонятные ситуации.

– Я знаю одно кафе, там неплохо кормят. Идем?

И принялась спускаться первой. Я за ней.


Кафе действительно удалось: шторки на окнах, непритязательный, но уютный интерьер. Заказанный сырный суп я поглощала с удовольствием.

– А сама далеко живешь?

– Нет, рядом.

– А занимаешься чем?

Я старалась общаться так же, как общались бы только познакомившиеся друг с другом две обычные девушки.

– Да так, всем понемногу.

Мыльный ответ.

Айрини крутила в пальцах чашку с кофе. Ногти на ее пальцах узкие, продолговатые – такие, покрытые прозрачным лаком, идеально подошли бы для рекламы ювелирных украшений с телеэкрана.

– А сама?

– Сама? Тоже пока определяюсь. Больше домохозяйка.

Не рассказывать же про телепортацию?

Нет, мы однозначно два шпиона. Ведем речь об одном, думаем совсем о другом.

– А жизнь решила изменить зачем?

– В смысле, ты про школу? Подумала, может, услышу что-нибудь полезное.

Глаза Айрини глубокие, темные, влажные. Как у коня, который понимает чувствами и знает, что ему врут.

– Дина… – она больше не смотрела на свой кофе, она смотрела на меня. Без улыбки, без тени притворства. – Ты пришла за мной, так?

В этот момент я поперхнулась супом. Буквально. Хорошо, не сильно.

«А Дрейк был насчет нее прав…»

И ведь не соврешь – бесполезно. Прожевав все, что осталось во рту, я выкроила для себя несколько секунд на раздумья. Затем отодвинула в сторону тарелку, подняла взгляд. Поняла, что игры кончились.

– Не за тобой. К тебе.

– Для чего?

– Чтобы задать один вопрос.

– Какой?

Вот теперь Айрини совершенно точно напряглась, как человек, давным-давно бегущий от правосудия. Как тот, кто понимает – пришли плохие времена. Очень яркая, бурная реакция. Неожиданная.

– Какой вопрос?

Прозвучало уже с раздражением.

Я думала о том, успею ли заплатить, если она сейчас выскочит из кафе и понесется от меня прочь.

– Что случилось с тобой ночью год назад, когда ты пошла на прогулку к Даллскому озеру?

И все. Будто дверь железного сейфа захлопнулась.

Айрини не выскочила, только побледнела. Решительно сжала губы как человек, знающий, что не сорвется до самого края, хоть этот самый край близко.

– Давай об этом не здесь, – ответила ровно и через паузу. – Пойдем ко мне, не хочу на людях…

И вновь это странное чувство, будто мы пытаемся перетягивать на себя, как одеяло, правила нашей игры. И кто ведет сейчас, она или я? А главное, ведет куда?

*****

Айрини.

(Liv Ash – Ready for War)

Вот и приплыли. Вот и наступил момент, которого я подспудно ждала каждый день – за мной пришли. И не важно, что девчонка, что пока не прямо. Начинается всегда одинаково – с праздного якобы интереса. А после – капкан.

И он уже захлопнул свою зубастую пасть на моей лодыжке. Жаль, я успела полюбить эту квартиру и Уровни. Свою немного скучную, но размеренную жизнь.

В квартиру я запускала гостью с ощущением того, что старый мир выцветает и облетает, как побывавшая в огне декорация.

Загрузка...