Множество вопросов не давало покоя. Я чувствовала, что живу чужой жизнью, надевая чужую одежду, засыпая в чужой постели. Даже еда казалась непривычной, чужой, пресной, невкусной. От окончательного погружения в уныние спасали только спортивные тренировки и сон.
Но сегодня совершенно не хотелось заниматься. Я подошла к балетному станку и провела рукой по отполированной поверхности. Взгляд упал на портреты, отражавшиеся в зеркале. Казалось, что моя копия с картины наблюдала за мной из-под полуопущенных ресниц. Интересно, какой была эта девушка? Вспомнив своё балетное детство, попыталась встать в первую позицию и высоко поднять ногу. Нет, на балерину я мало походила. Упругие рельефные мышцы, широкие плечи. Подпрыгнуть и застыть в воздухе вряд ли удастся, а вот постоять за себя, это пожалуйста. Скрестив перед собой руки со сжатыми кулаками, я провела серию быстрых ударов по невидимому противнику.
И всё же, где хозяйка шикарных апартаментов? Сделав круг, я решилась. Пусть таинственный Сергей Николаевич сочтёт меня чрезмерно любопытной, пусть разозлится, но, если никто в этом доме не желает отвечать на мои вопросы, я буду искать ответы сама.
Выдвигая ящики, открывая тумбочки и шкафы, переходя из комнаты в комнату, осматривая пол и стены, я пыталась найти хоть что-то, что помогло бы пролить свет на девушку, чьи портреты висели в спальне. Осматривая крошечный кинозал, я подняла огромные велюровые подушки с дивана и чуть не закричала от радости. Кожаный ежедневник с забытой внутри обычной шариковой ручкой. Вытащив улику, открыла на первой странице. Цифры, даты, телефоны и ни одного пояснения. Дальше ─ расписание занятий в балетной школе, опять телефоны, цифры, цифры, цифры. А, вот и зацепка. «Семёнова Алла Дмитриевна. Улица Арсенальная, 15».
Алла Дмитриевна. А не так ли звали ту самую сухощавую старушку, бывшую приму, которая преподавала в московском хореографическом училище имени Лавровского? Я рассмеялась, всповнив, как мама привезла меня в столицу на экзамен.
─ Вашей дочери, милочка, дорога на сцену открыта только в том случае, если она надумает стать осветителем.
Родительница тогда расстроилась до слёз. С мечтами о классических танцах пришлось распрощаться. Зато отец ликовал. С той поры, как двери балетного передо мной закрылись, открылись другие, в мир большого спорта.
Находка предала мне силы, и я приступила к дальнейшим поискам. Через пару часов, трясущаяся от предвкушения, я сидела в спальне на кровати и рассматривала то, что удалось раскопать. Среди новых улик обнаружилось два смятых чека с бензозаправки, карта российских автодорог с проложенным маршрутом от Москвы до Нижнего Новгорода, пожелтевшая газетная вырезка об открытии выставки молодого талантливого художника Петра Исаева и миниатюрный фотоальбом. Дрожащими пальцами я развернула дешёвый картонный томик на шестнадцать фотографий. Такие альбомчики продавались во всех киосках «СоюзПечать» и стоили сущие копейки. Многие вкладывали в них самые любимые снимки, те, которые хотелось носить с собой и постоянно пересматривать. У нас с Динькой тоже было нечто подобное. И теперь это оказалось единственным напоминанием о той, другой жизни, памятью о беззаботном детстве, о здоровых и весёлых родителях, о счастливом времени, которое безжалостно стёр несчастный случай.
Динька не помнил ни отца, ни мать. И я очень сожалела об этом, зато и роковая ночь стёрлась из его памяти напрочь. Я же снова и снова переживала страшные события, сделавшие меня сиротой. Когда едкий дым заполнил детскую, я схватила спящего малыша и попыталась выбежать в зал, но дверь не поддавалась. Тогда я не придала значения этому факту, но позже, спустя годы поняла, что кто-то запер её снаружи. Я плакала, кричала до хрипоты. Тщетно. Ни мать, ни отец так и не отозвались. Крепко прижимая к себе малыша одной рукой, я схватила табурет и умудрилась разбить окно. Сдирая кожу острыми осколками, встала на подоконник и вдруг заметила маленький фотоальбом. Думала я недолго. Спрятав то, что впоследствии окажется самой большой семейной ценностью в карман трикотажной пижамы, сделала шаг к свободе. Я падала в пустоту, чувствуя головокружение и тошноту, не имея возможности сделать вдох обожжёнными лёгкими. Как выяснилось позже, люди, собравшиеся у пылающего дома, подхватили нас с Динькой, «Скорая» доставила в больницу, а потом… Мне не хотелось вспоминать, как я потеряла брата на целых пять лет. Как сбегала из детского дома, пытаясь найти его, как тайком пробиралась в кабинет заведующей, чтобы раздобыть хоть какую-то информацию. Больше всего на свете я боялась, что малыша усыновят, и я навсегда потеряю единственного родного человека.
Я повалилась на спину и закрыла глаза. Детский дом. Непрекращавшиийся кошмар. Крепких мальчишек выставляли на бои. Многие не возвращались. Я удивлялась, почему взрослым, контролировавшим сеё богоугодное заведение, было наплевать на жизни подростков, почему все молчали и лишь отводили глаза, когда тонированный Джип увозил новую партию ребят в неизвестность? Уцелевшие менялись до неузнаваемости. Они переставали общаться со сверстниками и, рано или поздно, исчезали из поля моего зрения. Я же была так занята своими проблемами, что не лезла в дела, которые меня не касались. Но вот однажды воспитательница, похожая на разъевшегося монстра, подняла меня посреди ночи и сообщила, что мне велено явиться к директрисе.
Я шла босиком по ледяному полу тёмного коридора, не чувствуя холода. Этот ночной визит не сулил ничего хорошего. Но сбежать я не могла. Да и куда бежать? Перед высокой дубовой дверью пришлось остановиться. Воспитательница постучала, дёрнула за ручку и втолкнула меня внутрь. Огромное помещение освещала единственная настольная лампа. Зоя Львовна сидела в высоком кресле, устало потирая переносицу. Её безукоризненная причёска и деловой костюм говорили сами за себя. Директриса только что вернулась с какой-то важной встречи. Я даже почувствовала лёгкий флёр духов и запах алкоголя.
─ Сядь. ─ Голос с хрипотцой прозвучал слишком громко в ночной тишине.
Я присела на краешек деревянного стула. Зоя подняла на меня покрасневшие глаза.
─ Ракитина! Мне стало известно, что ты добилась определённых успехов на школьных соревнованиях. Это достойно похвалы.
Похвалы? Да я бегала, прыгала и плавала гораздо лучше мальчишек, даже тех, кто был старше меня по возрасту. Я не выполняла, а перевыполняла все положенные нормативы.
─ Это так, наверное.
Директриса встала и подошла к окну.
─ С завтрашнего дня ты приступишь к тренировкам. Женский бокс. Слышала о таком?
А… вот теперь всё встало на свои места. Я проглотила комок в горле. Начальству мало мальчиков? Теперь на бои без правил требовались девушки? Я тяжело вздохнула.
─ Зоя Львовна! Я никогда не увлекалась этим видом спорта. Мой конёк ─ лёгкая атлетика. Если хотите, я могу плавать…
─ Тут никого не интересуют наши с тобой желания. Ты занимаешься боксом, борьбой, каратэ, словом, определишься с Дмитрием Степановичем. А через месяц защищаешь честь Детского дома на городских соревнованиях.
Ну уж нет! В мои планы не входило быть избитой или… Об этом самом «или» даже думать не хотелось.
─ Я не буду тренироваться. Это не мои виды спорта.
Глаза директрисы превратились в узкие щёлочки.
─ Придётся.
Поднявшись со стула, я направилась к двери.
─ Стой, Ника.
Я остановилась и в упор посмотрела на Зою. Нет, я не собиралась драться ни при каких обстоятельствах.
─ Ты ведь разыскиваешь брата? Думаю, можно узнать, где он.
─ Вы же говорили, что не владеете информацией.
Директриса усмехнулась.
─ Не владею, но знаю тех, для кого получить подобные сведения не является проблемой.
Пришлось вновь сесть на стул.
─ Я согласна тренироваться и участвовать в любых соревнованиях. Но при одном условии.
Зоя Львовна насторожилась.
─ Ты будешь ставить условия?
─ Буду. Я хочу лично встретиться с тем самым человеком, который сможет помочь мне в поисках брата. Хочу получить гарантии.
Зоя рассмеялась.
─ Детка! Тебе сколько лет? Книжек обчиталась или белены объелась? Да кто с тобой будет разговаривать?
Я поднялась и пожала плечами.
─ Как хотите. Через два года я покину Ваше заведение и найду брата сама, чего бы мне это ни стоило. Но драться на ринге не буду.
Не сказав больше ни слова, весьма гордая собой, я вышла из кабинета, тихонько прикрыв дверь. Именно тогда я в первый раз почувствовала, что поступила правильно, что лёд скоро тронется, а ради этого можно и рискнуть.