Эписодий первый

Вбегает старик; он силится отнять письмо у Менелая.

Старик

Стыдись, Атрид… Ведь это ж преступленье!

Менелай

Прочь, говорят, не в меру верный раб!

Старик

Такою бранью я готов гордиться…

Менелай

Смотри, побью – заплачешь вдругорядь.

Старик

Прочесть письмо чужое… и не стыдно?

Менелай

Стыдился б сам ахейцам яму рыть…

Старик

С царями спорь, а мне – письмо, ты слышишь?

Менелай

Нет, подождешь…

Старик

Письмо отдай, письмо…

Менелай

Оставь, старик: жезлом тяжелым царским

Я голову тебе раскровеню.

Старик

Ну что ж? Рабу бесчестия не будет,

Коль примет смерть он за своих господ.

Менелай

Эй, замолчи, слуга многоречивый!

Старик

Не замолчу… О Агамемнон, царь!

Твое письмо в чужих руках, и силой

Им завладел обидчик… Выручай!

Агамемнон выходит из шатра.

Агамемнон

Гей!

Что за шум под царской дверью: брань, смятение и крик?

Что случилось, и зачем ты вызывал меня, старик?

Менелай

Мне держать ответ приличней, чем холопу твоему.

Агамемнон

Ты чего же тут воюешь и зачем грозишь ему?

Менелай

Посмотри в глаза мне прямо – после будет разговор.

Агамемнон

Сын Атрея не умеет опускать в смущенье взор…

Менелай

Узнаешь ты этот складень[20], эти злые начертанья?

Агамемнон

Я не слеп. Изволь немедля возвратить гонцу посланье!

Менелай

Нет, его узнают прежде все данайцы, понимаешь?

Агамемнон

А с каких же пор ты письма посторонние вскрываешь?

Менелай

Да, к несчастью, Агамемнон, нам известен твой секрет.

Агамемнон

Что тебе известно? Совесть потерял ты вовсе, что ли?

Менелай

Мне давно узнать хотелось, ждать царевны или нет?

Агамемнон

Да стеречь мою семью-то чьей же ты поставлен волей?

Менелай

Успокойся, не твоею, не бывал твоим рабом.

Агамемнон

О, неслыханная дерзость! Твой он, что ль, микенский дом?

Менелай

Ты обижен – что же делать? Веры в нас к тебе не стало.

“Да” – вчера, и “нет” – сегодня, а назавтра – все сначала.

Агамемнон

Гладкослов, язык твой ловкий, право, стоит очень мало.

Старик уходит.

Менелай

Шаткий ум твой не дороже. Что он даст друзьям, скажи?

Право, лучше, Агамемнон, гнев свой жаркий отложи.

Я не буду горячиться, – ты же, истину любя,

Не посетуй, коль увидишь, точно в зеркале, себя.

Вспомни, как душой горел ты стать вождем союзных ратей,

Сколько ран душевных прятал под расшитый свой гиматий!

Вспомни, как ты унижался[21], черни руки пожимая,

Как дверей не запирал ты, без разбору принимая,

Как со всеми по порядку ты беседовал учтиво,

И врагов и равнодушных уловляя фразой льстивой…

И с ахейцами торгуясь за надменную утеху,

Чем тогда ты, Агамемнон, не пожертвовал успеху?

А потом, добившись власти, вспомни, как ты изменился,

От друзей своих недавних как умело отстранился!

Неприступен и невидим стал наш вождь. Не так бывает

С мужем чести, если жребий путь широкий открывает

Перед ним: сильней он любит друга, в горе нажитого,

Рад он лить ему усладу из бокала золотого;

Он доступней, потому что стал сильнее и богаче…

Ты же, царь, ребячью душу обнаружил средь удачи…

Помнишь: мы пришли в Авлиду, но попутчика не слали

Боги нам из стаи ветров; и ахейцы возроптали.

“Распусти нас, говорили, жить в Авлиде нам постыло”.

Ты как тень бродил печально: жалоб, жалоб что тут было!

Царь в мечтах уж видел тучи парусов под Илионом,

Он копьем делил нам нивы… А меж тем с бессильным стоном

Приставал ко мне: “Что делать? Чем поможем мы несчастью?”

О Атрид, ты видел выход, да жалел проститься с властью!

Помнишь, как ты был ничтожен, за борт выброшен судьбою?

А когда Калхант-гадатель Артемиде для убоя

Дочь твою обрек на жертву, путь взамен суля счастливый,

Помнишь, как ты духом ожил, как в надежде торопливой

Сам, никем не принуждаем, написал, чтоб Тиндарида

Ифигению прислала, – мол, невесту для Пелида?

Ну, уладил дело… Как же! Снова шлются уверенья…

Царь раскаяться изволил в самой мысли преступленья…

Но ведь солнце не погасло, что и те слова слыхало?

О, вас тысячи подобных… Почесть, деньги – все им мало.

Власти ищут, а добились – чуть доходит до расплаты,

Проклинают алчность черни, будто люди виноваты,

Что под царскою кольчугой сердце лани робкой бьется.

Но, Эллада, царь, Эллада!.. Ей за что же достается?

Иль в угоду дочке царской нам отдать на посмеянье

Наши славные угрозы, – этой челяди деянья

Недостойные спуская? Нет, мешки вы золотые,

Не годитесь вы для трона, не вожди вы боевые!

Корифей

Ох, не к добру, когда заспорят братья,

И этот спор вражду меж них родит…

Агамемнон

Я браниться не намерен; краток речью, сердцем сдержан,

Благородный муж так нагло в словопреньях не взирает…

В брате будет чтить он брата, как бы ни был им рассержен.

Посмотри, на что похож ты: горло гнев тебе спирает,

Глаз белки налились кровью; что, скажи, с тобою сталось?

Ты обижен? Ты ограблен? Жен для ложа не осталось?

Иль за это мы в ответе, что тебе приобретений

Воротить твоих не можем… мужа-сторожа Елене.

В гордом брате жажда славы раздражает Менелая:

Он бывает счастлив, только жен красивых обнимая;

Доблесть он считает шуткой; честь и ум ему – забава.

О спартанец, пошлость вкусов обличает низость нрава…

Брата ты зовешь безумцем, оттого что он решился

Промах сделанный исправить… Не скорей ли ты взбесился,

Что, богами щедро взыскан, новый жребий свой порочишь

И жену на ложе злую воротить насильно хочешь?

Иль ты мнишь, тебе в угоду опьяненные любовью

Женихи перед Тиндаром мстить тогда клялися кровью?

Нет, безумец, окрыляла их небесная надежда.

Что ж? Веди их! Только б после не раскаяться, невежда:

Бог не дремлет и не слепнет, и ему всегда известно,

Если вынудили клятву без сознанья и бесчестно…

На меня ж не полагайся… Не зарежу голубицы,

И тебе я – не помощник в исправлении блудницы,

Чтобы мужа утешала, оставляя мне на долю

Над пролитой детской кровью дни и ночи плакать вволю!

Все сказал тебе, Атрид, я речью краткой и прямою.

Вразумил – тебе же лучше. Нет – и сам дела устрою.

Корифей

Да, речь иную нам пришлось услышать.

Мы за него: спасая дочь, он прав.

Менелай

О, горе мне! В друзьях я ошибался.

Агамемнон

Ища сгубить, ты их теряешь сам…

Менелай

Один отец родил нас? Не поверю!

Агамемнон

Разумному я брат, безумцу – нет.

Менелай

Но ведь друзей роднить должна невзгода…

Агамемнон

Нас друг зовет на пир, а не на казнь.

Менелай

Итак, трудов с Элладой ты не делишь?

Агамемнон

Да, не делю: с тобою заодно

Ее какой-то демон обезумил.

Менелай

Тебя же жезл ахейский ослепил…

Ступай, предатель братний… Я иные

Пособия придумаю, друзей

Найду иных!

Входит вестник.

Вестник

О вождь союзных ратей,

Привет тебе и радость! Дева-дочь,

Которую в чертоге ты изволил

Царевной Ифигенией назвать,

Здесь, у тебя, а с ней и Клитемнестра,

Твоя супруга славная, и сын,

Дитя-Орест, к Атриду с ними прибыл,

Так много дней не зревшему свой дом;

Но женщин, царь, измаяла дорога, —

У светлого источника они

Остановились, с нежных ног истому

Стряхнуть и кожу влагой освежить…

Я кобылиц, с усталых упряжь снявши,

На луг пустил: пусть травки поедят.

А сам бегом к тебе. Принять с почетом

Захочешь ты, конечно, мать и дочь…

Ахейцы о приезде их уж знают.

Да, птицей шум весь лагерь облетел:

Так и бегут толпами подивиться

На дочь твою, царевну… О, в миру

Великие сияньем взоры манят,

Что в небесах далекая звезда.

Вокруг я слышал говор: “Верно, свадьба

Иль царский пир готовится… смотри,

Царю-то дочь как загорелось видеть”.

Загрузка...