Ева трясла Маринку за плечо.
– Вставай…
Маринка протестующе заворчала и натянула на себя одеяло.
– А… что… Сколько времени?
– Скоро рассвет.
Маринка сморщилась.
– Не-е могу.
Она перевернулась на другой бок и глубоко вздохнула.
Ева постояла несколько секунд, подхватила сумку и на цыпочках вышла из номера, затворив дверь.
На самом деле она обрадовалась. Интуитивно чувствовала, что рассвет на площади Сан Марко нужно встречать либо в гордом одиночестве, либо с возлюбленным. Этот момент требовалось положить в копилку очень личных воспоминаний.
Ева вышла на пустынную, странно притихшую площадь. Никого. Даже странно. Она бесшумно шагала под мерное, ласковое воркование еще сонных голубей. Один сизый вспорхнул из-под ног, мягко задев крылом.
Взгляд блуждал от Дворца дожей к волшебным часам на башне Святого Марка, устремлялся к стремительно синеющему небу и опускался на мрамор площади в безуспешной попытке охватить всю открывающуюся величественную красоту. Ей принадлежало все…
Неожиданно уединение было нарушено. Все произошло быстро и странно. Стоило всего-навсего моргнуть, как вместо архитектурных красот Ева уставилась на расстегнутый ворот белой рубашки, шею, волевой подбородок со светлой щетиной и наконец-то встретилась с пронзительным взглядом небесно-голубых глаз.
– Да отвяжись от меня, наконец! Вот ангельская напасть-то!
Варфоломей пытался избавиться от тумана, который цеплялся за его ноги, поэтому Еву перед собой просто не заметил и был удивлен в той же степени, что и она.
Ева машинально шарахнулась назад и чуть не упала:
– Ой! Откуда вы… Я вас не видела.
Варфоломей ухватил Еву за руку, помогая вернуть равновесие. Как ни странно, она его узнала. «Сосед со спиной, «ИКЕА», глаза голубые», – пронеслось у Евы в голове.
У Варфоломея ничего не пронеслось.
– Извините, это все туман… – Варфоломей махнул рукой в сторону, – прицепился. Я вас не увидел.
Ева оглядела пустынную площадь, но никакого тумана не было и в помине.
– Вы же… вы… Это вы были с коробками из «ИКЕА», там, в Москве, Мастерской переулок, двенадцать? – сказала она, чтобы убедиться наверняка. – Вас еще сшибли в подъезде? Тот старик, который чертей иногда гоняет?
– Бесов, – сухо поправил Варфоломей. – Но… да. Сшибли.
Ева колебалась долю секунды. Точнее в таких случаях будет сказать: не колебалась ни секунды. Она поправила волосы и обворожительно улыбнулась.
– Получается, мы с вами соседи. Я Ева.
– Варфоломей, – представился Варфоломей. – Получается, что так.
Брови Евы удивленно приподнялись.
– Необычно… – начала она, но, заметив промелькнувшее в глазах Варфоломея раздражение, поспешила исправиться: – Наверняка вы это слышали миллион раз.
– Сто миллионов раз, честно, – недобро усмехнулся черт.
Ева мысленно отругала себя: с чего это ей вздумалось комментировать имя? Мало ли как человека назвали.
Она искренне смутилась из-за собственной бестактности, и Варфоломей внезапно ощутил к ней симпатию. Черт изучал стоящую перед ним женщину. Настороженность сменилась легким любопытством, а потом и вовсе заинтересованностью: Ева совершенно не была похожа на демониц и чертовок. И дело не во внешних отличиях. Не в цвете кожи или отсутствии клыков, когтей, рожек. В ней не было сшибающей с ног уверенности в собственной неотразимости и агрессивной сексуальности.