IV. О том, как Токтамыш-хан, выслушав песенное прорицание Субры, испытывал Идегея
Когда величавый певец,
Согнувшись, вошёл во дворец,
Великий хан Токтамыш
С почётом принял его.
Устроил он торжество.
Приглашение разослал
Старикам мудрейшим он.
Вызвать велел и старейшин он, —
Тех, что были мудры,
Повелел на Кук-Тубе
Белые поставить шатры.
Был окружён мурзами он.
Суровыми глазами он
Собрание оглядел.
Сказал: «Для высоких дел
Вас, мудрейших в стране,
Я сейчас пригласил,
Чтобы вы поведали мне:
Хорош или плох Кубугыл?»
Быстро внесли в кадке мёд,
Бражный, хмельной, сладкий мёд.
Кравчим назначен был Идегей.
Он поднёс чашу певцу.
Опрокинул чашу Субра,
Пламя разлилось по лицу.
Голосом, сделанным из серебра,
Молвил величавый Субра:
«Если помчится конь, торопясь,
Выйдет пот из бегунца.
Выйдет из белого хлопка – бязь.
Выйдет слово от мудреца.
Я же гляжу на суетный свет
Сто девяносто пять лет.
Расшатались, исчезнуть спеша,
Кости, зубы мои и душа.
Чтоб не упала, в белый шёлк
Завязана моя щека.
Из такого, как я, старика,
Какой же может выйти толк,
Ай, какой же может выйти толк?
Я спел бы, да стал язык мой сух.
Я спел бы, но петь отвык мой дух.
Влаги в сухой траве не найти.
Жира не сыщешь в сухой кости.
У выживших из ума стариков
Не бывает слуха достойных слов.
Хан их в уши свои не возьмёт,
А хан возьмёт – не возьмёт народ.
А если хан с дороги свернёт,
По которой пошёл народ,
Хан пропадёт, попадёт в тупик…
Я уже слышу сердитый шум:
– Ай, какой многословный старик!
Всё говорит, что взбредёт на ум!
Милость явите вашу мне!
Поднесите-ка чашу мне,
Да не расплёскивая мёд…
Лейся, поблёскивая, мёд,
Обожги ты грудь мою,
Откашляюсь и запою:
Послушай, хан Токтамыш, меня!
Если конём наградишь меня,
Дай ты мне молодого коня,
Чтобы не потело седло.
Если птицу дашь для взмёта мне, —
Ястреба дай для охоты мне,
Чтоб торока набивал тяжело.
Шубу мне дашь – да будет черна,
Чтобы не полиняла она,
Пока не износится мех.
Девушку дашь для поздней любви —
Из красавиц её призови,
Чтобы сладок был её смех,
Чтоб, когда она станет вдовой,
Взял её в жены муж другой.
Если мне дашь скотину в хомут, —
Да будет – холощёный верблюд,
Чтоб тысячи вьюков перевёз.
Дашь кобылицу для молока —
Пусть молоко не сякнет, пока
Нашу траву не тронет мороз.
Милость проявите ко мне.
Чашу поднесите-ка мне,
Да не расплёскивая мёд.
Лейся, поблёскивая, мёд!
На Идиль-реке, говорят,
Было властителей пятьдесят.
Был и на Яике хан —
Меньшой среди больших,
Большой среди меньших.
Много лет гляжу я на свет.
Ханом был старый твой дед.
Поборов он брал меньше, чем ты,
Наград раздавал больше, чем ты.
Говорят, говорят: «Слова скажи».
Говорят, говорят: «Стихи сложи».
Но что вам скажу, что вам сложу,
Но что же вам в усладу пойдёт
И что же мне в награду пойдёт?»
Хан Токтамыш тогда сказал:
«Дам я шубу соболью тебе.
Ястреба с колокольчиком дам.
Чтобы скакать по раздолью тебе,
Я тебя награжу конём.
Будешь без плети ездить на нём.
Запечатлён его бег на земле.
Я тебе красавицу дам, –
Не видал такой вовек на земле, –
Моей Ханеке нежней,
Моей Кюнеке милей.
Справа можешь сажать её[26],
Павой наряжать её
И на славу ласкать её,
Если, певец, ты скажешь сперва
О сегодняшнем кравчем слова.
Муж Кубугыл перед тобой.
Что он за муж? Кто он такой?»
С этим хан Токтамыш певца
В шубу бобровую облачил,
Чашу с мёдом ему вручил.
Чашу взяв, не пригубил певец,
Оглядел он ханский дворец.
Двух батыров глаза нашли.
Подал знак, чтоб к нему подошли
Идегей и Кин-Джанбай.
Спросил Кин Джанбая певец,
Сказал, вопрошая, певец:
«Жил-был когда-то хан Тунику.
Много свершил на своём веку.
Кто был ему друг – того любил.
Кто был ему враг – того губил.
Старший из младших владык,
Младший из старших владык
Необозримой земли
Покорство ему принесли.
Когда не смолкали о нём слова,
Когда он сделал набег на Китай,
Старший везир его, Кулатай,
Татского рода глава,
Бесприютного мальчика нашёл,
По степи на коне летя.
Усыновил он это дитя.
Когда приёмыш мужем стал,
Когда владеть оружьем стал,
Поднял он весь татский род,
На Тунику пошёл в поход
И прогнал его, когда победил,
Кулатая на престол посадил.
Ханом сделался Кулатай —
И голову отрубил ему,
Ребёнку, что вырос в его дому,
И Тунику её преподнёс,
Хану вернул престол везирь[27].
Слушай меня, старший батыр!
Я задаю тебе вопрос:
Кто правильнее поступил —
Приёмыш или Кулатай?»
Так отвечал Кин-Джанбай:
«Старший в державе Субра-отец!
В дряхлой оправе Субра-мудрец!
Сто девяносто пять лет
Ты глядишь на суетный свет.
Что я тебе скажу в ответ?
Перед тобой – бессилен я,
Перед тобой – филин я!
Я скажу, что муж Кулатай
Правильно поступил:
Приёмыша он убил,
Законному хану власть вернул».
Тогда на Идегея взглянул
И сказал величавый певец:
«Я не знаю, кто твой отец,
Но ты, не достигший тридцати,
Прославленных сумел превзойти.
Отвечай же мне, Кубугыл:
Кто из них правильней поступил?»
Тут Идегей сказал:
«Старший в державе Субра-отец!
В дряхлой оправе Субра-мудрец!
Много видя, блеснул ты, старик.
Многое зная, сказал твой язык.
Зачем же от мира скрываешь ты
Имя приёмыша-сироты?
Этого не простит тебе мир!
Тимертау звался батыр.
Младший из старших владык,
Старший из младших владык
Унянь – восьмиханной земли
Тунику покорство несли.
Возвысился Тунику до небес,
Китай покорил он, страну чудес,
Стал косо смотреть на свой народ,
Который вознёс его до высот.
Рабством стал бессильных удел,
Сильный рабами завладел,
Край родной стал беден и слаб:
Народ нищает, когда он – раб.
Тунику не держал в уме,
Что народ страдает в ярме.
Но Тимертау-сирота
В каждые входил ворота,
В каждый город, в каждый шатёр
Он сиротские взоры простёр.
Услышал народное горе он.
Бессильных поднял вскоре он.
Он для рабов – дорогой стал.
Для хана – карой строгой стал.
Выгнал он хана Тунику.
Честь и слава за то смельчаку,
Правильно он поступил!
А Кулатай изменил свой цвет,
Он коварным ящером был,
Обезглавил народа слугу!..
Таков, Субра-отец, мой ответ,
А больше сказать не могу».
На Идегея Субра седой
Испытующе взглянул,
Серебряной головой
Одобрительно кивнул
И сказал такие слова.
«И молодая голова
Бывает богата умом.
Можно и в молодой кости
Жирный мозг обрести!»
Древен и величав, и красив,
Поднял чашу с мёдом Субра,
Идегея и Джанбая спросив:
«Эй, из ханской кадки мёд,
Бражный, жёлтый, сладкий мёд!
Батыры, кто будет пить?»
Задумался Кин-Джанбай,
Не зная, как поступить.
Идегей мигом дело решил:
Всю чашу до дна осушил!
«Хан Токтамыш увидел сон.
Он проснулся, сном потрясён…»
Весело воскликнул Субра, —
Старый прорицатель-мудрец:
«Вот он, истинный молодец,
Вот он, оказывается, батыр!
Ты, оказывается, – батыр!
Скажи, подумай, я подожду:
Захочешь выказать хану вражду,
Как ты выкажешь её?
Сослужить захочешь службу ему,
Проявить захочешь дружбу к нему, —
Как ты проявишь её?»
Идегей, подумав, сказал:
«Дружбу выявить захочу —
На чубарого я вскочу,
На враждебную рать полечу
И враждебную рать растопчу,
И добычу я захвачу,
Дань богатую получу,
Хану её поспешу отдать,
Буду хану во всём угождать.
Если вражду проявить захочу,
Я на чубарого бодро вскочу.
Ястребом на дворец налечу,
Ястребом хана в когти схвачу,
За народ ему заплачу:
Голову ему откручу,
Голову его превращу
В разодранную овцу.
Шапку сделаю из неё, –
Шапка будет мне к лицу.
Отниму у хана казну,
И народу её верну.
Если же слова я не сдержу,
Пусть буду я в прах поверженный сын.
Пусть я прозвание заслужу:
«Отца своего отверженный сын!»
Обоих батыров испытав,
Величавый Субра сказал:
«Эй, владыка-хан, владыка владык!
Ты мне почёт оказал,
Стихи сложить приказал, –
Но мой не ворочается язык.
Но пусть не ворочается язык,
Попробую, песню спою,
Особую песню свою,
И будет запев мой прост.
Два сокола у тебя,
Но птицы – из разных гнёзд.
Два воина у тебя,
Два мужа – из разных гнёзд.
Старший воин – перед тобой.
Старший воин с отвислой губой,
Старший воин с выпуклым лбом
Неустрашимым выглядит львом.
Мастер он говорить красно,
Счастье слова ему дано,
Даже старцами уважаем он,
Прозывается Кин Джанбаем он!
Младший воин пред ханом стоит.
Вот он, с волчьим станом стоит!
Ноги крепкие у него,
Руки цепкие у него,
Он – татарин, видать по всему,
Ай, татарин, видать по всему!
Речи звонкие у него,
Губы тонкие у него, –
Красноречив, видать по всему!
Сияют, как месяц, волоса,
Пальцы – как медь, как звёзды – глаза,
Статен, красив, видать по всему!
Длинная шея, широкая грудь,
Сделаны руки, чтоб лук натянуть, –
Меток в стрельбе, видать по всему,
Грозен в борьбе, видать по всему!»
Так сказал престарелый Субра,
Голосом, сделанным из серебра,
Стихов слагатель запел,
Седой прорицатель запел:
«Я – твой старик, я – твой старик,
Дряхлый годами старик.
Слабый глазами старик.
Много на светел видел я.
Чего только не видел я!
В древности правил хан Башлык,
Я – знавший его старик.
Потом пришёл Абыл-хан,
Потом пришёл Кара-хан,
Потом пришёл Ала-хан,
Я – живший при них старик.
Ты на один шесток
Сразу двоих усадил.
Дальний предок твой – Тумавыл,
Я – знавший его старик.
Не выпускавший из рук
Двенадцатипядевый лук,
Чингиз величья достиг,
Я – знавший его старик.
Многие за ним пришли,
В свой черёд за ним ушли,
Не заставляя нас горевать.
Стоит ли всех называть?
Я – всех видавший старик.
Был Яучи одним из владык,
Я – видавший его старик.
Хан Байду, Саин-хан,
Берке, что мчался, как ураган,
Тот, кто мечом побеждать привык,
Я – всех видавший старик!
Жил Узбек в прошедшие времена.
Золотыми были его стремена.
Я – видавший его старик.
Владел Асылбек золотой уздой,
У Тинибека – чепрак золотой,
Я – обоих видавший старик.
Золотым оружьем владел Джанибек,
А после него сидел Бирдибек,
Я – обоих знавший старик!
Жил я, предкам твоим служа,
Их имена – Туктуга, Туйгуджа,
Я – обоих знавший старик!
Тридцать и девять ханов я знал,
Беков я знал, султанов я знал,
Я подданным быть привык.
Эй, Токтамыш, Токтамыш!
Разве не ты вчера
Бегал, босоногий малыш,
Опалённой степной травой
С непокрытою головой?
А теперь ты ханом сидишь,
На меня сурово глядишь.
Напрасно злобы не трать.
Убьёшь? Но что мне терять?
Загробный дом я найду,
Из дома в дом перейду.
Если ж мой смертный час не пробил,
Если забыл обо мне Азраил[28],
Не вгонит в трепет меня, —
Крючком не зацепит меня, –
Разве ты мне сказать запретишь:
«Некогда жил хан Токтамыш.
Я – переживший его старик,
Ай, переживший его старик!»
Если б ты знал, как древен мир!
Жил на Уняни Кук-батыр.
Самый сильный из десяти,
Равных ему нигде не найти.
Радуга есть меж небесных дуг,
Равен радуге был его лук.
Прозван Небесным Богатырём,
В синий целился окоём,
В небо стрелял батыр иногда —
Падала на стреле звезда.
Воистину Кук-батыр велик:
Я – знавший его старик.
О пяти батырах скажу,
Живших на Инджу и Банджу[29].
Тау-батыр был их главой,
Палицей владел он такой:
Весом в пять батманов была,
Ужасом для ханов была!
Сабля его – в сто пядей длиной,
Гору он саблей разрушал.
Целое войско уничтожал,
Прозванный Горным Богатырём.
Я – старик, живший при нём!
Ты послушай такую быль:
Там, где Яик, там, где Идиль, –
Было батыра четыре там.
О лучшем твердили батыре там:
Ярко в лазури щитом блистал,
Ядра гяуров[30] песком считал,
Пушкам в глаза не боялся взглянуть,
Не пробивало ядро ему грудь!
«Непробиваемый ядром», —
Такого имени он достиг.
Я – видавший его старик!
Многих я властелинов знал,
Многих я исполинов знал.
Сто девяносто пять лет
Я гляжу на суетный свет,
Многих батыров я пережил,
Многих я пережил владык,
Но такого, как муж Кубугыл,
Я – никогда не видавший старик!
Если взгляну я на брови его, —
Выведены каламом[31] они!
Если взгляну я на очи его, —
Ясному небу они сродни!
Если на лик его я взгляну, —
Из гнева явился он!
Если на стан его я взгляну —
Из света родился он!
С лошадиным загривком смельчак,
Посмотри, как широк он в плечах,
Посмотри, как ростом высок!
Выберет иву батыр удалой,
Ту, что воткнута в песок,
Выберет верёвку с петлёй, —
Твоих быстроногих коней угон,
Скоро совершит Кубугыл.
Среди твоих многих земель-племён
Знамя водрузит Кубугыл.
Из коней саврасых твоих
Выберет мощного скакуна,
Выберет двух запасных гнедых.
У нугаев сохранена
Удивительная страна.
Волка безродного зов,
Барса голодного рёв, —
Голос будет таков,
Который стране подаст Кубугыл?
По широкой равнине степной
В сорокадневный путь шириной
Арык проведёт Кубугыл!
Берега Идиля красны, —
Сделает кувшины он,
Сделает из глины он!
К ним приблизит, отвагой дыша,
Кара Тун – исток Иртыша.
У тебя Кубугыл отберёт
Бражный, хмельной жёлтый мёд
И с воинами разопьёт.
Чтоб насытить огромную рать,
Стада повелит у тебя забрать,
Зарежет всех твоих овец,
Котлы повесит этот храбрец,
И костёр разведёт Кубугыл!
Из чистого золота твой дворец.
Двери – из чистого серебра.
Настанет такая пора.
Настанет, поверь, такой день.
Ударит в дверь железный кистень.
Кубугыла широкая тень
Ляжет на стены дворца.
Свой гнев на тебя обрушит он.
Дворец золотой разрушит он.
В пепел он дверь его превратит,
В топливо дерево превратит,
Золота жёлтый избыток твой,
Золота каждый слиток твой
Отберёт, отберёт Кубугыл.
По ложке ты собирал серебро,
Копил по крохотной ложке добро,
Ковшами его разольёт Кубугыл!
У тебя орду отнимет он, хан,
На твой престол накинет аркан.
Тёмные твои волоса
Поседеть заставит он.
Мутные твои глаза
Покраснеть заставит он.
Жили здесь твои отец и дед,
Но тебя, хан Токтамыш,
Он прогонит на старости лет.
Разрежет он твою ступню,
Волосами её набьёт.
Подобную светлому дню
Супругу твою Джанике;
Сладкогласную Ханеке,
Подобную соловью;
И прекрасную Кюнеке,
Подобную деве в раю, —
В добычу свою превратит,
Веселье их прекратит,
Зачахнет их красота.
Плётка шею твою рассечёт.
Кровью грудь твоя истечёт.
Венценосной твоей голове
Этот муж окажет почёт:
С плеч её отсечёт.
Ужели я не знаю людей?
А ежели я знаю людей,
Этот батыр, Кубугыл, —
Сын Кутлукыи – Идегей!