В данном случае автор не совсем точно выразил мысль и получилось, что христианские праздники имеют круг древних языческих песен. П. А. Кропоткин забыл уточнить, что официальный церковный календарь наложился на древний народный языческий и отчасти слился с ним, отсюда многие песни, обряды, ритуалы, привязанные к языческим праздникам, стали ассоциироваться с привнесенными христианскими праздниками (примечание редактора).
Автор употребляет слово «общеарийского», которое тогда не имело негативных коннотаций. Однако с учетом того, что это слово было одним из наиболее часто употребляемых вождями Третьего Рейха, в настоящее время в научных и общественных кругах оно вышло из употребления либо употребляется в четкой исторической привязке к Третьему Рейху (примечание редактора).
Очень вольное допущение, ибо в цикле былин о Садко его путешествия только фон для основного действия, но никак не рассказ о покорении человеком враждебной стихии (даже «Одиссея» в этом плане более близка к теме мореходства). Кроме того, мореходы с древних времен были особой профессиональной группой, у них был свой фольклор, свой эпос, к которому цикл о Садко отношения не имеет (примечание редактора).
Тоже весьма странное утверждение. Чурило Пленкович – образ отрицательный, но скорее сатирический, нежели инфернальный, это не воплощение злого начала или неумолимой стихии, а гротескное изображение человеческих пороков и слабостей, о чем говорит и негероическая гибель персонажа от рук обманутого мужа, и сами комические ситуации в былинах с посрамлением героя (примечание редактора).
31 мая 1223 года случилась битва на Калке – первое столкновение русских князей с монголами и первое тяжелейшее поражение от них, причем, в основном из-за самонадеянности, неумения договариваться и незнания противника. Монгольское нашествие на Русь началось в 1237 году.
Здесь автор допускает явную вольность то ли от незнания, то ли в погоне за идеей: ни коим образом система государственного управления в древнерусских княжествах домонгольской эпохи не походила на республиканский строй в том смысле, о котором говорит П. А. Кропоткин, да и города-республики Западной Европы, все эти мелкие независимые территории были никак не демократическими государствами, а скорее территориями, управляемыми олигархическим или теократически-олигархическим аппаратом, либо вообще военной властью (примечание редактора).
Какая мягкая формулировка для государственной измены! Вопрос относительно жестокости Ивана IV весьма спорный. Европейские монархи его эпохи, та же Елизавета I Тюдор, королева Англии, короли Франции или испанские монархи Карл IV и Филипп II Габсбурги пролили в разы больше крови, нежели Иван Грозный, устраивали геноцид по религиозному и расовому признаку (примечание редактора).
Во Франции этот процесс растянулся во времени. Активно проводить политику уничтожения полунезависимых феодалов начал еще Филипп II Август (1180–1223), потом он был заторможен и прерван Столетней войной и сопровождающими ее смутами, а Людовик XI и его преемники вплоть до Франциска I просто завершили этот процесс. И жестокости там было не меньше, не такой прямолинейной, но от этого не ставшей приятнее (примечание редактора).
Лжедмитриев было по крайней мере двое. Никакого отношения к Ивану Грозному они не имели, это был польский проект с целью захвата власти в Московском царстве и обычные самозванцы.
Восстание Степана Разина ни в коей мере не было крестьянским. Это был бунт казачества, противившегося ограничению их «вольности», то есть свободы грабить кого угодно, не считаясь с интересами государства. Восстание лишь стало катализатором для бунтов крестьян и малых народов Поволжья, и то их предводителями чаще всего были те же казаки. И казаки же, понимая, что действия Степана Разина приведут к глобальному конфликту царской власти со всем казачеством, выдали Степана Разина и его брата Федора властям (примечание редактора).
Взгляд на историю России у автора настолько примитивно-одиозен (либо он специально примитивизирует его, подчиняя пропагандируемой идее), что если всерьез это комментировать, надо писать отдельную книгу. При дальнейшем чтении следует учесть, что мы здесь имеем дело не с анализом ученого-историка, а с мнением политика и революционера, чьими оценками управляет фанатичная преданность идее (примечание редактора).
Увлекшись своей идеей, автор не замечает противоречий в собственных словах, превознося священника, который, по ему мнению, не верит в то, что проповедует, чья жизнь и взгляды расходятся с его миссией и саном. Феофан Прокопович – весьма значительная фигура в русской церковной и государственной истории, в русской культуре. Но столь однобокий взгляд на его взгляды и деятельность только вредит делу понимания его вклада в культуру России (примечание редактора).