Всякий добросовестный ветеринар испытывает ужас при мысли, что он может убить своего пациента. Я говорю не об усыплении, кладущем конец страданиям, которые все равно завершились бы смертью, но о тех случаях, когда изо всех сил стараешься вылечить и ненароком убиваешь.
Вероятно, так случалось со многими из нас, и, по-моему, выпало это и на мою долю. Уверенности у меня нет, однако тот случай нейдет у меня из памяти.
Все началось с того, что к нам приехал молодой представитель фармацевтической фирмы и принялся восхвалять замечательное новое лечение копытной гнили.
В те дни это была поганая штука. Название явно восходило к седой старине, хотя теперь мы знали, что причина – внедрение в межкопытную щель анаэробного микроба Fusiformis necrophorus (обычно через ранку или ссадину).
В пораженном месте происходило отмирание ткани, нижний сустав опухал, животное сильно хромало. Из-за одной лишь боли упитанная корова стремительно превращалась в скелет. Омертвевшая ткань отвратительно пахла, что и нашло отражение в средневековом названии.
Способы лечения варьировались от утомительных до героических. Задняя нога коровы не приспособлена для того, чтобы ее задирать, и мне всегда становилось легче на душе, когда речь шла о передней ноге. Ведь даже обработать антисептическим средством заднюю ногу было сложной задачей. Если это не помогало, накладывалась повязка из ваты, пропитанной чем-нибудь едким, например медным купоросом. Фермеры же всему предпочитали смесь дегтя с солью. Но в любом случае возни бывало много, не говоря уж о неприятной возможности получить копытом в лоб.
Вот почему я просто не поверил своим ушам, когда молодой коммивояжер заверил меня, что внутривенное введение препарата МБ-693 мигом прекратит процесс.
Я даже не удержался от смешка.
– Разумеется, вы должны зарабатывать себе на жизнь, но даже для рекламы это уж чересчур.
– Да нет же, все именно так и есть, – объявил он. – Проверка проведена полная, и, даю вам слово, я ничего не преувеличил.
– И к ноге даже прикасаться не надо?
– Только чтобы поставить диагноз.
– А скоро ли наступает излечение?
– Через пару-другую дней. Иногда же корове становится заметно лучше еще до истечения суток, можете мне поверить. Сбывшаяся мечта!
– Хорошо, – сказал я. – Пришлите на пробу. Испытаем его в деле.
Он сделал пометку в своем блокноте, а потом снова поглядел на меня:
– Должен вас предупредить, что вводить препарат необходимо строго в вену. Если он попадет под кожу, может возникнуть абсцесс.
Он попрощался, а я, глядя ему вслед, спрашивал себя: неужели и правда можно будет навсегда забыть об одной из самых мучительных процедур в нашей практике? Мне не раз уже доводилось благословлять спасительные таблетки МБ, творя с их помощью маленькие чудеса. И все-таки с трудом верилось, что внутривенная инъекция может прекратить некроз в ноге.
Препарат я получил, но убедить фермеров оказалось не легче, чем меня самого.
– Чего вы ей в шею-то колете? В ногу надо, в ногу!
Или:
– И вы что, уже кончили? А ногу мне ей чем мазать, а?
Это говорили буквально все, и я отвечал не без запинки, потому что в глубине души разделял их сомнения.
Но, ах, как магически мы все переменили точку зрения, едва выяснилось, что молодой человек ни в чем не уклонился от истины! Очень часто корова уже к вечеру свободно наступала на пораженную ногу, опухоль спадала, боль исчезала. Колдовство, да и только!
Это был колоссальный шаг вперед, и я все еще пребывал в радостном опьянении, когда приехал посмотреть корову Роберта Максвелла. Воспаленный опухший сустав, мучительные скачки на трех ногах, зловонные выделения – ну, словом, классическая картина.
Вид был скверный, что привело меня в особый восторг: как я успел убедиться, именно в худших случаях при тяжелой хромоте и поражении всей межкопытной ткани выздоровление наступало наиболее быстро.
– Уж придется повозиться! – буркнул ее хозяин, невысокий человек лет сорока с большим хвостиком. Он отличался кипучей энергией и принадлежал к наиболее любознательным фермерам в наших краях. Обязательно выступал на собраниях дискуссионного клуба, всегда готов был набраться нового и поделиться собственным опытом.
– А вот и нет, мистер Максвелл, – ответил я небрежно. – Теперь мы ограничиваемся инъекцией, ногу же не трогаем. Даже без повязки обходимся. С этим навсегда покончено.
– Что же, хорошее дело. Задирать коровам ноги радость невелика. – Он нагнулся к больной ноге. – А куда вы эту инъекцию делаете?
– В шею.
– Как – в шею?
Я ухмыльнулся, в который раз смакуя это безыскусное удивление.
– Совершенно верно. В яремную вену.
– Ну что же, каждый день жди чего-нибудь новенького! – улыбнулся Роберт Максвелл и пожал плечами. Но возражать не стал. Просвещенные фермеры вроде него в споры никогда не вступали. Только тупоголовые упрямцы все сами знали – и получше некоторых прочих.
– Просто подержите ее за морду, – сказал я. – Вот-вот, а голову ей чуть поверните. Отлично! – Я прижал яремную вену пальцем, она вздулась, как садовый шланг, и я ввел в нее иглу. Раствор МБ поступал в кровь около двух минут. Затем я извлек иглу. – Вот и все, – сказал я не без самодовольства.
– И больше ничего?
– Абсолютно ничего. Выкиньте из головы. Через два-три дня корова хоть танцевать сможет.
– Прямо уж и не знаю! – Роберт Максвелл взглянул на меня с легкой усмешкой. – Вы, молодые ребята, все время мне что-нибудь новенькое преподносите. Я вот фермером родился, но вы такие штуки отчебучиваете, что мне и не снилось.
Неделю спустя мы с ним встретились на собрании дискуссионного клуба.
– Ну, как корова? – спросил я.
– Как вы и сказали. Здоровехонька. Да, это ваше снадобье гниль сразу убирает. Что верно, то верно. Ну просто волшебство.
Я весь надулся гордостью, но тут его лицо посерьезнело.
– Только у нее на шее такой желвак вздулся!
– Там, где я сделал укол?
– Ну да.
От моего счастливого настроения не осталось и следа. Что-то было не так. Может быть, раствор попал под кожу? Да нет, когда я извлек иглу, из нее так и била кровь.
– Странно, – сказал я вслух. – Откуда бы ему взяться?
Роберт Максвелл кивнул:
– Вот и я голову ломаю. Как вы уехали, я эту корову обрызгал раствором от мух. Он в ранку от иглы попасть не мог?
– Не-ет… Думаю, что нет. Я ни о чем подобном не слышал. Надо на нее посмотреть.
Отправился я к Роберту Максвеллу прямо с утра. Он ничего не преувеличил. Однако заметная припухлость на шее не ограничивалась местом инъекции. Она тянулась над яремной веной, которая была напряжена и на ощупь казалась совсем твердой. Вокруг припухлости нарастал отек.
– У нее флебит, – сказал я. – Моя инъекция каким-то образом занесла в вену инфекцию.
– Как это?
– Сам не знаю. Что раствор под кожу не попал, я уверен, а игла была стерильной.
Фермер внимательно оглядел шею.
– Но на абсцесс ведь не похоже?
– Нет, – ответил я. – Это не абсцесс.
– А твердый валик, который к челюсти идет, это что?
– Тромб.
– Что-о?
– Тромб. Большой сгусток в вене.
Мне эта маленькая лекция ни малейшего удовольствия не доставляла: ведь причиной всему был я!
Роберт Максвелл посмотрел на меня вопросительно:
– Ну и что будет? Что надо делать?
– Обычно через неделю-другую создается дополнительный кровоток. То есть другие вены берут эту работу на себя. А пока я проведу курс смешанных сульфаниламидных порошков.
– Ну что же, – сказал фермер. – Она вроде бы и не замечает ничего.
Это был единственный проблеск надежды. Корова, пока мы переговаривались, спокойно на нас поглядывала, а теперь вытянула из кормушки клок сена.
– Пожалуй, это ее действительно не беспокоит. Мне очень жаль, что так получилось, но дайте ей время – и все пройдет.
Он почесал корову у основания хвоста.
– А если горячей водой обмывать, не поможет?
Я замотал головой:
– Ради бога, не касайтесь ее шеи! Если тромб разбить, это может плохо обернуться.
Я оставил порошки и уехал, но меня угнетало знакомое чувство, появлявшееся всегда, стоило мне свалять дурака. Я крепче сжал баранку и выругался себе под нос. Что я мог натворить? Шприцы одноразового пользования тогда еще не появились, но мы с Зигфридом всегда тщательно кипятили свои шприцы с иглами, хранили их в медицинском спирте и с собой брали тоже в коробочках со спиртом. Остальное от нас не зависело. Может быть, все-таки раствор от мух? Вряд ли, вряд ли…
Я попробовал утешиться мыслью, что корова выглядит совершенно здоровой. Со временем все пройдет бесследно. Но факт-то оставался фактом: у коровы была самая обычная копытная гниль, пока не вмешался Джеймс Хэрриот, дипломированный ветеринар. И теперь у нее флебит яремной вены.
Утром Хелен только-только посадила меня завтракать, как затрезвонил телефон. Звонил Роберт Максвелл.
– Корова-то сдохла, – сказал он.
Я тупо уставился в стену перед собой и только через несколько секунд сумел выдавить хриплое:
– Сдохла?..
– Угу. Утром вхожу в стойло, а она лежит. Словно ее громом пришибло.
– Мистер Максвелл… я… э… – Мне пришлось откашляться. – Я очень сожалею. Ничего подобного я не ожидал.
– Ну а причина в чем? – Голос фермера был спокойно-деловитым.
– Объяснение есть только одно, – ответил я. – Эмболия.
– А это что?
– Значит, от тромба отделился кусок и кровь его унесла. Когда такой комочек попадает в сердце, обычно наступает смерть.
– A-а! Вроде бы похоже.
Я сглотнул.
– Мистер Максвелл, мне хотелось бы еще раз сказать, что я очень сожалею…
– Да что там… – Небольшая пауза. – В хозяйстве и не такое случается. Я же просто хотел вас предупредить. Доброго вам утра.
Я повесил трубку. В горле у меня поднялся комок, и, вернувшись к столу, я молча уставился в тарелку.
– Джим, что же ты не ешь? – спросила Хелен.
Я грустно поглядел на ломоть домашней ветчины.
– Прости, Хелен. Не могу. У меня кусок в горло нейдет.
– Это что-то новое! – Моя жена улыбнулась и придвинула тарелку поближе ко мне. – Я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь свою работу. Но прежде аппетита она тебе не портила.
Я тоскливо пожал плечами:
– Но я же никогда раньше коровы не убивал.
Правда, полной уверенности у меня не было – и сейчас нет, – но мысль эта терзала меня еще очень долго. В принципе, я стараюсь следовать наполеоновской рекомендации – «сбрасывайте с себя тревоги вместе с одеждой» – и с бессонницей не знаком, однако еще много ночей меня преследовали набухшие яремные вены с плывущими в крови тромбами, и я просыпался в холодном поту.
И еще меня продолжал ставить в тупик мой последний телефонный разговор с Робертом Максвеллом. Почти любого человека такая потеря привела бы в ярость, и Роберт Максвелл имел вполне законное право отделать меня на все корки. Но он не только не был со мной груб, но даже ни в чем меня не упрекнул.
Разумеется, оставалась возможность, что он намерен предъявить мне иск. Он был приятным человеком, но все-таки понес большие убытки, и даже заурядный адвокат сумел бы убедительно доказать, что я обязан нести финансовую ответственность.
Однако письма со штемпелем юридической конторы я так и не получил. Почти на месяц Максвелл вообще исчез с моего горизонта, и я, привыкнув регулярно посещать его ферму, пришел к выводу, что он сменил ветеринара. Значит, по моей вине мы лишились хорошего клиента. Мысль тоже малоутешительная.
Затем в один прекрасный день зазвонил телефон, и Роберт Максвелл сказал все тем же спокойным тоном:
– Приехали бы вы, мистер Хэрриот, посмотреть одну мою корову. Что-то с ней неладно.
У меня от облегчения даже ноги подкосились. Ни слова о прошлом, а обращение за помощью, словно ничего не произошло. В йоркширских холмах немало найдется фермеров с чутким сердцем. Максвелл был одним из них. Во мне вспыхнуло горячее желание выразить ему свою признательность делом.
Вот если бы я сумел вылечить серьезно заболевшее животное быстро, а главное – эффектно! На этой ферме мне предстояло наверстывать и наверстывать.
Роберт Максвелл встретил меня с обычной мягкой вежливостью.
– Хороший дождичек вчера выпал, мистер Хэрриот, а то трава совсем уж жухнуть стала.
Словно и не было моего последнего трагического визита.
Корова оказалась крупной, фризской породы, и при первом же взгляде на нее все мои надежды на эффектное исцеление вмиг улетучились. Отощалая, с выгнутой спиной, она тупо смотрела на перегородку. До чего же мне бывает страшно, когда корова вперяется глазами в перегородку! Она словно не заметила нашего приближения, и я тут же поставил предварительный диагноз: травматический ретикулит. Проглотила проволоку. Придется ее оперировать, а после моего недавнего подвига в этом коровнике такая возможность меня отнюдь не вдохновляла.
Однако, когда я начал осмотр, привычная картина никак не складывалась. Рубец работал нормально – в моем стетоскопе слышались чавкающие звуки и бульканье. Когда же я ущипнул ее за холку, она не закряхтела, а только слегка покосилась на меня и снова уставилась на перегородку.
– Худая она что-то, – сказал я.
– Оно так. – Роберт Максвелл хмуро смотрел на корову, засунув руки вглубь карманов. – А почему, ума не приложу. Корм получает самый отборный, а тут вдруг за последние дни начала худеть.
Пульс, дыхание, температура – нормальные. Да, есть над чем поломать голову.
– Сперва я подумал, что у нее колика, – продолжал фермер. – Все норовила брыкнуть себя в живот.
– Брыкнуть в живот?.. – Что-то зашевелилось в глубине моей памяти. Это же один из симптомов нефрита!
И словно в подтверждение моей догадки, корова задрала хвост и выпустила в сток струю кровавой мочи. Я поглядел на лужу позади нее. В крови плавали хлопья гноя, и хотя мне стало ясно, что с ней, меня это не утешило.
Я повернулся к фермеру:
– У нее с почками непорядок, мистер Максвелл.
– С почками? А в чем дело?
– Они воспалены. В них проникла какая-то инфекция. Называется эта болезнь пиелонефрит. Возможно, задет и мочевой пузырь.
Фермер пожевал губами:
– А это серьезно?
Ах, как мне хотелось ответить ему весело – именно ему! Но вероятность смертельного исхода была более чем велика. Просто рок какой-то!
– Боюсь, – сказал я, – что очень серьезно.
– Я прямо так и чувствовал. А помочь ей вы можете?
– Да, – ответил я. – Попробуем смесь сульфаниламидных порошков.
Он бросил на меня быстрый взгляд. Порошки, которые я прописал в тот раз!
– Ничего лучше нет, – торопливо продолжал я. – Прежде такие коровы считались безнадежными, но с появлением сульфаниламидов все переменилось.
Опять этот долгий спокойный взгляд.
– Так, ладно. Чего ж тянуть?
– Я за ней послежу, – сказал я, отдавая ему порошки.
И я за ней следил! Коровник Максвелла видел меня каждый день. Как мне хотелось вылечить эту корову! Но через четыре дня ей не стало лучше, наоборот, она медленно таяла.
Я стоял рядом с фермером, смотрел на ее выпирающие ребра и тазовые кости и все больше погружался в уныние. Она исхудала еще сильнее, а в моче по-прежнему была кровь.
Мысль, что за той трагедией вот-вот последует новая, была мне невыносима, но я знал, что смерти можно ожидать с часу на час.
– Сульфаниламиды кое-как ее поддерживают, – сказал я, – но тут нужно что-нибудь посильнее.
– А есть такое?
– Да. Пенициллин.
Пенициллин. Чудодейственный новый препарат, первый из антибиотиков. Но для инъекций животным его тогда еще не выпускали. В распоряжении ветеринаров были только крохотные, по триста миллиграммов, тюбики для лечения мастита. Наконечник тюбика вставлялся в сосковый канал, и содержимое выдавливалось внутрь вымени. Все прежние способы лечения мастита этому и в подметки не годились, но ни одной инъекции пенициллина своим пациентам я еще не сделал.
Изобретательность мне свойственна мало, но тут меня осенило. Я пошел к машине, отыскал коробку с двенадцатью тюбиками, предназначенными для лечения мастита, и примерил большую иглу к одному из них. Она плотно наделась на наконечник.
Я меньше всего ученый-теоретик, а потому представления не имел, правильно поступаю или нет. Но я вогнал иглу в хвостовую мышцу и принялся выдавливать тюбик за тюбиком, пока коробка не опустела. Всосется ли пенициллин в этой форме? Откуда мне было знать. Но так или иначе, я ввел его корове, и на душе у меня стало чуть легче. Все-таки лучик надежды.
Я повторял эту процедуру три дня и наконец заметил, что какая-то польза от нее есть.
– Поглядите! – сказал я Роберту Максвеллу. – Она больше не выгибает спину. И словно расслабилась.
Он кивнул:
– Верно! Уже в дугу не гнется.
Я смотрел, как корова спокойно поглядывает по сторонам, время от времени вытаскивая клок сена из кормушки, и словно слышал невидимые фанфары. Боль в почках явно утихла, а фермер сказал, что моча идет уже не такая темная.
Тут меня словно поразило безумие. Чуя запах победы, я день за днем вгонял и вгонял в корову содержимое моих тюбиков. Я не знал, какая доза ей положена, – тогда этого не знал никто, – а потому то увеличивал число тюбиков, то уменьшал, но ей неуклонно становилось все лучше.