Помоги, пожалуйста, влюбиться,
Друг мой милый, заново в тебя,
Так, чтоб в тучах грянули зарницы,
Чтоб фанфары вспыхнули, трубя.
Чтобы юность снова повторилась —
Где ее крылатые шаги?
Я люблю тебя, но сделай милость:
Заново влюбиться помоги!
Невозможно, говорят, не верю!
Да и ты, пожалуйста, не верь!
Может быть, влюбленности потеря —
Самая большая из потерь…
Полжизни мы теряем из-за спешки.
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз…
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха, вдруг,
Тебя безжалостно за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел…
А может главное – и проворонил…
А может главное – и проглядел…
За спором – спор.
За ссорой – снова ссора.
Не сосчитать «атак» и «контратак»…
Тогда любовь пошла парламентером —
Над нею белый заметался флаг.
Полотнище, конечно, не защита.
Но шла Любовь, не опуская глаз,
И, безоружная, была добита…
Зато из праха гордость поднялась.
Недостойно сражаться с тобою,
Так любимым когда-то —
Пойми!..
Я сдаюсь,
Отступаю без боя.
Мы должны
Оставаться людьми.
Пусть, доверив тебе свою душу,
Я попала в большую беду.
Кодекс чести
И здесь не нарушу —
Лишь себя упрекая,
Уйду…
В сорок первом на полустанках
Я встречала юность мою.
Жизнь неслась полковой тачанкой,
Жизнь пылала, как танк в бою.
Я узнала мир не из книги,
И когда оглянулась назад —
Вижу, как мы прощались в Риге,
Чтобы встретиться у Карпат.
Потому, где б теперь ты ни был,
Всюду – кровные земляки:
Под одним почерневшим небом
Мы выскребывали котелки.
На привалах одних – мерзли,
Было жарко в одних боях,
Фронтовой горьковатый воздух,
Привкус пороха на губах!
Если ж вновь на спокойном рассвете
Будет прерван наш чуткий сон,
Если снова ударит ветер
В паруса боевых знамен,
Не смогу я остаться дома,
В нашей комнатке голубой,
У знакомых дверей райкома
Нам прощаться опять с тобой.
Глухо вымолвив:
«До свиданья!»,
К автомату плечом припасть,
Пусть проглатывает расстоянья
Бесконечной дороги пасть.
Пусть опять кочевать по свету…
Пусть ударит со всех сторон
Фронтовой горьковатый ветер
В паруса полковых знамен!
Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…
Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной —
Растерянной, несмелой —
Я припадаю к твоему плечу.
Я не знала измены в любви,
Я ее ощущала начало —
Легкий крен, ненадежность причала
И себе говорила: «Порви!»
Потому, вероятно, не знала
Никогда я измены в любви.
Я и в дружбе могла различить
Первый легкий снежок охлажденья.
Обрывала с улыбкою нить
И шутила еще: «До видзення!»
Только гордость —
Мой якорь спасенья…
Я не люблю
Распутывать узлы.
Я их рублю —
Ведь боль
Мгновенье длится.
Терпения покорные волы —
Не создана
Быть вашею возницей.
Нет, если надо —
Все перетерплю.
Но если впереди
Итог единый,
Одним ударом
Цепь перерублю
И в ночь уйду,
Держать стараясь спину.
Без лишних слов,
Не опуская глаз…
Но сколько раз сутулюсь,
Сколько раз!
Я люблю тебя злого, в азарте работы,
В дни, когда ты от грешного мира далек,
В дни, когда в наступленье бросаешь ты роты,
Батальоны, полки и дивизии строк.
Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,
Заводилой, душою стола, тамадой.
Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,
Будто впрямь никогда не братался с бедой.
Я люблю тебя вписанным в контур трибуны,
Словно в мостик попавшего в шторм корабля, —
Поседевшим, уверенным, яростным, юным —
Боевым капитаном эскадры «Земля».
Ты – землянин. Все сказано этим.
Не чудом – кровью, нервами мы побеждаем
в борьбе.
Ты – земной человек. И, конечно, не чужды
Никакие земные печали тебе.
И тебя не минуют плохие минуты —
Ты бываешь растерян, подавлен и тих.
Я люблю тебя всякого, но почему-то
Тот, последний, мне чем-то дороже других…
Ты разлюбишь меня…
Если все-таки станется это,
Повториться не сможет
Наше первое смуглое лето —
Все в росе по колено,
Все в укусах крапивы…
Наше первое лето —
Как мы были глупы и счастливы!
Ты разлюбишь меня…
Значит, яростной крымской весною,
Партизанской весной
Не вернешься ты в юность со мною.
Будет рядом другая —
Вероятно, моложе, яснее,
Только в юность свою
Возвратиться не сможешь ты с нею.
Я забуду тебя.
Я не стану тебе даже сниться.
Лишь в окошко твое
Вдруг слепая ударится птица.
Ты проснешься, а после
Не сумеешь уснуть до рассвета…
Ты разлюбишь меня?
Не надейся, мой милый, на это!
Ты – рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.
Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.
Ты – рядом, а ведь могли бы
Друг друга совсем не встретить…
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете!
Теперь не умирают от любви —
насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви —
лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви…»
Позови меня!
Я все заброшу.
Январем горячим, молодым
Заметет тяжелая пороша
Легкие следы.
Свежие пушистые поляны.
Губы.
Тяжесть ослабевших рук.
Даже сосны, от метели пьяные,
Закружились с нами на ветру.
На моих губах снежинки тают.
Ноги разъезжаются на льду.
Бойкий ветер, тучи разметая,
Покачнул веселую звезду.
Хорошо, что звезды покачнулись,
Хорошо по жизни пронести
Счастье, не затронутое пулей,
Верность, не забытую в пути.
Пахнет лето
Земляникой спелой —
Снова реки
Повернули вспять…
Снова сердце
К сердцу прикипело —
Только с кровью
Можно оторвать.
Пахнет лето
Земляникой спелой,
Скоро осень
Загрустит опять.
Может, это времечко
Приспело —
Уходить,
От сердца отрывать?..
Нынче в наших горах синева,
Нынче серое небо в столице.
И кружится моя голова —
А твоя голова не кружится?
Я не шлю телеграммы в Москву,
Не пленяю сияющим Крымом,
Я приехать тебя не зову —
Приезжают без зова к любимым…
Нет в любви виноватых и правых.
Разве эта стихия – вина?
Как поток раскаленной лавы
Пролетает по судьбам она.
Нет в любви виноватых и правых,
Никого здесь нельзя винить.
Жаль безумца, который лаву
Попытался б остановить…
«Невозможно! Непостижимо!» —
Повторяю сто раз на дню.
Прикасаюсь к тебе, любимый,
Как к распятью, скорей к огню.
Нет, должно быть, мне это снится
(Я поверила в чудо зря),
Будто вспыхнули вдруг зарницы
В грустных сумерках декабря.
Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой —
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.
Не тянитесь к прошлому, не стоит —
Все иным покажется сейчас…
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас.
Молчу, перчатки теребя,
Смиряю сердца перебои:
Мне отрываться от тебя —
Как от земли во время боя.
Да, отрывалась – шла война,
Стать мужественной было легче.
Ты думаешь, что я сильна,
А я – обычный человечек.
Любовь проходит.
Боль проходит.
И ненависти вянут гроздья.
Лишь равнодушье —
Вот беда —
Застыло, словно глыба льда.
Любовь ушла,
Изранена двумя.
Ее в объятья
Приняли другие…
И с той минуты
Мучает меня
По оскорбленной гостье
Ностальгия.
Любовью ностальгию
Не зови —
Пора нам стать
Добрее и мудрее.
Сам знаешь,
Что пожарища любви
Не освещают душу
И не греют…
Когда умирает любовь,
Врачи не толпятся в палате,
Давно понимает любой —
Насильно не бросишь
В объятья…
Насильно сердца не зажжешь.
Ни в чем никого не вините.
Здесь каждое слово —
Как нож,
Что рубит меж душами нити.
Здесь каждая ссора —
Как бой.
Здесь все перемирья
Мгновенны…
Когда умирает любовь,
Еще холодней
Во Вселенной…
Как резко день пошел на убыль!
Под осень каждый луч милей…
Грустят серебряные трубы
Прощающихся журавлей.
Как резко жизнь пошла на убыль!
Под осень дорог каждый час…
Я так твои целую губы —
Как будто бы в последний раз…
Как мы чисто,
Как весело жили с тобой!
Страсть стучала в виски,
Словно вечный прибой.
И была ты, любовь,
Полыхающим летом,
Пьяным маком
И огненным горицветом.
Ничего не могли
Друг от друга таить.
Разорвав повседневности
Серую нить,
Мы попали
В надежные цепи из роз,
Бурных ссор,
Примирений
И радостных слез.
А еще мы с тобой
Были в стане одном
В дни, когда все, казалось,
Летело вверх дном.
Вместе падали в пропасть,
Взлетали вдвоем.
Нас пытала эпоха
Мечом и огнем.
Пусть давно ты лежишь
Под могильной плитой.
Я осталась надежным товарищем,
Той,
Что всегда твою память
И честь защитит,
Потому что любовь —
И оружье и щит.
Шли купцы животами вперед,
В кабаках матерились длинно.
В тот ничем не приметный год
Обвенчалась ты, Катерина.
Мать крестилась сухой рукой,
Робко вздрагивали ресницы.
Ты в кого уродилась такой —
Большеглазой да тонколицей?
Ты в кого уродилась, скажи,
С этим сердцем, большим и чутким?
Как ты сможешь с Кабанихой жить,
Слушать пьяного мужа шутки?
Муж кудлатой трясет головой:
Мол, конечно, бывают краше,
Но «карактером» ничего —
Больно тихая, как монашка.
– Знаем тихие омута! —
На невестку свекровь шипела.
В низких горницах – духота,
Были б крылья – так улетела.
А любовь? Разве это любовь?
Здесь и любят наполовину…
Днем и ночью грызет свекровь
Безответную Катерину.
Взгляды сплетниц-купчих остры.
Все ж ты вырвалась на свободу:
По преданию, с той горы
Катерина бросилась в воду…
Я всегда эту гору найду,
Отыщу ее склон зеленый:
Летом в сорок втором году
Там держали мы оборону.
И не было встреч, а разлука
Как лезвие в сердце вошла.
Без зова вошла и без стука —
Умна, осторожна и зла.
Сказала я: «Сделай мне милость,
Исчезни! Так больно с тобой…»
«Нет, я навсегда поселилась,
Я стала твоею судьбой».
И когда я бежать попыталась из плена
Глаз твоих, губ твоих и волос,
Обернулся ты ливнем и запахом сена,
Птичьим щебетом, стуком колес.
Все закрыты пути, все запутаны тропы —
Так за годом уносится год…
Я лечу в пустоту, перепутаны стропы —
Только дольше бы длился полет!
Забытая тетрадь. Истертые листы…
Увы, давно могу я не страшиться,
Что вдруг случайно забредешь и ты
На эти потаенные страницы…
Я, любящая, верная жена,
Всего однажды, да, всего однажды
Не то что охмелела от вина,
А задохнулась от смертельной жажды.
Но тут рассудок приказал: «Табу!
Ты не предашь единственного друга…»
И лишь прорезались на гладком лбу
Морщины, словно борозды от плуга…
Ждала тебя. И верила. И знала:
Мне нужно верить, чтобы пережить
Бои, походы, вечную усталость,
Ознобные могилы-блиндажи.
Пережила. И встреча под Полтавой.
Окопный май.
Солдатский неуют.
В уставах незаписанное право
На поцелуй, на пять моих минут.
Минуту счастья делим на двоих,
Пусть – артналет,
Пусть смерть от нас – на волос.
Разрыв! А рядом – нежность глаз твоих
И ласковый срывающийся голос.
Минуту счастья делим на двоих…
Есть время любить,
Есть – писать о любви.
Зачем же просить:
«Мои письма порви»?
Мне радостно —
Жив на земле человек,
Который не видит,
Что времени снег
Давно с головой
Ту девчонку занес,
Что вдоволь хлебнула
И счастья, и слез…
Не надо просить:
«Мои письма порви!»
Есть время любить,
Есть – читать о любви.
Да, сердце часто ошибалось,
Но все ж не поселилась в нем
Та осторожность,
Та усталость,
Что равнодушьем мы зовем.
Все хочет знать,
Все хочет видеть,
Все остается молодым.
И я на сердце не в обиде,
Хоть нету мне покоя с ним.
Все зачеркнуть. И все начать сначала,
Как будто это первая весна.
Весна, когда на гребне нас качала
Хмельная океанская волна.
Когда все было праздником и новью —
Улыбка, жест, прикосновенье, взгляд…
Ах океан, зовущийся Любовью,
Не отступай, прихлынь, вернись назад!
Вздыхает ветер. Штрихует степи
Осенний дождик – он льет три дня…
Седой, нахохленный, мудрый стрепет
Глядит на всадника и коня.
А мокрый всадник, коня пришпоря,
Летит наметом по целине.
И вот усадьба, и вот подворье,
И тень, метнувшаяся в окне.
Коня – в конюшню, а сам – к бумаге.
Письмо невесте, письмо в Москву:
«Вы зря разгневались, милый ангел, —
Я здесь как узник в тюрьме живу.
Без вас мне тучи весь мир закрыли,
И каждый день безнадежно сер.
Целую кончики ваших крыльев
(Как даме сердца писал Вольтер).
А под окном, словно верный витязь,
Стоит на страже крепыш дубок…
Так одиноко! Вы не сердитесь:
Когда бы мог – был у ваших ног!
Но путь закрыт госпожой Холерой…
Бешусь, тоскую, схожу с ума.
А небо серо, на сердце серо,
Бред карантина – тюрьма, тюрьма…»
Перо гусиное он отбросил,
Припал лицом к холодку стекла…
О злая Болдинская осень!
Какою доброю ты была —
Так много Вечности подарила,
Так много русской земле дала!..
Густеют сумерки, как чернила,
Сгребает листья ветров метла.
С благоговеньем смотрю на степи,
Где он на мокром коне скакал.
И снова дождик, и снова стрепет —
Седой, все помнящий аксакал.
А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни – мимо,
Пули – мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь – моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник – каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни – в сердце,
Пули – в сердце…
Прозрачных пальцев нервное сплетенье,
Крутой излом бровей, усталость век,
И голос – тихий, как сердцебиенье, —
Такой ты мне запомнилась навек.
Была красивой – не была счастливой,
Бесстрашная – застенчивой была…
Политехнический. Оваций взрывы.
Студенчества растрепанные гривы.
Поэты на эстраде, у стола.
Ну, Вероника, сядь с ведущим рядом,
Не грех покрасоваться на виду!
Но ты с досадой морщишься: «Не надо!
Я лучше сзади, во втором ряду».
Вот так всегда: ты не рвалась стать «первой»,
Дешевой славы не искала, нет,
Поскольку каждой жилкой, каждым нервом
Была ты божьей милостью поэт.
БЫЛА! Трагичней не придумать слова,
В нем безнадежность и тоска слились.
Была. Сидела рядышком… И снова
Я всматриваюсь в темноту кулис.
Быть может, ты всего лишь запоздала
И вот сейчас на цыпочках войдешь,
Чтоб, зашептавшись и привстав, из зала
Тебе заулыбалась молодежь…
С самой собой играть бесцельно в прятки,
С детсада я не верю в чудеса:
Да, ты ушла. Со смерти взятки гладки.
Звучат других поэтов голоса.
Иные голосистей. Правда это.
Но только утверждаю я одно:
И самому горластому поэту
Твой голос заглушить не суждено, —
Твой голос – тихий, как сердцебиенье.
В нем чувствуется школа поколенья
Науку скромности прошедших на войне —
Тех, кто свою «карьеру» начинали
В сырой землянке – не в концертном зале,
И не в огне реклам – в другом огне…
И снова протестует все во мне:
Ты горстка пепла? К черту эту мысль!
БЫЛА? Такого не приемлю слова!
И вновь я в ожидании, и снова
Мой взгляд прикован к темноте кулис…
А все равно
Меня счастливей нету,
Хотя, быть может,
Завтра удавлюсь…
Я никогда
Не налагала вето
На счастье,
На отчаянье,
На грусть.
Я ни на что
Не налагала вето,
Я никогда от боли не кричу.
Пока живу – борюсь.
Меня счастливей нету,
Меня задуть
Не смогут, как свечу.
Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
– Не так уж он красив! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь…
Ты говоришь:
– Не так уж он умен! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
– Пропадешь! —
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
Хорошо молодое лицо —
Жизнь еще не писала на нем,
И своим не пахала резцом,
И своим не дышала огнем.
Больно время его обожжет,
Так же, как обжигало и нас.
Пусть упрямым останется рот,
Не погаснет сияние глаз,
Но добавится что-то еще —
Станут тоньше, духовней черты.
С этой грани начнется отсчет
Настоящей мужской красоты.
Да, тогда лишь придет Красота,
И теперь навсегда, до конца:
Красота не пустого холста —
Обожженного жизнью лица.
Во второй половине двадцатого века
Два хороших прощаются человека —
Покидает мужчина родную жену,
Но уходит он не на войну.
Ждет его на углу, возле дома, другая,
Все глядит на часы она, нервно шагая:
Покидает мужчина родную жену —
Легче было уйти на войну!
Жизнь моя не катилась
Величавой рекою —
Ей всегда не хватало
Тишины и покою.
Где найдешь тишину ты
В доле воина трудной?..
Нет, бывали минуты,
Нет, бывали секунды:
За минуту до боя
Очень тихо в траншее,
За секунду до боя
Очень жизнь хорошеет.
Как прекрасна травинка,
Что на бруствере, рядом!
Как прекрасна!.. Но тишь
Разрывает снарядом.
Нас с тобой пощадили
И снаряды и мины.
И любовь с нами в ногу
Шла дорогою длинной.
А теперь и подавно
Никуда ей не деться,
А теперь наконец-то
Успокоится сердце.
Мне спокойно с тобою,
Так спокойно с тобою,
Как бывало в траншее
За минуту до боя.
Стал холоден мой теплый старый дом.
Как батарея, доброта остыла.
И губы произносят лишь с трудом
Привычное, простое слово «милый».
Но невозможно жить без теплоты,
И я не очень четко понимаю,
Как этот холод переносишь ты —
Неужто веришь возвращенью мая?
Он застенчив и сдержан,
Ты болтлива, резва.
Он – хорошая музыка,
Ты – пустые слова.
Как случилось, что вроде
Мило смотритесь вместе?
Не словами – мелодией
Покоряет нас песня…
Чтоб человек от стужи не застыл,
Не засосал его житейский омут,
Обязан он иметь надежный тыл,
Где перевяжут, обогреют – дома.
Любовью оградят его от бед,
Что, словно мины, ставит нам эпоха.
А если этакого тыла нет,
Ему, как раненному
На нейтралке,
Плохо…
Стало зрение сердца
Острее,
Если сердце прошло
Через ад…
Дорогие,
Миритесь быстрее —
Не существенно,
Кто виноват.
Я прошу вас,