– Кис, – произнесла трубка Серегиным голосом, – помогай! С меня уже три шкуры спустили и грозятся еще пяток содрать. Такое дело паршивое, не припомню подобного!
Кис, он же Алексей Андреевич Кисанов, частный детектив, ругнулся раньше, чем услышал продолжение.
– Серег, и не мечтай! Мы завтра утром улетаем в Доминикану! Всей семьей!
Семья у детектива большая: жена его Александра, по профессии журналистка и любимая женщина по призванию, а также двое малых детишек: двойняшки Лиза и Кирюша. И все они складывали сегодня чемоданы и чемоданчики ввиду завтрашнего отлета на отдых. Весьма долгожданного, между прочим, – с учетом их с Алекс профессий.
– Кис, без тебя пропаду… – жалостливо сказал Серега.
Это он, конечно, актерствует, – чтоб Серега Громов да пропал?! Но уже сам факт подобного актерства говорил о том, что помощь другу и впрямь очень нужна. Очень.
Друг, дружище, дружбан, – Сергей Громов, пребывающий в данном священном статусе еще с тех пор, как Кис работал с ним на Петровке опером, редко просил его о чем-нибудь. Чаще Алексей, расследуя какое-то дело, обращался к нему. Не за одолжением, нет: помощь Громова, ныне полковника УГРО, в раскрытии преступления, которым занимался детектив, оборачивалась затем «оперативно раскрытым делом», приносившим всему «убойному» отделу премии и звездочки. Так что Алексея Кисанова совесть никогда не мучила.
Но чтоб Серега сам просил его помочь… Такое случалось крайне редко.
– На нас свалилось столько работы, допросы-запросы, что мне даже обдумать ситуацию некогда! – продолжал Серега. – Возьми на себя мыслительный процесс, а? Выручи!
– Ну, что там у тебя? – с сомнением спросил Кис, покосившись на жену, уже навострившую ушко. Если он сейчас даст Сереге себя втянуть, то прощай отпуск! Александра его…
Она его поймет, конечно. Как всегда. Только отпуск будет испорчен, вот в чем фокус!
– В саду «Аквариум» вчера обнаружен труп молодой женщины. Все бы шло своим чередом, как обычно, – мы ищем, роем носом землю. Да только убитая является… являлась… Короче, отец ее работает в очень крупном финансовом учреждении, Кис! Нас давят, как клюкву на сок! А дельце это – чисто зубодробилка. Ни свидетелей нет, ни подозреваемых. У мужа алиби, и он тоже шишка большая, особо его не прижучишь. А несколько ее друзей-знакомых ничего не знают, не видели-не слышали. Я тебе денежку выпишу, чтобы хоть тур компенсировать, а?
– Что, Алеш, ты с нами не летишь? – констатировала сообразительная Александра.
– Не лечу… – расстроился детектив.
Она чуть помолчала. Потом сказала спокойно:
– Ты тогда свои вещи из чемодана выложи обратно в шкаф, ладно?
Виновато разобрав свой чемодан, Алексей чмокнул Сашу и двинул на Петровку, 38. Выслушал Серегу, сделал несколько записей в блокноте, скопировал некоторые документы и отчалил к себе на Смоленку, где в старой его квартире, в одной из трех просторных комнат, находился сыщицкий кабинет. Там же обитал ассистент детектива Игорь: проживание входило в ассистентскую зарплату. Парнишка по ряду причин не хотел жить с отцом, успешным и весьма обеспеченным ученым. А его мать давно покинула семейное гнездо: «Жар-птица», как называл ее Игорь, улетела из него, когда мальчику было всего двенадцать лет… И безвозвратно.
Как бы то ни было, проживание Игоря в старой квартире Киса («старой», потому как теперь они с Александрой и детьми жили в другой, новой, возле ВВЦ) устраивало обоих: и детектива, и ассистента.
– Игорек, – произнес Кис, расположившись в любимом кресле за любимым письменным столом, забросив ноги на кресло для посетителей, – сваргань-ка кофейку!
И он разложил перед собой листки и фотографии, которые принес от Громова.
Ситуевина (Кис обожал смачные жаргонные словечки) выглядела и впрямь мало вдохновляющей. Труп есть – подозреваемых нет. Свидетелей тоже. В оживленном саду «Аквариум», в самом центре Москвы, народ тек со спектакля в направлении выхода, – иные к ресторану, что находился в глубине сада, – но никому не пришло в голову вглядываться в плохо освещенные газоны и кусты, где позже обнаружили убитую… Что понятно.
Удар, по заключению экспертов, – холодным оружием в горло. Жертву это лишило возможности закричать, позвать на помощь. Из чего следовало, что удар был нанесен неожиданно. Если бы она увидела нож раньше, чем он воткнулся в ее шею, женщина успела бы закричать!
Впрочем, не факт. Страх иногда парализует. Надежда тоже. Надежда на то, что оружие служит лишь для острастки, а не для убийства…
Форма лезвия нестандартная, треугольная, – не кухонный нож и не перочинный, а что-то вроде кортика или самодельная заточка. Точнее пока сказать нельзя, работа только началась. Большой силы для удара не требовалось – нанести его мог мужчина, женщина и даже ребенок… Последний, впрочем, вряд ли бы сумел достать до горла: погибшая, Аида Корзунь, была женщиной довольно высокой.
Удар нанесли немного снизу вверх. Что тоже не говорило о росте убийцы: даже крупный мужик мог нанести такой удар: движение снизу от кармана или пояса, где был спрятан нож, – и вверх, к горлу жертвы.
По наклону раневого канала можно утверждать, что убийца правша. Вот и все.
Иными словами, по характеру смертельной раны убийцу не определить, а по форме ножа… Можно было бы, конечно, окажись в его распоряжении оный нож! Да только где ж его взять, вот в чем вопрос…
На одежде убийцы должно быть много крови. Это, скорее всего, куртка или плащ черного или иного темного цвета: убийца, собираясь на свое гнусное дело, о выборе цвета наверняка предусмотрительно позаботился, как позаботился о выборе места для преступления. Иначе, пробираясь сквозь толпу к выходу из сада, он бы привлек внимание людей кровавыми пятнами на одежде, поднялась бы паника… Где-то сейчас данная одежда находится, висит в шкафу или в химчистке, или валяется в мусорном баке, храня на себе не только следы крови жертвы, но и ДНК ее владельца… Да только где?!
Парадокс в том, что в момент убийства в саду находилась тьма народу: зрители толпой валили из театра, а крытая веранда ресторана была основательно заполнена посетителями. Но билеты в театр, как и места за столиками, не по паспорту выдаются, и где теперь искать потенциальных свидетелей – непонятно. Разве только через СМИ кинуть клич: свидетели, отзовитесь! Однако на данном этапе происшествие пытались скрыть от прожорливой прессы: отец погибшей, известный и влиятельный финансист, желал избежать огласки. Несколько просочившихся заметок об убийстве в саду «Аквариум» не содержали имен, и полиции сверху недвусмысленно порекомендовали оставаться в данных рамках. Проще говоря, любителям сливать прессе жареные факты велели хорошенько держать язык за зубами.
Несколько человек все же удалось опросить, как следовало из папки с делом. Во-первых, официантов ресторана, обслуживавших столики на веранде в то время, когда убийство произошло. Во-вторых, удалось разыскать зрителей, которые прошли на спектакль по контрамарке: их фамилии назвал администратор. Но толку ни на грош: ничего они не видели, не слышали. В саду стоял гомон – одни делились впечатлениями от спектакля, другие за ужином общались. Официанты с ног сбивались, обслуживая клиентов. В темные углы сада никто не всматривался.
Аиду и нашли-то по чистой случайности в тот же вечер – иначе бы ее только утром дворники обнаружили. Да вывалилась одна хорошо перебравшая компания из ресторана, остановилась недалеко от входа, что-то еще шумно обсуждая, – как вдруг одному из парней приспичило облегчиться. В ресторане туалет, разумеется, наличествует, но кустики почему-то оказались для него предпочтительней, и двинул парень в гущу деревьев, ища местечко поукромней. А там он и увидел темную фигуру, сидящую на земле, привалившуюся спиной к дереву… Даже протрезвел от неожиданности.
Дальше случилось светопреставление, по крайней мере, для следствия: вся поддавшая компания, не поверив приятелю на слово, ринулась через газон в указанное им место, затоптав все следы, которые там могли оказаться, а также сильно подпортив его своими «генетическими следами»: кто-то сплюнул, кто-то высморкался, кто-то жвачку выбросил, кто-то волосы уронил… Культурный народ, в общем.
У одного из парней нашелся фонарик, висевший как брелок на ключе, он посветил, и все принялись снимать на телефон мертвую женщину – теперь стало видно, что это женщина… Лишь спустя полчаса, отправив снимки в свои блоги и страницы социальных сетей и сполна насладившись сомнительной славой первооткрывателя, они додумались вызвать полицию.
Одно хорошо – если в такой ситуации хоть что-то может быть хорошим, – никто не знал убитую, и под фотографиями никто не поместил ее имя…
К слову, положение тела было не совсем естественным, счел Алексей Кисанов, рассматривая представленные в деле снимки. Теряя сознание, человек обычно падает навзничь. Однако погибшая оказалась в сидячем положении, прислонившись спиной к стволу. Даже если предположить, что она медленно сползла по нему, то вряд ли бы удержалась на корточках. Скорее всего, усадил ее, умирающую, убийца. Зачем? Чтобы шум от падения тела не привлек внимание прохожих? Судя по всему, гвалт в саду стоял немалый, но на воре ведь и шапка горит… Или это знак какого-то уважения… последней дани? Ее убил близкий человек?
Серебристый плащ оказался на земле, под телом. В такую погоду вряд ли жертва сняла его сама. Сделал это тоже убийца. Снова: зачем? Сомнительно, что он позаботился о том, чтоб убитая им женщина не простудилась. Цель его, пожалуй, была куда проще: чтобы ткань, отражающая свет, не привлекла раньше времени внимание.
Раньше, чем он скроется…
Мотивы не просматривались. По крайней мере, по тем сведениям, которые успели собрать Серега и его команда за прошедшее время. Благополучная семья, богатая, беспроблемная. Родители любили дочерей (у Аиды имелась младшая сестра) и баловали, хотя виделись с ними не слишком часто и мало что знали об их личной жизни. С их точки зрения, в супружестве Аида была счастлива, а время свое проводила, в основном, в посещении оперы, концертов классической музыки, иной раз драматических спектаклей, музеев или галерей. Имелось у нее также и несколько подруг, с которыми она время от времени встречалась. Родители хоть и были знакомы с ними шапочно, однако сумели дать имена-фамилии.
К делам отца Аида не имела никакого отношения, ни к самому бизнесу, ни к деньгам, которые в этом бизнесе вращались. Ее мать, бывшая оперная дива, ушла со сцены и лишь изредка принимала участие в каких-то концертах. Так что представить хоть какой-нибудь завалящий мотив для убийства дочери родителям совершенно невозможно. Да и горевали они, похоже, по-настоящему…
Супруг Аиды, Гектор (ну и имечко!), тоже ничего от ее смерти не выгадывал: она не работала, ничем не владела, кроме приличного счета в банке, который подпитывал сам же Гектор. Папаша ее, разумеется, супербогат, но за дочерью папенькиного имущества не числится, и после смерти жены супруг ничего не наследовал.
Впрочем, на имя жены Гектором была записана пара объектов роскошной недвижимости за границей. Так многие богатеи делают, – да неужто это повод для убийства? Кис юридических тонкостей не знал, но полагал, что раз он смог на жену недвижимость записать, – то смог бы и переписать обратно на себя без проблем!
На вопрос о зяте, его возможных мотивах, отец Аиды, Дмитрий Тимофеевич, ответил категорически: «Выбросьте из головы эту чушь! Они были прекрасной парой!»
Как бы то ни было, у Гектора алиби на время убийства. Правда, он большая шишка в финансово-банковском мире, правая рука Дмитрия Тимофеевича, и Сереге уже недвусмысленно дали понять, что такую персону не следует особо напрягать, так что допрашивали его отнюдь не «с пристрастием». Однако вдовец проявил полную лояльность к органам дознания, кочевряжиться не стал и сам привел на Петровку свидетелей: коллегу, с которым Гектор допоздна сидел в его квартире, обсуждая какие-то хитроумные банковские дела, равно как и супругу коллеги, подтверждающую, что так оно и было.
По словам Сереги, вдовец кажется искренним в своей печали, тогда как свидетели – хмурыми и надменными, но это еще не повод подозревать их во лжи.
Кому могла помешать Аида и чем, совершенно непонятно.
Случайный убийца? Тоже не прокатит: такие по пустынным переулкам шляются. Аида же пришла в цивилизованный сад «Аквариум», причем явно на свидание: иначе зачем бы пошла в темный и дальний угол оного сада? Да и мотива у «случайного» явно не было: ничего не пропало из дорогих украшений Аиды, ни деньги из ее кошелька, ни банковские карты! Только ее мобильный.
С другой стороны, за телефон, тем более навороченный, у нас могут ножиком пырнуть… Но такая гнида обчистила бы жертву по полной программе. Так что мобильник преступник унес из других соображений: боялся, что там его звонки или текстовые сообщения зафиксировались!
Вопросу о возможном любовнике Гектор, как следовало из протокола, поразился. Ему это никогда не приходило в голову. Будучи умным человеком… Он так и сказал: «Будучи умным человеком, я понимаю, что раз мою жену убили, то кто-то имел в этом интерес. И вся эта история с ее приглашением в сад «Аквариум»… Выводы напрашиваются».
Все верно, Гектор прав: выводы напрашиваются. Кто-то прислал Аиде письмо по электронной почте с приглашением на свидание, с целью вычислить некую персону, за ними следившую, – так говорилось в тексте (Серега компьютер Аиды оприходовал, разумеется). Отправлено письмо из интернет-кафе на Пятницкой. Серега Громов послал туда своего человека, – посмотрим, что тот выловит. Пока же придется исходить из факта, что отправитель неизвестен.
Однако он писал в письме о любви…
Значит, у Аиды была связь с кем-то. Внебрачная связь, как это принято называть.
Ладно, хорошо, допустим: был у нее любовник. А убил-то он Аиду зачем?! Не из ревности к мужу ведь? Знал (надо полагать), что любимая его замужем!
Других писем от этого адресата в компьютере Аиды не нашлось. Судя по тексту последнего мейла, она их все стирала, как ее просил поклонник (любовник или нет, в плане физической близости, – это неважно, ничего не меняет). Так что узнать их историю и найти какую-то зацепку не представлялось возможным. На сервере ее провайдера дубликаты писем не сохраняются, это Серега уже выяснил.
Зато он сумел в срочном порядке получить от телефонного оператора распечатки входящих-исходящих айфона Аиды. Они тоже не особо порадовали: аппарат, с которого приходили Аиде сообщения, был зарегистрирован на… На ее собственное имя!
Ловко. Предусмотрительный типчик.
А Гектор, узнав о втором мобильнике на имя жены, заявил вообще что-то несусветное: «Я не удивлюсь, если вы установите, что она сама себе писала эсэмэски и письма… Моя жена существовала в воображаемом мире. Ей все грезилось, что человечество живет великими страстями, как в ее любимых операх. Я, каюсь, не смог дать ей того, чего требовала ее романтическая душа. Я бизнесмен. Сами знаете, что это такое: двадцать часов работы в сутки, а потом короткий и мало освежающий сон, в котором все бежишь, дергая на месте лапами, как собака… Но я Аиду любил. Как умел».
Угу, Аида сама себе писала со второго мобильного, чтобы развеяться, а потом этот телефончик выбросила, пошла в сад и сама себя там убила. Да еще и ножик успела зашвырнуть, умирая. Так, что ли?
Нет уж, господин хороший, даже если ваша жена была мифоманкой и сама себе придумывала романтические истории, – то только не эту!
С другой стороны, любовник жены может интересовать лишь ее мужа.
«Я Аиду любил. Как умел».
А как умел-то?
Этот вопрос, конечно же, пришел в светлую Серегину голову, и он принялся копать. И вынудил Гектора признать, что большой близости с супругой у него не имелось, как душевной, так и физической; что ревновать Аиду и в голову ему не приходило по причине отсутствия мужской заинтересованности; и что последнюю он реализовывал на стороне.
Однако назвать хоть одно имя он отказался: отношений серьезных он якобы избегал заводить, все были женщины случайные, на один вечер. И заодно настоятельно попросил следователя не упоминать об этом в присутствии тестя, отца Аиды…
Выходило, как ни крути, что убил ее воздыхатель. Зачем, почему?
Ситуации, в которых любовник убивал предмет своей страсти, обычно сводились к такой схеме: он человек с положением, женат, – а любовница жаждет заполучить его в руки, развести и женить на себе, для чего грозит разоблачением их связи. Но Аида и сама была не свободна, и раскрывать свою связь вряд ли намеревалась. По крайней мере, ни мужу, ни отцу, ни сестре она никогда даже не намекала, что желала бы с Гектором развестись… Стало быть, требовать от любовника развода ей было вовсе ни к чему, отсюда и угрожать ему незачем.
Или убил ее тот, кто за ними следил? А романтический герой сбежал?
И кому же понадобилось за парочкой следить?
Гектора можно исключить: у него у самого уйма баб, кой черт ему жену ревновать, да еще за ней следить? Только если… Только если он солгал, и отношения у него вовсе не «на один вечер»… И он хотел с Аидой развестись, чтобы жениться на другой… Да вот незадача: с таким тестем не разводятся! Он его начальник и работодатель, Гектор всем обязан Дмитрию Тимофеевичу! Тот бы даже намека на развод не потерпел… И потому Гектор решил убить жену, чтобы освободиться от нее… А затем, выдержав положенный траур, жениться на другой!
А? Чем не версия? Конфетка просто! С одним только большущим «НО»: у Гектора алиби на тот вечер. Подтвержденное двумя людьми!
Так что «конфетка» быстро растаяла у детектива в руках.
Впрочем… Минуточку, минуточку! Если Алексей на верном пути и Гектор солгал насчет своих «многих и случайных любовниц», а на самом деле у него одна серьезная связь… То позаботиться о том, чтобы сделать Гектора вдовцом, могла именно его пассия!
…Нет, ерунда получается. Следить за соперницей – еще куда ни шло. Но убить ее? Да еще в присутствии мужчины, любовника соперницы?..
Другой вариант: Гектор нанял кого-то шпионить за супругой. Знакомого, своего охранника или частного детектива, неважно. Собирал о жене информацию. Может, все-таки ревновал; может, все-таки компромат на нее собирал для грядущего развода; может, опасался, что к жене его конкурент подъехал и пытается разузнать важные сведения о бизнесе и финансовых делах Гектора…
Все эти гипотезы имеют право на существование, но ни одна из них не давала даже малюсенькой подсказки на вопрос: кто и почему убил Аиду?
Кис снова перечитал записи и снова не нашел никакого зазора между фактами, в который можно было бы вклиниться мыслью, как лезвием ножа, и расширить щель, расшатать плотно сомкнутые половицы, чтобы обнаружить под ними тайник.
Он позвонил Громову, доложил о своих умозаключениях и сомнениях. Некоторое время они вдвоем крутили так и сяк гипотезы, выстроенные Алексеем, но ничего сверх них не придумали.
– Если у Гектора и есть любовница, то, зуб даю, никто о ней ничего не знает! А те, кто знает, будут молчать! Да и допрашивать их велели «нежно», не прижучишь как следует… – печалился Серега.
– Слежку за ним установи. Рано или поздно пойдет к своей крале.
– Поздно! В том-то и дело, что поздно, а не рано! Он умный, осторожный, и если у него и впрямь есть постоянная телка, то он сейчас заляжет на дно, чтобы ее не выдать. Да и не верю я, чтоб она устранила Аиду с его согласия. Не женский это стиль, ножом в горло.
– Наемный убийца?
– Не похоже. Тот бы из огнестрельного… Хотя как знать. Некоторые наемники умеют мимикрировать под рядовое убийство… Дык все равно с хахалем Аиды непонятно: куда он делся? Как позволил на своих глазах зарезать Аиду? Если б его стукнули крепко, так он бы там и валялся, рядом с трупом… А он пропал, затаился. Запугали? Заплатили?
– Серег, давай пока не ломать голову над этим. Предлагаю разделение труда: я вычисляю любовника Аиды, а ты занимаешься всем остальным. Идет?
На том и порешили.
«…Блистательно продолжающий традиции «черного юмора», этот фильм низводит трагическое до комического, предлагая зрителю посмеяться над страхом смерти и страдания…»
Слезы застилали Манон экран, буквы двоились перед глазами, но она упрямо вычеркивала строчки своей последней рецензии и писала вместо них другие:
«…Не раз воспетый теоретиками и критиками «черный юмор», превращающий трагедию в прикол, является, на самом деле, малодушием – попыткой убежать от отчаянного страха перед смертью и страданием. Хуже того, это проявление душевной скудости, фатальная неспособность к состраданию, которую такого рода «юмористы» прячут за мнимой модностью и крутизной своих опусов…» – писала она новые строчки, слизывая языком соленые капли, наползавшие на губы.
Поставив последнюю точку, Манон отправила рецензию в свой блог и только тогда позволила себе заплакать в голос: «Даша, Дашка, сестричка моя!!!»
Боль невыносимая. Почему Аида, за что?! Эта светлая душа!
Непостижимо.
Не-пос-ти-жи-мо!!!
Этот день – после того, как ранним утром ей сообщили жуткую новость, – Манон провела с родителями. Мама цепко ухватила ее за плечи и плакала не переставая, тычась мокрым лицом ей в шею, а отец… Папа запустил руку в ее волосы, притянул дочь к себе – единственную теперь дочь… – и стукнул ее лбом о свой. И ни слова не произнес. Но Манон видела, как ему плохо.
К ним приходили полицейские – отец разрешил. Бывший в советские годы замминистра, членом коммунистической партии, отец уважал Систему, где правоохранительные органы являлись ее важным, базовым элементом. И потому не только принял у себя дома двух людей с Петровки и одного из прокуратуры, но и наказал жене с дочерью старательно ответить на вопросы «товарищей».
Около полудня ей позвонила Александра Касьянова. Манон напрочь забыла о назначенной встрече в редакции, что неудивительно…
– Простите, – пробормотала Манон в трубку, – у меня большая беда случилась, Александра… Страшная беда. Мою сестру убили вчера вечером…
– Боже!.. Примите мои соболезнования… Могу ли я вам чем-то помочь?
– Сомневаюсь…
– Я задала дурацкий вопрос, простите. Держитесь. И дай вам бог сил…
– Не грузитесь, Александра… – ответила Манон. – В такой ситуации любые слова – дурацкие. Мои в том числе…
И она отключилась.
Александра еще некоторое время созерцала телефон, огорошивший ее столь скорбной новостью. Она не была знакома с Манон, но знала, кто она такая, видела ее пару раз на тусовках, читала ее блог и действительно собиралась помочь ей статьей, привлечь спонсоров к ее фонду. И никак она не ожидала, что эта девушка-эльф, порхающий по своей прихоти с цветка на цветок, – очаровательный, талантливый эльф! – может столкнуться с человеческим горем. Настоящим. Не сказочным, не из тех категорий и пространств, где живут эльфы, а человеческим, где страдание по-настоящему разрывает настоящую душу. И даже тело. Настоящее.
Александра передернула плечами, будто сбрасывая с себя боль. Она слишком близко к сердцу приняла чужое горе, так близко, что самой стало плохо.
Долой эти мысли, черт побери, долой! Завтра они летят с малышами на отдых, и все будет хорошо, все будет отлично! Деткам и взрослым нужен отдых на солнышке – вот и все, на этом и сосредоточимся!
…В тот момент, около полудня, Александра еще не знала, что вскорости позвонит Серега Громов, и Алеша останется в Москве: на него очередное дело свалилось. Да не какое-нибудь, а именно то, которое она приняла столь близко к сердцу: убийство Аиды, сестры Манон.
Любовник… Отдел Громова за прошедший день провел немалую работу: были опрошены не только близкие, но и подруги Аиды. Однако никто – никто! – не знал о существовании любовника и даже не подозревал!
Никто – кроме сестры. Манон (тоже имечко!), впрочем, также не знала, но как раз подозревала.
Кис снова придвинул к себе фотографию Аиды. У нее была яркая внешность – не сказать, чтоб красавица, но лицо ее привлекало одухотворенностью и чувственностью одновременно. Взрывоопасная смесь.
«Кто ты? – спросил Алексей, вглядываясь в снимок, на котором Аида улыбалась вроде бы весело и беззаботно… Только, если приглядеться, трагическая складка у губ выдавала ее… ее несчастливость? Или ее склонность возвышать и трагедизировать отношения? – Кто мог завладеть твоими чувствами, твоей душой настолько, что ты слепо, с абсолютным доверием, пошла в объятия убийцы?»
Фотография ему не ответила.
Алексей набрал номер Веры.
Вера Лучникова, лучший на свете психолог (Кис редко кому из этой братии доверял), в одном давнем и чрезвычайно запутанном деле оказалась жертвой преступников. Кис тогда все распутал, размотал и Веру от подозрений милиции спас. Но не от беды, увы.
Как бы то ни было, они с Верой остались хорошими друзьями, и в тех редких случаях, когда Алексею хотелось прибегнуть к помощи психолога, он обращался к ней.
– Возьмешься по фотографии обрисовать личность, Верунь?
– Это как по телефону поставить диагноз? – усмехнулась Вера, ничуть не удивившись внезапному появлению детектива на связи.
– Типа того.
– Ты же знаешь, что по телефону диагноз не…
– Знаю. Все равно, помоги!
Сорок минут спустя детектив сидел у Веры в кабинете. Она некоторое время сосредоточенно изучала фотографию Аиды.
– Ты меня знаешь, – наконец произнесла она. – Я не претендую на истину в…
– …«в последней инстанции», – знаю, знаю, Вер! Это всего лишь снимки, и ты не гарантируешь, что твое заключение будет обязательно верным, – я уже все понял, можешь не продолжать!
– Ну, раз ты такой умный, то держи: с моей точки зрения женщина эта обладает очень высоким потенциалом отдачи. Отдачи чувств, своей душевно-духовной энергии. Она могла бы быть декабристкой – за ссыльным мужем в Сибирь. Могла бы оказаться политической террористкой: убить врага народа во имя высокой идеи и быть казненной. Или, при иных исторических условиях, Жанной д’Арк. Могла бы оказаться еще много кем, – но во всех случаях человеком, которому нужна великая идея (ложная или нет, второстепенный вопрос!), заставляющая ее растрачивать себя до конца, вплоть до самоуничтожения.
– Что же получается, Вер… Что человек, сумевший влюбить ее в себя, был террористом или революционером?! – озадачился детектив.
– Не обязательно. Главное, он сумел вызвать в ней высокий накал чувств.
– Как, к примеру… как кто, к примеру?
– Маргинал. Отверженный обществом человек.
– Э-э-э… А кто у нас нынче маргиналы? Я что-то не очень сведущ в этом вопросе… Раньше вот Бродский был, а теперь… Ну, не бомж ведь?
– Бомж, это вряд ли. Скорее, непонятый художник. Необязательно тот, который рисует, – любой тонко чувствующий человек. Поэт он, писатель, музыкант или вовсе не имеет отношения к творческой профессии – неважно. Главное, щедро наделенный эмоциями (как она сама) индивидуум, отвергнутый обществом. Аиде необходимо затрачиваться, выкладываться в чувствах по максимуму! Защищать, отстаивать, противостоять. Не зря она, как ты сказал, любит оперу: там практически во всех либретто идет противостояние не на жизнь, а на смерть.
– Она оперу любила…
– Она что… Она…
– Ее убили.
Вера ответила не сразу.
– Не удивляюсь… – произнесла она после паузы. – Характер Аиды располагал к трагедии. Она слишком многого ждала от жизни, от людей, – и, не получив ожидаемого, вполне могла породниться со смертью тем или иным способом. Если бы ее не убили, она могла стать со временем наркоманкой или алкоголичкой, могла покончить с собой или пойти на смертельный риск в тайной и неосознанной надежде, что кто-то положит конец ее страданиям в жизни, где нет адекватного ответа на ее чувства…
Алексей ушел от Веры почти успокоенный. Он чувствовал: она не ошиблась. Стало быть, теперь нужно нащупать в окружении Аиды человека, подходящего под данное определение!
В Серегином досье наличествовали протоколы допросов двух ближайших подруг Аиды. Обе клялись, что ничего не знали об отношениях Аиды с каким бы то ни было «левым» мужчиной…
Но Кис решил, что стоит их заново расспросить. Люди ментов обычно не любят, – отсюда и шанс, что скажут частному детективу то, что не сказали полиции… Собственно, это одна из причин, по которой Громов привлек его к делу…
Но это все уже завтра. День перетек в вечер, и Алексей заторопился домой, чтобы поужинать с Сашей, пораньше лечь и завтра с утра отвезти семью в аэропорт.
Малыши уже спали, но Александра ждала его. Как у них повелось, он рассказал жене в общих чертах о новом и срочном деле.
– Надо же! – отозвалась Саша. – А мне Манон как раз звонила…
Она вкратце обрисовала суть их переговоров и не состоявшееся сегодня свидание.
– А она ничего такого…
– Нет, Алеш, ничего такого. О сестре вчера не было сказано ни слова, а сегодня она только сообщила о смерти Аиды… Алеш, может, мне остаться? Попробую тебе помочь…
– Сашка…
– Что?
– А дети как же? Им надо на солнышко, на море…
– Да, – согласилась Александра, – ты прав. Если что, звони мне на мобильный, я и с пляжа нарою для тебя нужную информацию!
– В песочке, – хмыкнул Алексей.
Александра улыбнулась, поднялась, поцеловала мужа в шею.
– Завтра рано вставать…
– А мы еще должны хорошенько попрощаться перед разлукой! – весело вскочил Алексей.
И, обняв жену за талию, увлек ее в спальню.
К вечеру Манон так устала от родительской скорби, – свою она даже выказать не посмела, дабы не преумножить их страдания, – что экстренно покинула их квартиру, сославшись на страшную головную боль.