Дмитрий Мережковский

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) – русский писатель, поэт, драматург, переводчик, эссеист, литературный критик, религиозный философ, историк, общественный деятель.

Один из основателей русского символизма, свой второй поэтический сборник, программный для нового направления, он назвал «Символы. Песни и поэмы». А принципы зарождающегося символизма изложил в докладе «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1892), отделив их от эстетики декаданса и выделив «три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности».

Мережковский – основоположник русского историософского романа, разработчик религиозно-философского подхода к анализу литературных произведений, глубоко повлиявший на развитие будущего литературоведения. Признанный жанровый новатор и один из самых оригинальных мыслителей ХХ века. Его дебютный роман «Смерть богов. Юлиан отступник» (из трилогии «Христос и Антихрист») вошел в историю как первый русский символистский исторический роман. Начиная с 1914 года, он десять раз номинировался на Нобелевскую премию по литературе.


Дмитрий Мережковский


Мережковский выступил инициатором проведения Религиозно-философских собраний, вызванных необходимостью обновления христианства и призванных оживить религиозную мысль в России. Философ Николай Бердяев называл их «оазисом свободы совести в уголке Петербурга» и считал, что «все движение русской религиозной мысли так или иначе вышло из этих собраний».

Влияние творчества и идей Мережковского испытали на себе поэты Александр Блок, Андрей Белый, Валерий Брюсов, философы Николай Бердяев, Александр Мейер, Федор Степун, основатель психоанализа Зигмунд Фрейд. Томас Манн называл Мережковского «гениальнейшим критиком и мировым психологом после Ницше».

До революции Мережковский был одним из самых издаваемых писателей в России. Категорически не приняв власть большевиков, в декабре 1919 года он тайком покинул Петроград (в выезде было отказано) и с 1920 года жил во Франции. Скончался от кровоизлияния в мозг 7 декабря 1941 года. До последнего дня рядом с ним находилась его жена, поэтесса и писательница Зинаида Гиппиус, с которой они прожили, почти не разлучаясь, сорок два года, создав самый известный творческий тандем в русской культуре начала века.

Часы

Не наслаждение, не мука,

Не вдохновение страстей,

Удел живых – тупая скука,

Пустое бремя лишних дней.

Я не ропщу и не страдаю,

Я к одиночеству привык:

Часы, часы, я понимаю

Ваш утомительный язык.

На жизнь смотрю я хладнокровно,

Где нет друзей и нет врагов.

И бьется сердце ровно, ровно,

Как сердце мертвое часов.

31 августа 1895

Голубое небо

Я людям чужд и мало верю

Я добродетели земной:

Иною мерой жизнь я мерю,

Иной, бесцельной красотой.

Я верю только в голубую

Недосягаемую твердь.

Всегда единую, простую

И непонятную, как смерть.

О, небо, дай мне быть прекрасным,

К земле сходящим с высоты,

И лучезарным, и бесстрастным,

И всеобъемлющим, как ты.

1905

Белая ночь

Столица ни на миг в такую ночь не дремлет:

Едва вечерняя слетает полутьма,

Как снова бледная заря уже объемлет

На небе золотом огромные дома.

Как перья, облаков прозрачные волокна

Сквозят, и на домах безмолвных и пустых

Мерцают тусклые завешенные окна

Зловещей белизной, как очи у слепых,

Всегда открытые безжизненные очи.

Уходит от земли светлеющая твердь.

В такие белые томительные ночи –

Подобен мраку свет, подобна жизни смерть.

Когда умолкнет все, что дух мой возмущало,

Я чувствую, что есть такая тишина,

Где радость и печаль в единое начало

Сливаются навек, где жизни смерть равна.

12 мая 1893, С.-Петербург

«Кроткий вечер тихо угасает…»

Кроткий вечер тихо угасает

И пред смертью ласкою немой

На одно мгновенье примиряет

Небеса с измученной землей.

В просветленной, трогательной дали,

Что неясна, как мечты мои, –

Не печаль, а только след печали,

Не любовь, а только след любви.

И порой в безжизненном молчаньи,

Как из гроба, веет с высоты

Мне в лицо холодное дыханье

Безграничной, мертвой пустоты…

26 августа 1887

Родное

Далеких стад унылое мычанье

И близкий шорох свежего листа…

Потом опять глубокое молчанье –

Родимые, печальные места!

Протяжный гул однообразных сосен,

И белые, сыпучие пески…

О, бледный май, задумчивый как осень!..

В полях затишье, полное тоски…

И крепкий запах молодой березы,

Травы и хвойных игл, когда порой,

Как робкие, беспомощные слезы,

Струится теплый дождь во тьме ночной.

Здесь – тише радость и спокойней горе,

Живешь как в милом и безгрешном сне.

И каждый миг, подобно капле в море,

Теряется в бесстрастной тишине.

1896

«Дома и призраки людей…»

Дома и призраки людей –

Все в дымку ровную сливалось,

И даже пламя фонарей

В тумане мертвом задыхалось.

И мимо каменных громад

Куда-то люди торопливо,

Как тени бледные, скользят,

И сам иду я молчаливо,

Куда – не знаю, как во сне,

Иду, иду, и мнится мне,

Что вот сейчас я, утомленный,

Умру, как пламя фонарей,

Как бледный призрак, порожденный

Туманом северных ночей.

1889

Больной

День ото дня все чаще и грустнее

Я к зеркалу со страхом подхожу,

И как лицо мое становится бледнее,

Как меркнет жизнь в очах, внимательно слежу.

Взгляну ли я в окно, – на даль полей и неба

Ложится тусклое, огромное пятно;

И прежний сладкий вкус вина, плодов и хлеба

Я позабыл уже давно…

При звуках детского пленительного смеха

Мне больно; и порой в глубокой тишине

Людские голоса каким-то дальним эхом

Из ближней комнаты доносятся ко мне.

В словах друзей моих ловлю я сожаленье,

Я вижу, как со мной им трудно говорить,

Как в их неискреннем холодном утешенье

Проглядывает мысль: «Тебе недолго жить!»

А между тем я умереть не в силах:

Пока есть капля крови в жилах,

Я слишком жить хочу, я не могу не жить!

Пускай же мне грозят борьба, томленье, муки

И после приступов болезни роковой –

Дни, месяцы, года тяжелой мертвой скуки, –

Я все готов терпеть с покорностью немой,

Но только б у меня навек не отнимали

Янтарных облаков и бесконечной дали;

Но только б не совсем из мира я исчез,

И только б иногда мне посмотреть давали

На маленький клочок лазуревых небес!

1885

Краткая песня

Порой умолкнет завыванье

Косматых ведьм, декабрьских вьюг,

И солнца бледное сиянье

Сквозь тучи робко вспыхнет вдруг…

Тогда мой сад гостеприимней,

Он полон чуткой тишины,

И в краткой песне птички зимней

Есть обаяние весны!..

1894

На даче

Шумит июльский дождь из тучи грозовой

И сеткой радужной на ярком солнце блещет,

И дачницы бегут испуганной толпой,

И летних зонтиков пурпурный шелк трепещет

Над нивой золотой…

А там, меж бледных ив с дрожащими листами,

Виднеется кумач узорного платка, –

То бабы весело с разутыми ногами

Теснятся на плоту; и звучного валька

Удары по белью над ясными волнами

Разносит далеко пустынная река…

1887

«О, мука вечной жажды!..»

О, мука вечной жажды!

О, тщетная любовь!

Кто полюбил однажды,

Тот не полюбит вновь.

Смиренью учат годы:

Как все, терпи, живи;

Нет любящим свободы,

Свободным нет любви.

Узла ты не развяжешь,

Не сможешь ты уйти

И никогда не скажешь:

«Я не люблю, – прости».

Но жизни злая сила

Навек меня с тобой,

Как смерть, разъединила

Последнею чертой.

Мы любим и не любим,

Живем и не живем;

Друг друга не погубим,

Друг друга не спасем.

И, как о милой тени,

Хотел бы я рыдать,

Обняв твои колени, –

И ничего не ждать.

1914

«Ты ушла, но поздно…»

Ты ушла, но поздно:

Нам не разлюбить.

Будем вечно розно,

Вечно вместе жить.

Как же мне, и зная,

Что не буду твой,

Сделать, чтоб родная

Не была родной?

1914

Возвращение

Глядим, глядим все в ту же сторону,

За мшистый дол, за топкий лес.

Вослед прокаркавшему ворону,

На край темнеющих небес.

Давно ли ты, громада косная,

В освобождающей войне,

Как Божья туча громоносная,

Вставала в буре и в огне?

О, Русь! И вот опять закована,

И безглагольна, и пуста,

Какой ты чарой зачарована,

Каким проклятьем проклята?

И все ж тоска неодолимая

К тебе влечет: прими, прости.

Не ты ль одна у нас родимая?

Нам больше некуда идти,

Так, во грехе тобой зачатые,

Должны с тобою погибать

Мы, дети, матерью проклятые

И проклинающие мать.

1909, Веймар

Загрузка...