Город вокруг детинца был затянут черным дымом. Горели дома, горели постройки, во дворах и на улочках лежали мертвые тела. Беда пришла в Заболонь, большая беда. Враг напал на город, случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Неспокойна русская земля, неспокойно здесь от алчности удельных князей и наместных бояр…
Тимофей чувствовал за собой вину. Не надо было ему идти войной на Захара. Но что случилось, того назад не воротишь. Взял он меч в руки, забросил за спину колчан с тугим луком и длинными стрелами. Темной ночкой перемахнул через низкий частокол городского острога, затем перелез через более высокую ограду детинца, порешил одинокого стражника, ворвался в гридницу – меч наголо, горячая кровь бьет в голову… Никто не уцелел в тереме, где жили дружинники Захара. В том же тереме Тимофей нашел и свою сестру Власту. Вдоволь поиздевались над ней ратники боярские, унижали ее, как могли. Но за то воздалось им сторицей. Не ушел от возмездия и сам Захар, которого Тимофей застал в опочивальне с Ладой в обнимку…
А потом появился боярин Елизар со своим воинством. Как узнал, что нет больше Захара, так и прискакал. Был у него с Тимофеем долгий разговор. После чего поставил Елизар на Заболонь своего наместника – Федота Печника, а дружину его возглавил Тимофей. Не мог Елизар обойти вниманием героя, в одиночку сумевшего положить конец своеволию развратного Захара и его непутевого воинства.
Но не только Елизар хотел занять Заболонь. Свои виды на обезглавленные владения имел другой соседний боярин. Ждан пытался договориться с Елизаром миром – поделить заболонские земли пополам, но, получив отказ, навалился на город всей своей ратью. Еще привел за собой сборное войско из холопов своих. Десятка два конных латников и пять-шесть дюжин из подневольного сословия. А у Тимофея под рукой всего восемь ратников из дружины Елизара. Хорошо, вовремя получил он сигнал об опасности, вовремя завел горожан за стены боярской крепости. И в ополчении у него не меньше полусотни охотников, крестьян и ремесленников. Кто-то из лука горазд стрелять, кто-то топором может рубить, а кто-то вилами готов сражаться с врагом.
– Что делать будем, друже? – спросил Федот.
Как и Тимофей, он был закован в броню – «железная рубаха», нагрудник, боевые перчатки, шлем с кольчужной сеткой, овальный щит с медной бляхой посредине. Он был могуч телом, владел мечом, но еще никогда не приходилось ему оборонять крепости. В набегах участвовал, а под осадой никогда не стоял. Зато Тимофей в свое время полной ложкой хлебнул такой радости. Богатый у него боевой опыт, и воин он сильный – не зря Елизар обласкал его своей милостью. Вернее, сейчас ему приходилось доказывать, что не зря.
– Ополчения у нас довольно, – в раздумье сказал Тимофей. – Но что это против конной дружины? Если с «бараном» пойдут, можем и не устоять…
Пока что пожар бушевал только в городе, на боярском дворе огонь со стрел успешно тушили водой и песком. Возможно, с тем же успехом с огнем будут бороться и впредь. Еда есть, вода тоже, осаду можно держать несколько дней. Там, глядишь, и Елизар со своей дружиной поспеет. Но вряд ли Ждан захочет ждать, когда подойдет против него подмога. Наверняка он уже готовится к штурму. Сквозь дым над городом видно, как ополченцы из его войска тащат к городу большое бревно, слышно, как стучат молоты. Не иначе как Ждан стенобитного «барана» к бою готовит. Таран – штука серьезная, если правильно его построить, то ворота крепости не выдержат. Сначала на штурм пойдут ополченцы, а потом в пробитую брешь хлынет конная дружина. Ратники у Ждана знатные, военному делу в боях обучены.
– Должны устоять, – покачал головой Федот.
– Сделаю все, что в моих силах, – заверил его Тимофей.
– И то дело, – кивнул посадник.
И, сглотнув слюну, предложил:
– Кваску пойдем хлебнем, воевода.
Они спустились с вышки, обошли стены по верхнему ярусу, затем зашли в боярский терем. Там и столкнулись они с Ладой, которую Федот сделал зачем-то ключницей при своем дворе. Впрочем, Тимофей знал, зачем.
Не такой уж честной и беспорочной была она, какой хотела казаться, когда с позором вернулась домой после блудного приключения с Захаром. Пока Тимофей прятался в лесу после первого своего победного сражения с враждебными ратниками, боярин увез к себе в палаты Власту, чтобы надругаться и обесчестить. Лада отправилась к нему – якобы для того, чтобы выручить Власту, но сама оказалась в боярской опочивальне… Теперь вот с Федотом хороводит. И удивляться нечему. Она первая красавица при его дворе, и волос у нее распущенный. Как не приблизить ее к себе, как не приласкать.
– Лада, зорька моя! – просиял Печник и по-хозяйски облапал девушку – обнял за талию, привлек к себе.
Но Лада не стерпела такой вольности, вырвалась из объятий.
– Не хочу с тобой! – гневно нахмурила она густые брови.
– А с кем хочешь? – удивился Федот.
– С ним! – гордо вскинув голову, сказала она.
И взглядом показала на Тимофея.
Она уже знала, за кого ее держат при дворе. И, пожалуй, смирилась с участью первой блудницы. Но, видимо, при этом она считала, что есть у нее право выбирать.
– Думай, что говоришь, девка! – нахмурившись, молвил Тимофей.
Где-то в душе он был тому рад, что Лада тянется к нему, что не боится бросить вызов боярскому посаднику. Но не того она поля ягода, что идти из-за нее на раздор с Федотом.
– Рассорить нас хочешь? – резко спросил он.
– Нет.
Смутившись, Лада опустила глазки. И тем самым немного смягчила его сердце.
– Тогда зачем глупости говоришь?
– Может, потому, что глупая.
– Дурная баба, – благодушно подтвердил Федот. – Потому и дурь на языке… Но если она с тобой хочет, друже, пусть будет с тобой. Если врага одолеешь, так за нее и возьмешься… Вот здесь хорошо браться…
Он попытался хлопнуть Ладу по задним округлостям, но девушка ловко увернулась. Не позволила ему показать, за какие прелести лучше всего взяться рукой. Впрочем, Тимофей сам знал, с чего начать полюбовную беседу с ней. И почему бы не заняться распутной красоткой?.. Вот одержит победу над вражеской ратью, так сразу и займется…
– Вели нам квасу ржаного подать, – обращаясь к ней, распорядился Федот.
Судя по его угрюмо-сосредоточенному виду, он больше не думал о постельных утехах. Квасу бы напиться да обратно на стены.
Лада не заставила себя ждать. Квас был холодным, бодрящим. А сама она так огненно смотрела на Тимофея, что кровь в жилах закипала. Закрыться бы с ней где-нибудь в опочивальне и дать волю своим страстям… Но нельзя расслабляться. Да и на стены спешить надо, враг может начать штурм в любое время.
Он выходил из светлицы, когда уловил позади себя едва уловимый шорох одежд. Это Лада подступила к нему так невесомо легко, что ни одна половица не скрипнула под ее ногами. Только слышно было, как шелестит ее одежда – возможно, оттого, что слишком высоко и быстро вздымается ее грудь от жаркого дыхания. У него едва не закружилась голова от волнующего запаха ее волос и желанного тела… Хоть и срамница она, но как же сильно будоражит чувства и пьянит кровь…
Она легко коснулась его руки. Даже под железом кольчуги он ощутил тепло ее пальцев. По телу пробежал приятный холодок…
– Возвращайся! – прошептала она. – Я буду ждать.
Тимофей не обернулся. И даже отдернул руку, к которой она прикоснулась. Всем видом он давал понять, что ей должно знать свое место. Каждый сверчок – знай свой шесток. Пусть ждет, если хочет. А решать будет он, идти к ней со своей любовью или нет…
Дома окрест детинца догорели, дым рассеялся в сгущающихся сумерках, когда Ждан решился на штурм. Лучники его подневольного воинства осыпали крепость стрелами, а пешие ратники ринулись на приступ, прокладывая себе путь таранным бревном, укрытым деревянной крышей подвижного сооружения. И лестницы в ход пошли, и горящие факелы, которыми вражеские ополченцы попытались вызвать пожар внутри крепости.
Пожара удалось избежать, лестницы были сброшены в крепостной ров, но таран все же сыграл свою пагубную роль в этой кровавой драме. К тому времени Ждан потерял большую часть своих ополченцев, на больше чем на треть сократил численность защитников детинца. Обескровил подвластную Тимофею рать и бросил в бой своих конных дружинников. Двоих всадников удалось выбить из седла стрелами еще до того, как скачущий ураган достиг распахнутых ворот. Еще троих порешили топорами и вилами, когда конная рать протискивалась через проход. Но потом латники запрудили двор, растащили на себя защитников крепости, и пошла такая резня, что страшно было бы стоять на вышке и смотреть, как гибнут люди. Но Тимофей и не стоял на вышке. Рука об руку с Федотом, в окружении уцелевших дружинников, он оборонял вход в боярские палаты.
Вражеские конники спешивались перед высоким, заваленным бревнами крыльцом, сбивались в кучу и с устрашающим воем бросались на обороняющихся воинов. Из окон с плохеньких луков стреляла челядь, но это лишь помогало усмирять малую, но назойливую численность вражеских стрелков, оседлавших взятые стены.
Тимофей знал, чем грозит ему поражение. Умирать он не хотел, поэтому бился как лев, загнанный в угол. Падали замертво его враги, но редели ряды его соратников. Вот и Федот упал, сраженный мечом. Дюжий воин из вражьего племени с воем вогнал ему в живот острый клинок. Но головы на плечах не удержал – срезал ее Тимофей одним махом.
Враг должен был уменьшаться в числе, но латников почему-то становилось все больше. Настал момент, когда Тимофей остался один. Крыльцо удержать он уже не мог, обороняясь, втянулся в сени, спиной уперся в рубленый угол. Израненный, он истекал кровью, но бился изо всех сил, как человек, которому уже нечего терять.
Клинок вражеского меча вонзился ему в правую ногу. Падая на колено, он сумел отогнать супостата. Отбил еще один удар, еще… Но кто-то вознес над ним копье. Этот удар он еще сможет отбить, но дальше все.
Но где-то во дворе тревожно взвыли боевые трубы, послышался чей-то густой взволнованный голос:
– Уходим!
Трое из нападавших ринулись к выходу, но двое других попытались добить обороняющегося воина, оказавшегося в безвыходном, как виделось, положении. Но двое – не пятеро, просвет в грозовой туче вдохновил Тимофея, и он ухитрился покалечить мечом незащищенную ногу одного из своих противников.
Враг отступил. И только он исчез из виду, как Тимофей без чувств рухнул на окровавленный пол.
Очнулся он в своей светелке, в тереме второго этажа боярских палат. У изголовья его ложа сидела Власта с мокрым полотенцем в руке. Чуть поодаль от себя он увидел и Ладу. Она толкла что-то в глиняной ступке деревянным пестом. Комнату заполнял приятный запах целебных трав.
Власта обрадовалась тому, что брат пришел в себя, засуетилась, захлопотала.
– Пятый день уже без чувств лежишь. Совсем плохой был. Лада мазь целебную приготовила. Раны затягиваются, а ты все как не живой. Слава Богу, ожил!..
– А по-другому и быть не могло, – через силу улыбнулся Тимофей.
Огнем жгла рана на боку, ныла рассеченная нога, а прокол на шее от стрелы он почти не чувствовал. И тело, в общем-то, послушно ему – он мог шевелить и руками, и обеими ногами, даже той, которую покалечили в бою. И тело жаром не полыхало, дышалось легко и свободно.
– Тебе без меня худо будет, – сказал он.
Власта поняла, что он имел в виду, и вспыхнула, пряча в подол глаза.
Обесчестил ее Захар со своими паскудниками, отвернулись от нее женихи, злопыхатели тычут пальцем ей в спину. Никому она теперь не нужна, кроме матери, сестры и брата. И насмехаться над ней будут в открытую, если за ее спиной не будет маячить грозная фигура Тимофея. За ним она как за каменной стеной, а без него – пропащая девка. Такая же пропащая, как и Лада. Людям-то все равно, кто по своей воле боярина тешил, а кто насильно…
– Много не говори, тебе силы беречь надо, – подсев к нему, с улыбкой сказала Лада.
– Не тебе указывать, – нахмурился Тимофей.
– Зачем ты так? – осадила его Власта. – Она тебе жизнь спасла своими мазями. Травник тебя боярский лечил, чуть не сгорел ты от его снадобий. А Лада свою мазь приготовила, и жар спал, и раны затягиваются. И говорить уже можешь…
– Пусть говорит, – мило улыбнулась Лада.
Казалось, она ничуть не обиделась на его грубость. Не в ее положении обижаться, мысленно заметил Тимофей.
– Пусть говорит, что хочет. Все равно ему от меня никуда не деться. Я теперь с ним неотступно буду…
Она говорила мягко, ласково, но ее слова звучали как заклятие. Тимофею даже стало не по себе. Никуда ему от Лады не деться… Но успокоился он довольно быстро. Пусть вешается ему на шею, пусть – он будет этому только рад. Только вот на брачный венец пусть не рассчитывает…
Елизар вошел в терем широким, по-хозяйски твердым шагом. С его появлением девушки куда-то исчезли. Власта боялась боярина, а у Лады, видимо, не было желания быть им совращенной. А Елизар хоть и не молод, но до девок, говорят, охоч.
Тимофей уже знал, кому обязан был своим спасением. Это Елизар вспугнул Ждана. Хоть и не совсем ко времени боярин подоспел к городу со своей дружиной, но врага прогнал. Потому и не добили Тимофея, потому и жив он сейчас, хоть и сильно изранен.
– Как жив-здоров? – спросил боярин, похвально глядя на Тимофея. – Думаю, что скоро встану на ноги.
– Давай, давай, время не ждет. Дел у тебя тьма-тьмущая.
– Каких дел?
– Город мы отбили, но Ждан, говорят, новое войско собирать надумал. Неймется ему, Заболонь хочет к рукам прибрать. – А есть то, что к рукам прибирать? Все ж пожгли эти изверги.
– Все, да не все. Лес есть, город заново отстроишь. Крепость укрепишь, острог сильный поставишь. Ждан хоть бросил клич, но я не думаю, что в поход он скоро пойдет. Много ты ему людей порубил, ополовинил его дружину. Холопов он быстро соберет, а гридней добрых так просто не сыскать… И у тебя такая же незадача, дружину тебе собирать надо, ратников учить, стены крепить и высить. Нелегкое это дело, сам должен понимать. Но как бы то ни было, засучивай рукава, брат мой Орлик, и берись за дело. Время, сам понимаешь, ждать не будет… На Заболонь я тебя сажаю, верховодить здесь будешь от моего имени…
– Не могу я так, – покачал головой Тимофей.
– Почему? – натянутыми луками изогнул брови Елизар.
– Потому что недостоин. Не захотят меня люди. Это из-за меня сыр-бор ведь разгорелся. Был бы Захар, не пошел бы Ждан на Заболонь.
– Брось, пустое! – нахмурился Елизар. – Не думай о том, что было. Думай о том, что будет…
– А что будет?
– Большое дело будет! Ждан точит на меня ножи, так мы сами его на ножи поставим. Возьмем его Ревень, посадим своего человека…
– Большая вотчина у тебя будет.
– Что вотчина, – усмехнулся Елизар. – Княжество будет, сам князем стану…
– Высокого полета птица должна высоко лететь.
– Полетим. Вместе полетим. Боярином тебя своим сделаю… Большие замыслы у меня, брат мой Орлик. Власть в Киеве слабая, в Рязани слабеет, брат на брата войной идет, большое княжество на части рвут. И нельзя нам сейчас в дураках остаться. На свою пирожную долю поспеть надо.
– Власть – тяжелое дело, если ее много, надорваться можно.
– Это ты верно рассуждаешь, – кивнул, соглашаясь, Елизар. – Потому и сажаю тебя на Заболонь, что голова у тебя светлая… Много власти слабыми руками не унести. Сила нам нужна. А она – в таких людях, как ты. Чем больше таких молодцев у меня, тем я сильней буду… Ты уж не подведи меня, Орлик. Дам тебе власть, а ты ее, будь добр, удержи…
– Все сделаю, князь. Все как скажешь сделаю…
Елизару понравилось, что его назвали князем. И он сам в ответ польстил Тимофею. – Поскорей выздоравливай, боярин. Сделай вотчину свою крепкой, пусть она костью встанет в горле алчного Ждана…
Самому Елизару алчности было не занимать. Но было бы непростительно глупо указывать ему на это. Каким бы ни был Елизар, какие бы завоевания ни замышлял, он посадил Тимофея на Заболонь, он сделал его первым человеком в городе и окрестных селениях. Пусть и не признана его власть законным рязанским князем, но его достоинства это не умаляет. Будет и власть, будет и признание. Главное, нужно поднять Заболонь, сделать его неприступной твердыней на пути Ждана и ему подобных…