Сомов аккуратно толкнул дверь и вошел внутрь. Остальные потянулись за ним. В квартире было светло и тихо. Подобное случалось за время службы Волкова нечасто. Сказать по правде – никогда не случалось. К моменту его приезда на место происшествия там уже толпилась, угрожая сохранности улик, добрая половина местного отдела внутренних дел, всевозможные проверяющие и ответственные. Работа следователя, она бумажная, и табельный Макаров использовался только на стрельбах, а на дежурствах – скучал на поясе.
Двухкомнатная квартира вмещала самый необходимый набор незамысловатой, но добротной мебели. На стенах – множество картин, всевозможных направлений, размеров и уровней мастерства авторов, в таких же разных рамках, а то без оных. Также в глаза бросилось изобилие книг и журналов. Двери, ведущие в комнаты, отсутствовали.
Практически сразу стало ясно, оружие не понадобится. За письменным деревянным столом черного дерева в спальне сидела хрупкая старушка. Ее голова лежала на поверхности стола, а руки обнимали что-то лежащее на нем. Старушка, казалось, спала, как студентка в аудитории на последнем ряду во время нудной лекции. В целом, представшее их глазам выглядело весьма мирным. Только слишком уж тихим и обездвиженным.
– Она мертва? – спросил, ни к кому не обращаясь, Волков.
Сомов осторожно прикоснулся к шее хозяйки квартиры и мрачно кивнул.
– Не трогай же, – одернул Волков Луненко, который попытался отвести руки умершей, – рация есть, сообщи в дежурку. Пусть шлют еще группу – с дознавателем. А может, и прокурорский следователь понадобится, дверь-то была открыта. И к нашей краже отношения, судя по всему, не имеет.
Здесь все замолчали и заворожено уставились на стол. Из-под широких рукавов старенького домашнего халата участковый выудил-таки открытую черную металлическую шкатулку.
Шкатулка казалась и крепкой – металлической, и хрупкой, как будто кружевной, такими тонкими коваными завитушками она была украшена; четыре ножки изображали лепестки. Но все это было вторично. На красном бархате внутри хранилась внушительная гора крупных страз различной величины и незначительно отличающихся по цвету. Портнихой бабушка была что ли? Но больше в комнате ничто догадку не подтверждало.
Осененный внезапной мыслью, не в силах сдержаться Волков взял горсть страз и поднес их к глазам.
– Это что? – севшим голосом спросил Кеша, – бриллианты?
Следователь перевел глаза на коллегу. Специалистом он, ясное дело, не был. Но камни настоящие видел. Покупал жене – Анжеле перстенек с небольшим бриллиантом. Ну и в Алмазном фонде был когда-то, в студенческие годы. И стразы видел – у дочки на одежде, в игровых наборах разных. Сомнения, однако, сейчас же отступили. Как бы не контрастировала с будничной обстановкой квартиры богатая старинная кованая шкатулка, ее содержимое излучало холодный, надменный свет, заявляя о своей исключительности.
– Похоже на то, – Волков аккуратно высыпал камни обратно и достал рацию, – чем скорее приедет группа, тем лучше.
Постой, капитан, – придержал его руку Луненко.
На несколько мгновений повисла тишина. Все заворожено смотрели на шкатулку.
– Обычная старушка. Одинокая! – сглотнув, продолжил Луненко, поочередно глядя на коллег, – ну умерла, старенькая уже. Никого не удивит отсутствие шкатулки с бриллиантами. Наоборот, их наличие было бы необъяснимым. Квартира-то так себе. Да и дверь открыта была, если что, соседка подтвердит…
Он, не глядя, взял шкатулку со стола, захлопнул крышку, после чего быстро проговорил в рацию:
– Воронеж, ответь Верейску.
– На связи Воронеж, – прокашляла рация.
– Семнадцатый дом по Прохорова, квартира четыреста семьдесят. Открыта, следов взлома нет. Хозяйка без признаков жизни. Надо скорую, ну и дознавателя.
– Понял тебя Верейск, будет группа и доктор, – отключилась рация.
– Давай уберем в твой чемоданчик, – участковый обратился к Кеше совершенно другим голосом, – и идемте уже на семнадцатый, заждались там нас.
Волков мотнул головой, прогоняя навалившийся ступор, и шагнул, вставая между Кешей и Виктором.
– Сейчас же положи, где взял. Я в такие игры не играю. И вам не позволю. Никому.
– Ну и болван. Время дорого, решайтесь, ребята. Не надоело за копейки горбатиться? – Луненко умоляюще смотрел на Кешу и Костю.
– Идемте, пацаны, – Волков уверенно шагнул к двери.
Однако, за ним никто не двинулся. Пришлось обернуться от двери. Неужели?
Кеша безвольно отдал криминалистический чемоданчик Луненко, а тот немедленно засунул в одно из множества отделений шкатулку, вновь захлопнул, вернул хозяину.
– Я в доле, – быстро проговорил Костик.
– Вы… Вы что? Дебилы. Вас посадят, – сказал твердо, насколько мог, следователь.
– Просто ничего никому не говори. Иначе, нас посадят из-за тебя, – с расстановкой зашептал Луненко.
– Слав, ну что ты? – начал было Кеша, с трудом прочистив горло.
– Да пошли вы…
Волков, на него не взглянув, торопливо вышел из квартиры. Было гадко и обидно, и что-то еще. До пятьсот шестнадцатой следователь бежал по лестнице, не оглядываясь. Что делать? Мальчишки, балбесы. Луненко этот, дьявол его забери. И откуда только взялся. А если виноват он сам, Волков? Зачем потащил всех пешком? Самым умным захотел выглядеть. Грудь сжало от нехорошего предчувствия. Как надо поступить? И кто придумал эти деньги, всеобщий эквивалент. Всем они нужны. И Волкову нужны. Но не так. Только не так.
Снова встретились уже на семнадцатом этаже. Ребята, потупив горящие от возбуждения глаза, мялись у входа.
«Знаете что такое «осознание содеянного»? Ну-ну. У вас сейчас только первый час», – думал Волков.
Входная дверь с хитроумными замками – предел технической мысли спасовала перед более примитивной, но не менее прогрессивной мыслью – преступной. Металлические штыри толщиной в большой палец руки, уходившие во все четыре стены, были погнуты. Жилище принадлежало профессору медицины. Выглядело оно скорее нежилым музеем. Здесь шкатулка с бриллиантами смотрелась бы абсолютно гармонично. Огромное пространство было залито светом из английских панорамных окон – от пола до потолка, отражаемым множеством хрустальных капелек люстр, светильников и бра. Везде, где было уместно, складировался элитный алкоголь.